Научная статья на тему 'Космичность бытия в лирике Д. Н. Кугультинова (на примере поэтического цикла «Жизнь и размышления»)'

Космичность бытия в лирике Д. Н. Кугультинова (на примере поэтического цикла «Жизнь и размышления») Текст научной статьи по специальности «Языкознание и литературоведение»

CC BY
196
27
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
Ключевые слова
ПОЭЗИЯ / ФИЛОСОФИЯ / БЫТИЕ / МГНОВЕНИЕ / ВЕЧНОСТЬ / СТЕПЬ / ПРИРОДА / ЧЕЛОВЕК / ЭТНОПОЭТИКА

Аннотация научной статьи по языкознанию и литературоведению, автор научной работы — Топалова (Зумаева) Д.Ю.

Статья посвящена анализу поэзии Д. Н. Кугультинова, в частности, теме «человека и природы». В творчестве поэта - это продолжение разговора об истории народа, философские размышления о бытие, о родине, корнями связанной с восточной цивилизацией.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

Текст научной работы на тему «Космичность бытия в лирике Д. Н. Кугультинова (на примере поэтического цикла «Жизнь и размышления»)»

No 1(28), 2014 г.

ТОПАЛОВА (ЗУМАЕВА) Д. Ю.

КОСМИЧНОСТЬ БЫТИЯ В ЛИРИКЕ Д. И. КУГУЛЬТИНОВА (НА ПРИМЕРЕ ПОЭТИЧЕСКОГО ЦИКЛА «ЖИЗНЬ И РАЗМЫШЛЕНИЯ»).

Аннотация: Статья посвящена анализу поэзии Д. Н. Кугультинова, в частности, теме «человека и природы». В творчестве поэта—это продолжение разговора об истории народа, философские размышления о бытие, о родине, корнями связанной с восточной цивилизацией.

Ключевые слова: поэзия, философия, бытие, мгновение, вечность, степь, природа, человек, этнопоэтика.

Творчество Д. Н. Кугультинова — факт сам по себе исторический. Задача его «как мастера стиха, как мыслителя» (Ч. Т. Айтматов) заключалась в раскрытии богатства духовного мира человека. Поэтому, оставаясь верным особенностям национального мировосприятия, уходящим своими корнями в глубь истории, в фольклор, поэт в то же время поднимается к глобальному мышлению человека XX в. Философская насыщенность произведений Кугультинова особо усиливается «субъективностью», то есть его собственным всеобьемлемущим «Я»: «Кто я такой?» или «Для чего рожден?». Именно этому поэт посвятил свой талант.

В формировании нравственно-философского мировоззрения художника и его морально-этической позиции Давиду Кугультинову, как известно, учителем послужила сама жизнь. Пройдя через многочисленные жизненные испытания и трудности (война, депортация, репрессии), через мучительные переживания и освоение глубин народной морали, поэт, сумев выстоять, постиг сокровенную истину жизни. Неслучайно Ч. Т. Айтматов заметил, что «жизнь поэта заключает в себе многие жизни» [1]. Работа Кугультинова представляет как бы зондирование самых потаенных глубин жизни, о чем свидетельствует смысловая емкость произведений, художественно преобразованная в них философская рефлексия.

Самым ярким примером может послужить поэтический цикл «Жизнь и размышления» (<ЖщрЬл болн ухаллЬн») (1963-1975) — один из наиболее значительных в творчестве поэта. Отдельные произведения из поэтического цикла «Жизнь и размышления» привлекали внимание многих исследователей творчества поэта —Б. А Леонова («Поэзия судьбы народной»), В. Д. Пюрвеева («Гармония души и дарования»), Р. М. Ханинову («Диалог Давид Кугультинов и Михаил Хонинов»), а также статьи Б. А Пюрвеева, Н. Д. Санджиева и др.

Цикл «Жизнь и размышления» содержит пласт произведений глубоких и разнообразных по тематике, тональности, насыщенности, поэтических и философских обобщений, выражающих саму внутреннюю сложность бытия человека и мира. Поэтические медитации, в которых эмоциональное отношение к действительности соединяется с трезвыми раздумьями, с желанием постичь самую суть происходящего вокруг. Яркие и самобытные произведения цикла представляют собой результат размышлений и внутренних переживаний автора о жизни и смерти, о природе, о явлениях бытия и т.д. В общем, круг тем широк и разнообразен. Раздумья поэта о жизни облеклись в нем в новую форму двенадцатистрочника. Сам Кугультинов в «Страницах автобиографии» писал, что в нем он достиг то, к чему стремился, при этом избранный двенадцатистрочный стих требует предельной сжатости мысли и, стало быть, наличия ее. Неслучайно, для всех произведений характерны глубина мыслей, меткость и точность выражения. В этом их художественно-эстетическая сущность. Б. А. Леонов, описывая общую характеристику черт поэзии калмыцкого поэта 1960-1970-х гг., говорил о том, что в стихах этого времени Кугультинов «дает поэтический образ какой-то очень важной мысли, раскрывает сам процесс рождения ее, развития и концентрации» [2]. Тема, основная мысль углубляются от стихотворения к стихотворению, образуются новые эмоциональные и смысловые акценты. Следует отметить, что практически для всех произведений цикла свойствен ярко выраженный дидактический аспект, имеющий самодавлеющее значение. Назидательность у Давида Кугультинова не скрытая, а навязчивая, утомляющая своей монотонностью, и при этом открыто выражающая идеал поэта, мечту об «истинном» и достойном человеке. Но это лишь с одной стороны.

С другой стороны, все стихотворения примечательны тем, что в них проявляет новое качество, несколько противоположное первому, — это психологическая достоверность состояния лирического героя и изобразительная точность. Об этом качестве лирики Д. Кугультинова упоминает А. Г. Салдусова. По мнению исследователя, в цикле представлены «не просто психологически мотивированные лирические ситуации, раскрывающие размышления лирического героя, но нечто такое, что позволяет судить о творчестве Кугультинова не как о созданной логикой, дидактикой поэзии мысли [3]. Познающее сознание калмыцкого художника слова рассматривается как бы через психологическое сознание лирического героя, передающее тонкость внутренних переживаний человека, колеблющихся от состояния разбуженности памяти до сомнений, надежды, ожидания, волнения. Задача данной работы заключается в том, чтобы увидеть, каким образом мировидение автора, являющегося результатом «промежуточной цивилизации между Западом и Востоком»

95

ВЕСТНИК ИНСТИТУТА

[1], выражается в произведениях «Жизнь и размышления», как через чувства и оттенки лирического героя раскрывается идейный потенциал стихотворений, связь человека и природы.

В качестве примера можно выделить несколько произведений цикла: «Когда средь степи одинок...», «Когда, о степь, и впрямь морской стихией...», «Родина» и др. Так, в стихотворении «Когда средь степи одинок...» просматривается генетическая связь с художественным мышлением народа, та реальность, которая, как выразился Ч. Айтматов, исходит из «колыбели древнего мировосприятия». Обратимся непосредственно к тексту произведения:

Когда средь степи одинок Стою над гладкою равниной И чистотой дышу полынной,

Мне чудится, что я - высок.

Я осязаю бесконечность,

Душа моя вмещает вечность.

Где все преграды бытия?!

Неразличимы быль и небыль,

На свете — только степь и небо.

На свете — птицы, степь и я!..

О, счастье духа, счастье тепа!

Простор, не знающий предела [4].

Изображение традиционного пространства, существующее в народной поэзии, поэт подчиняет авторской воле. Изображение мыслительного сюжета образует описываемая динамика эмоционального, психологического состояния лирического героя. Оно выстроено в определенной последовательности восприятия им этой картины. Об этом говорит и композиционное деление двенадцатистрочника как бы на две части: первая часть предполагает постановку проблемы, а вторая ее решение. Строка, открывающая произведение, представляет пространство степи—«гладкая равнина» и «полынная чистота», осязаемая автором. В самом начале произведения (в первых шести строчках) глубокую смысловую нагрузку дает то состояние одиночества, в которое погружен лирический герой. Автором проводится как бы параллель между огромным миром (микро- и макрокосмом) и хрупким человеческим существованием. Однако в тексте стиха она перебивается новыми интонациями, возникающими по мере того, как расширяется диапазон впечатлений героя, пребывающего в степи. Они выражаются в эпитетах, подчеркивающих индивидуальную, субъективную окраску Здесь Кугультиновым четко обозначаются связи по горизонтальной линии и вертикальной. Сначала по горизонтали — «гладкая равнина», «полынная» чистота и затем подъем внимания по вертикали — к небу и парящим там птицам. Таким образом, возникают два пространства: земля и небо. Лирический терой Кугупьтинова находится в центре Вселенной. Истоки своей духовности он черпает в связи с Небом, дарующим гармонию. Он словно на незримых крыльях воспаряет над ним и видит мир во всей полноте и завершенности, протягивает нить между небом и землей. Так возникает один из важных мотивных узлов, мотив равновесия, восходящий к архетипической триаде «небо-земля-челавек». Поэт как бы входит в иной мир и обращается к своей прапамяти, соединяющей в единую целостность прошлое и настоящее («На свете— только степь и небо», «На свете—птицы, степь и я!..»). Архетипическая символика, традиционное соотношение верха и низа здесь абсолютно прозрачны. В этом произведении Д. Кугупьтинова мы находим универсальный опыт наблюдения, который когда-то позволил предкам установить такие взаимоотношения с миром. Присутствие автора в тексте ощущается как точка зрения на мир, которая выстраивает его «модель мира» [5] и художественную реальность, к которой он приходит из «колыбели древнего мировосприятия» (Ч. Айтматов).

Чувство одиночества, присутствующее в душе лирического героя в начале сгихотворения («Когда средь степи одинок...») — это не состояние разлада внутри, отсутствие жизнелюбия, а, наоборот, приближение к гармонии с внешним миром. Об этом убедительно говорит появившееся в нем ощущение внутреннего равновесия, спокойствия и тишины, которое как бы дает возможность вслушаться в себя и в мир, приблизиться к тайнам степи, которые никогда не были открыты для всех. В основе кугультиновской философской концепции без сомнения, лежат заповеди народной духовной мудрости.

Можно отметить, что упомянутый образ тишины также несет непреходящее значение. Радость наслаждения тишиной является непосредственным выражением желания жить, возможностью «просветления» и толчком к озарению. Состояние одиночества лирического героя постепенно отступает. Он ощущает себя частью этой планеты, принимает в себя спокойную уравновешенность природы и словно приходит в равновесие со всеми вселенскими и природными силами. В нем рождается непрерывное чувство бытия. Этот принцип, по сути, остается основой мышления для всех современных калмыцких поэтов, в том числе и для Давида Кугупьтинова.

96

No 1(28), 2014 г.

Смысл приведенных данных в поэзии Д. Кугультинова достаточно прозрачен. Как отмечает А. Г. Салдусова, поэт в данном случае показывает вхождение нового знания в сознание героя через чувственный опыт. «Созерцание степи или сосредоточенное внимание на объекте постепенно раскрывает ему иную степь, он начинает доверять ей. В тексте это выражено появлением новой интонации — строка «дышать чистотой полынной» [3, с. 113] переходит в другую — «мне чудится», которая затем перетекает в более чувственное восприятие — «я осязаю». Таким образом, умственное сознание героя преображается в прямое видение. Открывается бескрайность мира, в центре которого оказывается он сам — «О, счастье духа, счастье тела — /Простор, не знающий предела!». Теперь это не два разных мира, существующих отдельно — мир внешний, отчужденный и мир внутренний. Поэт передает трансформацию сознания лирического героя. Мгновение словно преобразуется в вечность, стираются грани между «былью» и «небылью», они становятся «неразличимы» («О, счастье духа, счастье тела!»). Одиночество исчезает. В данном произведении с поразительной силой «отразилось присущее поэту осознание ценности каждого текущего явления жизни» [6]

В произведении Д. Кугультинов использует психологический параллелизм, где понимание вечности соотносится с высокими помыслами, высотой духовного прозрения. Если ранее все объекты мира воспринимались как внешние (герой просто одиноко стоял в степи), то последние три строки передают процесс внутренних изменений вследствие, возможно, медитативного погружения в себя. Связь с микрокосмом дает ему духовное спасение, рождается новое ощущение бесконечного пространства степи, которое есть «птицы, степь и я» как единое целое, не теряющее своей, присущей ей оригинальности. Можно сказать, что здесь исконное пантеистическое мироощущение, природное пра-единство в определенном смысле сливается с буддийским целостным мышлением. Это пространство является источником жизни. Подобное понимание присутствует и в других произведениях Д. Кугультинова.

Так, например, в стихотворении «Как ты прекрасна, степь моя в апреле!» степь предстает полифоническим явлением, вызывающим целую гамму мыслей и чувств, она неотделима от существования лирического героя. Радостное весеннее пробуждение — одно из мгновений жизни, которое проживает его лирический герой вместе со степью. Только один раз в год, весной, в апреле степь оживает и покрывается тюльпанами. Живопись степи, чистый звонкий воздух, «трель жаворонка», шелест ароматных трав, словно опьяняют человека. Ему кажется, что все вокруг наполняется свежестью, звуками музыки и светом. Предстает таинственная жизнь природы: «<.. .> время замедляет бег, человек обретает присущую ему близость, родство с природой, он живет настоящей жизнью в самом высоком единении со Вселенной» [6]:

Как ты прекрасна, степь моя, в апреле!

Хрустально-звонкий воздух, и простор,

И колокольчик - жаворонка трели!..

Ты - музыка, чьи звуки с давних пор Какой-то гений, в неизвестность канув,

Переложил на живопись тюльпанов.

Как счастлив я, что голос твой пойму,

Что человек я, что душе все чаще Доступна радость красоты щемящей...

Иль человек я только потому,

Что внемлет скрытой музыке душа?..

О жизнь, как ты щедра!.. Как хороша!... [4].

Лирический герой Кугультинова ощущает родную землю как простор и вольность, напитанные содержанием исторической и культурной памятью предков. Именно поэтому только в живой связи со степью находит он хоть временное успокоение. Бесконечный простор степи рождает в нем ощущение вечности. И кажется, он веками рождался в степи. Степь — синоним жизни лирического героя, прибежище в моменты душевного смятения, мир, способный пробуждать высокие мысли и глубокие чувства, понимать и видеть прекрасное, улавливать то, что он никогда не видел и тем более не слышал.

В стихотворении «Бегут на берег из глубокой мглы...» вновь обнаруживается сокровенная связь субъекта с природой. Человек, считая себя составной частью великой матери-природы, вновь пребывает в состоянии покойного созерцания, ощущая родство с этим миром, чувствуя себя частью этого космоса. Только в живой связи с природой находит он временное успокоение, безудержность и внутреннюю безмятежность. Он не относится к ней как к постороннему предмету Он воспринимает ее как нечто целое, нераздельное с ним — он тонет в ней. Тают обыденные заботы и мысли, «тускнеют», «мельчают» и «таят» все «печали» и проблемы. Человек сам становится вечностью:

97

ВЕСТНИК ИНСТИТУТА

Стою смотрю в рокочущий простор,

И все мои заботы, все печали,

Те, что меня томили до сих пор,

Внезапно потускнели, измельчали,

Истаяли, со мной теряя связь...

Их словно не бывало отродясь [4].

В данном случае «рокочущий простор» является метафорой пространства жизни, которое создается сознанием человека. Бесконечный простор степи рождает в нем ощущение вечности. Кажется, он веками рождался в степи. Степь—синоним жизни лирического героя, его любовь, прибежище в моменты душевного смятения, мир, способный пробуждать высокие мысли и глубокие чувства. Лирический герой стихотворений входит в унисон с ритмом и дыханием природы и начинает чувствовать музыку вечного движения, в нем проявляется особое качество души. Она становится способной слышать голос степи, ее «скрытую» мелодию звуков, пробуждающей другие чувства, другие эмоциональные краски. В душе героя вновь, как и в стихотворении «Когда средь степи од инок...», появляется ощущение внутреннего равновесия и тишины. Оно не только выражает авторское мировосприятие, его личную позицию, но и содержит в себе народное миропонимание, нечто близкое национальному сознанию и самосознанию, заключает целую художественную концепцию о гармонии мира. Чуткость души лирического героя становится условием его внутренней силы, которая идет от земли, от степи. Она делает его сильным и стойким: растворение в бескрайности бытия

Как счастлив я, что голос твой пойму,

Что человек я, что душе все чаще Доступна радость красоты щемящей...

Иль человек я только потому,

Что внемлет скрытой музыке душа?..

О жизнь, как ты щедра!.. Как хороша!.. [4].

Музыка души, как красота и гармония — эта основа духовной жизни. Они не являются самоценными понятиями, к которым должно стремиться как к идеалу, находящемуся где-то вне человека. Они взрастают в душе, готовой принять эти дары. Гармония звуков, именуемая Кугультиновым «скрытой музыкой», представляет собой естественную и вечную гармонию мира, постижение глубинных тайн бытия, тайную связь со Вселенной, несущую его лирическому герою духовное спасение и внутреннюю гармонию с самим собой. Таким образом, в этом двенадцатистрочнике наиболее полно сконцентрирована идея о гармонии мира и самоценности всего сущего. Природа и человек едины, и закон этот для восточного человека является естественным.

Подводя итог по данной статье, можно прийти к выводу, что природа является не просто объектом созерцания, она лишена объектного значения. Лирический герой Кугультинова не наблюдает природу, а переживает внутри чувство гармонии и единства. Он пытается проникнуть в ее тайны, преодолеть разъединение с ней, возвышаясь над суетными страстями, проникаясь добротой и всеохватной любовью к миру. В творчестве поэта суть человека, его предназначение, связь с природой рассматриваются в традиционном ключе и осмыслении. По главной сути его волнуют отношения: человек—вселенная, человек — природа, человек — вечность.

1. Айтматов Ч. Т. «В соавторстве с землею и водою...» // Кугультинов Д. Н. Собрание сочинений: в 3-х т. Т. 1. Стихотворения и поэмы / пер. с калм. М.: Худож. лит., 1988. 447 с.

2. Леонов Б. А. Поэзия судьбы народной. Элиста. Калм. кн. изд-во. 1970. 94 с.

3. Салдусова А. Г. Мгновение и вечность в художественном мире Д. Кугультинова // Ойраты и калмыки в истории России, Монголии и Китая: материалы Междунар. науч. конф. / РАН, КИГИ. Элиста, 2008. ч. 2. С. 109-116.

4. Кугультинов Д. Н. Собрание сочинений. В 3-х т. / пер. с калм. М. Худож. лит. 1988. Т. 1. Стихотворения и поэмы. 447 с.

5. Гачев Г. Д. Национальные образы мира: Общие вопросы. Русский. Болгарский. Киргизский. Грузинский. Армянский. М.: Совет, писатель, 1988. 368 с.

6. Пюрвеев В. Д. Гармония души и дарования (Лирика Давида Кугультинова). Элиста. Изд-во КГУ, 2000. 132 с.

98

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.