CC BY
146
jifipflinrrtbi ошстьшюю тыт
Е.А.Лазарев
КОРРУПЦИЯ И ПОЛИТИЧЕСКАЯ СТАБИЛЬНОСТЬ: ИНСТИТУЦИОНАЛЬНАЯ ПЕРСПЕКТИВА1
Ключевые слова: коррупция, политическая стабильность, неоинституционализм
Введение
1Я признателен участникам Московского семинара по институциональному анализу Института Рональда Коуза и обсуждения в Центре исследований модернизации Европейского университета в Санкт-Петербурге за ценные комментарии к ранним версиям работы.
В последнее время в политических исследованиях стало хорошим тоном предварять объяснение теоретических построений или представление результатов эмпирических расчетов яркими живыми примерами. Политическое значение коррупции и ее противоречивую связь со стабильностью режимов, являющиеся предметом моего исследования, прекрасно иллюстрируют недавние события в Кыргызстане.
7 апреля 2010 г. на волне антиправительственных выступлений в стране произошла очередная революция. После кровопролитных столкновений между оппозицией и силовыми структурами президент К.Ба-киев был свергнут. Причинами волнений, вылившихся в государственный переворот, были резкое ухудшение положения населения, вызванное, в частности, ростом цен на свет и тепло, раскол внутри правящей элиты и нарастание авторитарных тенденций в политической жизни. Бакиев, вознесенный к власти так называемой Тюльпановой революцией марта 2005 г., спровоцированной потоком критики в адрес А.Акаева, которого обвиняли в коррупции и клановости, превзошел прежнего президента по всем показателям. Спустя некоторое время в стране установилась «диктатура коррупции»: взятки, «откаты», кумовство, назначение на ключевые посты родственников и друзей президента, переход под контроль семьи Бакиева всех доходных отраслей экономики, «покупка голосов», фальсификации на выборах и т.д. и т.п. стали основой нового режима. Правительство использовало коррупцию в качестве средства удержания власти, покупая лояльность тех, кто от нее выигрывал. Однако такая стратегия привела к краху. Почему это случилось? Возможный вариант ответа заключается в клановой структуре Кыргызстана, делении его политической элиты на представителей севера и юга. Бакиев, выходец с юга, опирался на южные кланы — они получили все основные государственные посты и, соответственно, контроль над коррупционными потоками. Ввиду относительного дефицита ресурсов интересы северных кланов режим удовлетворять не мог. Поэтому правомерно предположить, что политическая нестабильность, приведшая к падению режима Бакиева, была обусловлена не только массовым недовольством бедностью и коррупцией, но и исключением из процесса
50
‘ПОАШ” № 1 (60) 2011
ЛАРШАЫ ОЫИКШЮГО РШШ
2 Bueno de Mesquita et al. 2003.
3 Huntington 1968. Русский перевод см. Хантингтон 2004.
распределения коррупционных доходов значимой части политической элиты.
Данная работа посвящена анализу взаимного влияния коррупции и политической стабильности. Увеличивает ли коррупция политическую нестабильность или же политическая нестабильность способствует повышению уровня коррупции? В более широком плане в настоящем исследовании предпринята попытка найти ответ на фундаментальную проблему изучения политики, поднятую Б.Буэно де Мескита и его коллегами2: почему коррумпированные лидеры, проводящие неэффективные государственные курсы, могут сохранять свою власть очень долго? Логика политического выживания показывает, что в некоторых случаях плохое управление (policy) бывает хорошей политикой (politics). Изучение коррупции как инструмента борьбы за политическое выживание имеет большой познавательный потенциал. Представляется, что оно способно дать более наглядный и очевидный материал для понимания стратегий политического выживания в «слабых» государствах, нежели исследование налогообложения либо правительственных расходов, на которых концентрируется внимание в абсолютном большинстве работ по стратегиям удержания власти.
В общем виде коррупция — это злоупотребление государственной властью ради частной выгоды. Коррупция включает в себя не только взятки и «откаты», но и практики более высокого уровня: «захват государства» (влияние групп интересов на формирование государственной политики) и «захват бизнеса» (установление неформального контроля государства над различными секторами экономики через прямое административное вмешательство или незащищенность прав собственности). В данном исследовании коррупция трактуется как политический институт — устойчивый тип политического поведения, выражающийся в особой системе коллективных действий. Коррупция как политический институт задает «правила игры» для властных элит, определяет рамки взаимодействия государства и групп интересов. Коррупцию можно рассматривать как «институциональную ловушку» — неэффективное равновесие, при котором акторам невыгодно менять свои стратегии.
В свою очередь, политическая нестабильность есть отражение динамики политического процесса. Как показал С.Хантингтон3, стабильность относится к числу наиболее важных, ключевых характеристик политических систем в модернизирующихся странах, поскольку от нее зависит возможность управления социальными процессами. Нестабильность выражается в высокой вероятности смены правительства или даже политического строя с помощью неконституционных средств, таких как революция и государственный переворот, а также в различных проявлениях политического насилия — от гражданской войны до терроризма.
Основная гипотеза исследования состоит в том, что между коррупцией и политической нестабильностью существует нелинейная связь. Чем выше уровень политической нестабильности, тем выше уровень
ТЮАПШГ № 1 (60) 2011
51
____________парашмы оышсшюго mmm____________________
коррупции в стране. Однако в «слабых» государствах очень высокая стабильность также ведет к росту коррупции. Под «слабым» понимается государство с низким административным потенциалом, отсутствием верховенства закона и незащищенностью прав собственности.
Предполагается, что политическая нестабильность и коррупция суть побочные эффекты решения проблемы координации внутри политической элиты. Правящая группа использует коррупцию как стабилизирующий механизм в условиях значительной политической неопределенности и угрозы политического насилия. Таким образом, логика политического процесса в «слабых» государствах определяет сложную каузальную связь коррупции и политической нестабильности. С одной стороны, коррупция снижает уровень легитимности политического режима, с другой — позволяет правящей группе сокращать трансакционные издержки, контролировать бюрократию и с помощью стратегии «разделяй и властвуй» покупать лояльность значимых в политическом отношении социальных групп.
Научный контекст
4 Huntington 1968.
5 Myrdal 1968.
6 Shleifer, Vishny 1993.
По проблемам коррупции и политической стабильности написано несчетное количество книг и статей. Я остановлюсь только на наиболее важных из них, задающих научный контекст проблемы.
В 1968 г. вышла в свет книга Хантингтона «Политический порядок в меняющихся обществах»4, заложившая основы изучения как политической стабильности, так и политической роли коррупции в модернизирующихся государствах. В работе указывалось на необходимость шкалирования государств по степени их управляемости, которая определяется соотношением между уровнями социальной мобилизации и политической институционализации. Разрыв между этими параметрами, обусловленный процессами модернизации, ведет к политической нестабильности. Здесь же была выдвинута получившая впоследствии широкое распространение идея о том, что в модернизирующихся обществах коррупция выполняет важные экономические, социальные и политические функции. По заключению Хантингтона, «вскормленная» модернизацией коррупция позволяет преодолевать жесткость политической и социальной организации общества, будучи тем «маслом», благодаря которому «колеса экономики» движутся быстрее.
Оппонентом Хантингтона по вопросу о роли коррупции в модернизирующихся обществах выступил известный экономист Г.Мюрдаль. Проанализировав на материале восточноазиатских стран влияние коррупции на ситуацию в экономической и политической сферах, Мюр-даль пришел к выводу, что именно коррупция лежит в основе порочного круга нищеты в развивающихся странах5.
Заочный спор двух ученых стимулировал бурный интерес к коррупции и появление многочисленных теоретических и эмпирических исследований по этой проблематике. Существенный вклад в ее разработку внесли А.Шлейфер и Р.Вишни6, показавшие, что слабые, неус-
52
ТЮАПТ1КГ № 1 (60) 2011
ЛАРШАЫ ОЫИКШЮГО РШШ
7 Mauro 1995.
8 Rose-Ackerman
1978.
9 Klitgaard 1988.
10 См., напр. Tanzi 2002.
11 Treisman 2000.
12 Acemoglu et al.
2004.
тойчивые правительства сильнее подвержены коррупции, которая, в свою очередь, негативно отражается на экономическом росте. П.Мауро7 раскрыл эту тему более детально, продемонстрировав, что коррупция негативно влияет на экономический рост через снижение инвестиционной привлекательности. Мауро рассматривал коррупцию как институциональный фактор; кроме того, им был поставлен вопрос о связи между политической стабильностью и эффективностью управления.
Начало традиции политэкономических исследований коррупции положила С.Роуз-Аккерман8, отталкивавшаяся от модели «принципал-агент». Р.Клитгаард9 представил наиболее авторитетное исследование по проблемам борьбы с коррупцией. На сегодняшний день общепризнанно, что для эффективной борьбы с коррупцией необходимо выявить факторы, ее обусловливающие. В этом плане особого внимания заслуживают работы В.Танци10, в которых на большом объеме эмпирического материала проверяются гипотезы относительно влияния различных факторов на уровень коррупции. Определяющим фактором ученый считает степень государственного вмешательства в экономику, уточняя, что решающее значение имеют регулирование, налогообложение, государственные расходы, качество бюрократии и уровень институционального контроля.
Д.Трейсман11 провел систематическое эмпирическое исследование факторов коррупции по всем странам мира. К ключевым факторам он отнес уровень экономического развития, религиозную традицию, политическую децентрализацию, степень либерализации внешней торговли, природные ресурсы, опыт демократического правления. На основе тестирования серии регрессионных моделей Трейсман пришел к заключению, что политическая стабильность не оказывает серьезного, то есть статистически значимого, влияния на уровень коррупции. Однако ни одна из его моделей не была в состоянии объяснить уровни коррупции в таких странах, как Италия, Индонезия, Мексика, Египет, Таиланд, Гаити, Заир и т.п.
Проблемы с объяснением ряда интересных случаев, а также последние достижения в области изучения механизмов политического развития определяют потребность в дальнейших исследованиях. Д.Асем-оглу с соавторами12 открыли новую страницу в анализе соотношения коррупции и политического процесса, посредством формального моделирования показав, что клептократические режимы, то есть режимы личной власти, ориентированные на использование ее в целях извлечения прибыли, могут поддерживать свое существование, покупая лояльность возможных оппонентов. Исследования Асемоглу и его коллег подготовили фундамент для формирования нового направления на стыке экономики и политической науки, которое получило название «политическая экономика».
В данной работе используется стандартное допущение политической экономики, согласно которому политики ведут себя оппортунистически, то есть пекутся прежде всего о своем положении и той ренте,
ТЮААШ” № 1 (60) 2011
53
__________парашмы оышсшюго mmm_________________
которую оно может обеспечить. Политическая нестабильность отражает вероятность сохранения политической власти, коррупция же является наиболее очевидным примером «хищнической политики государства», то есть поиска политической ренты. Однако политика существует не в вакууме, поэтому далее коррупция и стабильность будут представлены в их институциональной «оболочке».
Теоретические
рамки
13 См. Knack, Keefer 1995.
1/4 North 1981.
15 Putnam 1993.
116 Olson 1993.
Я упоминаю здесь только по одной — самой яркой — работе, представляющей каждый из подходов.
На самом деле по каждому из них можно собрать библиотеку. Д.Норт, например, внес вклад в развитие всех трех подходов.
17 La Porta et al.
1999.
118 Acemoglu 2003.
Теории неэффективных институтов. С тех пор как большинство исследователей согласилось с тем, что «институты имеют значение»13, изучение влияния институциональных факторов на экономическое и политическое развитие стало доминирующим направлением в политической экономике. Данное исследование нацелено на анализ взаимного влияния коррупции и политической нестабильности в контексте теории неэффективных институтов.
Имеются три основных подхода к объяснению институционального развития. Экономисты видят в институтах отражение экономического развития, то есть, с их точки зрения, институты появляются тогда, когда выгоды от их внедрения превышают трансакционные издержки14. В рамках концепций, ориентированных на культуру, институты рассматриваются как отражение традиций, установок и ценностей социальных групп или нации в целом15. Политическая теория трактует институты как установления тех, кто контролирует политическую власть, для максимизации личных ресурсов и повышения вероятности собственного политического выживания16.
Суммировав достижения трех упомянутых подходов, Р. Ла Порта с соавторами17 провели комплексное эмпирическое исследование, призванное дать ответ на вопрос о том, какие институты определяют качество управления. К ключевым факторам, отражающимся на качестве управления, были отнесены уровень экономического развития, юридическая система и религиозная традиция. Но хотя эти факторы, безусловно, играют весьма важную роль, они не охватывают динамики политического процесса, от которой во многом зависят направление и интенсивность институциональных изменений.
Раскрывая недостатки экономического и культурного подходов к объяснению возникновения и функционирования институтов, Асем-оглу выдвинул логически стройную теорию влияния политического процесса на институты18. Согласно его заключению, неэффективные институты устанавливаются в интересах тех, кто контролирует политическую власть, в целях максимизации их собственной полезности. Иначе говоря, институциональный выбор и устойчивость институтов определяются политическим конфликтом между элитой или, точнее, правящей группировкой и остальным обществом. Альтернативная концепция, которую Асемоглу называет «политической теоремой Коуза», предполагает, что независимо от того, кто контролирует политическую власть, в обществе будут возникать наиболее эффективные институты.
54
ТЮАПТ1КГ № 1 (60) 2011
19 Mauro 2004.
20 Olson 1993.
21 Shleifer, Vishny 1993.
____________паршаы ОШСМЮГО ршт__________________________
В соответствии с «культурной» модификацией этой концепции, институциональные различия между государствами суть следствия ценностных различий, ибо институты отражают ценности населения. На простом примере сравнения Гонконга и Индонезии Асемоглу показывает, что обе концепции несостоятельны, ибо трудно поверить, что коррупция и административное вмешательство в экономику отвечают ценностям жителей Индонезии. Таким образом, приходится признать, что в отсутствие сильных формальных институтов «Коуз» уступает место «Макиавелли», то есть политика начинает играть решающую роль. Когда формальные институты слабы, их вытесняют неформальные институты. Одним из наиболее значимых неформальных институтов, конкурирующих с формальными институтами и вытесняющих их, является коррупция.
Во многих странах коррупция была и остается важнейшим социальным и экономическим институтом. По мнению Мауро19, ее устойчивость объясняется тем, что индивиды не имеют стимулов бороться с коррупцией, даже если все от этого выиграют. Другими словами, коррупция формирует «институциональную ловушку» — неэффективное равновесие, при котором ни у кого нет стимулов для изменения своего поведения. Коррупция и политическая нестабильность рассматриваются Мауро как две стороны одной медали, иллюстрирующие взаимное усиление различных аспектов институциональной неэффективности.
Коррупция как стратегия правящих групп. Для понимания природы политического процесса в «слабых» государствах наиболее продуктивной является концепция М.Олсона20, основанная на осмыслении различий между «кочующим» и «оседлым» («стационарным») бандитом. «Кочующий бандит» в ситуации анархии, то есть крайней неопределенности, просто грабит население. Бандит «оседлый», осознавая преимущества стабильности, устанавливает монополию на насилие на определенной территории и извлекает из нее прибыль, обеспечивая своим «подданным» известный уровень защиты, повышающий стабильность. Однако, как показывает Олсон, если «оседлый бандит» чувствует угрозу своей монополии, его временной горизонт сужается, и он начинает вести себя «хищнически», id est подобно «кочующему бандиту». Иначе говоря, уровень неопределенности является ключевым фактором, влияющим на выбор стратегии доминирующим актором. Коррупция — одно из самых наглядных выражений стратегии «хищнической политики», хотя существуют и более сложные формы, такие как налогообложение и регулирование.
Теоретической основой объяснения коррупции как следствия политического процесса выступает работа Шлейфера и Вишни21, где описываются три главные модели бюрократической организации: монополистическая система, система независимых монополий и конкурентная система. Последняя модель соотносится скорее с лоббистской политикой групп интересов в развитых демократиях, в то время как первые две
ИОЛППКГ № 1 (60) 2011
55
22 Robinson 2001.
23 Przeworzski et al.
2000.
2/4 Robinson 2001.
25 Bueno de Mesquita et al.
2003.
26 Wintrobe 1998.
27 Acemoglu, Robinson 2006.
____________парашмы оышстьшого mmm_______________________
определяют два узловых сценария функционирования института коррупции в зависимости от уровня политической стабильности. Монополистическая коррупционная структура воспроизводится в странах, где политическая элита способна контролировать бюрократию, то есть в случае безраздельного господства «оседлого бандита». Лучшим примером здесь служит СССР, где коррупционный рынок, будучи весьма значительным, действовал в рамках, установленных компартией и КГБ. Система независимых монополий возникает тогда, когда государство не способно поддерживать политический порядок, в результате чего разнообразные «кочующие бандиты» начинают использовать слабость государства в своих целях. Наиболее яркие современные примеры такого положения вещей дают Сомали и Афганистан.
Коррупция существует во всех странах, однако ее уровень зависит от институциональной структуры и социальных условий. Дж.Робин-сон22 выделяет следующие факторы, способствующие «хищническому поведению»: нестабильность, определяемая степенью легитимности режима и уровнем политической мобилизации социальных групп; наличие богатых запасов природных ресурсов; слабое развитие человеческого капитала; выгодность пребывания у власти.
В большинстве исследований влияние нестабильности на коррупцию обусловливается сужением временного горизонта правящей элиты и бюрократии. Так, согласно А.Пшеворски23, чем ненадежнее положение правителя, тем скорее он попытается извлечь прибыль из своего пребывания у власти. И наоборот: когда вероятность сохранения власти достаточно высока, правитель может позаботиться об экономическом благополучии граждан, что еще больше усилит его позиции. Тем не менее все не так просто. В работе Робинсона убедительно показано, что связь гораздо сложнее и, когда временной горизонт отодвинут слишком далеко, у правителей тоже возникают стимулы к «хищническому пове-дению»24.
Таким образом, ключевое значение для политического развития имеют институциональный выбор и стратегия элитных групп. По заключению Буэно де Мескита и его соавторов25, стратегии политического выживания правящих элит ограничены двумя основными сценариями — стимулированием экономического роста посредством эффективного управления и поиском поддержки со стороны «ближнего круга», обеспечивающего устойчивость власти. Р.Уинтроб, изучавший политическую логику диктатуры, выделил две другие стратегии, направленные на удержание власти: репрессии и обеспечение лояльности26. Данный подход тесно соотносится с теорией «революционного ограничения», разработанной Асемоглу и Робинсоном27. Согласно этой теории, свобода рук правителя ограничена страхом перед революцией. И поскольку диктатор не знает уровня поддержки режима и вероятности свержения путем революции, при определении своей стратегии он всегда оказывается перед выбором между репрессиями и попыткой добиться лояльности.
56
ТЮАПТ1КГ № 1 (60) 2011
28 Acemoglu et. al.
2004.
ЛИРШАЫ ОШСМЮГО РШШ
В соответствии с представленными выше теориями, диктатору или правящей элите необходимо найти механизм снижения неопределенности и обеспечить лояльность наиболее значимых в политическом отношении групп. Ключевой тезис настоящей работы состоит в том, что во многих «слабых» государствах коррупция направлена на решение именно этих задач. При высоком уровне политической нестабильности или даже анархии коррупция выступает в роли адаптационного механизма и используется элитами и бюрократией как средство компенсации за риск. При высоком уровне политической стабильности, помимо сокращения трансакционных издержек внутри правящей группы и награждения сторонников, коррупция служит инструментом контроля над бюрократией и бизнесом и обеспечения лояльности политически значимых групп.
Контроль над бюрократией и бизнесом достигается через так называемый «механизм заложников». Все вовлеченные в коррупционный рынок получают определенную прибыль, но при этом попадают в зависимость от карательных органов. Тем самым коррупция создает основу для политики «кнута и пряника». «Кнут» может быть применен ко всем, кто решится выступить против режима, и примеры многочисленных избирательных антикоррупционных дел против оппозиционеров лучшее тому подтверждение. Выгода же от участия в коррупции образует «пряник».
Наиболее показательный случай использования данной стратегии — современный Китай, где удивительным образом сосуществуют массовая коррупция и жесточайшие санкции (смертная казнь) за нее. В результате все бюрократы и бизнесмены оказываются под контролем у властей. Более того, в Китае регулярно проводятся шумные антикоррупционные кампании, служащие, кроме всего прочего, сигналами для бюрократии и бизнеса.
В русле описанной логики коррупция может быть осмыслена как эндогенный по отношению к политической структуре институт, необходимый для поддержания равновесия между различными элитными группами. Коррупция позволяет, с одной стороны, извлекать дополнительную прибыль из пребывания у власти, а с другой — покупать лояльность социальных групп.
Логическим завершением стратегии по использованию коррупции в политических целях являются клептократии. Несмотря на тотальную коррумпированность и неэффективность, такие режимы могут существовать очень долго, поскольку, как показывает исследование Асемог-лу и его коллег28, коррупция усиливает проблему координации действий оппозиции, тем самым позволяя правящей элите реализовать стратегию «разделяй и властвуй».
Анализ теоретических моделей подводит к заключению, что коррупция не всегда сопряжена с политической нестабильностью и может воспроизводиться и использоваться для поддержания власти в очень стабильных режимах. Из стратегии правящих групп коррупция может
ИОЛППКГ № 1 (60) 2011
57
_____________парашмы оышсшюго mmm__________________________
превратиться в самоподдерживающийся политический институт. Решающую роль в этом процессе играют целевая установка элит на максимизацию собственной полезности и стремление правящей группы контролировать бюрократию и возможных оппонентов. Неполнота информации в политическом процессе повышает уровень неопределенности, что, в свою очередь, заставляет акторов еще более жестко следовать своим стратегиям.
«Правила игры» в «слабом» государстве. При объяснении соотношения коррупции и политической стабильности большим потенциалом обладает теоретико-игровой подход. Моделируя политический процесс, я делаю несколько допущений, которые можно рассматривать как «правила игры» в «слабых» государствах.
1. Нахождение у власти является наивысшей ценностью.
2. Власти противостоит оппозиция, включающая в себя некий континуум граждан. Для удержания власти правительство должно создать «выигрывающую коалицию», то есть обеспечить себе необходимую и достаточную поддержку (не обязательно охватывающую большинство).
3. Коррупция выгодна тем, кто в ней участвует, и обременительна для остальных. Восстание против власти в принципе обременительно для всех.
4. Существуют две альтернативные стратегии, которые может использовать правительство по отношению к оппозиции, — подкуп и подавление, а также два варианта государственного курса — установление коррупционного рынка и проведение политики в интересах большинства через стимулирование экономического роста. Ниже представлена элементарная модель взаимодействия власти и оппозиции, описывающая политический процесс в «слабых» государствах.
В игру вступают два игрока — правительство G и оппозиция O. Правительство обладает политической властью, ценность которой равна P. Оппозиция, состоящая из некоторого континуума S, располагает определенным политическим капиталом, средний уровень которого равен W. Правительство делает ход и выбирает стратегию по отношению к оппозиции, решая, что ему выгоднее — подавить ее либо подкупить, включив в коррупционную сеть. Если правительство выбирает коррупцию, оно должно поделиться с оппозицией некоей частью своего дохода — С. Если же оно выбирает репрессии, то теряет R из-за необходимости поддерживать репрессивный аппарат. В свою очередь, оппозиция выигрывает C от коррупционной стратегии и проигрывает R при репрессиях. Предполагается, что R > С. Параллельно с правительством собственную стратегию определяет и оппозиция, выбирая между восстанием и лояльностью. Ходы совершаются одновременно, так как ввиду отсутствия каналов политической коммуникации в «слабых» государствах неизбежно возникает игра с неполной информацией. Успешное
58
ТЮАПТ1КГ № 1 (60) 2011
ЛАРШАЫ ОЫИКШЮГО РШШ
восстание и свержение правительства принесет оппозиции политическую власть, при этом потери от самого восстания составят г. Свергнутое правительство окажется банкротом Z (как в казино). Вероятность свержения коррумпированного правительства равна X, вероятность свержения жесткого правительства, проводящего репрессии, — Y. Поскольку издержки восстания в первом случае значительно ниже, а мобилизация проще, X > Y. Игра в развернутой форме отображена на рис. 1.
Рисунок 1 Правительство и оппозиция
о
G
О
о
В случае если бы ходы делались последовательно, а сама игра повторялась, ее участники, скорее всего, пришли бы к равновесию, при котором правительство поддерживало бы стабильность, подкупая оппозицию. Однако отсутствие достоверной информации о намерениях противника приводит к тому, что выбор игроков зависит от соотношения их «чистых» стратегий. Выигрыши обоих игроков отражены в табл. 1.
Выбор правительства зависит от соотношения между выигрышем от коррупции (P— C)+(1—X)(P— C) и выигрышем от репрессий (P—R) + (1—Y)(P—R). Хотя при коррупции вероятность утраты власти выше, чем при репрессиях, правительство скорее выберет первый вариант, поскольку поддержание репрессивного режима сопряжено с большими издержками: R > C и R/C > X/Y.
Выбор оппозиции определяется соотношением выигрышей и издержек от восстания (1—X)(P—C)+(1—Y)(P—R) и сохранения лояльности
ИОЛППКГ № 1 (60) 2011
59
Таблица 1
Эмпирический
анализ
29 Kaufmann et. al.
2009.
лирмпглы оышстьшого рштпа
Выигрыши игроков
Оппозиция
Лояльность Восстание
Правительство Коррупция P—C; (W+C)/S (1-X)(P-C); X(P—r)/S
Репрессии P-R; (W-R)/S (1-Y)(P-R); Y(P—r)/S)
(W+C)+(W-R), а это соотношение, в свою очередь, зависит от значения параметров политической игры и величины оппозиции. Наиболее важным параметром является объем ресурсов, которые власть может и готова потратить на покупку лояльности. Можно предположить, что более богатые страны, прежде всего страны, богатые природными ресурсами, добьются большего успеха в обеспечении лояльности оппозиции. Величина оппозиции, косвенно свидетельствующая о степени сплоченности оппозиционных сил (чем группа меньше, тем она сплоченнее), может быть обусловлена размерами страны, степенью политической децентрализации, уровнем экономической свободы и государственного вмешательства в экономику, этническим, религиозным, лингвистическим разнообразием.
При рассмотрении абстрактной игры довольно трудно определить доминирующие стратегии игроков, однако очевидно, что равновесие более вероятно в ситуации, когда правительство коррумпировано, а оппозиция настроена на восстание, и в случае подкупа оппозиции. Таким образом, стратегии акторов, заданные параметрами игры (политического процесса), могут привести к появлению как стабильного, так и нестабильного коррумпированного режима.
Несмотря на то что «игровая» модель довольно хорошо раскрывает логику связи между коррупцией и динамикой политического процесса, она носит сугубо умозрительный характер и является серьезным упрощением. Гипотезы, вытекающие из теоретических построений, требуют эмпирической проверки. Результаты такой проверки будут представлены в следующем разделе.
Переменные и база данных. При проведении статистических вычислений я опирался на базу данных, собранных в рамках проекта Всемирного Банка «Governance Matters VIII»29. В анализ были включены показатели за 2008 г. для 122 «развивающихся» стран (Афганистан, Албания, Алжир, Ангола, Аргентина, Армения, Азербайджан, Бахрейн, Бангладеш, Беларусь, Бенин, Бутан, Боливия, Босния и Герцеговина, Ботсвана, Бразилия, Бруней, Буркина-Фасо, Бурунди, Венесуэла, Вьетнам, Демократическая Республика Конго, Габон, Гаити, Гайана, Гамбия,
60
ТЮАППКГ № 1 (60) 2011
_____________ПАРШАЫ ОЫИКШЮГО РШШ___________________________
Гана, Гондурас, Гватемала, Гвинея, Гвинея-Бисау, Грузия, Джибути, Доминиканская Республика, Египет, Замбия, Зимбабве, Индия, Индонезия, Иордания, Ирак, Иран, Йемен, Казахстан, Катар, Камбоджа, Камерун, Кения, КНР, КНДР, Колумбия, Конго, Коста-Рика, Кот-д’Ивуар, Куба, Кувейт, Кыргызстан, Лаос, Лесото, Либерия, Ливан, Ливия, Маврикий, Мавритания, Македония, Мексика, Малайзия, Малави, Мали, Марокко, Мозамбик, Молдова, Монголия, Мьянма, Намибия, Непал, Нигер, Нигерия, Никарагуа, ОАЭ, Оман, Пакистан, Панама, Папуа Новая Гвинея, Парагвай, Перу, Республика Корея, Россия, Руанда, Саудовская Аравия, Сальвадор, Свазиленд, Сенегал, Сербия, Сьерре-Леоне, Сомали, Сингапур, Сирия, Судан, Суринам, Таджикистан, Таиланд, Танзания, Тунис, Туркменистан, Турция, Уганда, Узбекистан, Уругвай, Украина, Фиджи, Филиппины, Центрально-Африканская Республика, Чад, Чили, Шри-Ланка, Эквадор, Экваториальная Гвинея, Эритрея, Эфиопия, Южно-Африканская Республика и Ямайка).
Коррупция измерялась с помощью агрегированного индекса «Control of Corruption», основанного на индикаторах Всемирного банка и «Transparency International». Индекс отражает восприятие меры, в которой государственная власть используется в личных целях, и охватывает как бюрократическую, так и политическую коррупцию, а также «захват государства» (воздействие отдельных лиц, групп и компаний на формирование государственной политики посредством незаконной законодательной и регулятивной деятельности).
Для измерения политической стабильности использовался индекс «Political Stability and Absence of Violence», отражающий массовое восприятие вероятности неконституционного отстранения правительства от власти, а также проявлений политического насилия, в том числе террористических актов.
Поскольку коррупция и политическая нестабильность являются довольно устойчивыми, воспроизводящимися во времени феноменами и часто рассматриваются в литературе как эндогенные, в анализ включены показатели обеих переменных за 1996 г. как отражение изначальных условий, задающих «институциональную инерцию».
Уровень демократии измерялся с помощью индекса «Voice and Accountability», отражающего оценку жителями той или иной страны степени своего влияния на выбор правителей и соблюдения в этой стране гражданских свобод (свобода слова, свобода ассоциаций, независимость СМИ и т.п.). Индекс сильно коррелирует с другими показателями, обычно используемыми при измерении демократии, такими как индекс политических прав и гражданских свобод «Freedom House» и Polity IV.
Для измерения уровня экономического развития использовался показатель валового национального дохода (ВНД) на душу населения, представленный в базе данных «World Development Indicators». Из той же базы данных взяты показатели уровня инфляции, используемые как инструмент измерения политической нестабильности. Индекс
ИОЛ1ШКГ № 1 (60) 2011
61
____________парашмы оышсшюго mmm_______________________
этнолингвистической фракционализации, характеризующий вероятность того, что два случайно выбранных жителя страны будут принадлежать к разным этническим или языковым группам, позволяет определить степень фрагментации общества. Для отражения такого фактора, как богатство природными ресурсами, используется бинарная переменная «наличие/отсутствие нефти». Зафиксировать влияние региональной исторической или культурной специфики позволяют бинарные переменные «Латинская Америка», «Африка» и «Ближний Восток».
Регрессионный анализ. Для проверки высказанной выше гипотезы о нелинейной (дугообразной) связи между коррупцией и политической нестабильностью прежде всего целесообразно посмотреть, как распределяются показатели по этим двум переменным.
На рис. 2 представлен график распределения показателей уровней коррупции и политической стабильности за 2008 г. для 122 «развивающихся» стран. На оси OY отложены значения индекса «Control of
Рисунок 2 График распределения показателей уровней коррупции и политической стабильности
к
62
ТЮАПТ1КГ № 1 (60) 2011
_____________ПАРШАЫ ОЫИКШЮГО РШШ___________________________
Corruption», на оси OX — индекса «Political Stability and Absence of Violence».
Из рисунка видно, что главная гипотеза настоящего исследования имеет право на существование. Линия регрессии способна объяснить распределение лишь немногим более трети показателей (R2=0,39). При этом в верхнем правом углу рисунка, отражающем стабильные некоррумпированные режимы, оказались как «сильные» в институциональном плане государства (Сингапур и Чили), так и богатые «нефтяные страны» вроде Объединенных Арабских Эмиратов и Бутана, причем преимущественно монархии, где у правителей есть стимул управлять хорошо (хотя бы ради наследников). В левом нижнем углу расположились так называемые «failed states» (Сомали, Афганистан, Демократическая Республика Конго), подтверждающие адекватность теории о функциональной связи коррупции с политической нестабильностью через сужение временного горизонта политиков и бюрократов. Не пустует и правый нижний угол, что доказывает функциональную связь коррупции с политической стабильностью. В группу стран, где сложилось такое положение вещей, в 2008 г. попали Северная Корея, Экваториальная Гвинея, Габон, Туркменистан, Казахстан и некоторые другие.
Далее, для изучения каузальной связи между коррупцией и политической стабильностью, зададим два альтернативных уравнения регрессии, в которые включим факторы, оказавшиеся значимыми в результате корреляционного анализа. Для решения проблемы эндогенности, то есть взаимной обусловленности, воспользуемся инструментальными переменными, id est переменными, влияющими на один показатель каузальной цепочки и не влияющими на другой. Применительно к политической стабильности инструментальной переменной будет инфляция, применительно к коррупции — «общее право» как нормативный детерминант коррупционных практик.
Регрессионная модель 1. Коррупция = Изначальный уровень коррупции + Стабильность (Инфляция) + ВНД на душу населения + Демократия + Этнолингвистическая фракционализация + Африка. Результаты регрессионного анализа представлены в табл. 2.
Регрессионная модель 2. Политическая стабильность = Изначальный уровень стабильности + Коррупция (Общее право) + ВНД на душу населения + Этнолингвистическая фракционализация. Результаты регрессионного анализа представлены в табл. 3.
Для того чтобы определить удельный вес каждого фактора коррупции и политической нестабильности, в регрессиях оценивались разные их комбинации. В спецификации 1 определялись ^-коэффициенты всех факторов, включенных в уравнение регрессии, в спецификации 2 главная объяснительная переменная заменялась инструментальной,
ИОЛАПКГ № 1 (60) 2011
63
ЛИРМПГЛЫ ОЫШСШЮГО РШМ
Таблица 2 Регрессионный анализ факторов коррупции
Независимые переменные Коррупция
(значимость коэффициентов) 1 2 3
Изначальный уровень 0,342 (0,00) 0,358 (0,00)
Стабильность 0,187 (0,05) -0,076 (0,2) 0,302 (0,00)
ВНД 0,373 (0,00) 0,448 (0,00) 0,428 (0,00)
Демократия 0,314 (0,00) 0,338 (0,00) 0,372 (0,00)
Этнолингвистическая фракционализация 0,026 (0,67) -0,035 (0,57) -0,057 (0,38)
Африка -0,012 (0,84) -0,157 (0,87) 0,02 (0,76)
Объяснительная сила (R2) 0,7 0,69 0,6
Количество наблюдений 122 122 122
Таблица 3 Регрессионный анализ факторов политической стабильности
Независимые переменные Коррупция
(значимость коэффициентов) 1 2 3
Изначальный уровень 0,396 (0,00) 0,463 (0,00)
Коррупция 0,271 (0,014) -0,08 (0,912) 0,486 (0,00)
ВНД 0,143 (0,113) 0,277 (0,00) 0,113 (0,24)
Демократия 0,066 (0,423) 0,173 (0,021) 0,066 (0,463)
Этнолингвистическая фракционализация -0,092 (0,197) -0,108 (0,144) -0,131 (0,087)
Объяснительная сила (R2) 0,47 0,44 0,384
Количество наблюдений 122 122 122
наконец, в спецификации 3 из модели исключался изначальный показатель зависимой переменной.
Интерпретация результатов. Все регрессии демонстрируют очень высокую зависимость уровней коррупции и политической нестабильности от изначальных показателей по данным переменным. Это подтверждает представление об устойчивости этих феноменов и воспроизводстве их во времени. Вместе с тем спецификации моделей, не учитывавшие изначальные значения рассматриваемых переменных, по-
64
ТЮАППКГ № 1 (60) 2011
Что скрывается за цифрами статистики?
____________ПИРШАЫ ОЫИКШЮГО РШШ__________________________
казывают, что коррупция и политическая нестабильность могут быть объяснены экзогенными факторами.
Во всех спецификациях объяснительная сила (R2) моделей, направленных на выявление причин политической нестабильности, ниже объяснительной силы моделей, измеряющих факторы коррупции. Однако значимость переменной «коррупция» для объяснения политической стабильности выше, чем значимость переменной «стабильность» для объяснения уровня коррупции. Статистически незначимые коэффициенты инструментальных переменных побуждают к поиску новых. В частности, одним из инструментов объяснения коррупции может стать подотчетность правительства, поскольку в спецификации с инструментальной переменной незначимая до этого переменная «демократия» серьезно увеличила свой коэффициент.
Показатели переменной «ВНД на душу населения» свидетельствуют о том, что более богатые страны добиваются большего успеха в обеспечении контроля над политиками, институциональном развитии, ограничении дисфункций бюрократии и сохранении политического порядка. Это подтверждает гипотезу о значимости ресурсов для поддержания стабильности, также вытекающую из теоретической части. Этнолингвистическая фракционализация проявила себя лишь в одной из спецификаций модели стабильности, однако такого результата, безусловно, недостаточно для выводов относительно значимости размера оппозиции, поскольку была учтена лишь часть политических расколов.
В целом эмпирический анализ доказывает, что коррупция является важным политическим феноменом: во-первых, масштабы коррупции в существенной мере обусловлены политическими факторами, во-вторых, коррупция оказывает значительное влияние на политическую стабильность. Статистика показывает, что коррупция растет вместе с ростом политической нестабильности. На теоретическом уровне это можно объяснить снижением легитимности власти в глазах населения и повышением ценности обладания государственной должностью для тех, кто не включен в коррупционные сети.
Хотя результаты эмпирического анализа во многом подтверждают конвенциональный взгляд на функциональную зависимость коррупции и политической стабильности, ошибки измерения и большое число отклоняющихся случаев, к которым относятся, в частности, такие интересные страны, как Северная Корея и Туркменистан, заставляют говорить о том, что исследовательская проблема осталась неразрешенной. Такое положение вещей отчасти связано с тем, что на пути разработки этой проблемы имеются серьезные «барьеры». Во-первых, все индексы коррупции строятся на субъективных оценках и потому неизбежно искажают реальную картину. Во-вторых, представленная теоретическая модель направлена на объяснение ситуации в модернизирующихся странах, а процессы модернизации активнее всего протекали в период
ИОЛ1ШКГ № 1 (60) 2011
65
___________парашмы оышсшюго mmm____________________
с 1960-х по 1980—1990-е годы, данные по которым собрать очень трудно. Преодолеть эти «барьеры» можно лишь через исследование отдельных случаев.
Наглядным случаем, иллюстрирующим жизнеспособность теории неэффективных институтов, является СССР и его правопреемница Рос-30 Shleifer, Vishni сийская Федерация. Согласно Шлейферу и Вишни30, в Советском Со-1993. Юзе существовала монополистическая коррупционная структура, то есть все коррупционные потоки, бывшие ввиду жесткости плановой системы весьма значительными, контролировались компартией и КГБ. Политическая система была очень стабильной и при этом весьма коррумпированной, особенно в последние годы. Отражением ситуации, сложившейся в эпоху брежневского «застоя», может служить знаменитое «хлопковое дело» — расследование коррупционных преступлений в Узбекской ССР, по результатам которого было возбуждено 800 уголовных дел и осуждено на различные сроки лишения свободы свыше 4 тыс. человек, обвиняемых в приписках, взятках и хищениях. Перестройка, развал Советского Союза и начало экономических реформ повлекли за собой высвобождение огромного объема ренты, что вкупе со слабостью государства привело к становлению системы конкурирующих коррупционных сетей. Уровень политической стабильности при этом был крайне низким, что неудивительно, если учесть революционный характер развертывавшихся процессов. Положение правящей группы при Б.Ельцине было крайне неустойчивым, и, как следствие, коррупция стала основой экономических и политических отношений. Однако, в полном соответствии с предложенной теорией, в период президентства В.Путина, когда была обеспечена консолидация ресурсов государства и достигнута политическая стабильность, уровень коррупции, как по оценкам специалистов «Transparency International» и Фонда «ИНДЕМ», так и согласно официальной статистике МВД, еще больше повысился.
* * *
31 North, Wallis, Weingast 2009.
В заключение я хотел бы попробовать подняться по «лестнице абстракции» и соотнести результаты своего исследования с «большой» теорией. Я полагаю, что логика политического процесса, связывающая коррупцию с политической стабильностью, вписывается в общую концептуальную рамку интерпретации истории развития обществ, разработанную Нортом, Дж.Уоллисом и Б.Вайнгастом31. Рассматривая связь между экономическим и политическим развитием, Норт и его соавторы показывают, что в большинстве государств политическая элита использует экономику для создания ренты, которая позволяет ограничить насилие, то есть обеспечить политическую стабильность и «политическое выживание» правящей элиты. Для описания подобного порядка исследователи вводят категорию «естественное государство», id est государство, основанное на личном обмене, раздаче привилегий конкретным
66
ТЮАПТ1КГ № 1 (60) 2011
Библиография
___________паршаы оыикшюго ршш_____________________
группам. Безусловно, коррупция является лишь частным случаем такой ренты, однако случаем очень наглядным.
Главный вывод исследования состоит в том, что коррупция может использоваться правящей группой не только для личного обогащения, но и для контроля над бюрократией и обеспечения лояльности значимых в политическом отношении групп. В результате из стратегии правящих групп, направленной на максимизацию собственной прибыли и удержание власти, коррупция превращается в самоподдерживающийся политический институт, то есть становится «правилом игры», ни одному из участников которой не выгодно что-либо менять. Таким образом, осмысление коррупции как политического института позволяет понять устойчивость данного феномена, а также его неоднозначную связь со стабильностью политического режима.
Хантингтон С. 2004. Политический порядок в меняющихся обществах. — М.
Acemoglu D. 2003. Why Not a Political Coase Theorem? Social Conflict, Commitment, and Politics // Journal of Comparative Economics. Vol. 31. № 4.
Acemoglu D., Robinson J. 2006. Economic Origins of Dictatorship and Democracy. — L.
Acemoglu D., Robinson J., Verdier T. 2004. Kleptocracy and Divide-and-Rule // Journal of the European Economic Association. Vol. 2. № 2—3.
Bueno de Mesquita B., Smith A., Siverson R., Morrow J. 2003. The Logic of Political Survival. — Cambridge (MA).
Downs A. 1957. An Economic Theory of Democracy. — N.Y.
Heilman J.S., Jones G., Kaufmann D. 2000. Seize the State, Seize the Day: Governance and State Capture in Transition Economies // World Bank Policy Research Working Paper. № 2444.
Huntington S. 1968. Political Order in Changing Societies. — New Haven.
Kaufmann D., Kraay A., Mastruzzi M. 2009. Governance Matters VIII: Aggregate and Individual Governance Indicators, 1996—2008 // World Bank Policy Research Working Paper. № 4978.
Klitgaard R. 1988. Controlling Corruption. — Berkeley (CA).
Knack S., Keefer P. 1995. Institutions and Economic Performance: Cross-Country Tests Using Alternative Institutional Measures // Economic and Politics. Vol. 7. № 3.
La Porta R., Lopez-de-Silanes F., Shleifer A., Vishny R. 1999. The Quality of Government // Journal of Law, Economics and Organization. Vol. 15. № 1.
Mauro P. 1995. Corruption and Growth // The Quarterly Journal of Economics. Vol. 110. № 3.
Mauro P. 2004. The Persistence of Corruption and Slow Economic Growth // IMF Staff Papers. Vol. 51. № 1.
ИОЛ1ШКГ № 1 (60) 2011
67
_______________парашмы оышсшюго mmm________________________________
Myrdal G. 1968. Asian Drama: An Inquiry into the Poverty of Nations. — N.Y.
North D. 1981. Growth and Structural Change. — N.Y.
North D., Wallis J., Weingast B. 2009. Violence and Social Orders: A Conceptual Framework for Interpreting Recorded Human History. — Cambridge, N.Y.
Olson M. 1982. The Rise and Decline of Nations Economic Growth Stagflation, and Social Rigidities. — New Haven.
Olson M. 1993. Democracy, Dictatorship and Development // American Political Science Review. Vol. 87. № 3.
Olson M. 2000. Power and Prosperity: Outgrowing Communist and Capitalist Dictatorships. — N.Y.
Persson T., Tabellini G. 2000. Political Economics: Explaining Economic Policy. — Cambridge (MA).
Przeworski A., Alvarez M., Cheibub J., Limongi F. 2000. Democracy and Development: Political Institutions and Well-Being in the World, 1950-1990. — N.Y.
Robinson J.A. 2001. When Is a State Predatory? (Harvard University Mimeo).
Rose-Ackerman S. 1978. Corruption: A Study in Political Economy. —
N.Y.
Shleifer A., Vishny R.W. 1993. Corruption // The Quarterly Journal of Economics. Vol. 107. № 3.
Tanzi V. 2002. Corruption around the World: Causes, Consequences, Scope and Cures // Abed G., Gupta S. (eds.) Government, Corruption and Economic Performance. — Washington.
Treisman D. 2000. The Causes of Corruption: A Cross-National Study // Journal of Public Economics. Vol. 76. № 3.
Wintrobe R. 1998. The Political Economy of Dictatorship. — Cambridge.
68
TlOAi™
№ 1 (60) 2011
