CC BY
34
раздел ФИЛОЛОГИЯ и ИСКУССТВОВЕДЕНИЕ
УДК 81’255.4
КОРРЕЛЯЦИЯ ПОТЕРИ В АКТИВАЦИИ АНГЛИИСКИХ И РУССКИХ ФРЕЙМОВ ПРЕДСТАВЛЕНИЯ СИМВОЛА В ПАРАЛЛЕЛЬНЫХ ПОЭТИЧЕСКИХ ТЕКСТАХ
© В. В. Соколова
Уфимский государственный нефтяной технический университет Россия, Республика Башкортостан, 450062 г. Уфа, ул. Космонавтов, 1.
Тел./факс: +7 (347) 243 12 77.
E-mail: [email protected]
Предпринята попытка применить когнитивный подход к исследованию символа через языковые фреймы его представления в английских поэтических текстах и их русских переводах с целью определения степени эквивалентности концептуальной информации, актуализируемой символом, при ее коррелятивном воспроизведении в переводе. Автор приходит к выводу, что воссоздание символа в переводе сопровождается потерей концептуальной информации, выявляемой через такие переводческие трансформации, как гиперонимические и синонимические замены, опущение и реметафоризация. Каждая из выделенных трансформаций сопровождается примерами.
Ключевые слова: символ, концепт, концептуальная информация, фрейм, информационносмысловой комплекс, поэтический текст, корреляция потери, переводческие трансформации.
Центральное понятие данного исследования, символ, имеет многовековую историю развития и достаточно хорошо изучено в таких областях знаний, как философия [1-2], семиотика [3-4], культурология [5-8], психология и психоанализ [9-10], мифопоэтика [11-13], искусство [14-15] и других, и, вместе с тем, оно недостаточно четко очерчено в лингвистической литературе. Символ - один из самых сложных, запутанных знаков, реконструкция содержания которого чрезвычайно трудна из-за отсутствия единого представления о сущности символа вообще и лингвистического символа в частности. Современные лингвистические исследования символа представлены в работах Н. Д. Арутюновой [16], Е. В. Шелестюк [17-18], В. А. Масловой [19], В. И. Карасик [20], В. Т. Клокова [21], В. В. Колесова [22], Н. В. Алефиренко [23], Е. М. Коваленко [24], Е. Я. Режабек [25] и других, рассматривающих статус, природу и содержание символа. Несмотря на обилие работ, посвященных изучению символа средствами лингвистики, большинство лингвистических подходов к исследованию символа осуществляются без учета как когнитивной обусловленности символа в составе поэтического текста, так и когнитивных характеристик самого поэтического текста. Кроме того, не получили пока широкого освещения и вопросы относительно специфики реализации этого явления в переводе. По словам И. М. Михайловой, «в XXI веке число исследователей, ведущих поиски объективных лингвистических методов для описания перевода растет в геометрической прогрессии» [26, с. 8]: это П. М. Топер [27], Т. А. Фесенко [28], Н. М. Нестерова [29], Т. А. Казакова [30], И. С. Алексеева [31], В. И. Хайруллин [32] и десятки других авторов. Тем не менее проблема коррелятивного описания средств и способов представления лингвистического символа в переводе не стала пока предметом пристального изучения ученых-лингвистов.
Большие объяснительные возможности в изучении символики открывает функциональнокогнитивный подход - направление, раскрывающее многие спорные вопросы, связанные как с механизмами перераспределения информации (метафора, метонимия, символ), так и с исследованием текста, в который символ интегрирован. Обращенность к исследованию символа в поэтическом тексте связана с пониманием текста как культурной коммуникативной системы, которая благодаря огромному количеству образов, мотивов, символов, переходящих из эпохи к эпохе, от текста к тексту, накапливает и сохраняет огромный смысловой потенциал, необходимый для понимания как текста в целом, так и для трактовки его отдельных составляющих. Функционально-когнитивный подход, исследуя взаимодействие языковой семантики и культурального своеобразия знаний о мире через процессы концептуализации, позволяет достаточно аргументированно описывать и переводческие явления. Соотнесение средств развертывания символа в поэтическом тексте с представляемым в нем окружающим человека миром делает возможным получение более полного представления о сходстве и различиях восприятия и интерпретации области символического носителями различных языков, что непременно находит отражение в языковых картинах мира и оказывает влияние на способы их корреляции в переводе. Обращение к когнитивному описанию представления и развертывания символа в поэтическом тексте и специфики его коррелятивного воссоздания в переводе позволяет говорить об актуальности настоящего исследования.
Итак, предметом настоящего исследования является анализ когнитивного аспекта реализации символа в английских поэтических текстах и их русских переводах с целью исследования и описания специфики и объема корреляции концептуальной информации, реализуемой символом, в поэтических текстах оригинала и перевода.
Методика исследования включает информационно-смысловой и референциальный анализ текста, а также фреймовый, стилистический и сопоставительный. Данная методика уже была использована в изучении когнитивного аспекта перевода символики [33].
Материал исследования составляют 500 информационно-смысловых комплексов, выделенных из 98 английских поэтических текстов и их русских переводов.
Наиболее релевантным для цели настоящего исследования представляется определение символа, предложенное отечественным лингвистом Е. В. Шелестюк, согласно которому «символ - это многосмысловой конвенциональный знак, репрезентирующий, помимо собственного денотата, связанный с денотатом, но качественно иной, большей частью отвлеченный или абстрактный референт» [18, с. 50]. Символ является комплексным знаком, в плане содержания которого имеются два равноправных ядра - прямое конкретно-денотативное значение и переносное значение. Переносное значение, в свою очередь, может носить первично-архетипический, культурно-стереотипный или
субъективно-авторский характер, в связи с чем выделяются традиционные символы, имеющие большей частью устойчивое словарное толкование, и авторские символы, которые в поэзии преобладают. Специфической чертой функционирования любого символа в поэтическом тексте является расширение и варьирование его значения за счет окружающего контекста.
Исследуя символ в рамках когнитивной парадигмы, предлагается рассматривать семантику языковых единиц, репрезентирующих символ и раскрывающих его переносное значение в контексте, в качестве аналогов концептуально-информационных структур, отражающих определенные пласты человеческого опыта и фиксирующих как универсальные, так и своеобразные представления о мире.
В связи с этим в настоящей работе для описания информационной составляющей символа используется термин концептуальная информация, интерпретация которой в поэтическом тексте связана с различным характером переносного значения символа, а также личностью и творческой манерой конкретного поэта. Единицей анализа является совокупность фрагментов поэтического текста, формирующих и сигнализирующих тот или иной вид заложенной в символе концептуальной информации и определяемой как языковой фрейм активации символа, объединяющий фреймы идентификации и характеризации. Последние, составляя референциальную основу текста, соотносятся с денотатами, их свойствами, характеристиками и отношениями между ними на основе выделения единиц номинации-идентификации и номинации-характеризации. Номинация-идентификация осуществляется, как правило, именами существительными, номинация-
характеризация - прилагательными, наречиями, именами существительными, глаголами и глагольными сочетаниями и словосочетаниями адвербиального характера [34, с. 37]. Выделение фреймов как корпуса языковых средств представления символа и развертывания символических значений в тексте осуществляется на основе соответствующих информационно-смысловых комплексов, включающих сведения о субъектах текстовой деятельности, их действиях, состоянии, объектах, месте, времени и их квалификации. В ходе исследования было установлено, что посредством анализа конкретных языковых единиц, активирующих фреймы представления концептуальной информации, реализуемой символом, через определенные информационно-смысловые комплексы в поэтическом тексте, представляется возможным установить степень эквивалентности воспроизведенной в переводе концептуальной информации, реализуемой символом.
Сложная система символов в поэтическом тексте - единичные символы и символы-пласты -приобретает в поэтическом тексте особую концептуальную направленность, уравновешивая универсальность и индивидуальность толкования символов и обусловливая специфику их перевода, которая определяется рядом факторов. Во-первых, поскольку в поэтическом тексте «символ обрастает множеством коннотативных и ассоциативных семантических признаков, что во многом определяет многосмысленность оригинала, он требует интерпретации» [16, с. 342], которая, в свою очередь, зависит от общей интерпретации поэтического текста. Во-вторых, особенность воссоздания символа обусловливается системой и нормой двух языков, системой и нормами стихосложения, принятых в сопоставляемых языках, и, в-третьих, степенью активности и характером представленности символов в двух сопоставляемых текстах, языках и культурах, а также их ролью и функцией в том или ином литературном направлении и творчестве конкретного поэта. Невозможно при этом игнорировать индивидуальность переводчика, его принадлежность к иной национальности и литературе, «его временную и пространственную удаленность от автора первопроизведения» [35, с. 11].
Анализ языкового оформления фреймов идентификации и характеризации, выделенных из 500 информационно-смысловых комплексов, показывает, что воссоздание символа в переводе в силу действия приведенных выше лингвистических и экст-ралингвистических факторов может сопровождаться сужением содержания и, как следствие, уменьшением исходного объема концептуальной информации, актуализируемой символом. Подобное сужение сигнализируется корреляцией потери, выявляемой в соответствующих языковых фреймах представления символа и характеризуемой набором типичных для нее трансформаций. В результате анализа русских переводов английских поэтиче-
ских текстов было установлено, что в корреляции потери задействованы такие переводческие трансформации, как гиперонимическая замена, ремета-форизация, опущение, синонимическая замена. Рассмотрим каждую из перечисленных трансформаций на примерах.
1) Гиперонимическая замена.
Использование гиперонимических трансформаций обусловливается как спецификой языкового узуса, связанной с особенной организацией стихотворной речи, так и когнитивными различиями. Нередко языковые средства, активизирующие определенный фрейм в тексте-источнике, не имеют соответствующего эквивалента в тексте-переводе. В таком случае интерпретатор задействует переводческие трансформации с опорой на языковой фрейм, существующий в данной когнитивной системе [32].
Т ак, например, фрейм субъекта/объекта может активироваться количественно-определенным
фреймом в английском языке и интегративным фреймом в русском:
Wanderers in that happy valley,/Through two luminious windows saw/Spirits moving musically,/To a lute’s well-tuned law,... (E. Poe) [36, с. 132].
Вечерами видел путник,/Направляя к окнам взоры,/ Как под мерный рокот лютни/Мерно кружатся танцоры,. (пер. Н. Вольпина) [36, с. 133].
В стихотворении Э. По два светящихся окна/two luminious windows символизируют глаза человека (авторский символ), в русском переводе опущение количественного числительного снимает некоторую определенность, подсказанную в оригинале.
Или же языковые единицы, ассоциированные с фреймом субъекта и его квалификатором, могут активизировать разные типы фреймов: например, фрейм со значением принадлежности активирует в тексте-источнике партитивный фрейм, а в тексте-переводе - интегративный фрейм (термин
В. И. Хайруллина):
He is all pine and I am apple orchard./My apple trees will never get across/And eat the cones under his pines, I tell him (R. Frost) [37, с. 652].
Растут лишь сосны на его участке, /А на моем - лишь яблони. Не слышал,/Чтоб яблони у сосен шишки крали. / Я это говорю,...(пер. А. Казарновского) [37, с. 653].
Яблони/apple trees и сосны/pines символизируют две враждующие группы людей, не способных прийти к единому соглашению (авторский символ). Использование автором местоимений my и his лишь усиливает эту враждебность, опущение же этих притяжательных местоимений в соответствующих фреймах текста перевода хоть и не влияет в целом на актуализацию символического значения, но несколько стирает «символическую границу» между ссорящимися соседями.
2) Реметафоризация.
Как известно, реметафоризация представляет собой особый вид переосмысления образности, когда в тексте перевода осуществляется подмена основания. Это может привести к утрате или нежелательному изменению символического значения конкретного образа/образов в стихотворении. Реметафоризация может задействовать как фреймы идентификации, так и фреймы характеризации развертывания символических значений. Например, в следующем отрывке реметафоризация имеет место в фрейме, описывающем состояние субъекта:
I dwelt alone/In a world of moan,/And my soul was a stagnant tide,/Till the fair and gentle Eulalie became my blushing bride -/Till the yellow-haired young Eulalie became my smiling bride. (E. Poe) [36, с. 162].
Я жил один/В стране кручин/(В душе был озерный покой)./Но нежная стала Юлэлей моей стыдливой женой,/Златокудрая стала Юлэлей моей счастливой женой! (пер. В. Брюсова) [36, с. 288].
В подлиннике soul/душа символизирует жизнь поэта до встречи с прекрасной Юлэлей (авторский символ). Его концептуальное содержание определяется оксюморонным сочетанием stagnant tide (stagnant - неподвижный, застойный, tide - движение воды), вызывающее образ скованного движения, стремления к движению. Оппозиция неподвижный -движение является существенной для толкования символа и позволяет интерпретировать его как тоску, вызванную желанием и вместе с тем неспособностью уйти от действительности (тоска - один из ключевых концептов поэзии Э. По). Вербальными репрезентантами этого сложного концепта выступают лексемы stagnant и tide. В. Я. Брюсов интерпретирует состояние stagnant tide как озерный покой. Это безмятежное состояние души, не связанное с тоской по переменам и движению, нет в нем и признаков гнили, образа атмосферы стоячих вод, который несет в себе эпитет stagnant. Таким образом, концептуальная информация, реализуемая символом душа в переводе, не равнозначна той, что представлена в подлиннике, о чем свидетельствует языковое оформление соответствующих фреймов.
3) Опущение.
Опущение - достаточно часто встречающаяся трансформация в переводе поэзии вообще, и ее использование связано, прежде всего, с определенными расхождениями систем стихосложения английского и русского языков. Именно эти расхождения и являются источником многочисленных переводческих трудностей. Среди них - малое количество рифмообразующих групп в английском языке по сравнению с русским и большая краткость слов английского языка по сравнению с русским. Кроме того, английским стихотворным текстам присуща такая особенность, как парные синонимы. Русскому языку, напротив, это не свойственно. Например:
...What this grim, ungainly, ghastly, gaunt, and ominous bird of yore (E. Poe) [36, с. 148].
...Что ж пророчит вещий, тощий, живший в старые года...(пер. В. Брюсова) [36, с. 312].
Определения grim, ungainly, ghastly, ominous, составляющие фрейм квалификации субъекта и основного символа стихотворения - the raven/ворон (авторский символ) - парные синонимы. В 8 строфе стихотворения сочетание Ghastly grim было интерпретировано переводчиком как мрачный. В 12 строфе перевода, приведенной выше, они опущены вообще, возможно, в целях компрессии текста и во избежание повтора (эпитет же тощий содержит отрицательную коннотацию). Тем не менее, являясь основными квалификаторами субъекта, эти синонимы участвуют еще и в создании музыкальной тональности стихотворения. Как известно, Э. По, используя определенные звуковые сочетания и повторы в качестве приемов фонетической инструментовки, добивался удивительного музыкального эффекта в своих произведениях. В переводе несколько теряется и этот эффект, и информативная составляющая.
4) Синонимическая замена.
Использование переводчиком синонимических замен может как тотально, так и частично изменить концептуальное развертывание символа и, следовательно, концептуальное содержание подлинника. Например:
Sun of the sleepless! melancholy star!/Whose tearful beam glows tremulously far,/That stow’st the darkness thou canst not dispel,/How like art thou to Joy remember’d well! (G. Byron) [37, с. 214].
Неспящих солнце! Грустная звезда!/Как слезно луч мерцает твой всегда!/ Как темнота при нем еще темней!/ Как он похож на радость прежних дней! (пер. А. К. Толстого) [37, с. 216].
И в подлиннике, и в переводе смысловая программа поэтического текста определяется загадочным символом Sun of the sleepless! melancholy star.l/Неспящих солнце! Грустная звезда! (авторский символ). Анализ фреймов идентификации и характеризации, представляющих образ далекой звезды, позволяет предположить, что он является символом счастья, оставшегося в прошлом поэта. Структурируя свое конечное значение в языковых фреймах характеризации (tearful beam, tremulously far и т.д.), символ звезды во многом определяет эмоциональную тональность стихотворения. Ключевым в данном стихотворении является эпитет melancholy, отражающий основное свойство ведущего субъекта стихотворения - star, - благодаря которому и происходит концептуальное развертывание символа. Как известно, в английской романтической эстетике концепт melancholy/меланхолия - состояние острой тоски, близкое к трагическому, - является одним из важнейших концептов. Именно традиции английского романтизма определяют концептуальное своеобразие символа далекой звезды в анализируемом тексте, что позволяет рассматривать этот символ как постоянное стремление романтиков к недос-
тижимому идеалу, с одной стороны, и невозможность к нему приблизиться, с другой.
В целом интерпретация символа солнца-звезды в переводе А. К. Толстого очень близка к тональности оригинала, тем не менее передача эпитета melancholy словом грустный вызывает некоторое сомнение. Концепт грусть является одним из существенных аспектов русской национальной ментальности, однако по сравнению с английским концептом melancholy концепт грусть, грустный более нейтрален. Таким образом, в тексте-переводе эпитет грустный оказывается лишенным культурологических традиций английского концепта melancholy, что значительно сужает объем концептуальной информации, которую несет в себе символ melancholy star (в переводе С. Я. Маршака символ melancholy star интерпретирован как скорбная звезда, что, на наш взгляд, является более удачным переводческим исполнением) [37, с. 218].
Результаты анализа 500 информационносмысловых комплексов, выделенных из 98 английских и русских поэтических текстов, показали, что корреляция потери обнаруживается в 120 блоках. Вариативность языкового оформления фреймов идентификации и характеризации символа, задействованных в корреляции потери, происходит вследствие перераспределения когнитивной нагрузки в фреймах развертывания символа и символических значений, что связано как с культурологическими различиями, так и с расхождениями в формальных и семантических системах двух языков и с особыми ограничениями, накладываемыми на поэтический текст: в целях компрессии текста, сохранения рифмы или размера подлинника переводчик может существенно изменить символическое содержание некоторых поэтических образов.
В ходе проведенного исследования было установлено, что случаи потери концептуальной информации наиболее частотны в отношении воспроизведения авторских символов, переносное значение которых носит культурно-стереотипный или же субъективно-авторский характер. Сужение содержания и, как следствие, уменьшение исходного объема актуализируемой символом концептуальной информации, сигнализируемое корреляцией потери, происходит в языковых фреймах представления символа за счет таких трансформаций, как гиперонимические (в 22 блоках), реметафоризация (в 24 блоках), различного рода опущения (в 32 блоках), синонимические замены (в 42 блоках).
ЛИТЕРАТУРА
1. Кассирер Э. Философия символических форм. СПб; М.: Университетская книга, 2005. 397 с.
2. Лангер С. Философия в новом ключе: исследование символики разума, ритуала и искусства. М.: Республика, 2000. 287 с.
3. Бюлер К. Теория языка: Репрезентативная функция языка. М.: Прогресс, 2000. 528 с.
4. Пирс Ч. Рассуждение и логика вещей: Лекции для Кембриджских конференций. М.: РГГУ, 2005. 371 с.
5. Лосев А. Ф. Знак. Символ. Миф: труды по языкознанию. М.: изд-во Моск. ун-та, 1982. 480 с.
6. Лотман Ю. М. Статьи по семиотике культуры и искусства. СПб: Академический проект, 2002. 544 с.
7. Топоров В. Н. Миф. Ритуал. Символ. Образ: Исследования в области мифопоэтического: Избранное. М.: Издательская группа «Прогресс» - «Культура», 1995. 624 с.
8. Тодоров Цв. Теории символа / пер. с фр. М.: Дом Интеллектуальной Книги, 1998. 384 с.
9. Юнг К. Г. Психология бессознательного / пер. с нем. М.: Аст: Канон+, 2001. 400 с.
10. Лакан Ж. Функция и поле речи и языка в психоанализе. М.: Гнозис, 1995. 101 с.
11. Мелетинский Е. М. От мифа к литературе: учеб. пособие. М.: РГГУ, 2000. 169 с.
12. Frye N. Myth and Symbol: Critical Approaches and Applications. Chicago: Chicago University Press, 1963. 208 p.
13. Уилрайт Ф. Архетипический символ // Теория метафоры. М.: Прогресс, 1990. С. 98-109.
14. Барт Р. Избранные работы: Семиотика: Поэтика / пер. с фр. Сост., общ. ред. и вступ. ст. Г. К. Косикова. М.: Прогресс, 1989. 616 с.
15. Derrida J. L’ecriture et la difference. Paris: Editions du Seuil, 1967. 457 p.
16. Арутюнова Н. Д. Язык и мир человека. М.: Языки русской культуры, 1999. 896 с.
17. Шелестюк Е. В. О лингвистическом исследовании символа // Вопросы языкознания. 1997. №4. С. 125-142.
18. Шелестюк Е. В. Символ versus троп: сравнительный анализ семантики // Филологические науки. 2001. № 6. С. 50-57.
19. Маслова В. А. Когнитивная лингвистика: учебное пособие. 2-е изд. Мн.: Тетрасистемс, 2005. 256 с.
20. Карасик В. И., Ярмахова Е. А. Лингвокультурный типаж «английский чудак». М.: Гнозис, 2006. 240 с.
21. Клоков В. Т. Концептный компонент значения языковых и речевых единиц // Романо-германская филология: Сб. научных статей. Саратов: изд-во Сарат. ун-та, 2003. №3. С. 3-13.
22. Колесов В. В. Язык и ментальность. СПб: Петерб. востоковедение, 2004. 240 с.
23. Алефиренко Н. В. Спорные проблемы семантики. М.: Гнозис, 2005. 326 с.
24. Коваленко Е. М. Символизм современной европейской культуры (концептуальный анализ). Ростов н/Д: ИПО ПИ ЮФУ, 2011. 192 с.
25. Режабек Е. Я., Филатова А. А. Когнитивная культурология. СПб: Алетейя, 2010. 312 с.
26. Михайлова И. М. Язык нидерландской поэзии и проблемы поэтического перевода. СПб: Филологический факультет СПбГУ, 2008. 216 с.
27. Топер П. М. Перевод в системе сравнительного литературоведения. М.: Наследие, 2004. 254с.
28. Фесенко Т. А. Специфика национального культурного
пространства в зеркале перевода. Тамбов: изд-во ТГУ,
2003. 267 с.
29. Нестерова Н. М. Текст и перевод в зеркале современных философских парадигм. Пермь: Перм. гос. техн. ун-т, 2005. 203с.
30. Казакова Т. А. Практические основы перевода. СПб: Союз, 2003. 320 с.
31. Алексеева И. С. Текст и перевод. М.: Международные отношения, 2008. 108 с.
32. Хайруллин В. И. Перевод и когнитология: учебное пособие. Уфа: РИНЦ БашГУ, 1997. 80 с.
33. Соколова В. В. Когнитивный аспект представления сим-
вола в параллельных поэтических текстах: дис. ...канд. филол. наук. Уфа, 2006. 201 с.
34. Калимуллина В. М. Роль глагольных единиц в реализации номинативной функции языка в тексте. Уфа: РИНЦ БашГУ, 1996. 196 с.
35. Чоговадзе И. Н. Лингвостилистические основания оценки качества поэтического перевода с позиции образной структуры текста: автореф. дис. . канд. филол. наук. М., 2000. 20 с.
36. По Э. А. Стихотворения: Сборник / на англ. яз. с параллельным русским текстом. М.: Радуга, 2003. 416 с.
37. Английская поэзия в русских переводах: Сборник / на англ. яз. с параллельным русским текстом. М.: Радуга, 1984. 848 с.
Поступила в редакцию 14.04.2013 г. После доработки 05.05.2013 г.
