Корпорация совести Текст научной статьи по специальности «Искусствоведение»

Мнение

Корпорация совести

Б. В. Орехов

Национальный исследовательский университет «Высшая школа экономики»

В «Назировском архиве» мы собираем письменные и устные свидетельства о Р. Г. На-зирове его современников. Собственно, эта работа началась ещё до основания журнала, первые мемуарные заметки вышли в 2009 году в «Диалог. Карнавал. Хронотоп». Тогда своими воспоминаниями поделились А. А. Илюшин1, М. С. Рыбина, С. С. Шаулов и автор этих строк. Затем с появлением специализированного журнала работа пошла систематичнее: на его страницах появились интервью с А. Л. Осповатом, С. С. Шауловым, Д. И. Зубаревым, В. Б. Катаевым, с сыновьями и несколькими студентами Назирова, опубликованы мемуарные тексты С. В. Белова, П. Валтакари, Е. А. Выналек, Л. А. Каракуц-Бородиной, Г. И. Лобановой, М. А. Тупеева и др.

Это важная часть миссии сохранения памяти о Назирове — не только как об учёном, но и как о человеке, личности. Личности, как мы знаем благодаря этим же воспоминаниям, весьма нетривиально повлиявшей на становление многих людей — как студентов филологического факультета, так и просто юношей и девушек за пределами университета2. Но в университете харизма Назирова проявлялась сильнее всего: это такое специальное учреждение, где собираются молодые умы в период своего формирования, а авторитет профессора играет роль своего рода направляющих линий в процессе этого формирования.

Мы благодарны всем людям, которые нашли возможность, силы и время откликнуться на нашу просьбу. Нет сомнений в том, что помимо существенного вклада в работу над научной биографией Назирова, они совершили просто большой по-человечески прекрасный поступок, послужив делу памяти, а это, должно быть, самое главное гуманитарное дело из всех, что бывают на нашем веку.

Но сегодня мне хотелось бы поговорить как раз о тех, кто не согласился вспоминать Назирова.

Да, были и такие. Больше того, были те, кто, согласившись, через короткое время менял своё мнение и отказывался. И что кажется совсем немыслимым, среди таких были

1 Илюшин А. А. Из воспоминаний о Р. Г. Назирова // Диалог. Карнавал. Хронотоп. 2009. № 2 (42). С. 146 — 150.

2Например, в газете, см. воспоминания Ю. М. Шуганова: ШугановЮ. М. Две исповеди. Уфа, 2013, стр. 4-7, 13, 16, 17.

прямые ученики Назирова — те, кто писал под его руководством дипломы и кандидатские диссертации.

В этой деликатной теме следует сделать несколько важных оговорок.

Оговорка первая. Ромэн Гафанович, безусловно, не был ангелом во плоти. У коллег могли быть на него обиды, которые мешали бы вспоминать о Назирове по-доброму. Хотя смерть и уже порядочная временная дистанция должны искупить всё, тем не менее, нельзя исключать, что кому-то помешал погрузиться в мемуары принцип aut bene aut nihil. Принцип этот был в данном случае только механизмом самоцензуры для вспоминающего, поскольку наш журнал никогда никого и ни в чём не ограничивал, достаточно посмотреть на резкость формулировок Э. Фениной в реальном комментарии к рассказу Назирова в первом номере журнала1.

Но вряд ли такого рода самоцензуру можно представить в отношении учеников. О своих учениках Назиров заботился, выбивал им рабочие места, защищал от нападок. Вероятно, помимо личных склонностей характера, это была ещё и школа его научного руководителя в аспирантуре профессора А. Н. Соколова2.

Вот как обнаруженный в архиве документ рассказывает историю хлопот Назирова о своей ученице Л. А. Пермяковой, в 2017 году сперва согласившейся на биографическое интервью об учителе, а затем через три месяца отказавшейся от своих слов без объяснения причин.

Это черновик отчёта заведующего о кафедральной работе за 1995-1996 учебный год3. В разделе «Научная работа кафедры» Назиров пишет: «В мае 1996 г. в новооткрытом специализированном совете БашГУ по защите кандидатских диссертаций защитилась Л. А. Пер-мякова с работой "Сакрализация женственности в прозе русского символизма" (научн. руководитель — Р. Г. Назиров). Это была первая защита канд. дисс. по русской лит-ре в Башкирском университете. Надо отметить, что Л. А. Пермякова, начав работу в составе кафедры с 5 декабря 1995 г., выполнила 560 часов учебной нагрузки. Следует поставить вопрос перед администрацией о том, чтобы труд Л. А. Пермяковой был должным образом оценён, отмечен благодарностью. Главное — сохранить Л. А. Пермякову в штате БашГУ».

1 Фенина Э. <Реальный комментарий к рассказу Р. Г. Назирова «После выставки»> // Назировский архив. 2013. № 1. С. 113-115.

2См. воспоминания В. Б. Катаева: Интервью с д. ф. н. заведующим кафедрой истории русской литературы МГУ В. Б. Катаевым // Назировский архив. 2019. № 3. С. 85-91.

3АРГН, д. 21, л. 20180307_102603.

■J j t и

i] MM ^ кЛыХкШоМ CM&qiUiML

сфул ^ fea*

Трудно представить, что после этого Л. А. Пермякову заставили изменить мнение относительно интервью какие-то соображения, связанные с фигурой самого Назирова. Очевидно, что его бережное отношение к ученице должно было сформировать совершенно другой эмоциональный фон.

Честно говоря, при таком отношении Назирова мне представляются ничтожными любые препятствующие интервью соображения, чувство благодарности должно было все их заслонить. Но в случае с Л. А. Пермяковой такого, к сожалению, не произошло.

Оговорка вторая. Потенциальных мемуаристов может смущать моя личная неоднозначная репутация. Публикацией наследия Назирова я систематически занимаюсь с 2008 года, и за это время стал объектом разного рода слухов и претензий.

Поначалу, как мне известно, коллективное бессознательное тревожилось, что я стану при публикации выдавать за свои архивные работы ученого. Не знаю, жив ли этот слух сейчас, но перечень моих научных работ1, вопиюще ортогональный научным интересам Назирова, сам свидетельствует об абсурдности этого сценария. Ни стиховедение, ни digital humanities, ни лексическая типология Ромэна Гафановича никогда не интересовали.

Затем коллеги из БашГУ усмотрели в том, что я имею доступ к архиву, смутные (возможно, смутными они представляются только мне) криминальные импликации. Дело дошло до того, что поползли какие-то абсурдные слухи: сотрудники бывшей кафедры Назирова якобы отправились жаловаться на меня и С. С. Шаулова ректору университета, который, однако, их порыва не поддержал. В самом деле, что бы ректор мог в этой ситуации предпринять, если вообразить, что такая интеракция и правда имела место? Публикация архива в тот момент организационно от университета никак не зависела. Зато нас в работе с архивом поддержала вдова Р. Г. Назирова Т. Н. Барышникова, за что мы с С. С. Шауловым ей бесконечно благодарны.

1 http://nevmenandr.net/bo.php

Кто-то, возможно, был огорчён моей (корректней всё же сказать: «нашей с С.С.Шау-ловым», но здесь я ни в коей мере не хотел бы такой сомнительной для коллеги инклюзией бросить тень на репутацию С. С. Шаулова) монополией на доступ к архиву. В то же время никакой политики изоляции я никогда не проводил, и все, кто хотел, получали интересовавшие их материалы для публикации. В результате в нашем журнале вовсе не сотрудниками редакции были подготовлены такие материалы, как «История Польши»2 (М. О. Садыкова) и «Несколько слов о знаменитом Набокове»3 (Л. А. Каракуц-Бородина).

Кроме того, общественное мнение подозревало, что работа с архивом Назирова может быть успешно монетизирована и стать источником неправедного дохода для моей коварной персоны. Как это было бы возможно, я не представляю совершенно. Такой коммерческий подход, как мне кажется, принципиально неосуществим по той же причине, по которой в чьих-то головах могла возникнуть мысль о нём. Причина эта состоит в том, что в Уфе сильно переоценивают известность и авторитет Назирова в профессиональном сообществе. На самом деле, востребованность его работ настолько локальна, что мы столкнулись с серьёзными проблемами в наполнении редакционного портфеля. Словом, никаких денег за работу над публикацией и популяризацией трудов Назирова я никогда не видел, а своих средств, заработанных другими способами, вложил столько, что уже давно перестал их считать.

Наконец, я посмел честно высказаться о поделке, которую коллеги из БашГУ представили под видом книги с названием «Русская и мировая литература: сравнительно-исторический подход: материалы Международной научно-практической конференции, посвященной 80-летию Ромэна Гафановича Назирова» 1 , что, разумеется, добавило моему образу красок, рисующих меня анфан териблем.

Словом, причин обижаться на меня у людей, включённых в филологическое сообщество, множество. Только вот память о Ромэне Гафановиче здесь при чём? Журнал «Назировский архив» —более-менее единственное место, где можно подробно рассказать о своём учителе. Как так вышло, что этой возможностью можно было пренебречь, исходя из каких-то сиюминутных соображений? Для этого, скажем так, нужно было бы иметь очень своеобразные отношения с этикой.

Сходным с тем, как повела себя Л. А. Пермякова, образом поступили и писавший у Нази-рова диплом (ныне сотрудник МИДа) Дмитрий Михайлов, и защитившая под руководством Назирова кандидатскую диссертацию Е. В. Леготина (Шишкина). Особенно некрасивое впечатление произвел Михайлов, сначала согласившийся дать интервью, а затем целый год морочивший мне голову, не давая явного отказа и игнорируя мои напоминания.

Крайне неприятен и поступок Е. В. Леготиной, в распоряжении которой теперь находится библиотека Р. Г. Назирова. Из-за отсутствия у исследователей доступа к описанной

22014. № 2.

32014. № 3.

1 Орехов Б. В. Рец. на: Русская и мировая литература: сравнительно-исторический подход // Назировский архив. 2014. № 4. С. 167-174.

библиотеке невозможно решить (а иногда и поставить) многие концептуальные вопросы относительно творчества Назирова. Но и помимо этого к Е. В. Леготиной у биографов Нази-рова много вопросов. Одно из дел в архиве озаглавлено «Статьи ... по списку Лены Шишкиной». Очевидно, что выяснение этиологии этого документа могло бы раскрыть многие интересные частности в научной стратегии литературоведа. Интересно было бы задать какие-то вопросы, касающиеся механизмов работы Назирова над диссертацией подопечного: как аспиранту с профессором мне с Назировым взаимодействовать не довелось, так что воспоминания Е. В. Леготиной были бы крайне ценны. Увы, мы их не увидим. В том же 2017 году, согласившаяся на интервью за полгода до этого Е. В. Леготина, дезавуировала свое согласие без объяснения причин.

Тут следует сказать, что главный удар по своей репутации я нанёс сам уже после этих отказов в августе 2018 года. В этот момент в 45-м номере журнала «Диалог. Карнавал. Хронотоп» вышел коллективный проект «Филологический факультет Урало-Поволжья», где были представлены воспоминания бывших студентов об учебе в Уфе, Ульяновске, Самаре, Екатеринбурге и Челябинске. То, что написал в своих воспоминаниях я1, понравилось не всем.

Рассказывают, что моим текстом особенно сильно возмущалась бывший преподаватель БашГУ Людмила Реакатовна Першина. Это примечательный факт: к моменту начала моей учёбы на филологическом факультете БашГУ Л. Р. Першина там уже не работала, в тексте она не упоминается, так что личных причин оскорбиться у неё нет. Думаю, здесь нельзя подобрать другого объяснения: эмоциональная реакция Людмилы Реакатовны вызвана чувством корпоративной солидарности. Она обиделась за других людей, которых она воспринимает как часть своего профессионального цеха.

Но вот в чём штука. Незадолго до публикации моего мемуара Л. Р. Першина сама же и отказалась от принципов корпорации, отрицательно ответив на просьбу о воспоминаниях о Назирове для нашего журнала. Она не была учеником Назирова, ничем не была ему обязана, и имела на свой отказ полное человеческое право. Единственное, на чём держался долг Людмилы Реакатовны перед Назировым, это то, что они принадлежали к одной корпорации. Но Л. Р. Першина своё право на отказ реализовала. Только вот реализовав право

1 http://nevmenandr.net/dkx/pdf/n45-122-134.pdf

человеческое, она потеряла моральное право критиковать меня, отталкиваясь от соображений корпоративной солидарности. Цеховое единство распространяется не только на упомянутых мной преподавателей филфака, но и на Назирова, в копилку памяти о котором Л. Р. Першина свой вклад сделать не пожелала.

От тех, кто оставил воспоминания о Назирове, я благодарно приму любую критику моих воспоминаний об учёбе в университете. От тех, кто не стал писать воспоминаний о Назирове, такая критика представляется мне мелочным лицемерием. Сначала всё же стоит делом подтвердить свою преданность корпорации, а уже потом кого-то (например, меня) шельмовать её именем.

Итак, этот раздел в нашем журнале называется «Мнение». Моё мнение в том, что те, кто отказался писать о Назирове, поступили не по совести. В первую голову это касается, само собой, учеников, диссертантов и дипломников Назирова. В моей системе ценностей нет такого противовеса, который бы не позволил отдать должное своему научному руководителю. Особенно если учитывать, что гораздо более авторитетные (в том числе и в этике) и гораздо менее обязанные Назирову персоны А. Л. Осповат и В. Б. Катаев давать интервью нашему журналу не брезговали.