CC BY
238
Евразийский Союз Ученых (ЕСУ) # 4 (61), 2019 на крепком алкоголе, а значит именно его поставкой и распространением они займутся в первую очередь, что в свою очередь приведет к употреблению более тяжелых и опасных для организма ве-ществ.[2]
Также, по-нашему мнению, стоит подробнее проанализировать и другой документ, предлагающий реформировать другую категорию - рынок слабоалкогольной продукции. Данную деятельность рекомендуется построить на основе предыдущего аналога, а значит ввести требования схожие с лицензированием крепкого алкоголя. Документ содержит указание на создание реестра, ранее предложенного Минфином, производителей слабоалкогольной продукции (пиво, сидр, псаре, пивные напитки, а также медовухи) и введение пошлины для включения предприятий в этот реестр, также проект ужесточает производственный аспект деятельности - порог мощности, при которой производители не должны устанавливать счетчики изменения и учета готовой продукции снижен с 300 000 до 50 000 декалитров в год. Все эти поправки довольно строго ограничивают всю сферу продажи данного вида напитков, вследствие введения барьеров на их производство и распространение. Если рассматривать в общих чертах, то государство за счет строго контроля пытается увеличить доходность в бюджет посредством пошлин и налогов, однако данный бизнес может вскоре стать нерентабельным за счет неокупаемости, а значит и сфера продажи постепенно угаснет.[3]
Подводя итог всему вышесказанному, следует говорить о том, что позиция законодательства в отношение лицензирования алкогольной продукции в нашем государстве очень спорная. Возникает множество предложений и проектов, которые в силу своей недоработанности при принятии и неучтен-ности некоторых особенностей сферы могут привести к коллапсу не только с правовой стороны, но также и отразятся на экономической и социальной
стороне жизни общества. Несомненно стоит заметить факт зарегулированности алкогольного рынка, выражающиеся в введение наиболее строгих, а местами и противоречащих не только друг другу, но и исторически заложенному прогрессу в поправках к нормативно-правовым актам.
Основываясь, на общемировых тенденциях и логических заключениях можно сделать вывод, что данной сфере требуется смягчение контроля в главной степени именно для тех категорий и видов продукции, которые впоследствии будут представлять для человека и для всего общества в целом наименьший риска и ущерб, а значит на этом фундаменте и базисе и должна дальше развиваться инициатива законодательства.
Литература:
1. О государственном регулировании производства и оборота этилового спирта, алкогольной и спиртосодержащей продукции и об ограничении потребления (распития) алкогольной продукции: федеральный закон от 22.11. 1995 № 171-ФЗ (в ред. от 27.12.2018) // Собрание законодательства Российской Федерации. - №48. - 1995. - Ст. 4553.
2. Проект федерального закона о внесении изменений в Федеральный закон "О государственном регулировании производства и оборота этилового спирта, алкогольной и спиртосодержащей продукции и об ограничении потребления (распития) алкогольной продукции». от 23 августа 2017 г. Мин-промторг России. https ://regulation. gov.ru/proj ects#npa=71469
3. Проект федерального закона о внесении изменений в Федеральный закон "О государственном регулировании производства и оборота этилового спирта, алкогольной и спиртосодержащей продукции и об ограничении потребления (распития) алкогольной продукции». И. И. Гильмутдинов. http://www.unionbeer.ru/docs/25 03 2019 1-44245%20(1)-4-48^
КОНВЕНЦИЯ ООН О ГЕНОЦИДЕ 1948 ГОДА: НЕКОТОРЫЕ КОНЦЕПТУАЛЬНЫЕ АСПЕКТЫ
Агыбаев Арыкбай Нусупалиевич
доктор юридических наук, профессор кафедры таможенного, финансового и экологического права
КазНУ имени Аль-Фараби г.Алматы DOI: 10.31618/ESU.2413-9335.2019.8.61.65
THE 1948 UN GENOCIDE CONVENTION: SOME CONCEPTUAL ASPECTS
Arykbay Nusupalievich Agybayev
doctor of law, Professor of the Department of customs, financial and environmental law of al-
Farabi Kazakh national University of Almaty
АННОТАЦИЯ
Статья посвящена исследованию отдельных значимых аспектов содержания норм специальной Конвенции ООН о предупреждении преступления геноцида и наказании за него 1948 года. Делается главный вывод о том, что геноцид как преступление против человечества с учетом современных фактических обстоятельств должен учитывать как объективные, так и субъективные критерии в определении защищаемой демографической группы. Отмечается, что перечень последней общности должен быть пересмотрен и расширен в свете соответствующих общих требований, закрепленных в учредительных актах современных международных юрисдикционных органов. Обосновывается мнение о
том, что подобный подход обеспечит сбалансированное и объективное применение сущностных признаков, толкуя охраняемые группы в соответствующем политическом, социальном, историческом и культурном контексте.
ABSTRACT
The article is devoted to the study of some significant aspects of the content of the norms of the special UN Convention on the prevention and punishment of the crime of genocide of 1948. The main conclusion is that genocide as a crime against humanity, taking into account the current factual circumstances, should take into account both objective and subjective criteria in determining the protected demographic group. It is noted that the list of the latter community should be revised and expanded in the light of the relevant General requirements enshrined in the constituent instruments of modern international jurisdictional bodies. The author substantiates the opinion that such an approach will provide a balanced and objective application of essential features, interpreting the protected groups in the appropriate political, social, historical and cultural context.
Ключевые слова: Конвенция, геноцид, преступление, контекстуальные обстоятельства, модернизация
Keywords: Convention, genocide, crime, contextual circumstances, modernization
Конвенция ООН о предупреждении преступления геноцида и наказании за него (в английской версии: Convention on the Prevention and Punishment of the Crime of Genocide), принятая в соответствии с Резолюцией 260 Генеральной Ассамблеи универсальной международной организации 9 декабря 1948 года, вступила в юридическую силу 12 января 1951 года после того, как была выполнена особая процедура: ст. XI Конвенции предусматривает обязательный порядок ратификации либо присоединение к ней любого государства - члена и любого государства - нечлена ООН, получившего специальное приглашение. [1,с. 100]. Первым государством, сдавшим соответствующий документ депозитарию - Генеральному секретарю ООН, - стала Эфиопия 1 июля 1949 года. Бывший СССР стал участником Конвенции с 18 марта 1954 года на основании Указа Президиума Верховного Совета страны об её окончательном утверждении с оговорками к ст. ст. IX и XII о неприменении ее положений относительно непризнания юрисдикции Международного Суда ООН и на несамоуправляющиеся территории. Спустя некоторое время - 10 февраля 1989 года СССР снял свои оговорки применительно ст. IX. 12 января 2015 года исполнилось 65 лет с момента введения в действие рассматриваемого международного договора. Сегодня его участниками являются 147 государств и среди них практически все постсоветские республики. И, кстати, пока последним государством, присоединившимся к Конвенции 3 ноября 2015 года, является Таджикистан.
Важно отметить, что одно из первых обвинений в совершении геноцида после ее вступления в силу касалось преднамеренных действий, направленных против темнокожего населения в США в декабре 1951 года. Первым же государством, непосредственно обвиненным в нарушении ст. ст. II и III Конвенции, где дается юридическое понятие геноцида и определены формы участия в его совершении, стала Сербия. Однако впервые нормы Конвенции были применены по отношению к гражданам Руанды в рамках юрисдикции Международного уголовного трибунала ad hoc для судебного преследования лиц, ответственных за геноцид и другие серьезные нарушения международного гуманитарного права, совершенные на территории Руанды, и
граждан Руанды, ответственных за геноцид и другие подобные нарушения, совершенные на территории соседних государств, в период с 1 января 1994 года по 31 декабря 1994 года. Одновременно и/ или позже нормы Конвенции были воспроизведены в учредительных актах Международного уголовного трибунала по бывшей Югославии (ст. 4 (2,3), относительно геноцида и других серьезных нарушений международного гуманитарного права, совершенные с 1 января 1994 года, ст. 6 Римского Статута Международного уголовного Суда от 17 июля 1998 года, а также так называемых смешанных (гибридных) и интернационализированных уголовных судов (трибуналов), подразделяющихся в свою очередь на две категории: а)специальных суды, созданные в соответствии и на основе международного договора государств с ООН (к примеру, это Специальный суд по Сьерра - Леоне для судебного преследования лиц, несущих наибольшую ответственность за преступления, совершенные на территории вышеназванного государства с 30 ноября 1996 года) и суды, формируемые временными администрациями ООН на территориях государств, в которых осуществляются миротворческие операции (к примеру, это Особые коллеги по тяжким преступлениям или по другому официальному названию Смешанный уголовный трибунал для привлечения к уголовной ответственности лиц, причастных к совершению тяжких преступлений на территории Восточного Тимора (Тимор-Лешти) в период с 1 января по 25 октября 1999 года).
Несомненно, геноцид относится к разновидности тяжких международных преступлений, а если конкретнее по классификации современного международного права к разряду международных общественно опасных уголовных деяний против человечества. Ответственность за его совершение, следовательно, вытекает напрямую из норм международного права. К тому же существует особенность, суть которой заключается в том, что для признания геноцида не просто ординарным деянием, а международным преступлением, наряду с наличием квалифицирующих его элементов (объекта, объективной стороны, субъекта и субъективной стороны) необходимы так называемые сущностные признаки: в уставах или статутах международных уголовных трибуналов и судов они имеуются либо
Евразийский Союз Ученых (ЕСУ) # 4 (61), 2019 как общие требования, либо контекстные элементы или констекстуальные обстоятельства. Так, например, согласно ст. 9 раздела "Элементы преступ-ленй" Римского Статута Международного уголовного суда требование о том, что геноцид как уголовно наказуемое деяния должно иметь "место в контексте явной линии аналогичного поведения, направленного против той или иной группы, или должно являться "поведением, которое само по себе могло привести к такому уничтожению" членов национальной, этнической, расовой или религиозной группы обязателен Суду в толковании и применении отдельных статей, в том числе ст. 6 о геноциде [2, с. 326]. Хотя сама Конвенция ООН о геноциде непосредственно не требует контекстуального обстоятельства при рассмотрении одноименного состава преступления, отмеченный элемент как специальное намерение объекта все-таки нужно учитывать судам при вынесении решений для доказательства существования "широкомасштабной или систематической практики" полного или частичного уничтожения определенной демографической группы или общности посредством убийства, причинения серьезных телесных повреждений или умственного расстройства, предумышленного создания невыносимых жизненных условий, предотвращения деторождения в среде такой группы и насильственной передачи детей из одной человеческой группы в другую.
К настоящему времени наметилась тенденция, согласно которой государства - участники Конвенции в рамках разработки и принятия своих уголовных кодексов принимают меры по совершенствованию содержания ее базовых норм. Как отмечают А.Н. Тарбагаев и Г.Л.Москалев, сущность подобных действий заключается "в расширении круга деяний, охватываемых понятием геноцида, по сравнению с Конвенцией 1948 г., поскольку его сужение может рассматриваться как неисполнение государством своих обязательств по борьбе с геноцидом, закрепленных в ст. I, V Конвенции 1948 г." [3, с. 512] и тут же замечают, что именно в таких актах содержатся примеры модернизации нормы об ответственности за геноцид, учитывающие факты совершения этого преступления, имевшие место после принятия Конвенции 1948г". [4, с. 512]. Анализ различных действующих редакций аналогичных кодифицированных законов могут стать образцами или основами для пересмотра "традиционно" закрепленных либо буквально воспроизведенных норм Конвенции в уголовных кодексах многих государств - участников, в том числе и постсоветских (к примеру, российского, казахстанского, азербайджанского и т.д.). Для обоснования такой позиции можно обратиться, в частности, к ч.1 ст. 118 УК Польши от 1 января 1997 года, к ст. 99 УК Литвы и к ст. 71 УК Латвии, в рамках которых кроме перечисленных в Конвенции четырех известных демографических групп названы: и политические группы или группы с определенным мировоззрением [5]; группы лиц, определенные наличием общих убеждений [6]. В УК же Франции и Беларуси в перечень защищаемых групп добавлены "группы,
определенные на основе любого произвольного критерия" [7]. Полагаем, что закрепленный изначально в Конвенции 1948 года узкий объем объекта геноцида с учетом новых обстоятельств современности должен быть расширен и соответственно акты рассматриваемого преступления уже не могут быть направлены только против опознаваемых по Конвенции четырех групп.
Можно выделить и другие наиболее концептуальные аспекты в юридическом понимании преступления геноцида. Это, к примеру, необходимость запрета или роспуска организаций, разжигающих расовую, национальную или религиозную (межконфессиональную) вражду с целью совершения геноцида; решение также давно обсуждаемого вопроса о привлечении юридических лиц за совершение различных действий или бездействий, составляющих состав международного преступления (в частности, ответственность за соучастие в его совершении), расширение и четкое определение иных новых форм геноцида, за исключением, физической или биологической, социально-экономической и национально-культурной; проблемы, связанные с применением универсальной юрисдикции к этому уголовно наказуемому деянию.
Таким образом, принимая во внимание лишь некоторые количественные и качественные особенности геноцида можно тем не менее отметить, что объектом его посягательства является прежде всего не столько та или иная группа людей, столько конкретные люди с ярко определенными индивидуальными характеристиками. В этой связи до сих пор остается актуальным вопрос о неразработанности международно-правовых средств по предупреждению не только этого преступления, но и других общественно опасных деяний против человечества и человечности. Учитывая доказанные и установленные международными трибуналами факты можно говорить и о целесообразности широкого толкования (или расширения) понятия охраняемых Конвенцией демографических групп. И, наконец, в перечень обязательств государств - участников Конвенции должно входить запрещение на их территорих деятельности любого учреждения, пропагандирующего совершение геноцида.
Список литературы:
1. Конвенция ООН о предупреждении преступления геноцида и наказании за него от 9 декабря 1948 года // Международная защита прав и свобод человека: Сборник документов. - М.: Юридическая литература, 1990. - 672 с.
2. Римский Статут Международного уголовного суда от 17 июля 1998 года // Действующее международное право. Документы в 2-х томах. Т.1. - М.: Международные отношения, Юрайт - Издат, 2007. - 768 с.
3. Тарбагаев А.Н., Москалев Г.Л. Основные направления совершенствования нормы об уголовной ответственности за геноцид в УК РФ // Всероссийский криминологический журнал, 2016. Том 10, №3. - С. 511-520.
4. Там же.
5. Уголовный кодекс Республики Польша от 1 января 1997 года (в ред. От 1 августа 2001 г.). -СПб.: Юридический центр Пресс, 2001. - 234 с.
6. Уголовный кодекс Литовской Республики от 26 сентября 2000 года (в ред. от 12 февраля 2007г.). - СПб.: Юридический центр Пресс, 2003. -468 с.; Уголовный кодекс Латвийской Республики
от 1 апреля 1999 года (в ред. от 1 августа 2001 г.). -СПб.: Юридический центр Пресс, 2001. - 313 с.
7. Уголовный кодекс Республики Беларусь от 9 июля 1999 года. - СПб.: Юридический центр Пресс, 2001. - 474 с.; Уголовный кодекс Французской Республики 1992 г. С изменениями и дополнениями на 1 января 2002 г. - СПб.: Юридический центр Пресс, 2002. - 650 с.
УДК 34
ПРОЦЕСС ЛИЦЕНЗИРОВАНИЯ МЕДИЦИНСКОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ В РОССИЙСКОЙ _ФЕДЕРАЦИИ_
Лошкарев А.В.
Самарский Государственный Экономический Университет, г.Самара
Гусарова Е.А
Самарский Государственный Экономический Университет, г. Самара
АННОТАЦИЯ
Автором проводится подробный анализ процесса лицензирования медицинской деятельности в Российской Федерации и рассматриваются особенности данной процедуры в сфере административного лицензирования. Методология исследования - анализ научной литературы по заданной теме, а также практического опыта по данной проблеме.
ANNOTATION.
The author conducts a detailed analysis of the licensing process of medical activities in the Russian Federation and discusses the features of this procedure in the field of administrative licensing. The research methodology is the analysis of scientific literature on a given topic, as well as practical experience on this issue.
Ключевые слова: медицинская деятельность, лицензирование, соискатель претендент, медучреждение, юридическое лицо, индивидуальный предприниматель.
Key words: medical activity, licensing, applicant, applicant, medical institution, legal entity, individual entrepreneur.
Медицинская деятельность очень важный аспект, затрагивающий каждого человека на протяжении его жизни. Нельзя отрицать тот факт, что даже не задумываясь, мы ежедневно сталкиваемся со многими результатами данного труда, которые обеспечивают нас и дают ощущение комфортности. А значит и контроль данной деятельности должен быть на соответствующем уровне. Государство строго и жестко контролирует всю процедуру лицензирования, благодаря чему возможность преступных деяний в этой сфере деятельности невероятна мала.
Сам процесс лицензирования медицинской деятельности в Российской Федерации происходит на основании Федерального закона от 04.05.2011 №9-Ф3 « О лицензировании отдельных видов деятельности», а также Постановления Правительства Рф от 21.11.2011 N957, а также отдельным перечнем услуг, в котором указаны те, что подлежат лицензированию, а также там закреплен тот список органов, имеющих и обладающих право осуществлять выдачу лицензии.[2]
Данная процедура в силу своей важности несет в себе множество особенностей в требованиях и условиях для обеспечения разрешения на ведение медицинской деятельности. Эти требования жестко определены в в федеральном законе, а точнее в статье 8 Федерального закона Ш9-Ф3. Их список был оформлен Минздравом Российской Федерации. В требованиях четко указано и строгое соблюдение
санитарных норм, стандарты помещений, внесение которых будет обеспечивать свободное ведение трудового процесса сотрудниками учреждения и исполнение квалитативного обслуживания населения. Также в притязаниях содержать и пункты, об обязательном нахождении в аренде или собственности помещения, надлежащего оборудования и инструментов, транспортные средства и документы, разрешенные Минздравом Российской Федерации. В том числе должны присутствовать исправные средства противопожарной защиты - это и сигнализация, и средства тушения пожара, и план действий сотрудников медучреждений при случае возгорания здания. В штате сотрудников обязаны находиться лишь те лица, которые имеют нужную организацию, то есть предусмотренную законом квалификацию и образование. Для руководителя учреждения требуется высшее специальное образование и сопутствующий ему стаж работы по определенным видам услуг, предоставляемых им не меньше 2 (5) лет в зависимости от вида организации (юридическое лицо - 5 лет, индивидуальный предприниматель соответственно 2 года). Однако стоит заметить и учитывать в будущем тот факт, что при дальнейшем ведении деятельности сотрудники, работающие в медицинском учреждении будут обязаны неизменно поддерживать и повышать свою квалификацию не реже одного раза в 5 лет при осуществлении своей профессиональных обязанно-стей.[1]
