CC BY
114
ПРОБЛЕМЫ ТЕОРИИ ПРАВА
УДК 343.9
Концепты, категории и понятия современной науки о преступном поведении1
Корсаков Константин Викторович, старший научный сотрудник отдела права Института философии и права Уральского отделения Российской академии наук, член постоянной рабочей группы по взаимодействию с институтами гражданского общества, организациями и физическими лицами при Совете Губернатора Свердловской области по противодействию коррупции, кандидат юридических наук, доцент e-mail: [email protected]
Статья посвящена актуальным вопросам понятийно-категориального аппарата и концептуальным основам науки криминологии, использующей в настоящее время общность терминов и определений, которую отличает отсутствие универсальных, единых для всех трактовок и подходов. Автором подчеркивается самостоятельный по отношению к уголовному праву, комплексный и многоотраслевой характер криминологии, выражающийся в т. ч. и в специфике понятий, которыми оперируют представители данной отрасли знания. С позиций новых распространившихся парадигм обозначаются современное криминологическое видение и определения базовых категорий науки о преступном поведении - преступления и наказания.
Ключевые слова: криминология; уголовное право; преступление; преступность; уголовное наказание; предмет криминологии; понятия криминологии.
Concepts, categories and concepts of modern the science of criminal behavior
Korsakov Konstantin Viktorovich, Senior researcher of the Department of Law of the Institute of philosophy and law, Ural branch of Russian Academy of Sciences, Member of the standing working group on interaction with civil society institutions, Organizations and individuals at the Council of the Governor of Sverdlovsk region on combating corruption, Candidate of juridical sciences, Associate professor
The article is devoted to topical issues of conceptual-categorical apparatus and conceptual foundations of the science of criminology, currently using common terms and definitions, which is distinguished by the absence of a universal, unified interpretations and approaches. The author emphasizes the self in relation to criminal law, integrated and multisectoral nature of criminology, expressed including the specifics of the concepts promulgated by the representatives of this branch of knowledge. With new positions spread paradigms are denoted modern criminological vision and identify the basic categories of the science of criminal behavior crime and punishment.
Key words: criminology; criminal law; crime; criminal activity; criminal penalties; the subject of criminology; concepts of criminology.
1 Статья подготовлена при поддержке гранта Президента РФ № МК-6928.2015.6.
В настоящее время в мировой криминологической литературе получила распространение доктрина, которая полностью отвергает «привнесенность» объекта криминологии извне и не приемлет отказ в признании за криминологической наукой независимого положения: эти стереотипы были изжиты как в зарубежной, так и в отечественной науке еще в XX столетии, в их преодолении немалая роль принадлежит трудам А. Коэна, В. В. Лунеева, В. Н. Кудрявцева, И. М. Мацкевича и других видных ученых.
В онтологическом плане криминология как наука появилась «в недрах уголовного права на основе спора о его предмете в 1872 г.» [1, с. 20] и довольно долгое время находилась в секторе уголовно-правовой науки, однако она постепенно освободилась от ограниченности и локального характера, которые «навязывало» ей уголовное право. Преобладающая ныне в науке криминологии точка зрения по вопросу об использовании в исследованиях преступности исключительно законодательных конструкций, дефиниций и уголовно-правовых понятий и категорий, приводившем часто не только к резкому сужению рамок научного поиска, но и к «застойным» явлениям в этой области знания, была отражена в работах американского ученого Торстена Селлина, писавшего: «Чтобы наука о криминальном поведении могла развиваться, ученый, работающий в этой области знания, должен освободиться от пут, создаваемых уголовным законодательством. Безоговорочное принятие правовых определений как основных единиц либо элементов криминологического исследования противоречит основному принципу науки» [2, с. 31-32], а также в трудах М. И. Ковалева, весьма точно отметившего, что «в криминологии подобные консерватизм и формализм равносильны регрессу. Они недопустимы в принципе» [3, с. 57].
Добавим к приведенным выше авторитетным мнениям, что гносеологическая неправомерность перенесения терминов, понятий и категорий уголовного права в сферу науки о преступном поведении очевидна, потому как ведется речь о терминах, понятиях и категориях другой отрасли знания, которые попросту непри-ложимы к предметной области исследований, проводимых в рамках криминологии. Последняя же, на наш взгляд, не может ни образовывать свой терминологический базис путем одного лишь перенесения сугубо правовых понятий и терминов из сферы юридического знания, ни заниматься созданием либо верификацией юридических категорий и определений.
Современную науку криминологии, находящуюся в настоящее время на этапе, часто называемом «плюралистическим», характеризует множественность выведенных учеными понятий и определений преступления, наказания, преступника, превенции, жертвы, немалая часть из которых не имеет правовой привязки или же юридической ориентации, не выражает нацеленность на использование в теории уголовного права. Имеющиеся в криминологии подходы к криминально-криминогенному феномену вовсе не ограничиваются разрешением этой проблемы исключительно юридическими методами и средствами, целый ряд концепций, теорий и моделей их не подразумевает. Эта
особенность и факт обретения криминологией полиотраслевого характера, опосредующие формулировку и использование учеными различных понятий, терминов и определений, объясняют оперирование в ходе проведения исследований и проверки гипотез операционными дефинициями и понятиями, имеющими новый смысл и большое эвристическое значение: именно они образуют специфический «язык» современной криминологической науки.
Несомненно, основной, базисной категорией для науки криминологии является категория преступности. Преступность, будучи главной, основной и центральной проблемой для криминологии, которая стремится постичь ее характер, сущность, природу и закономерности, вскрыть ее факторы и предпосылки, определить пути, направления и средства противодействия преступности, повысить оптимизацию и результативность последних, не имеет в этой науке единого, универсального понятия. Предлагаемые исследователями определения и формулировки отражают лишь тот или иной подход к изучению данного сложного, изменчивого и многогранного социального явления.
Отталкиваясь от представлений о преступности прежде всего как об общественном явлении, не сводимом к одной только статистической сумме (массе, набору, конгломерату) преступлений, их обычному механическому множеству, большинство исследователей определяет преступность как негативное общественно-правовое явление, обладающее определенным набором параметров, признаков и элементов, или как процесс «совершаемости» общественно опасных посягательств (А. Н. Трайнин, Б. Д. Овчинников). Сторонниками несколько иного видения предлагается определение преступности как свойства человеческого социума (Д. А. Шестаков, Э. А. Поздняков). Большинство ученых при конструировании понятия преступности небезосновательно исходят из понятия преступления как разового, единичного акта (конкретного события, действия), который преступность «представляет»: «делает это явление видимым, учитываемым» [4, с. 25].
Наряду с превалирующими на современной нам фазе развития науки криминологии теориями причин преступного поведения, исследовательскими концепциями ее понимания и отражения качественных, количественных и временных изменений, имеются такие идеи, гипотезы и подходы, в которых нет упоминания преступности. Для них, например, в качестве исходного выступает понятие преступления или же в них ведется речь о девиантном поведении. Прежде всего, к таким следует отнести теоретические наработки ситуационной криминологии, предлагающей на основании методологии социометрии меры и конфликтологии приемы ситуационной профилактики правонарушений, и модели, которые возникли в тот период развития человеческого мышления и пенитенциарного опыта , когда отсутствие способности сознания к выявлению общего за частным не позволяло перейти от осознания единичных фактов (преступлений), разовых событий на уровень общих понятий, каким является понятие преступности.
Именно к числу вышеназванных теорий относится концепция воздаяния (кары), сформировавшаяся в период, когда обществом еще не был сделан переход от бессистемного осмысления регулярно повторяющихся отдельных событий (преступных деяний) к осознанию наличия целостного, общего явления, обладающего определенными закономерностями, - преступности, в результате которого в человеческом сознании появляется и начинает функционировать некий абстракцион-ный слепок, идеальный образ [5, с. 32-33].
В данной связи вполне обоснованным представляется отнесение профессором Ю. Д. Блувштейном криминологического понятия преступности к разряду «молодых» понятий [6, с. 78], появившихся лишь на относительно недавнем этапе развития науки о преступном поведении.
Будучи выразителями криминологического, внепра-вового взгляда на преступление как «деяние, которое представляет для общества значительную опасность безотносительно признанию его в качестве такового законодательством» [7, с. 50], большинство отечественных и зарубежных исследователей пишут, что история преступлений продолжительна как история самого человеческого рода, «человеческое общество уже с момента своего возникновения знает те действия, которые мы сейчас называем преступлениями. Подобного рода способы поведения издавна являются объектом познания» [8, с. 94].
Мы полагаем, что в подобных высказываниях суть подмечена верно, профессор Н. С. Таганцев также не раз обращал внимание на этот аспект: «Жизнь разных народов свидетельствует, что везде и всегда совершались и совершаются деяния, которые по разным причинам не только признаются недозволенными, но и вызывают определенные меры со стороны общества и государства, направленные против людей, их учинивших, деяния, признаваемые преступными...» [9, с. 19]. В то же время точка зрения тех ученых, которые связывают этап возникновения понятия преступления с моментом его законодательного запрещения государственной властью, об отсутствии в общественно-правовой жизни преступления до появления писаного позитивного права продолжает отстаиваться в юридической печати.
Следует отметить, что не только в криминологии, в недрах которой уже на этапе отпочкования от уголовного права и образования самостоятельной области научного знания возникли требования по выработке собственного криминологического определения преступления, но и в рамках этического, социологического и уголовно-правового ракурса и иных известных подходов к преступлению формулирование его понятия относится к разряду сложных и дискуссионных вопросов.
Истоки и причины этого коренятся в пространственной и темпоральной относительности, исторической изменчивости и перманентной динамике этических и нравственных ценностей, моральных принципов и воззрений, которые и наполняют понятие преступления его смыслом, внутренним содержанием, а равно в таком немаловажном факторе, как формационная,
идеолого-политическая, экономическая и культурная обусловленность системы социальных представлений о преступлении.
В отличие от науки криминологии, в которой единого для всех ученых, универсального понятия преступления по-прежнему не существует, а наличие множественности подходов к его определению принимается позитивно (т. к. данная наука должна в соответствии с конъюнктурой, постановкой научной проблемы и потребностью в ее решении исходить из различных понятий преступления, иначе она не сможет выполнять возложенную на нее эвристическую роль и гносеологическую функцию), в науке уголовного права не могут использоваться несколько понятий преступления: на законодательном уровне закрепляется одно, общее и обязательное для всех правоприменителей определение, которое закладывается в нормативно-правовой базис и связывает между собой различные уголовно-правовые институты.
Обозначенные нами проблемы, объективно затрудняющие выработку общего и универсального понятия преступления, объясняют наличие таких западноевропейских правовых систем, в которых нет законодательного определения преступления. Таково, в частности, английское уголовное право. Британские ученые, следуя широко известному древнеримскому тезису «Omnis definition in lege periculosa» («Любое определение, данное в законе, опасно»), в своих уголовно-правовых исследованиях честно и открыто признают, что «нельзя разработать такое понятие, которое бы удовлетворяло всех и охватывало абсолютно все действия и бездействие, носящие уголовный характер» [10, с. 15]. Общей характеристики преступлений не содержится и в Уголовном кодексе Французской Республики.
На страницах уголовно-правовой литературы неоднократно отмечалось то обстоятельство, что уголовное право не в состоянии одним только фактом криминализации тех или иных действий вызвать к ним у людей отношение как к криминальным, его назначение - преследовать за те деяния, которые уже рассматриваются абсолютным большинством членов социума в качестве преступных, т. е. представляющих вредоносность и объективную опасность как для отдельного человека, так и для того социального уклада, в рамках которого тот существует, посягающих на укоренившийся в нем порядок отношений и систему моральных ценностей (отметим, что преступлением нарушается не статья уголовного закона - наоборот, основанием уголовной ответственности и наказания будет точное соответствие какого-либо деяния описанному в диспозиции статьи, -а охраняемые правом обыкновения, в которых отражены идеалы, взгляды и интересы людей, культивирующиеся в их среде общественные ценности), только после такого признания «защитная реакция социума на возможную дезорганизацию нарушителем нормального функционирования общественного организма принимает юридическую личину и выражается в виде правового запрета, сопряженного с угрозой применения уголовной санкции» [11, с. 49-50].
Соглашаясь с точкой зрения С. П. Мокринского о том, что «те факты общественной жизни, возможное
искоренение которых как общего явления, составляют интерес законодателя, задачу его, как политика, составляет основание репрессии» [12, с. 3], укажем, что круг преступных деяний очерчивается нравственностью, обычаями, религией, господствующими в социуме идеями и именно их постоянная изменчивость, а не пертурбации и ротации в центре сосредоточения политической власти опосредует постоянное изменение уголовно-правовых норм, отсутствие которого реально только в случае полной стагнации в области социально-правового строительства.
Представления людей о преступлении подвержены изменениям вместе с формами наличного бытия и общественным сознанием, но в них постоянно наличествует нечто, стоящее вне специфики исторических условий, не зависящий от них элемент общемирового порядка. Этой постоянной является присущее всякому преступному деянию свойство - его социальная опасность, справедливо называемая учеными-правоведами первым, главным и основным признаком, который характерен для любого преступления. «Общественная опасность - это важнейший признак преступления, который раскрывает содержание преступления, - писала профессор Н. Ф. Кузнецова, - она означает, что это деяние вредоносно для общества, она состоит в том, что преступление причиняет или же создает угрозу причинения вреда» [13, с. 60].
Ряд известных исследователей рассматривали общественную опасность как релевантное свойство преступного акта, не зависящее от каких-либо субъективных факторов. Данная позиция во многом сближает их с носителями идей талиона, которые не учитывали при определении объема и интенсивности наказания субъективную сторону состава преступления, однако в теории уголовного права по-прежнему продолжает преобладать мнение, согласно которому социальная опасность характеризует все преступное деяние в целом. Именно так ее рассматривали А. А. Пионтковский, А. В. Кайгородов, Д. З. Шустова и многие другие авторы.
М. И. Ковалев некогда весьма точно подметил, что сущность термина «преступление» заключается в оценке поступка индивида, преступившего определенную черту [14, с. 10], им выражается то, что этот проступок признается общественно опасным и встречает неприятие и порицание со стороны общества, напрочь отвергается им. В то же время часть ученых-правоведов, причем отнюдь не исходивших из легистского принципа «Nullum crimen sine poena legali», полагали, что преступное посягательство характеризуется прежде всего тем, что оно влечет за собой наказание. К их числу относится и социолог Эмиль Дюркгейм, писавший о том, что словом «преступление» обозначается «всякий поступок, который вызывает против учинившего его характерную реактивную акцию, что называется наказанием» [15, с. 77].
По нашему мнению, авторы, выводящие понятие преступления из наказания «ставят телегу впереди лошади», потому как не преступления существуют потому, что за них в законе установлено уголовное наказание, а наказание является логическим следствием преступления, и для постижения его внутренней сущности надо
исходить из понятия преступления, а при постановке последнего в линейную зависимость от понятия наказания, которое, в свою очередь, выводится из понятия преступления, появляется так называемый с1гси!и5 УШОБиБ.
Творческое наследие Эмиля Дюркгейма оказало большое влияние на многих ученых, в частности, на А. Ф. Бернера, который писал о том, что преступлением оскорбляется «общая воля», на ученика профессора М. М. Ковалевского Питирима Сорокина, который, находясь под воздействием психологической концепции права Л. И. Петражицкого, предлагал собственное понятие преступления, исходя из веры в то, что преступление относится к типу психологических, а не внешних явлений: «Не в том или ином характере акта проявляется его "преступность1, а в том, что этот акт кем-либо психически переживается как преступный, как недозволенный» [16, с. 47].
На наш взгляд, главный недостаток подобного подхода заключается в ошибках, что содержатся в начальной гипотезе о том, что во всех общественных явлениях нет ничего такого, что бы уже не заключалось в сознании, в психике человека, а также в допущении того, что все социальные факты не имеют своего независимого, автономного начала, а являют собой следствие и отражение психических переживаний.
Новацией последнего времени является то, что в понятийно-категориальную структуру многих криминологических концепций и теорий помимо понятий преступности, преступления и преступника включается понятие жертвы (потерпевшего). Заметим, что в криминологии феномен жертвы был открыт и стал изучаться недавно. Впервые понятие жертвы было использовано в работе немецкого криминолога Г. фон Гентига «Преступник и его жертва: исследование по социобио-логии преступности» в 1948 г., а в 1956 г. исследователь Г. Шульц предложил свое определение преступления, основанное на системе межличностных отношений между преступником и жертвой.
В российской криминологии понятие жертвы преступления, которое никогда не сводилось к такой операционной категории уголовного процесса, как «потерпевший» (изредка термин «жертва» используется и в уголовном праве, в котором не раз признавалось, что даже тогда, когда вред причинен только одному потерпевшему, преступник все равно причиняет вред всему социуму, ведь он посягнул на его члена, занимающего определенное, фиксированное место в системе разделения труда и потому неотъемлемо связанного со всеми остальными членами), охватывает как физическое лицо, отдельного человека или группу лиц, так и юридических лиц: организации, учреждения, предприятия, а также такие общности и коллективы, как семья, общественная страта и слой, нация и народ (каковым, например, был еврейский народ во времена Холоко-ста) и другие сообщества.
Традиционной для науки о преступности категорией является наказание, понятие которого часто берется из уголовно-правовой науки. И тут перед учеными-криминологами, так же как и перед представителями уголовного права, обязательно возникает крайне дис-
куссионный вопрос о сущности, целях и назначении уголовного наказания как такового.
В российской уголовно-правовой литературе рубежа ХХ-ХХ1 столетий исследователи, развивающие пенологические теории И. Канта, Г. В. Ф. Гегеля и многочисленных представителей расколовшейся по вопросу о сути и задачах уголовного наказания русско-немецкой школы уголовного права, превенцию и исправление правонарушителей относят не к целям и задачам наказания, а к его побочным результатам, внешним эффектам, так, например, профессор В. К. Дуюнов пишет: «Устрашение преступника и воздействие на неустойчивых лиц представляют собой косвенный результат действия уголовной кары» [17, с. 67]. Думается, что такой научный подход является обоснованным.
Мы полагаем, что в современной науке о преступном поведении с учетом последних доктринальных разработок и имеющихся эпистем наказание за совершенное индивидом преступление следует понимать более широко, нежели в его узкой уголовно-правовой трактовке, а именно: как являющуюся следствием преступного деяния и исходящую от аппарата государственной власти меру реактивного воздействия, которая соизмеряется с содеянным преступником и облекается в форму акта принуждения, соответствующего преступлению и необходимого для восстановления социальной справедливости и реализации целей генеральной и частной превенции.
Подчеркнем, что мера уголовного наказания всегда содержит в себе общественную оценку совершенного и основывается на анализе комплекса субъективных качеств преступника, его целей, побуждений и мотивов, укоренения в нем преступных установок и антиобщественного потенциала.
Обозначенная нами характерная особенность данного публично-репрессивного и ретроспективного акта отличает его от так называемых «мер социальной защиты» («общественной обороны»), предлагаемых рядом криминологических направлений, традиций и школ. Они применяются исходя из психологических качеств и свойств преступников, их внутриличностных характеристик и призваны предупредить совершение новых преступных посягательств путем оказания на делинквентов масштабного, интенсивного профилактического воздействия, которое отличается широким диапазоном форм и размытостью лимитов и границ вмешательства в сферу прав, свобод и законных интересов правонарушителей.
Список литературы
1. Старков О. В. Начала российской криминологии / О. В. Старков // Российский криминологический взгляд. -2005. - № 1.
2. Социология преступности: сб. науч. ст. / отв. ред. Б. С. Никифоров. - М., 1966.
3. Ковалев М. И. О роли научных понятий в уголовном праве и криминологии / М. И. Ковалев // Известия вузов. Сер. Правоведение. - 1980. - № 5.
4. Карпец И. И. Понятия советской криминологии / И. И. Карпец. - М., 1985.
5. Корсаков К. В. Предмет криминологии и модель возмездия (кары) / К. В. Корсаков // Правоохранительные органы: теория и практика. - 2004. - № 4.
6. Блувштейн Ю. Д. Понятия в криминологии / Ю. Д. Блувштейн // Советское государство и право. - 1986. -№ 9.
7. Шестаков Д. А. Школа преступных подсистем (парадигма, отрасли, влияние вовне) / Д. А. Шестаков // Российский криминологический взгляд. - 2005. - № 1.
8. Кайзер Г. Криминология. Введение в основы / Г. Кайзер. - М., 1979.
9. Таганцев Н. С. Русское уголовное право / Н. С. Та-ганцев. - Тула, 2001. - Т. 1.
10. Преступление и наказание в Англии, США, Франции, ФРГ, Японии (Общая часть уголовного права): учеб. пособие / отв. ред. Н. Ф. Кузнецова. - М., 1991.
11. Спиридонов Л. И. Избранные произведения: Философия и теория права. Социология уголовного права. Криминология / Л. И. Спиридонов - СПб., 2002.
12. Мокринский С. П. Наказание, его цели и предположения / С. П. Мокринский. - Томск, 1905. - Ч. 3.
13. Кузнецова Н. Ф. Преступление и преступность / Н. Ф. Кузнецова. - М., 1969.
14. Ковалев М. И. Понятие и признаки преступления и их значение для квалификации / М. И. Ковалев. - Свердловск, 1977.
15. Дюркгейм Э. О разделении общественного труда / Э. Дюркгейм. - М., 1996.
16. Сергеевский Н. Д. Наказание в русском уголовном праве XVII века / Н. Д. Сергеевский. - СПб., 1887.
17. Дуюнов В. К. Наказание в уголовном праве России - предупреждение или кара? / В. К. Дуюнов // Государство и право. - 1997. - № 11.
