CC BY
23
НАРОДЫ КАВКАЗА: ТРАДИЦИИ И СОВРЕМЕННОСТЬ
УДК 947(471.6)07
КОНЦЕПТУАЛЬНЫЕ ПРЕДСТАВЛЕНИЯ ЛИБЕРАЛЬНЫХ ПРЕОБРАЗОВАНИЙ 50-70-х ГОДОВ XIX ВЕКА НА СЕВЕРНОМ КАВКАЗЕ (к 150-летию отмены крепостного права)
П.А. Кузьминов
Интерпретация прошлого всегда несет определенный риск, так как это, равным образом, и истолкование настоящего. Такая постановка вопроса актуализирует вопрос ответственности историка перед обществом и его отношению "к унаследованному" прошлому, поскольку ученый должен "не только постулировать свою приверженность принципу объективности, но и владеть приемами и методами научного исторического исследования, позволяющего отделить "зерна от плевел", действительное от вымышленного" [1].
Историк - "дитя" своего времени, поэтому его труд не может не нести на себе всех политических и социальных сложностей эпохи, в рамках которой он работает. Видение прошлого, как недавнего, так и самого отдаленного, во многом определяется исторической ситуацией, в которой творит историк. «Меняется перспектива, смещается "точка отсчета", - отмечает А.Я. Гуревич, - и прошлое приобретает иной облик, получает другую оценку. Это переосмысление в той или иной степени затрагивает весь исторический процесс"» [2]. Простые слова известного медиевиста отражают глубинные причины возникновения полифонии концептуальных подходов в истории познания минувшего, в том числе и нашей проблемы.
Со времени появления первых работ по истории реформирования административно-судебной системы и аграрно-социальных
отношений у горских народов Северного Кавказа прошло 150 лет. Юбилейных мероприятий, посвященных эпохе великих реформ - крупнейшему событию новой истории России и народов ее населяющих, - кажется, не запланировано. А значит мы, очередной раз, "забываем" свое прошлое, вместо того, чтобы тщательно его изучать, делать выводы, учитывать накопленный исторический опыт .... Отсюда "водопад" современных, слабо проработанных социальных экспериментов, которые не улучшают, а, скорее, ухудшают жизнь общества.
Между тем за годы изучения реформ сменились поколения публицистов, краеведов и ученых, которые искали и находили возможность исследовать реформы с особенных методологических позиций, отражающих концептуальное видение темы.
Историки, отражая историческое время своего бытия, его специфическую информационную среду, ангажированы определенной научной парадигмой и конкретными дискурсивными практиками [3]. Но если методы, практикуемые в научной среде, не позволяют разрешить порожденную конкретной эпохой проблематику реформ, то, естественно, исследователи создают новые теории, и происходит обновление научных представлений о прошлом. Иными словами, попытки реконструкции прошлого формируют "вызов" в виде новой эпистемы, а историки дают
* Эпистема - проблемное поле либо конкретной научной дисциплины, либо науки вообще.
Кузьминов Петр Абрамович - доктор исторических наук, доцент кафедры истории России Кабардино-Балкарского государственного университета, 360004, КБР, г. Нальчик, ул. Чернышевского, 173, e-mail: Petrakis_hist@ bk.ru, т. 8(8662)422462.
Pyotr Kuzminov - doctor of history, associate professor of the Russia History Department at the Kabardino-Balkarian State University, 173, Chernyshevsky Street, Nalchik, 360004, e-mail: Petrakis hist@bk.ru, ph. +7(8662)422462.
"ответ" в виде новой парадигмы исследуемого процесса, которая "открывает" неизученные стороны процесса, но никогда не в силах отразить всю его многогранность.
Мы предлагаем рассматривать проблему смены концепций истории преобразований как непрерывно развивающийся, диалектически противоречивый ход мысли исследователя. В качестве "скальпеля" познания возьмем один из основополагающих гегелевских методов познания - "отрицание отрицания" [4]. Несмотря на почтенный возраст закона диалектики, он позволяет выявить принципы возникновения и смены методологических подходов к изучению заявленной темы [5].
Проблематика гегелевской диалектики в последние годы активно задействована в методологии. В частности, Н.А. Мининков актуализировал данную парадигму в рецензии на монографическое исследование А.В. Луб-ского [6], подчеркнул, что автор обосновал взгляд на научную историографию как на процесс, развитие которого шло в рамках триады "тезис - антитезис - синтез". Причем он использовал его не в качестве иллюстрации своих выкладок и размышлений, а как "общую структуру монографии" [7, с. 168].
Привлеченные историографические источники и факты дореволюционного периода, раскрывающие проблематику преобразований, позволяют говорить о наличии трех формирующихся историографических течений, которые концептуально отражали содержание работ, идеологические пристрастия и научные позиции авторов: консервативное, либеральное и демократическое. Предложенная классификация, конечно, условна в силу специфики становления и эволюции взглядов представителей кавказоведения. «Важной методологической задачей историографии, - еще четверть века назад отмечала А.Е. Шикло, - является определение принципов выделения направлений в исторической науке и критериев отнесения того или иного историка к определенному направлению. Недостаточно определены и сами понятия: "направление", "течение", "школа"» [8, с. 119]. В недавно опубликованном труде коллектив авторов фактически повторил эту же мысль, заявив, что "в научной литературе нет четкости и определенности при отражении не только характерных черт, но даже общего количества общественно-политических течений в России нового времени" [9].
Сказанное касается и кавказоведения, где к решению этих проблем только приступили.
Критериями отнесения исследователя реформ к тому или иному историографическому течению стали его концептуальные пристрастия, отражающие особенности мировоззрения и отношение авторов к процессу преобразований.
Реформы 50-70-х гг. XIX в., внеся серьезные аграрные, социальные, административно-правовые изменения в жизненный уклад горцев, стали началом формирования в регионе новых отношений; им посвящено много работ.
Авторы официально-охранительного течения подчеркивали исключительную роль самодержавия, которому дано право решать судьбы народов. Именно волеизъявлением Александра II была дарована свобода зависимым сословиям на Кавказе. Великий акт был встречен с радостью и благодарностью всеми сословиями.
Публикации этого направления появились сразу же по завершении основных мероприятий по уничтожению различных форм социальной зависимости крестьян и призваны были сформировать благожелательное общественное мнение о проводимых преобразованиях. Они стали основой дальнейшего изучении реформы, а в нашем представлении началом, "тезисом" гегелевской триады. Е. Старцев, П.А. Гаврилов, П. Пржецлавский, Ф.А. Смирнов, С. Эсадзе, В. Линден и др. -типичные представители данного течения.
Апологетическое описание событий преобразования горской жизни представителями охранительного течения не удовлетворило общество в познании происходящих событий, поэтому появились работы либерального течения. В количественном и качественном отношении это направление многолико, что связано со своеобразием социальных отношений в кавказском пореформенном обществе. Теоретиче -ский и фактологический уровень исследований этого течения, как правило, был значительно выше, чем у авторов консервативного направления, и построен в основном на позитивистской методологии. Представители данного течения признавали объективную реальность прошлого и считали, что оно дано историку в виде остатков - исторических документов и вещественных памятников.
Авторы расширили проблематику изучения реформ, обогатили науку вводом новых фактов и исторических источников. Анализи-
руя аграрную политику правительства на Кавказе, они отмечали ее отдельные негативные моменты, пытались "подсказать" правительству наиболее приемлемые решения. Не были обойдены вниманием факты социального антагонизма в горском обществе, многочисленные недостатки административно-правовой системы. К этому течению мы относим работы К. Красницкого, Д. Кодзокова, Д. Лаврова, М. Кипиани, Я. Абрамова, Ф. Щербины, М. Ковалевского, Н. Тульчинского, П. Гидуля-нова, В. Кудашева и др. В них "брошена тень" на великие деяния царя-освободителя, частично оспорены наиболее одиозные положения авторов охранительного течения. Эти работы обозначили "вектор" критического осмысления реформы. В "тезисе" появляются первые трещины....
В 90-е гг. XIX в. в кавказоведении складывается демократическое течение в изучении преобразований у народов Северного Кавказа. Оно немногочисленно, но своей активностью, политической заостренностью, безусловно, влияло на формирование общественного мнения по наиболее актуальным вопросам того времени. Представители данного течения "атаковали" концептуальные положение "тезиса".
Своеобразным эталоном демократичного подхода к общественным проблемам исторической науки в России был В.И. Семевский, который писал, что "интеллигенция обязана потрудиться на пользу крестьян и в жизни и в науке", должна "внимательно изучить прошлое и настоящее положение народа". Призыв ученого-демократа к обществу: "История русских крестьян есть долг нашей науки народу" [10, с. 223] - был услышан и наполнен конкретным историческим материалом не только в собственно русских губерниях, но и в среде горских народов. Тема служения народу, оказания действенной помощи конкретному человеку или обществу, решения насущных современных вопросов становится лейтмотивом деятельности многих честных людей, живших на Северном Кавказе. А. Ар-дасенов, А. Белобородов, К. Хетагуров, Г. Ца-голов и другие требовали от правительства пересмотреть итоги крестьянской реформы, поскольку трудящиеся горцы оказались ограблены дважды. Правительство аннексировало землю, а владельцы - деньги и имущество. Причины тяжелейшего экономического положения горцев в конце XIX в. Г. Цаголов видел "в многочисленных ошибках администрации
при поземельном устройстве туземцев Северного Кавказа" [11]. Разрозненные силы демократов не смогли поколебать устоев "тезиса", поскольку его защищал весь чиновничий аппарат имперской России, но элементы критического восприятия эпохи преобразований получили развитие.
События октября 1917 г. положили начало радикальному изменению общества. На развалинах старых общественных структур стали формироваться новые представления о прошлом и настоящем России. Но этот процесс происходил не в условиях конкуренции идей, программ, теорий, а в обстановке жесткого диктата господствующей партии.
От многоголосия культуры серебряного века начала XX столетия российская историческая мысль "мигрировала" в болото однолинейного восприятия прошлого.
Историки, дерзнувшие говорить о преемственности "старого и нового кавказоведе-ния, между которыми не должны порываться крепкие связующие нити" [12], тут же обвинялись в "рабском преклонении перед заслуженными предшественниками" [13, с. 27].
Либеральные преобразования XIX в. стали актуальными проблемами исторической науки, поскольку В.И. Ленин в своих работах часто затрагивал различные аспекты реформ. Но однозначная, не приемлющая иных трактовок крестьянской реформы как "крепостническая и грабительская", а "освобождение" -как ряд насилий и сплошное надругательство над крестьянами [14] предопределила исследовательское русло проблемы. Историки всех регионов России устроили своеобразное "социалистическое соревнование" в поисках исторических фактов, подтверждающих ленинскую мысль о том, что именно в данном районе были наиболее тяжелые условия освобождения. "Левый крен" в изучении реформы позволил обстоятельно выявить ее недостатки, дать характеристику кадрам, проводившим реформы в жизнь, осветить ее сущность. Вместе с тем оказались не востребованы другие ее стороны, на которые обратили внимание современники и дореволюционные исследователи: "реформа ударила одним концом по барину, другим - по мужику" (Н.А. Некрасов); "реформа несет разложение всему классу дворянства" (К. Маркс); "для России феодальной, крепостнической, полурабской это была действительно Великая реформа" (Г.А. Джаншиев) и др.
Крестьянская реформа стала одной из центральных тем советского кавказоведения. Ее различные аспекты исследовали С. Месяц, В. Пожидаев, Л. Добрускин, И. Викторов, В. Гальцев, Г. Кокиев, У. Алиев, И. Тамбиев, Е. Студенецкая, А. Иванов, В. Крикунов, Х. Ра-мазанов, С. Гаджиева, Б. Скитский, И. Му-жев, Т. Кумыков, В. Невская, Е. Крикунова, Т. Жакомихов, М. Гоникишвили, М. Джимов, Н. Гриценко, А. Хасбулатов, С. Исаев, Б. Беро-зов, И. Зембатов и др. Основное внимание ученые уделили анализу грабительского характера реформы, ее половинчатости, незавершенности, сохранению феодальных и даже патриархальных черт в быту и хозяйстве горских народов.
"Тезис" величия реформ, отстаиваемый консервативным направлением дореволюционной историографии, разбит. Легкий абрис "антитезиса", обозначенный представителями демократического течения, обретает "плоть и кровь", внедряется в массовое сознание общества. Мысль В.И. Ленина о том, что "крестьян "освобождали" в России сами помещики, помещичье правительство - самодержавного царя и его чиновники; и эти "освободители" так повели дело, что крестьяне вышли "на свободу" ободранные до нищеты, вышли из рабства у помещиков в кабалу к тем же помещикам, и ни в одной стране мира крестьянство не переживало и после "освобождения" такого разорения и такой нищеты, таких унижений и такого надругательства, как в России" [15], стала "альфой" и "омегой" советской историографии.
В период хрущевской "оттепели" обозначилось внимание к административно-судебным преобразованиям. В 50-80-х гг. XX в. были опубликованы работы Б.А. Гарданова, В.С. Гальцева, Т.Х. Кумыкова, П.П. Матющенко, Ф.Д. Эдиева, Х.М. Думанова, Ж.А. Калмыкова, Х.С. Кушхова, З.В. Кануковой, З.М. Блиевой, А.И. Хасбулатова, К.А. Кокурхаева, Э.Д. Мужухоевой, В.Г. Гаджие -ва, Р.М. Магомедова, Р.А. Губахановой и др.
Экономические и политические преобразования в СССР, начатые с целью обновления и совершенствования государственного организма в середине 80-х гг. XX в., привели к распаду социалистической экономики и советской политической системы.
Северо-Кавказский край оказался в сложнейшей ситуации. Общая нестабильность социальной системы в регионе оказалась близка к состоянию динамического хаоса и носила, по мнению П. Штомки, травматологический характер [16, с. 51].
Совокупность совпавших по времени негативных факторов обусловили глубокий
внутренний конфликт в области гуманитарных наук.
Анализируя слагаемые кризиса, А.Х. Боров справедливо подчеркнул, что порожден он не имманентной логикой накопления исторических знаний и совершенствования исследовательских процедур, а крутой переориентацией правящих элит и последующим крахом государственной и общественной системы советского строя. Отсюда вульгарная политизация и безудержная идеологизация сферы исторического знания, откровенное манипуляторство историко-политическими стереотипами массового сознания, прямое и широкое включение историков в партийно-политическую борьбу [17, с. 83]. Это привело к тому, что под рубрикой "Переосмысление истории" на страницах газет и журналов десятками, если не сотнями, стали публиковаться статьи, очерки, зарисовки, искажающие многие события и явления прошлого.
Несмотря на большие организационные и теоретические проблемы развития науки, в южнороссийской историографии складывается собственная традиция изучения теоретико-методологических проблем исторической науки. Опубликованные в ее русле работы показывают, что на этом пути делаются серьезные шаги, а региональное научное сообщество постепенно осваивает познавательные возможности различных школ и направлений современной историко-теоретической мысли [18].
Концепт цивилизации сегодня широко используется обществоведами для изучения целостности российского исторического феномена, но одновременно он применяется и для обозначения специфики отдельных крупных регионов России. Научное обсуждение этой категории, организованное редакцией журнала «Научная мысль Кавказа», привело участников к выявлению особенностей кавказской цивилизации [19], что позволило исследователям ярче оттенить структурные преобразования, осуществленные в ходе социокультурного взаимодействия российского и горского обществ.
Характерным явлением историографических исследований "стало обращение к методологическим и общетеоретическим проблемам истории. Более того, развитие исторической мысли подошло к такому рубежу, когда дальнейший прогресс зависит от степени освоения конкретно-методологических проблем, преодоления резкой поляризации различных концептуальных подходов" [20, с. 57].
Современная интеллектуальная мысль выдвинула немало теорий, заметно повлияв-
ших не только на философию и методологию науки, но и на образ мышления, направленность и интенсивность социально-гуманитарного поиска. Одна из наиболее используемых в постсоветский период - модернизационная парадигма, использование которой позволяет углубить - изучения реформ 50-70-х гг. XIX в.
Среди течений, использующих теорию модернизации для объяснения происходящих перемен в обществе, наше внимание привлек "социально-процессуальный метод" [21], акцентирующий внимание на социальных процессах, внешних и внутренних причинах изменений. Он ориентирован на проведение эмпирических исследований и связан с накоплением количественных данных и качественных трансформациях, характеризующих социальные процессы, что позволяет понять не только внешний ход социальных преобразований в 50-70-е гг. XIX в., проводимых коронным правительством, но и "тектонические" модификации в горском социуме.
Методологию модернизационных преобразований в кавказоведении ученые, к сожалению, только начинают осваивать. Между тем публикация первых работ по истории народов Северного Кавказа в контексте российской модернизации показывает перспективность данного теоретического подхода [22].
В Северо-Кавказском регионе, где экстенсивное освоение природных ресурсов сочеталось с медленным разрушением традиционного натурального хозяйства, преобладала "догоняющая" модернизация, которая стала "пружиной", сжимающей историческое время. В ходе институциональных преобразований формировались механизмы социокультурного взаимодействия. Они позволяли пройти в несколько десятилетий стадии поиска форм организации новой жизни: от самых упрощенных до структур нужной сложности, соответствующих новым общественным потребностям. Вместе с тем устойчивому традиционному сознанию было трудно принять необходимость радикального изменения привычного ритма жизни или хозяйственного уклада [23]. Чем мощнее должен быть "прыжок" в будущее, тем дальше в глубь исторического времени отодвигает общество свою стартовую черту, тем радикальнее оказывается процесс модернизации, тем разрушительнее он становится для устойчивых структур традиционного общества. Проведение модернизирующих реформ на Северном Кавказе было связано с взаимодействием местной этнополитической
культуры и норм, привнесенных извне. Поэтому их результаты определяются не только собственным содержанием реформаторских программ, но и степенью их совместимости с местной социокультурной традицией.
Проблема объединения северокавказского общества была особенно актуальна после завершения Кавказской войны, когда шел поиск механизмов устойчивой интеграции местных общностей в социально-политическую систему империи, совместимой с традициями местных народов [24, с. 232]. При всем желании кавказской администрации учесть особенности норм обычного права при проведении реформ, горская элита вполне осознавала угрозу исконным привилегиям, которые несли преобразования. Отсюда негативная реакция знати на готовившиеся реформы, выливавшаяся в феномен мухаджирства [25], в события на р. Шалушке [26], в восстание в ауле Ходзь [27] и др. Проводимые инновации были восприняты не как необходимые и конструктивные действия администрации, открывающей дорогу к прогрессу, а, скорее, наоборот, провоцирующие массовое недовольство, сопровождающееся социальной энтропией. Достаточно вспомнить характерный ответ начальника Терской области М.Т. Лорис-Ме-ликова на просьбу кабардинских владельцев об отмене процесса эмансипации крестьян: "Скорее р. Баксан потечет в горы, чем будет остановлено освобождение холопов" [28], который, конечно, не мог вызвать положительных эмоций у элиты. Быстро меняющаяся ситуация, потеря социальных ориентиров в данной системе координат, в конечном счете, вызвала всплеск социальной агрессивности и стремление возвратиться к привычному порядку вещей, даже покинув родные места.
При исследовании особенностей негативной реакции горских социумов в ходе российской модернизации необходимо учитывать опыт реформ в России и других странах, который свидетельствует, как отмечает А.В. Лубский, что для успешного их проведения требуется соблюдение, по крайней мере, двух условий. Во-первых, реформы должны соответствовать социокультурному пространству, в котором они осуществляются, т.е. быть санкционированы ментальностью различных социальных групп и культурными архетипами индивидов. Во-вторых, реформы могут успешно проводиться только легитимной политической властью, которая в состоянии согласовать ценностные ориентации различных групп населения по поводу целей и средств
преобразований и не допустить перерастание социокультурных противоречий в необратимый процесс социальной дезорганизации [29].
Ситуация на Северном Кавказе в 60-е гг. XIX в., в контексте высказанных А.В. Лубским условий, была сложной. Нормы обычного права горцев детально регламентировали варианты социальных изменений как в среде господствующего, так и зависимого сословия. Правовой механизм социальной мобильности регулировал сложившийся порядок сословной трансформации, и с этой точки зрения последовательность освобождения крестьян, предлагаемая кавказской администрацией, казалось бы, не сильно нарушала традиции общества. Другое дело, что этот порядок, сложившийся веками, предполагал работу социального "лифта" для отдельных лиц, а не полной ликвидации самого института рабства и зависимости крестьян. Потеря унаутов, кулов, каравашей, ясырей лишала владельцев более важных вещей, чем просто право владения данным человеком. Она лишала собственников реальной административной власти, рычагов давления на общество, социальных гарантий, будущего, а с этим мириться они уже не могли. Поэтому российская администрация изначально не могла получить статус легитимности, поскольку утверждала свое право управления населением, в основном, с помощью различных форм давления на горцев. Совокупность отмеченных факторов предопределила цивилизационный раскол (уход значительных масс населения Северного Кавказа в Турцию) горского социума, который не случайно совпал по времени с реформами. С одной стороны, разлом стал их следствием, с другой, - ускорил процесс модернизации традиционных патриархально-феодальных, корпоративных отношений по пути европеизации.
Любая модель преобразований приводит к дискуссии по вопросу стратегии их проведения. Одни ученые и практики выступают за быстрые и решительные системные преобразования, т.е. за "шоковую" терапию всех сторон общества, которая должна за небольшой промежуток времени вывести общество на качественно более высокий уровень. Другие отстаивают модель постепенного и осторожного перехода к новому обществу с сохранением сословных привилегий, особенностей хозяйственного быта и т.д. Социальные предпочтения избранной модели реформ определяются, как правило, политическими и идеологическими установками исследователя.
Вместе с тем, оценивая готовность народов Северного Кавказа к преобразованиям, исследователи обязаны учитывать социокультурные традиции общества, знание которых помогает реформаторам, конечно, при наличии политической воли и желания, найти верные пути осуществления намеченных преобразований.
Модернизация России, проводимая коронным правительством в 60-70-х гг. XIX в., открыла эру реорганизаций в жизни империи. Северный Кавказ стал объектом преобразований, поэтому процесс обновления общества здесь шел медленнее и болезненнее, чем в центре, а пережитки были глубже. Цивили-зационный раскол общества в ходе реформ не был преодолен. Наоборот, скорее, он был усилен, порождая все новые антагонистические противоречия в горском социуме. Не случайно "волны" мухаджирства как социальной реакции горцев растянулись до начала ХХ в.
Вместе с тем целенаправленное преобразование социально-экономических отношений и административно-судебной системы горских обществ способствовало быстрому внедрению товарно-денежных отношений и вхождению в европейское цивилизационное пространство, что объективно работало на будущее народов Северного Кавказа.
Постсоветский период акцентировал внимание ученых на поиске альтернатив в процессе исторического развития. Нужны ли были "великие реформы" 60-70-х гг. XIX в.? Нужны ли были российскому обществу революции начала XX века? Можно ли было провести "корабль" Российского государства мимо "рифов" социальных противоречий, без кровопролития и разрушений? В процессе обсуждения этих проблем идеи гуманизма вытеснили детерминизм в науке, и "антитезис" грабительского характера реформы сменился "синтезом" лучших черт "тезиса" и "антитезиса". Крестьянская реформа, как в России, так и на Северном Кавказе, действительно, а не мнимо, освободила крепостных, зависимых, патриархальных рабов. Абсолютное большинство бывших зависимых крестьян на плоскости бесплатно получили землю, свободу выбора хозяйственной деятельности, получения образования, и за это будем тысячи раз славить имя царя-освободителя. Вместе с тем за полученную социальную свободу надо было заплатить выкуп, отдать часть накопленного движимого имущества владельцу, что делало экономическое по-
ложение освобожденного крестьянина тяжелым. Несмотря на это, пропорция гуманного начала в реформе, по нашему мнению, все-таки объемнее, шире, глубже, чем отмеченных недостатков. Последние работы А. Борова, П. Кузьминова, А.А. Магометова, П. Магаяевой, Е. Муратовой, М. Тамазова [30] и других подтверждают это положение. Осознанный научный "синтез" истории реформ на Северном Кавказе "снимает" диалектические противоречия "тезиса" и "антитезиса" и в какой-то мере примиряет противоположные антагонистические концепции осмысления преобразований.
Вместе с тем значительная часть современных историков довольно часто декларирует приверженность современным методологическим подходам, но освещает материал фактически по-старому, с позиций "антитезиса". Утверждения ученых о применении новых методов исследования не подтверждаются содержанием работ. Научная историческая мысль во многом работает в традициях советской историографии, поэтому теоретико-методологическая, а в некоторых случаях и содержательная сторона исследований зачастую не отвечают современным требованиям. Об этом свидетельствует привлекаемый документальный материал, методы его анализа, научный язык и др.
Таким образом, 150 лет изучения реформ на Северном Кавказе свидетельствуют, что за это время сменилось немало концепций их осмысления, которые внесли серьезный научный вклад в познание переломного этапа жизнедеятельности народов. В дореволюционном кавказоведении преобразования горских обществ освещали чиновники, журналисты, ученые, которые придерживались официально-охранительных, либеральных и демократических взглядов. В советской историографии господствовала марксистско-ленинская концепция исследования буржуазных преобразований у народов Северного Кавказа. На современном этапе - теория модернизации, цивилизационный метод и некоторые традиции советской историографии.
ЛИТЕРАТУРА
1. Шадже А., Шеуджен Э. Северокавказское общество: опыт системного анализа. М.-Майкоп: Аякс, 2004. 212 с. С. 142.
2. Гуревич А.Я. Территория историка // Одиссей: человек в истории. М.: Coda, 1996. 318 c. С. 94.
3. Костов С.В. Отечественная социальная история: вопросы историографии и методологии
http://www.kostov.ru/Works %20оп %20History %20 ш %20Russian/Russian %20Social %20History. %20 в1ауа %201.htm
4. См. подробно: Кузьминов П.А. Эмансипация зависимых сословий в контексте гегелевской парадигмы "отрицание отрицания" // Ставропольский альманах российского общества интеллектуальной истории: Материалы международной научной конференции "Факт-событие" в различных дискурсах (Пятигорск, 26-27 марта 2005 г.). Ставрополь: СГУ, 2005. Вып. 8. 364 с.
5. См.: Кохановский В.П. Диалектико-материалистический метод. Ростов н/Д: Изд-во Ростовского ун-та, 1992; Он же. Нужна ли диалектика современной науке? // Научная мысль Кавказа. 1998. № 2. С. 36-48; и др.
6. Лубский А.В. Альтернативные модели исторического исследования / Отв. ред. Ю.Г. Волков. М.: Социально-гуманитарные знания, 2005. 352 с.
7. Миненков Н.А. Рецензия на кн.: Лубский А.В. Альтернативные модели исторического исследования // Гуманитарная мысль Юга России. Краснодар, 2005. № 1. С. 163-171.
8. Шикло А.Е. Современная советская литература по истории отечественной исторической науки эпохи капитализма // История СССР. 1983. № 5. С. 115-123.
9. Гросул В.Я., Итенберг Г.С., Твардовская В.А., Шацилло К.Ф., Эймонтова Р.Г. Русский консерватизм XIX столетия. Идеология и практика. М.: 2000. 440 с. С. 417.
10. Семевский В.И. Не пора ли написать историю крестьян в России? // Русская мысль. 1881. № 2. С. 205-246.
11. Цаголов Г. Из жизни осетин // Новое обозрение. 1897. 12 авг.
12. Сарахан Д. О халтурности литературы о Кавказе и его народах // Революция и горец. 1929. № 6 (8). С. 48-51; Дубянский В. Краеведческая работа в прошлом и настоящем // Краеведение. 1924. № 4. С. 27-32; Черняев П.Н. Из истории кавказоведения // Сборник статей по вопросам культуры. Труды Северо-Кавказской ассоциации научно-исследовательских институтов. Ростов н/Д, 1928. С. 51-58; и др.
13. Лихницкий Н. Об отношении к старому краеведению и о пользе и вреде преемственности. Из азбуки ленинизма // Революция и горец. 1929. № 9. С. 19-30.
14. Ленин В.И. "Крестьянская реформа" и пролетарски-крестьянская революция // Полн. собр. соч. Т. 20. С. 173.
15. Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 20. С. 140, 141, 176.
16. Штомка П. Социальное измерение как травма // Полис. 2001. № 1. С. 6-16; Он же. Культурная травма в посткоммунистическом обществе // Полис. 2001. № 2. С. 43-52.
17. Боров А.Х. Историческая наука Кабардино-Балкарии: К постановке теоретико-методологических проблем // Вестник КБГУ. Серия: Гуманитарные науки. Нальчик: КБГУ, 1996. Вып. 2. С. 83-92.
18. См., напр.: Актуальные и дискуссионные проблемы истории Северного Кавказа / Отв. ред.
B.В. Черноус // Южнороссийское обозрение Центра системных региональных исследований и прогнозирования ИППК ЮФУ и ИСПИ РАН. Ростов н/Д: Изд-во СКНЦ ВШ, 246 с. 2007. Вып. 45. С. 53-64; Булыгина Т.А. История Северного Кавказа: новые исследовательские подходы // Кавказоведение: опыт исследований: Материалы международной научной конференции (Владикавказ, 13-14 октября 2005 г.). Владикавказ: Издательско-полигра-фическое предприятие В. Гассиева, 2006. С. 35-42; Лубский А.В. Альтернативные модели исторического исследования. М.: Социально-гуманитарные знания, 2005. 352 с.; Мининков Н.А. Методология истории: Пособие для начинающего исследователя. Ростов н/Д: Изд-во СКНЦ ВШ, 2004; 252 с.; и др.
19. Абдулатипов Р.Г. Кавказская цивилизация: самобытность и целостность // Научная мысль Кавказа. 1995. № 1. С. 55-58; Аникеев А.А. Концепция северокавказской цивилизации как современная парадигма кавказоведения // Научная мысль Кавказа. 2000. № 2. С. 25-28; Давидович В.Е. Существует ли кавказская цивилизация? // Там же.
C. 28-29; Кинелев В.Г. Кавказ - уникальный регион Евразии // Научная мысль Кавказа. 1995. № 1. С. 3-4; Майборода Э.Т. О существовании цивилизаций различного типа // Научная мысль Кавказа. 2000. № 2. С. 41-48; Черноус В.В. Кавказ - контактная зона цивилизаций и культур // Там же. С. 30-33; Шадже А.Ю. Кавказская цивилизация или кавказская культура // Там же. С. 39-41; и др.
20. Шеуджен Э.А. Проблемы местной истории в новой историографической перспективе // Известия высших учебных заведений. Северо-Кавказский регион. Общественные науки. 1997. № 4. С. 54-61.
21. Опыт российских модернизаций. XVIII-XX века / Отв. ред. В.В. Алексеев. М.: Наука, 2000. 246 с. С. 21.
22. Битова Е.Г. Модернизирующие реформы на Кавказе и местная политическая традиция: отторжение или адаптация? // Res Publica: Альманах социально-политических и правовых исследований. Нальчик: КБИГИ правительства КБР и КБНЦ РАН, 2001. Вып. 1. С. 163-164; Искендеров Г.А. Модернизационные процессы социально-экономического развития Дагестана в 20-30-е годы ХХ века: Аспекты проблемного исследования // Кавказоведение: Опыт исследования: Материалы международной научной конференции (Владикавказ. 13 -14 октября 2005 г.). Издательско-поли-графическое предприятие им. В. Гассиева, 2006. C. 325-336; Кузьминов П.А. Он стоял у истоков модернизации Центрального Кавказа // Исторический вестник КБИГИ. Нальчик: Эль-фа, 2006. Вып. 4. С. 543-559; Магометов А.А. Осетинский социум в эпоху пореформенной модернизации (вторая половина XIX - начало XX в.): Автореф. дис. ... канд. истор. наук. Нальчик, 2005. 18 с.; Мамсиров Х.Б. Модернизация культур народов
Северного Кавказа в 20-е годы ХХ века. Нальчик: Эльбрус, 2004. 352 с.
23. Минц С.С. Северный Кавказ в жерновах "догоняющей" модернизации // Северный Кавказ: геополитика, история, культура: Мат-лы Всероссийской научной конференции (Ставрополь, 11-14 сент. 2001 г.): В 2 ч. Ч. 2. Ставрополь: Изд-во СГУ С. 98-102.
24. Шевелев В.Н. Северокавказский социум: модернизация, традиционность, маргинальность // Традиционализм и модернизация на Северном Кавказе: возможность и границы совместимости. Сб. стат. / Отв. ред. В.В. Черноус // Южнороссийское обозрение. Вып. 23. Ростов н/Д: Изд-во СКНЦ ВШ, 2004. С. 222-240.
25. Иззет Айдемир (Турция) Причины и результаты выселения черкесов в Османскую империю // Национально-освободительная борьба народов Северного Кавказа и проблемы мухаджирства: Материалы Всесоюзной научно-практической конференции (Нальчик, 24-26 октября 1990 г.). Нальчик: Эльбрус, 1994. С. 130-137; Чекменев С.А. Из истории переселения горцев в Турцию // Там же. С. 181-191; и др.
26. Е. С-ва. Крепостные в Кабарде и их освобождение // ССКГ. Тифлис, 1868. Вып. 1. Репринт. М., 1992. Вып. 1. Отд. VIII. С. 33-36; Кумыков Т.Х. Экономическое и культурное развитие Кабарды и Балкарии в XIX в. Нальчик: Каб.-Балк. кн. изд-во. С. 2-245; и др.
27. Афашагов А.Х. История аула Ходзь. Майкоп: Адыгейское республ. издат.-полигр. объед. "Адыгея", 1998. С. 26-31.
28. Цит. по: С ... Укр. Нальчик. Освобождение крепостных // Кавказ. 1867. 2 апр.
29. Лубский А.В. Реформы и легитимность политической власти в России // Реформы в России: модели и прогнозы: Тезисы докладов Всероссийской конференции (г. Ростов-на-Дону, 15-16 сентября 1994 г.). Ростов н/Д: Изд-во РГУ, 1994. Вып. 2. С. 13-25.
30. Боров А.Х. Северный Кавказ в Российском цивилизационном пространстве; Кузьминов П.А. Новые аспекты изучения "старой" крестьянской реформы у народов Северного Кавказа // История Северного Кавказа с древнейших времени по настоящее время: Тезисы конференции (Пятигорск, 30, 31 мая 2000 г.). Пятигорск: ПГЛУ 2000. С. 125-127; Он же. Крестьянская реформа на Северном Кавказе: проблемы и решения // Известия международной академии наук высшей школы. 2002. № 4. С. 87-100; Он же. Земельные и социальные преобразования на Северном Кавказе в контексте российских реформ 60-х гг. Х!Х в. // Известия высших учебных заведений. Северо-Кавказский регион. Общественные науки. 2003. № 4. С. 73-85; Магометов А.А. Осетинский социум в эпоху пореформенной модернизации (вторая половина XIX - начало ХХ в.); Магаяева П.И. Реформы 60-70-х гг. ХК века в горских округах Кубанской области. Карачаевск: КГТУ, 2003. 231 с. Муратова Е.Г. Социально-политическая история Балкарии в XVII - начале XX в. Нальчик: Эль-
