CC BY
20
8. Агафонов А.И. Историк и краевед Н.С. Коршиков (1935 - 2001 гг.). Штрихи к портрету ученого // Изв. вузов. Сев.-Кавк. регион. Обществ, науки. 2001. №3. С. 36-40.
9. РГВИА, ф.36, оп. 12, д. 15, л. 556; ф.330 , оп. 2, д. 21, л. 6.
10. Коршиков Н.С. Еще раз о «Записке» А. С. Пушкина // Дон. 1987. № 6. С. 165-170.
11. НМИДК, ф. В. Сухорукова, п. VI, № 5, л. 2 об.
12. Карасев А.А. Сухоруков — донской казак // Русская старина. 1871. Т. 3. С. 236-240.
г. Краснознаменск_________________________________________
© 2003 г. В.А. Матвеев
13. ОР РГБ, ф.19/111, к. 21, д. 18/1, л. 3; ИРЛИ (ПД), ф. 244, оп. 1, д. 1642, л. 5; Пушкин A.C. // ПСС. Т. 16. № 665.
14. A.C. Пушкин в воспоминаниях современников: В 2 т. Т.2. М., 1985. С. 33.
15. Сухоруков В.Д. Историческое описание Земли Войска Донского (Публикация и примечания Н.С. Коршикова и В.Н. Королева) // Дон. 1988. № 4-12; 1989. № 1-8,10-12; 1990. № 1-12.
5 сентября 2001 г.
КОНЦЕПТУАЛЬНЫЕ ПАРАДИГМЫ В КОНТЕКСТЕ ИСТОРИОГРАФИЧЕСКОГО АНАЛИЗА ПРОБЛЕМЫ ГЕОПОЛИТИЧЕСКОГО ЕДИНСТВА РОССИИ И СЕВЕРНОГО КАВКАЗА
Давно замечено - идеи как формируют, так и разрушают государства. При этом, как правило, созидательные выявляются из хода исторического развития, деструктивные - вырываются из его контекста. Именно такое развитие постепенно подвело Россию и Кавказ к необходимости единства. Это непростое геополитическое решение вырабатывалось целыми эпохами. Тем не менее и на рубеже XX - XXI вв. России пришлось столкнуться с драмой чеченских событий и в более широком контексте с изменением геополитического и цивилизационного равновесия на евразийском пространстве в ущерб своим стратегическим интересам. Ретроспективное изучение особенностей установления единства России и Кавказа диктуется в том числе тем, что в последние годы в этом крае происходили такие конфликты между народами, которые по количеству жертв и разрушений вполне сопоставимы с крупномасштабными войнами.
Необходимость проведения разностороннего комплексного исследования на этом направлении вызывается также тем, что на современном этапе наметилась переорганизация некоторых типов самосознаний, в том числе и российского. Разрушение их предполагает смену кодов цивилизационного и даже этнона-ционального развития, что приведет к исчезновению целых общностей, которые на каком-то этапе окончательно утратят способность противостоять насаждаемым цивилизационным ценностям Запада и Востока. Объектом же воздействия разрушительных идеологических технологий в этой связи является и российская история [1], от которой по-прежнему в немалой степени зависит судьба Отечества. Объективные научные познания о прошлом, как уже отмечалось в [2], способны сыграть немаловажную роль в достижении государственно-политической стабильности.
Сохраняется и отображение обстоятельств вхождения Кавказа в состав России под углом зрения завоевательной политики и борьбы за независимость горских народов. Такая монистическая интерпрета-
ция, как известно, насаждалась ранее в соответствии со сложившимися в исторической науке теоретическими стереотипами, но после дискредитации прежних идеологических конструкций, обеспечивавших целостность страны, ее все чаще стали целенаправленно использовать заинтересованные силы для подрыва позиций России на Кавказе. С такой же целью различные аспекты борьбы горцев за независимость, судя по всему, достаточно активно продолжают разрабатывать и ведущие научные центры Запада и Ближнего Востока.
Показательным в этом отношении является, например, Международный Шамилевский симпозиум, созванный в 1991 г. в Англии по инициативе Колледжа святого. Антония Оксфордского университета и Центра азиатских исследований Лондонского университета. На нем были широко представлены специализирующиеся по проблеме школы не только Англии, но и США, Франции, Израиля, России, придерживающиеся соответствующей концептуальной ориентации. В дальнейшем, как заметил один из участников Г.Г. Гамзатов, «решения и рекомендации Оксфордской конференции послужили... основой для продолжения... разработок по шамилевской тематике и национально-освободительной борьбы кавказских горцев» [3].
А в 1992 г. в Анкаре при непосредственном содействии турецких официальных кругов был организован весьма представительный конгресс тюркологов, для участия в котором получили приглашения специалисты из российских автономий и бывших республик СССР. На этой встрече высказывалось среди прочих суждение и о том, что обширное тюркское сообщество Туран на Кавказе и в Средней Азии должно объединиться под руководством Турции. Для убедительности выдвигалось и историческое обоснование: Турция - традиционная «заступница горцев» [4, с. 200, 216]. Руководство ее выразило уверенность в том, что именно эта страна получит в XXI в. «прекрасную пер-
спективу нового исторического единения тюркских народов Средней Азии и Кавказа...» [5]. Как и в прошлом, борьба за обладание этими регионами подкрепляется идеологическим противоборством, получающим все более широкое отражение на страницах зарубежных специальных изданий. При этом политика Турции и Ирана на Кавказе изображается «оборонительной и миролюбивой», а России - «агрессивной и наступательной» [4, с. 12].
Такого рода формирование представлений об особенностях установления единства России и Кавказа, в частности в более узком региональном контексте с его специфическими северными районами, имеет огромный разрушительный потенциал, который, безусловно, нельзя недооценивать. За счет этого возникает, по мнению публициста А. Зверева, возможность использования «истории в интересах той или иной разновидности национализма», что в свою очередь выступает «важнейшим фактором» для появления этно-политических конфликтов, в том числе и в рассматриваемом регионе [6]. Влияние односторонних негативных знаний о прошлом на усиление «этнической субъектности» подтверждается также наблюдениями Л.Л. Хоперской [7]. На это обращалось внимание и на I съезде кавказоведов [8].
Именно односторонняя негативная организация исторических знаний об обстоятельствах установления единства России и Кавказа оказала разрушительное воздействие на ситуацию и породила государственно-политическую дезинтеграцию. Опасность таких интерпретаций особенно возрастает в наши дни, так как свои стратегические притязания на этот край, названный по меткому выражению Ю.А. Жданова «солнечным сплетением Евразии», объявили многие страны, и в первую очередь США, Англия, Германия и др. [9].
3. Бжезинский, бывший советник по национальной безопасности, занимающий ныне должность консультанта в Центре стратегических и международных исследований, анализируя геополитическую ситуацию, сложившуюся в мире с прекращением существования СССР, обратил внимание политиков своей страны на Евразию, как на «главный геополитический приз для Америки...» По его заключению, этот огромный континент «представляет собой шахматную доску, на которой продолжается борьба за глобальное господство» [10]. Идеи Бжезинского, как известно, широко использовались на завершающих стадиях «холодной» войны и сыграли немаловажную роль в ее неблагоприятном для России исходе, приведшем к потере значительных территорий и разрушению исторически сложившихся связей с проживающими на них народами. Этот исход во многом зависел и от состояния дел в отечественной науке, оказавшейся не подготовленной в очередной раз, как и в начале XX в., к неблагоприятному повороту в развитии государства.
Отмеченные искажения реальностей прошлого появились в условиях наступившей переломной эпохи еще в 1917 г. и предопределялись конъюнктурой момента. Для обоснования права на власть сначала при
Временном правительстве, а затем при большевиках интересы России в Евразии, и в частности на Кавказе, были сведены при дискредитации царизма к монистическим представлениям о ее агрессивных постоянных стремлениях расширять границы империи. На предшествующем этапе представления об этом в отечественной исторической науке складывались иначе, но из-за концептуальной неоформленности, они не смогли предотвратить появление идеологических доктрин, основанных на искаженном восприятии прошлого.
Поставленная же со всей остротой современностью рубежа XIX - XX вв. проблема - что представляет из себя Россия в государственном отношении в конце более чем тысячелетнего пути развития, объединявшая множество различных народов (около 200 -подсчитано авт.), в чем ее сходство, а в чем отличие от других государств - не нашла должного освещения [11]. Именно от ее разработки зависело понимание происходивших в стране процессов. Интеграция в российское универсалистское (имперское) сообщество народов, динамика этнополитических процессов в нем, в том числе после завершения Кавказской войны, изучению не подвергались. Не исследованной оставалась и проблема сепаратизма, существовавшая в их контексте. Такое положение в российской науке сохраняется до сих • пор. Остановимся на некоторых наиболее важных положениях, имеющих для дальнейшего анализа, на наш взгляд, принципиальное значение, с учетом того, что часть историографических сведений для усиления доказательности приводится в сочетании с систематизацией фактов по ходу раскрытия основополагающих сюжетов.
По оценке академика Российской императорской академии наук Н.Ф. Дубровина, «ни один уголок нашего отечества не имеет столь обширной литературы по всем отраслям знаний, какую имеет Кавказ» [12]. Наследие это создавалось стараниями многих выдающихся представителей науки и культуры: П.С. Палласом, А.П. Берже,
Н.Я. Данилевским, М.М. Ковалевским, К. Хетагуровым и др. [13]. Оно вместе с тем показывает несостоятельность утверждения Мурада Аджи о том, что по имевшимся в тот период пробелам в знаниях об инонациональных окраинах можно поставить под сомнение «честь российской исторической науки» [14]. Тем более, что отечественная наука в изучении Востока, по существовавшему в свое время признанию, не только не уступала, но даже в чем-то превосходила мировой уровень.
Многие видные востоковеды, в том числе специализировавшиеся по Кавказу, непосредственно входили и в различные отделы Главного штаба, преимущественно в его Азиатскую часть [15], где также прорабатывались немаловажные детали политики России на конкретных участках. Вместе с тем для этих целей проводились исторические изыскания. Сотрудники из этого департамента обладали глубокими и разносторонними специальными познаниями (разбирались даже в тонкостях составления мусульманских манускриптов - рукописных книг). Неслучайно именно к специалистам Азиатской части Главного штаба по необходимости обращались за разъяснениями и сове-
тами по всевозможным специфическим вопросам [16]. Превосходное востоковедческое образование также нередко имели и армейские офицеры, а переводить арабские тексты могли иногда и низшие по званию. Военные чиновники оставили самые обстоятельные сведения о всех наиболее важных для Отечества свершениях эпохи, которые наблюдали непосредственно или кропотливо воссоздавали по служебным архивным фондам. Хотя эти сведения, так же как и в упомянутых трактатах западноевропейских авторов, носили в преобладающей степени эмпирический характер, их информационные достоинства несомненны.
Среди произведений такого рода весьма примечательна история Кавказской войны В.А. Потто [17], создававшаяся долгие годы. Добротность ее составления вызвала восхищение не только у современников. Без нее до сих пор невозможно обойтись при раскрытии темы отношений России и Кавказа накануне и в момент установления их государственнополитического единства [18]. Перечень нетрудно дополнить еще не одним ярким и содержательным повествованием о важнейших вехах в собирании державы и проявлениях российского могущества, поддерживавшегося, как видно по изложенным в них многочисленным фактам, не только напряжением сил и жертвами самих русских, но и многих других народов империи. Предпринимались и первые попытки концептуальной систематизации. Р.А. Фадеев, например, выделил ряд особенностей российской геополитики на Кавказе, к объяснению которых отечественная наука подошла только на исходе XX в. [19]. Даже такой негативно настроенный по отношению к России представитель националистической северокавказской зарубежной диаспоры, как А. Авторханов, вынужден был признать, что «.... самые лучшие.... труды о Кавказе написали царские генералы» [20, с. 82].
Самостоятельные изыскания в пределах входивших в сферу их деятельности окраин проводили и военно-исторические отделы при окружных штабах [21]. Так, редактор такого отдела на Кавказе С. Эсадзе в 1906 г. завершил работу над рукописью обстоятельной записки об управлении краем после вхождения его в состав России, где показывалось, как на разных этапах русскими властями учитывались туземные обычаи и традиции. После знакомства с ней наместник его императорского величества граф И.И. Воронцов-Дашков, не взирая на сложности революционного времени, отдал распоряжение незамедлительно выделить средства на ее публикацию, что было беспрекословно исполнено канцелярией его ведомства. Уже в следующем, 1907 г., записка была полностью напечатана [22].
Тем временем в начале XX в. распространение получала негативная информация о России. Еще со второй половины XIX в. некоторые оппозиционные силы вполне определенно задались целью при помощи ее «...ослабить, расшатать ... дезорганизовать силу государства» [23]. Отражая одну из тенденций его развития, в условиях кризиса в начале XX в. негативная
информация зачастую стала абсолютизироваться и отрываться от контекста исторических реальностей. В 1917 г. дискредитация прошлого достигла апогея. Инспирировало ее и само Временное правительство, не раз заявлявшее о том, что только с его приходом к власти «провозглашен и подлежит осуществлению принцип равенства всех граждан России без различия национальностей и вероисповеданий» [24].
Эта инициатива, направленная на дискредитацию всего, что было при монархии, находила тогда по всей стране широкую поддержку. Так, в приветственной телеграмме, поступившей в начале мая . в бюро мусульманского съезда в Москве, говорилось «о племенах России, обиженных историей» [25]. В речи, обращенной к казакам на съезде горцев Кавказа, проходившем во Владикавказе, председатель А.Б. Шаха-нов обвинил «старое правительство ... в натравливании казаков на горцев и горцев на казаков» [26]. Доказательств же на этот счет никаких не приводилось. Тем не менее в других выступлениях на съезде обвинение в «разжигании раздора», по всей видимости под давлением все тех же. западных стандартов и превде всего британского колониального владычества, поддерживалось неоднократно.
Часто повторялось и высказывание о том, что «горцы Кавказа страдали более, чем кто бы то ни было при павшем режиме». Приписывалось ему и стремление к «ослаблению ... народностей», их «эксплуатации» [27]. В воззвании к народам Кавказа краевого съезда Кавказской армии, созванном в середине мая в Тифлисе, «старая власть» уличалась в «оскорблении их языка, культуры и религии» [28]. Самодержавие на страницах российской прессы называлось источником «бед, бесправия и невежества», со свержением его связывалось не только наступление свободы, но и возможности устройства жизни народов империи «на новых началах» [29]. Эта критика несла в себе, как видно, отпечаток проводившейся в духе времени пропаганды, в которой допускались порой существенные искажения норм исторической объективности.
Своеобразное довершение дискредитация прошлого получила уже при новой власти. Основополагающим элементом ее стала формулировка: «Россия до революции - тюрьма народов и только Великий Октябрь принес им освобождение» [30]. Это заключение, заимствованное из публицистического наследия
В.И. Ленина [31], также подкреплялось набором тенденциозных доказательств, весьма сходных с изло-' женными выше: «В эпоху царизма народы России систематически натравливались друг на друга» [32], были «обречены на’ вымирание» [33], допускалось «попрание их верований и обычаев», экономическая дискриминация и т.д. [34].
Дня преодоления «столь вопиющей несправедливости» большевики, исходя из своих теоретических представлений, в которых под прикрытием интернационализма по сути копировался идеал Запада «одна нация — одно государство», пошли на признание за российскими народами права «на свободное самооп-
ределение вплоть до отделения» [35]. Однако при этом они всячески давали понять, что «Советская Россия не имеет ничего общего с Россией николаевской и времен Керенского и Корнилова», подталкивая на практике народы к сплочению не по национальной, а по классовой принадлежности [35].
Оценивая результаты политики большевиков, Г.В. Вернадский, один из ярких представителей русской науки за рубежом в 20 - 30-е гг. XX в., признанный в США и Европе крупнейшим специалистом по отечественной истории, констатировал: «Независимо от социально-экономической программы вождей Советской революции, их программа по национальному вопросу сумела задеть такие струны в душе народов Евразии, которые их притягивали к Москве, а не отталкивали от нее». Как ему представлялось, с этого рубежа «... судьбы России и Евразии... нераздельно слиты между собою», ибо еще в прошлом «стихийный... процесс сплотил и продолжает все больше сплачивать племена и народности...» в этом своеобразном ареале мира «в единое культурное целое» [36]. Факт восстановления большевиками границ державы «до естественных пределов», в эмиграции вынуждены были признать в тот же промежуток времени и представители белогвардейского движения, самоотверженно боровшиеся за «единую и неделимую Россию» в годы гражданской войны [37]. Вопрос, почему это стало возможным, так и остался до сих пор без ответа.
Несомненно, что формула большевиков сработала в силу каких-то иных причин, над разгадкой которых еще предстоит потрудиться ученым. По всей видимости, это могло произойти лишь при условии совпадения в значительной мере кодов геополитического, цивилизационного и этнонационального развития, что было достигнуто как вследствие естественной многовековой государственной спайки, так и вследствие проводившейся политики. Однако объяснение этому давалось с неверных концептуальных позиций: «Россия до революции - “тюрьма народов”...». Именно эти позиции и получили в 20 - 30-е гг. XX в. монистическое признание в отечественной историографии, в том числе и при оценке обстоятельств установления единства России и Северного Кавказа. Иногда они уточнялись дополнениями: «Узниками были все и русские тоже» [38] или «царизм эксплуатировал нерусские народности ... во всяком случае не в большей мере, чем свой собственный народ, а нередко и в меньшей» [39] и т.д. Но от этого суть данных концептуальных воззрений не менялась.
Их утверждению всемерно способствовал и Народный комиссариат по делам национальностей (Нар-комнац), созданный в структуре высших правительственных учреждений вскоре после Октября и просуществовавший в них до 1923 г. [40]. Главная задача этого органа, руководство которым было поручено И.В. Сталину, «признанному знатоку» национального вопроса в партии большевиков, состояла в том, чтобы закрепить завоевания революции, ввести в ее русло многочисленные национальности прежней империи, принять все меры к поднятию культурного уровня и классового самосознания среди трудовых масс наций,
к борьбе с контрреволюцией в ее национальных проявлениях. Народным комиссариатом по делам национальностей была развернута агитационная работа на окраинах, для чего создавались различные культурнопросветительские комиссии, велась издательская деятельность, выпускалась газета (впоследствии журнал) «Жизнь национальностей» и т.д.
При этом комиссариате были учреждены национальные отделы, в их числе и отдел горцев Кавказа (с 01.07.18 г.), организованный после совещаний представителей горцев Северного Кавказа, приехавших в Москву на V Всероссийский съезд Советов [41]. Его возглавил У. Алиев. Этот отдел имел и свои подотделы: агитационный, издательский, по делам отдельных национальностей с филиалами на местах [42, л. 42]. Усилия на «развитие революционного сознания в темной массе горского пролетариата», кроме того, предпринимались и отделом мусульман-горцев Северного Кавказа и Дагестана в составе Центрального мусульманского комитета [42, л. 25,28].
Тем не менее нужно признать, эти учреждения способствовали сбору сведений о нуждах российских народов, хотя подгонялись они всецело под новое понимание русского исторического процесса Отвергая достижения «старой науки», М.Н. Покровский одним из первых среди ученых уже в начале 20-х гг. XX в. с одобрения В.И. Ленина начал внедрять выделение в нем «классовой подоплеки» [43]. Становление этого подхода в основном завершилось к концу десятилетия. Тогда же, в 1929 г., на конференции историков-марксистов принимается своего рода рекомендация: считать, что с XVI в. царская Россия «все более превращалась в тюрьму народов, освобождение из которой совершилось в 1917 г.» Ее озвучила М.В. Нечкина, получившая одобрение и поддержку всех присутствующих [44, с. 69].
Это представление, как и классовое измерение исторического процесса, на основе материалов по Северному Кавказу в 20 - 30-е гг. XX в. внедряли, например, в своих трудах У. Алиев, Н. Буркин, А. Тахо-Годи, Н. Янчевский и др. Но именно ими в то же время было положено начало изучению социально-экономических проблем, которым ранее должного внимания не уделялось [45]. Немаловажную роль в развитии соответствующих взглядов на том этапе сыграл, в частности, такой журнал, как «Революция и горец», на страницах которого очень часто помещались и публикации названных авторов. Точка зрения
об умышленном угнетении горцев царизмом и насильственном их присоединении для этой цели последовательно отстаивались и в помещавшихся в нем воспоминаниях участников кризисных для российской государственности событий на Северном Кавказе в начале XX в. [46].
Некоторый отход от сложившихся представлений в советской исторической науке был предпринят в статьях Малой Советской Энциклопедии, переизданной в марте 1941 г. В них фиксируется указание на то, что ленинско-сталинская национальная политика сделала нерушимой дружбу народов Советского Союза. Она создала единый великий советский народ. В отличие от энциклопедического издания рубежа 30-х гг. XX в. в них положение о периоде до 1917 г. претер-
певает изменение: «Много веков творил историю своей страны великий русский народ вместе с другими народами России и во главе их вел героическую освободительную войну против насилий и издевательств ... царских палачей, помещиков и капиталистов». Автором этих статей явился Б. Волин. По предположению А.И. Вдовина, эти изменения были вызваны сознанием того, что именно русский народ в первую очередь в случае необходимости придется использовать «в качестве ударной армии и резерва мировой революции ...» [44, с. 69, 136].
Отмеченная концептуальная установка продолжала действовать и впоследствии. Так, в 1949 г., после сессии Академии Наук СССР, посвященной 225-й годовщине основания Российской императорской академии, прошлое России стало изображаться с позиций воздействия ее уровня социально-экономического развития на другие народы, а дореволюционный этап - «как непрерывно крепнущая их дружба», благодаря открывшейся перед ними революционной перспективе. Национальные же движения, признававшиеся ранее прогрессивными, были признаны реакционными и подлежали осуждению. А такой выдающийся их представитель, как имам Шамиль, возглавлявший сопротивление горцев на Кавказе с 30-х гг. XIX в., был назван после проведенной институтом истории АН СССР дискуссии, продолжавшейся четыре года, «английским шпионом» [47].
В 50 - 80-е гг. XX в. взгляд на Россию до 1917 г. как на «тюрьму народов» в исторических исследованиях вновь возобладал, и дальнейшее развитие получил тезис о дружбе народов, которая возникла уже в советские десятилетия и считалась следствием ленинской национальной политики. Композиционно описания различных событий в тот период сводились к подтверждению лишь «общепризнанного» набора теоретических воззрений. В этой связи можно даже говорить о движении научной мысли как бы по замкнутому кругу, несмотря на появлявшиеся ее вариации. Вместе с тем именно тогда было сделано и немало с точки зрения изучения национальной проблематики и прежде всего накопления фактологических данных, в результате чего разработка знаний о Кавказе была выведена на качественно новую ступень. Намечались в них и подходы, не утратившие своей актуальности и поныне. Их систематизация была предпринята В.Б. Виноградовым в 1977 и 1987 гг. в обстоятельных обзорах литературы по теме Россия и Кавказ [48].
В них были выделены следующие наиболее значимые для дальнейших разработок достижения в отечественном кавказоведении 70 - 80-х гг. XX в. Так, присоединение Кавказа в тот промежуток времени впервые стало рассматриваться как длительный и противоречивый процесс, при явном тяготении части населения к России (М.М. Блиев), введены в научный оборот материалы о сотрудничестве этнических сообществ региона с русским народом в промышленности и торговле, в борьбе с внешней опасностью (В.Г. Гаджи-ев), более углубленное освещение получили вопросы
земельной политики и классовой борьбы (Н.П; Гриценко, В.П. Невская, Ф.П. Тройно, Ю.В. Хоруев и др.). Кроме того были подняты такие аспекты проблемы российско-кавказских отношений, как добровольное вхождение в состав России, боевое и политическое содружество в отражении внешней агрессии (Е.П. Алексеева, Т.Х. Кумыков, М.-С. Умаханов), признавалась необходимость учитывать как прогрессивные, так и негативные моменты в этих акциях (В.Б. Виноградов). Выявлено было и сочетание элементов подданства и военного союза в установленных контактах некоторых этноло-кальных северокавказских областей с Россией (Каба-рада и др.), при сохранении их полной самостоятельности (В.Н. Сокуров).
Не утратил историографической значимости и вывод о том, что интеграция России с Кавказом обусловливалась воздействием двух факторов: политики российского правительства и постоянно набиравшей силу пророссийской ориентации широких слоев самих горских народов, причем были отмечены и видоизменения политики в регионе на разных этапах (М.М. Блиев, В.В. Дегоев). Тогда же обращено внимание и на роль феномена культуры в установлении русско-северокавказского единства (Т.Х. Кумыков, Х.В. Туркаев и др.), затрагивались сюжеты формирования горской прослойки в составе офицерского корпуса России, функционирования системы образования и т.д. (Н.П. Гриценко, Ж.Ж. Гакаев, Э.Д. Мужухоева). В свете этих позитивных знаний со всей очевидностью обнажилась несостоятельность версии «об известной агрессивности России» (С.Л. Тихвинский) [48].
Однако эти подходы только набирали силу и не успели оказать решающего воздействия на протекание процессов в инонациональной среде. Наиболее сильное воздействие на них, как показали события 90-х гг. XX в., оказала все же концепция «Россия до революции - “тюрьма народов...”», сыгравшая не последнюю роль в дезинтеграции былой государственной и цивилизационной целостности Евразии. Ее деструктивность особенно стала нарастать после того, как произошла дискредитация «интернационализма», а связанное с ним классовое измерение исторического процесса было признано ошибочным. Неслучайно именно на основе этой концепции, несмотря на то, что она так и не обрела стройной системы доказательств, на исходе XX в. стали проявляться различные модификации национализма, в том числе в ряде российских автономий.
Это направление в наши дни превратилось в одно из самых влиятельных не только в зарубежной (А. Авторханов и др.), но и в отечественной историографии (В.Д. Дзидзоев, М.А. Керашев и др.). Важнейшей отличительной чертой его является абсолютизация национального государства и принципа «права на самоопределение», реализованного «успешно» в странах Запада. России приписывается «историческая вина за покорение и угнетение других народов» и она рассматривается в качестве последнего рубежа универсализма, который неизбежно постигнет участь
всех империй, т.е. распад [20, 49]. Одной из разновидностей националистической парадигмы является русский национализм, в котором, напротив, очень сильны интегративные свойства и стремление сохранить державу. Однако преобладающим в нем выступает также национальное начало. Основой русской цивилизации признается православие. Представители этой разновидности национализма (Е.С. Троицкий,
В.В. Черноус и др.) называют его еще и неославянофильством [50]. Его поддерживают не только патриотично настроенные русские ученые. Например, ингушский философ и писатель Х.Х. Боков также считает, что «быть великой и могучей не только жизненная необходимость, это историческая миссия России ...», удерживающей «цивилизационное равновесие между Западом и Востоком ...» [51]. С данной разновидностью-русского национализма не следует смешивать крайние его проявления. В них делается упор на доминирование «имперских интересов» и «тотальных карательных санкций к инородцам», имевших якобы решающее значение в становлении российской государственности [52].
Следующим современным направлением в осмыслении особенностей России и установления ее единства с Северным Кавказом является евразийство, зародившееся в среде бетой эмиграции еще в 20-е гг. XX в. (П.Н. Савицкий, Н.С. Трубецкой, Э. Хара-Даван и др.). Согласно этой теории, Евразия (Россия) - срединный континент, окруженный азиатской и европейской периферией. Она предстает как «возглавляемый Россией особый культурный мир», единый и в то же время многообразный, складывавшийся в границах российского государства. Ее нельзя сопоставлять «с каким-нибудь из европейских государств». Историческую задачу Евразии впервые сформулировали монголы, создав политическое единство в своей империи. Поэтому русская государственность есть ее наследие и предстает как европейско-азиатский (главным образом как русско-мусульманский) синтез [53].
Перспективное продолжение евразийство получило в творчестве JI.H. Гумилева, соединившего его идеи с этнологией и естествознанием. Это соединение натолкнуло ученого на вывод о том, что исторические ритмы Евразии определяли пассионарные толчки (особый вид биосоциальной энергии) [54]..Евразийская доктрина продолжает развиваться и в настоящее время. Ее поддерживают многие видные представители отечественной науки (К.С. Гаджиев,-Б.С. Ерасов,
А.С. Панарин, С.В. Лурье и др.). В их исследованиях глубокому изучению подвергается соотношение государственного и цивилизационного начал в мироустройстве евразийских народов, причем первое выделяется как приоритетное. Обстоятельно анализируется и роль геополитического фактора в объединении Евразии [55].
В 90-е гг. XX в. появилось и совершенно новое направление, которое находится в состоянии становления и получило наименование «российскости». Эту понятийную условность ввел в научный оборот В.Б. Виноградов, длительное время занимающийся проблемами отечественного кавказоведения. Российскость, судя по всему,
была одной из тенденций в формировании государственно-политического и цивилизационного единства Евразии, но она до сих пор не подвергалась достаточному осмыслению как самостоятельный фактор в контексте многовекового процесса, получившего постепенно континентальный размах. Под ней подразумевается равноправное историческое партнерство народов «под эгидой и в составе России как великой Евразийской державы, выполняющей интегрирующую роль ...». Данная парадигма, по мнению
В.Б. Виноградова, как раз и стимулировала межэтническое сближение (совместничество) [56]. Существенным компонентом этой концепции является формула «от локальности к интеграции», определявшая ход развития как в Евразии, так и в мире [57].
Российскость не противопоставляется евразийству, но признается ведущей до 1917 г. тенденцией в формировании государственно-политического и цивилизационного единства Евразии. Цивилизационная же целостность устанавливалась на основе русской культуры при конструктивном, а не взаиморазру-шающем, как на Западе, взаимодействии с культурами других народов Евразии. Российскость - это универсалистский проект ее обустройства, основанный на русской культуре и ее интеграционных свойствах. Важной составляющей этого проекта является паритетность культур других народов и связанных с ними различий. Наряду с ним существовали и существуют монголо-татарский (собственно евразийский), тюркско-исламский (турецкий), китайский, японский, западный и т.д. Русский проект обустройства Евразии -не только наследие, успешно реализованное в прошлом в ряде острейших геополитических схваток с могущественными державами Запада и Востока. Как и евразийство, он и сейчас сохраняет свое значение.
Литература
1. Поликарпов В. С. Новые виды оружия и технологии войн // Научная мысль Кавказа. 1997. № 2. С. 17, 20-21.
2. Матвеев В.А. Исторические познания как фактор геополитических свершений // Научная мысль Кавказа. 1998. Ха 4. С. 20-32.
3. Гамзатов Г.Г. Честь, совесть и слава Дагестана. (Вступительное слово) // Газимухаммед и начальный этап антифеодальной и антиколониальной борьбы народов Дагестана и Чечни: Материалы Междунар. науч. конф. 13-14 октября 1993 г. Махачкала, 1997. С. 7.
4. Фредди Де Пау. Политика Турции в Закавказье // Спорные границы на Кавказе. М., 1996.
5. Добаев И.П. Геополитика Турции на Кавказе // Изв. вузов. Сев.-Кавк. регион. Обществ, науки. 1999. № 1.С. 10.
6. Зверев А. Этнические конфликты на Кавказе 1988 — 1994 гг. // Спорные границы на Кавказе. М., 1996. С. 12.
7. Хоперская Л.Л. Современные этнополитические процессы на Северном Кавказе: концепция этнической субъектности. Ростов н/Д, 1997.
8. Наука о Кавказе: проблемы и перспективы: Материалы I съезда ученых-кавказоведов (27 - 28 августа 1999 г.) / Под ред. В.Г. Игнатова. Ростов н/Д, 2000.
9. Жданов ЮЛ. Солнечное сплетение Евразии. Майкоп, 1999. С. 29.
10. Бжезинский 3. Великая шахматная доска. Господство Америки и его геостратегические императивы. М., 1998. С. 43-44.
11. Матвеев В.А. Отечество не только русских ... (Размышления о геополитических, историко-цивилизационных и этнонациональных особенностях российской государственности) // Научная мысль Кавказа. 1998. № 1. С. 31-32.
12. Дубровин Н.Ф. История войны и владычества русских на Кавказе. СПб., 1871. Т. 1. Кн. 1. С. 14.
13. Жданов Ю.А. Введение // Современное кавказоведение: Справочник персоналий. Ростов н/Д, 1997. С. 9-11.
14. Мурад Аджи. Полынь половецкого поля. М., 1994. С. 286.
15. РГВИА, ф. 1, оп. 1, д. 50572, л. 1; д. 64527, л. 1.
16. Шамиль на Кавказе и в России: Биографический очерк/Сост. М.Н. Чичагова. СПб., 1889. С. 196.
17. Потто В.А. Кавказская война: В 5 т. Т. 1. Ставрополь, 1994.
18. Матвеев О.В. Василий Александрович Потто (1836 - 1911). Армавир? Краснодар, 1997. Вып. 17. С. 3, 18.
19. Цит. по: Матвеев О.В. Кавказская война на Северо-Западном Кавказе и ее этнополитические и социокультурные последствия // Автореф. дис. ... канд. ист. наук. Краснодар, 1996. С. 4.
20. Авторханов А. Империя Кремля. Советский тип колониализма. Вильнюс, 1990.
21. ЦГИАРГ, ф. 1087, оп. 1, д. 170, л. 7.
22. Эсадзе С. Историческая записка об управлении Кавказом. Тифлис, 1907. Т. 1-2.
23. Программы политических партий и организация России конца XIX - XX вв. Ростов н/Д, 1992. С. 11.
24. Северокавказский край. 1917.16 апреля.
25. Терский вестник. 1917.7 мая.
26. Терский вестник. 1917. 6 мая.
27. РГВИА, ф. 1300, оп. 1, д. 295, л. 104.
28. Северокавказское слово. 1917.17 мая.
29. Терский вестник. 1917.24 июня.
30. Декреты Октябрьской революции. От Октябрьского переворота до роспуска Учредительного собрания. М., 1933. Т. 1.С. 29,137.
31. Ленин В.И. О национальной гордости великороссов // Полн. собр. соч. Т. 26. С. 106-110.
32. Политика Советской власти по национальному вопросу за три года (1917 -1920 гг.). М., 1920. С. 7-8.
33. Жизнь национальностей. 1922.19 мая.
34. ГАРО, ф. 4, оп. 1, д. 3, л. 82.
35. ГАРФ, ф. 131, оп. 1, д. 619, л. 126-127.
36. Вернадский Г.В. Ленин — красный диктатор. М., 1998. С. 4; Он же. Начертание русской истории. (Б/и. 1927 г.). СПб., 2000. С. 282.
37. Шульгин В.В. Годы. Дни. 1920 год. М., 1990. С. 796.
38. Дерлугьян Г. Была ли Российская империя колониальной // Международная жизнь. 1991. № 2. С. 90.
39. Кабузан В.А. Народы России в первой половине XIX в.: численность и этнический состав. М., 1992.
С. 215.
40. К ликвидации Наркомнаца (6 лет работы Нарком-наца) // Жизнь национальностей. Кн. 1 (VI). М., 1924. С. 19-20.
41. Жизнь национальностей. 1918.24 нояб.
42. ГАРФ, ф. 1318, оп. 1, л. 42.
43. Покровский М.Н. Русская история в самом сжатом очерке // Избр. произведения: В 4 т. Т. 3. М., 1967.
С. 3,233,247.
44. Вдовин А.И. «Российская нация»: национальнополитические проблемы XX в. и общенациональная российская идея. М., 1995.
45. Алиев У. Национальный вопрос и национальная культура в Северо-Кавказском крае (Итоги и перспективы). Ростов н/Д, 1926; Он же. Достижения Соввласти на Северном Кавказе в области национальной политики к 10-летию Октября. Ростов н/Д, 1927; Буркин Н Г. Революция 1905 г. в нацобластях Северного Кавказа. Ростов н/Д, 1931; Тахо-Годи А. Революция и контрреволюция в Дагестане. Махачкала, 1927; Янчевский Н. Краткий очерк истории революции на Юго-Востоке (1917 - 1920 гг.). Ростов н/Д, 1924; Он же. От победы к победе (Краткий очерк истории гражданской войны на Северном Кавказе). Ростов н/Д, 1931.
46. Кац М. Июльская резня (Владикавказ в 1917 г.) // Революция и горец. 1929. № 4. С. 48-53; Губаев И. Штрихи об октябрьских событиях в Балкарии (Воспоминания) // Революция и горец. 1933. № 8.
С. 70-75; и др.
47. Верш Н. История советского государства. 1900 -1991: Пер. с фр. М., 1992. С. 305.
48. Виноградов В.Б. Россия и Северный Кавказ (обзор литературы за 1971 - 1975 гг.) // История СССР. 1977. № 3. С. 158-166; Он же. Россия и Северный Кавказ (обзор литературы за 1976 -1985 гг.: итоги и перспективы изучения) // История СССР. 1987. № 3. С. 89-101.
49. Керашев М.А. и др. Гибель Черкесии. Краснодар, 1994; Дзидзоев В Д. Национальные отношения на Кавказе. Владикавказ, 1995; и др.
50. Троицкий Е. Русский народ в поисках правды и организованности (988 - 1996). М., 1996; Патрако-ва В.Ф., Черноус В.В. История человечества и русская цивилизация. Ростов н/Д, 1995; и др.
51. Боков XX. Собирание России и современность // Патриотизм общероссийский и национальный. Истоки. Сущность. Типология. М., 1996. С. 33.
52. Лысенко Н. Стратегия нашей борьбы // Молодая гвардия. 1993. № 9. С. 194.
53. Савицкий П.Н. Географический обзор России - Евразия // Континент Евразия. М., 1997; Трубецкой Н.С. Наследие Чингисхана // История, культура, язык. М., 1995; Хара-Даван Э. Чингисхан как полководец и его наследие: культурно-исторический очерк Монгольской империи: 2-е изд. Элиста, 1991; и др.
54. Гумилев Л.Н. Ритмы Евразии: эпохи и цивилиза-, ции.М., 1993. С. 10.
55. Лурье С.В. Российская империя как этнокультурный феномен // Там же. Вып. 1. М., 1994; Ерасов Б.С. Цивилизационная теория и евразийские исследования // Цивилизации и культуры. Научный альманах. Вып. 3. М., 1996. С. 10-14,16.
56. Виноградов В.Б. О формировании новой концепции всемирной истории // РИЖ. 1996. № 1. С. 8.
57. Виноградов В.Б. Основные этапы всемирной истории: опыт практической реализации // Проблемы всеобщей истории. Армавир. 1996. С. 3-4.
Ростовский государственный университет_______________________________________________________28 ноября 2002 г.
© 2003 г. В.Х. Акаев
ЧЕЧЕНСКИЙ СУФИЙ БАМАТ-ГИРЕЙ-ХАДЖИ: ЖИЗНЬ И ДУХОВНЫЙ ПУТЬ
Введение
Чеченский суфий Бамат-Гирей-Хаджи Митаев - основатель одного из зикристских вирдов Чечни, последователь Кунга-Хаджи Кишиева, зачинателя кадирийского (зикрисгского) движения в Чечне. Английский востоковед Дж. Триминпш считает, что суфийские братства «Кунта Ходжа, Баммат Ходжа и Батгал Ходжа - представляют собой ответвления старой тарики накшбан-дийа» [1]. Эти братства не являются ответвлениями тари-ката накшбандийа, наоборот, они - вирды, ответвления тариката кадирийа. На самом деле суфийские группы (вирды) Бамат-Гирей-Хаджи и Батал-Хаджи (распространены в Ингушетии) являются ответвлениями кавказского варианта кадирийа (зикризма). Возникли они в Чечне и Ингушетии в ходе и после Кавказской войны.
Бамат-Гирей-Хаджи - отец Али Митаева - известного в Чечне политического и религиозного деятеля, активного участника сопротивления чеченцев белой армии А. Деникина, члена ревкома Чеченской автономной области. В состав ревкома ЧАО Али Митаев был рекомендован его председателем Таштамиром Эльдархановым и секретарем Северо-Кавказского бюро ВКП (б) Анастасом Микояном. Обвиненный в подготовке контрреволюционного мятежа на Северном Кавказе Али Митаев был арестован в 1924 г., а в 1925 г. расстрелян чекистами в центральной тюрьме г. Ростова-на-Дону. Тщательное изучение архивных документов, составленных безграмотными следователями ОПТУ Грозного и Росгова-на-Дону, убеждает, что «дело Али Митаева» было грубо сфальсифицировано и искусственно раздуто. Вместе с тем это дело -начало уничтожения известных национальных политических и религиозных деятелей, пользовавшихся авторитетом в народе. Доказательство вины Али Митаева, приведенное в этом деле, которое десятки лет хранилось в архиве бывшего КГБ ЧИАССР до его разгона дудаевцами, не выдерживает никакой критики.
Жестокими пытками, выбивая признания у лиц, знавших Али Митаева, чекисты Абульян, Крафт, Миронов, Евдокимов создавали «доказательную базу» вины Али Митаева. В целях более детального прояснения жизни, деятельности и судьбы этого видного лидера чеченского народа, думается, нам удастся высказаться более основательно.
В этой же публикации вниманию читателей предлагается историко-биографический очерк жизни и деятельности шейха Бамат-Гирей-Хаджи, оставившего заметный след в истории и духовной жизни чеченского народа. Бамат-Гирей-Хаджи - один из глубоко почитаемых в народе святых (авлийа), число его сторонников в Чечне и Ингушетии достигает более 10 тыс. человек. При написании текста использованы архивные документы, народные предания, этнографические данные.
Цель данной публикации - более подробно осветить неизвестные страницы жизни и религиозной деятельности одного из ярких духовных лидеров чеченцев, память о котором сохраняется в народе до сих пор.
1. Божий дар
Бамат-Гирей Митаев родился примерно в 1838 г. в селении Автуры во время так называемой Кавказской войны. Он принадлежит к тайпу гуни. Родоначальником фамилии Митаевых считается Мит1а, отец Бамат-Гирея. Отца Мит1ы звали Анзор, а его отца - Гандор. До сих пор местечко, расположенное между Автура-ми и Сержень-Юртом, носит имя Анзор-к1отар. Мит1а жил во времена Шамиля и пользовался признанным уважением среди чеченцев. Говорят, что однажды Шамиль спросил у него, чем он заслужил столь высокое уважение в народе. В ответ Мит1а сказал: «По мере моих сил я выполнял все предписания ислама, остерегался совершения греховных поступков, поддерживал родственные узы, и гость в моем доме был всегда желанным». Материальное благополучие семьи Мит1ы позволило Бамат-Гирею получить духовное образование и посвятить себя служению Богу. Он не раз выдерживал придирчивые экзамены алимов, демонстрируя глубокое знание мусульманского вероучения.
Еще в детские годы он становится последователем шейха Кунта-Хаджи Кишиева. Предание сообщает, что однажды Кунта-Хаджи среди игравших на кладбище детей приметил мальчика, который ходил между могилами, прислоняя голову к каждой из них. Кунта-Хаджи спросил у своих мюридов, знают ли они, что делает этот мальчик. Получив отрицательный
