CC BY
23
Концептуальные основы обеспечения духовной безопасности России
А. Л. АНИСИН,
профессор кафедры теории и методологии государственного управления,
доктор философских наук, доцент (Академия управления МВД России) E-mail: [email protected]
Conceptual Bases of Ensuring Spiritual Security of Russia
A. L. ANISIN,
Doctor of Philosophy, Associate Professor, Professor at the Department of Theory and Methodology of Government (Management Academy of the Ministry of the Interior of Russia).
В статье анализируются исторические предпосылки и концептуальные основы обеспечения духовной безопасности России. Обосновывается несостоятельность проектов идеологической нивелировки современного человечества, а также необходимость духовного просвещения общества для обеспечения национальных интересов в области культуры. Работа по укреплению духовно-нравственных основ российской культуры должна проводиться с полным уважением духовной и мировоззренческой свободы человека.
Национальная безопасность, духовная безопасность, духовно-нравственная культура, традиционные ценности, идеологическая борьба.
УДК 130.12:342.7
The article analyzes the historical background and conceptual foundation of the establishment of Russia's spiritual security. The author substantiates the failure of the projects of ideological leveling of modern humanity, as well as the need for spiritual education of society to ensure national interests in the cultural domain. The project of strengthening the spiritual and moral foundations of Russian culture should be carried out with full respect for the spiritual and ideological freedom of man.
National security, spiritual security, spiritual and moral culture, traditional values, ideological struggle.
Вопросы обеспечения национальной безопасности да и само существование национальных государств уже неоднократно в истории пытались объявить отживающей темой по причине якобы грядущего мира во всем мире вследствие стирания национальных различий и государственных границ.
В свое время деятели европейского Просвещения были твердо убеждены, что их век — восемнадцатый век от Рождества Христова, будет последним веком разобщенности, деспотизма, фанатизма и войн. Разгорающийся свет разума был призван разогнать тьму невежества, а вместе с ней и все причины человеческих бед. Все народы (европейские, по крайней мере) должны были в самом скором времени объединиться в братскую семью на основах разума, взаимного уважения и общего блага. Однако Великая
французская революция, вдохновленная именно идеями просвещения, разума, гуманизма и прогресса, обернулась таким разгулом террора, который нисколько не уступит в масштабах религиозным войнам XVI и XVII вв. Религиозный фанатизм, на алтарь которого были положены десятки и сотни тысяч человеческих жизней, мыслился просветителями как главный враг, однако воздвигнутый ими алтарь человеческого разума и социального прогресса потребовал вовсе не меньших жертв.
Достаточная информированность о масштабах революционного террора не помешала одному из классиков марксизма почти без всякой иронии пересказать идеалы французской революции в следующих словах: «Теперь впервые взошло солнце, наступило царство разума, и отныне суеверие, несправедливость, привилегии
и угнетение должны уступить место вечной истине, вечной справедливости, равенству, вытекающему из самой природы, и неотъемлемым правам человека» [5]. Энгельс, правда, сразу делает оговорку, что «это царство разума было ничем иным, как идеализированным царством буржуазии» [5]. Вместо буржуазного утопического социализма им предлагается социализм «научный», который означает, что через катастрофические потрясения пролетарской революции наступит все-таки мир во всем мире, когда «становится возможным общественное производство по заранее обдуманному плану», когда является уже «анахронизмом дальнейшее существование различных общественных классов», «отмирает политический авторитет государства» [5]. Впрочем, забегая вперед, нужно отметить, что попытки реализации лозунгов утопического социализма французской революции — «Мир — хижинам, война — дворцам» — даже средствами социализма «научного» нигде на земле не принесли мира ни дворцам, ни хижинам. Надежды на то, что торжество добра можно устроить, собравшись всем добрым людям и поубивав всех злых, не могут сбыться в силу внутренней самоуничтожающей логики этих надежд.
В то время как революционное движение верило в перспективу всеобщего благоденствия через разрушение «до основания» всего старого мира, сам этот мир вовсе не считал себя старым и отжившим, более того, — он надеялся на скорое всеобщее благоденствие без всяких потрясений. Преддверие двадцатого века действительно внушало надежды на воцарение мира, хотя бы в просвещенной Европе: европейские народы уже вполне просветились, революционные потрясения, сопровождавшие это просвещение утихли, и цивилизованное человечество встало, казалось бы, на прямую дорогу к миру и процветанию. Один из персонажей «Трех разговоров» В. С. Соловьева так говорит об этом уже сложившемся единстве европейских наций: «Прежде всего нужно было, чтобы эти избранные нации сложились, и окрепли, и устояли против низших элементов, нужна была война, и война было дело святое. Теперь они сложились, окрепли, им нечего бояться, кроме междоусобных раздоров. Теперь наступает эпоха мира и мирного распространения европейской культуры повсюду. Все должны стать европейцами. Понятие европейца должно совпасть с понятием человека, и понятие европейского культурного мира — с понятием человечества. В этом смысл истории» [3]. Таковы были общие ожидания цивилизованных и образованных людей на пороге двадцатого века.
Но начался двадцатый век страшной мировой войной, продолжился революциями, распространением фашизма и нацизма, второй мировой войной, затмившей по своим ужасам первую, и, наконец, ядерным противостоянием супердержав, которые поставили мир на грань полного самоуничтожения. Впрочем, все эти потрясения не прошли для человеческой цивилизации даром, был создан целый ряд международных организаций, предприняты беспрецедентные усилия по выстраиванию системы международной безопасности на основе принципа нерушимости послевоенных границ, развернулось правозащитное движение.
На этих путях удалось достичь многого: окончание холодной войны, горбачевская перестройка и разговоры о глобализации на основе общечеловеческих ценностей в последнее десятилетие двадцатого века возобновили надежды на переход истории человечества в новую фазу, а точнее — на окончание истории в том виде, как мы ее знали, и на переход в некое «постисторическое» состояние. Программная статья Френсиса Фукуямы «Конец истории?» (1989) констатирует: «Триумф Запада, западной идеи очевиден прежде всего потому, что у либерализма не осталось никаких жизнеспособных альтернатив» [4]. Фашизм, коммунизм, религия, национализм в цивилизованном мире уходят в прошлое, — как утверждается, «многие войны и революции совершались во имя идеологий, провозглашавших себя более передовыми, чем либерализм, но история в конце концов разоблачила эти претензии» [4]. Таким образом, «понятие американского либерального мира должно совпасть с понятием человечества», перефразируя процитированные выше слова политика, описанного В. С. Соловьевым на 90 лет ранее. Не все еще страны перешли в эту постисторию, некоторые находятся еще на варварской стадии исторического движения к либерализму, что будет, конечно, давать некоторую почву для международных конфликтов: «Из этого следует, что на повестке дня останутся и терроризм, и национально-освободительные войны. Однако для серьезного конфликта нужны крупные государства, все еще находящиеся в рамках истории, но они-то как раз и уходят с исторической сцены», — пишет Фукуяма [4].
Провозглашенному концу истории сам Фу-куяма даже и не рад (хотя триумф Запада, казалось бы, не может его не радовать), ведь, по его мнению, в прошлое уходят не только пароксизмы насилия, но и такие яркие явления как «борьба за признание, готовность рисковать жизнью ради чисто абстрактной цели, идеологическая борьба, требующая отваги, воображе-
ния и идеализма», на смену которым приходит «перспектива многовековой скуки» [4].
Однако начало двадцать первого века заставляет нас о скуке забыть, а в окончательном идеологическом триумфе американского либерализма усомниться. Более того, сами претензии американизма на идеологическую гегемонию высвечивают наличие реальных идейных альтернатив и выливаются в напряженное идеологическое противостояние. В современном мире экспансия либерально-демократических идеалов в их американском варианте осуществляется главным образом средствами «мягкой силы», главными идеологическими клише при этом давно стали «политкорректность» и «толерантность». Однако при малейшей попытке отклониться от предписываемых шаблонов Запад весьма нетолерантно и неполиткорректно переходит к жесткому давлению, включая и прямое военное вмешательство в дела других государств. Мир во всем мире никак не наступит не только потому, что этому мешают не доросшие до либеральной демократии окраины земного шара, но и потому, что сама либеральная демократия, предлагающая себя в качестве основы всеобщего благоденствия, агрессивно нетерпима к любому инакомыслию: всеобщее благоденствие либеральная идеология мыслит как свою собственную диктатуру. Призывы к идеологическому разоружению очевидно являются в данном случае средством ведения идеологической войны.
Принятая в конце 2015 года Стратегия национальной безопасности Российской Федерации констатирует, что «укрепление России происходит на фоне новых угроз национальной безопасности, имеющих комплексный взаимосвязанный характер. Проведение Российской Федерацией самостоятельной внешней и внутренней политики вызывает противодействие со стороны США и их союзников, стремящихся сохранить свое доминирование в мировых делах. Реализуемая ими политика сдерживания России предусматривает оказание на нее политического, экономического, военного и информационного давления» (ст. 12) [1]. В этих условиях вопросы обеспечения национальной безопасности России не могут решаться в отрыве от проблем осмысления идейных, мировоззренческих, духовно-нравственных основ российской цивилизации. Сознательное выстраивание внешней и внутренней политики российского государства должно иметь началом такое осмысление.
Духовная сфера жизни общества, с одной стороны, представляет собой область свободного самоопределения человека по отношению к предельным вопросам его бытия в мире,
она с трудом поддается концептуализации, она не может быть регламентирована внешним принудительным образом, она представляется чем-то очень далеким от решения конкретных задач практической жизни. Но с другой стороны, именно она порождает все внешние формы организации жизни человека и общества, именно она задает направление их развития. В конечном счете, именно состоянием этой «эфемерной и непрактичной» духовности определяется ход национальной и мировой истории.
Прежде чем говорить об угрозах духовной безопасности и о противодействии им, необходимо достичь ясности в понимании того, что стоит за словами о «духе», о «духовности человека», о «духовной сфере общества». При всем различии существующих подходов и толкований можно констатировать, что когда речь идет о духовности, имеются в виду принципиальные отличия человека от животного мира. Показательно, что гуманитарные науки, то есть науки о человеке, в немецкой научной традиции называются Ое181'Ш88еп8скаАеп, «науки о духе». При этом надо отметить, что само по себе наличие мышления, языка, социальной организации, производительной деятельности и т. п. не составляет уникальной особенности человеческого мира, — все это можно обнаружить и у животных. И никак нельзя свести вопрос о сущности человека к различиям количественного характера: у человека не просто «больше» интеллекта, языковой деятельности, общественных отношений, — у человека все это имеет иное, духовное наполнение.
Действительным отличием человека от животного мира является наличие в человеческой природе духовного уровня, возвышающегося над животными функциями и проявлениями. Этот духовный уровень человеческой природы реализуется, прежде всего, в тех способностях, которые принято называть «духовными»: в религиозной способности, в нравственной способности, в творческой способности прежде всего. Те предметы, к которым эти способности устремлены, выходят за рамки физического и биологического уровней бытия, через эти способности человек оказывается связан с неким высшим уровнем бытия и через эту связь обретает духовную свободу по отношению к бытию чисто природному.
Духовные способности человека, как проявления духовного уровня его природы, всегда связаны с обращением к абсолютным ценностям. В своей той части, в какой поведение человека определяется исключительно соображениями пользы, удовольствия, целесообраз-
ности, эффективности, — это поведение принципиально ничем не отличается от поведения животных. В том же случае, когда поступки человека хотя бы в какой-то мере имеют своим мотивом стремление к Истине, утверждение Добра, преклонение перед Красотой, — эти поступки получают духовное измерение. Голос совести и требования нравственного долга, благоговение перед святыней, и искание настоящего смысла жизни, чувство Родины, — все это проявления духовного уровня человеческой природы, духовной жизни человека.
Народ как историческая общность возникает на основе определенного единства жизни людей. Конечно, для формирования народа имеет большое значение и единство его хозяйственной жизни, и политическое единство, и единство кровнородственное, но особую роль играют духовные основы жизни народа: единство религиозной веры и единство обычаев, отражающих духовный опыт поколений. Духовная сфера включает в себя все то, что необходимо для нравственного и интеллектуального развития человека: образование, науку, религию, искусство, культуру, нравственность, мораль. Все это — элементы, способствующие как формированию человеческого сознания на индивидуальном уровне, так и воспроизводству основополагающих культурных смыслов в истории народа.
Утрата духовных ориентиров, разрыв духовной традиции представляют собой огромную опасность для исторического существования как отдельных обществ и государств, так и человечества как такового. Лишаясь духовных основ, человеческое общество лишается человеческого качества жизни. Даже обладая самым высоким уровнем развития экономики, общество обесчеловечивается без духовной составляющей. Невозможно назвать по-настоящему человеческим социум, лишенный фундаментальных духовных ценностей: человеколюбия, сострадания, нравственных идеалов, религиозных переживаний, патриотизма.
При этом нужно отметить тот важный факт, что, даже при наличии глубокого родства фундаментальных духовных ценностей в различных культурах, каждый народ имеет самобытную духовную культуру, представляющую собой уникальный исторический духовный опыт многих поколений. Это внутреннее духовное единство народа является настоящей основой его исторической жизни и государственности. Общество и государство имеют будущее только в том случае, если народ не утратил себя, если он сохраняет в новых исторических условиях свою духовную идентичность.
Русский народ сформировался в истории на основе православной веры и любви к России как к своей Родине. Единство в вере, лежащее в основании культурного кода, и чувство Родины, актуализированное в принципе служения Отечеству, — вот два основных фактора русского народного единства. За многие века русской истории православная вера сформировала особый тип культуры. Она сформировала его из определенного этнического материала в определенных географических, климатических и внешнеполитических условиях, но именно она является духовным истоком российской цивилизационной парадигмы. В современном мире русская культура и российская государственность уже не имеют прямой опоры на православную христианскую веру, но понимание и творческое историческое продолжение традиций русской культуры и российской государственности невозможно без обращения к этим их духовным основам.
Говоря об уникальной духовной конституции русского народа нельзя не вспомнить ту его черту, которая была с предельной ясностью раскрыта в «Пушкинской речи» Ф. М. Достоевского: «склонность к всемирной отзывчивости и к всепримирению» [2]: «Ибо что такое сила духа русской народности как не стремление ее в конечных целях своих ковсемирности и ко все-человечности? (...) Да, назначение русского человека есть бесспорно всеевропейское и всемирное. Стать настоящим русским, стать вполне русским, может быть, и значит только (в конце концов, это подчеркните) стать братом всех людей, всечеловеком, если хотите» [2].
В основе исторического формирования на территории России единого цивилизаци-онного пространства и дальнейшего плодотворного сосуществования в этом пространстве различных народов и культур, действительно лежит сочетание в духовной конституции русского народа открытости к иным культурам с глубокой укорененностью в своем собственном духовном опыте и основанном на нем ощущении мира и жизни. И то, и другое — это проявления духовной свободы, которая важна для русского гораздо больше, чем свобода формально-внешняя. Быть самим собой и быть открытым для братских отношений с другими, быть верным своей вере и уважать веру чужую, быть самодостаточным и при этом всегда готовым к сотрудничеству, — вот характерные черты этой духовной свободы.
Статья 77 Стратегии национальной безопасности Российской Федерации констатирует тот факт, что «основой общероссийской идентичности народов Российской Федерации является
исторически сложившаяся система единых духовно-нравственных и культурно-исторических ценностей, а также самобытные культуры многонационального народа Российской Федерации как неотъемлемая часть российской культуры» [1]. Статья 78 содержательно следующим образом раскрывает эту исторически сложившуюся ценностную систему: «К традиционным российским духовно-нравственным ценностям относятся приоритет духовного над материальным, защита человеческой жизни, прав и свобод человека, семья, созидательный труд, служение Отечеству, нормы морали и нравственности, гуманизм, милосердие, справедливость, взаимопомощь, коллективизм, историческое единство народов России, преемственность истории нашей Родины».
Приоритет духовного над материальным недаром поставлен здесь во главу угла как наиважнейшее основание российской цивилизации. Как напоминает Ф. М. Достоевский, «основные нравственные сокровища духа, в основной сущности своей по крайней мере, не зависят от экономической силы» [2]. Именно этот приоритет духовного дает правильное понимание и всем перечисляемым далее ценностям: «человеческая жизнь, права и свободы человека, семья и созидательный труд», — все это должно быть понято в духовном измерении. Человеческая жизнь ценна не сытостью и не внешним комфортом, а духовным достоинством личности. Права и свободы человека ценны не как формальная дозволенность, а как выражение духовной свободы и ответственности человека. Созидательный труд имеет свое высшее значение не как получение прибыли или простое обеспечение материального благополучия, а как творческое духовное самосозидание личности. Служение Отечеству также по праву занимает одно из важнейших мест в системе духовных приоритетов, заложивших основы российской цивилизации.
В качестве угроз национальной безопасности в области культуры в ст. 79 Стратегии национальной безопасности Российской Федерации названы: «размывание традиционных российских духовно-нравственных ценностей и ослабление единства многонационального народа Российской Федерации путем внешней культурной и информационной экспансии (включая распространение низкокачественной продукции массовой культуры), пропаганды вседозволенности и насилия, расовой, национальной и религиозной нетерпимости, а также снижение роли русского языка в мире, качества его преподавания в России и за рубежом, попытки фальсификации российской и мировой истории, противоправные посягательства на объекты культуры» [1].
Задачи по противодействию этим угрозам и обеспечению духовной безопасности России требуют не только самого серьезного внимания, но и предельной корректности в своем разрешении. Защита национальных интересов в этом случае может быть прямо связана с идеологическим и информационным противостоянием, нередко принимающим острые конфликтные формы. В любом случае речь идет о сознательном целенаправленном воздействии на систему ценностных приоритетов и мировоззренческих убеждений человека, — то есть речь идет, по существу, об идеологической работе. В то же время Конституцией Российской Федерации прямо признается идеологическое многообразие и декларируется недопустимость установления какой бы то ни было идеологии в качестве государственной или обязательной (части 1 и 2 статьи 13). Это означает, что любые мировоззренческие убеждения, нравственные принципы, ценностные ориентиры и духовные приоритеты могут быть приняты человеком только добровольно, как результат свободного выбора.
Противодействие размыванию традиционных российских духовно-нравственных ценностей, о котором говорит Стратегия национальной безопасности Российской Федерации, может и должно осуществляться средствами духовного просвещения общества. Эти традиционные духовно-нравственные ценности необходимо раскрыть перед человеком в их величии и значимости на основе духовного осмысления российской истории, то есть показать человеку настоящие духовные основы той культуры, которую он впитал с детства и которая размывается ныне «путем внешней культурной и информационной экспансии». Защищая свои национальные интересы в области духовно-нравственной культуры, работая на укрепление традиционных российских духовно-нравственных ценностей, мы не навязываем человеку и обществу ничего чуждого им, напротив, — способствуем максимально глубокой реализации их духовной идентичности.
Еще раз и в качестве основного вывода следует подчеркнуть, что краеугольным камнем всей системы традиционных российских духовно-нравственных ценностей является «приоритет духовного над материальным». Нет ничего более чуждого русской национальной культуре, нет ничего более разрушительного для нее, чем материализм, насаждавшийся принудительно в советский период нашей истории, до сих пор прикрывающийся авторитетом науки и подпитываемый массовой психологией современного общества потребления. Впрочем, стоит, конечно, добавить, что материализм глубоко
чужд не только духовной культуре российского общества, но и человеческой культуре вообще, поскольку, принципиально отрицая наличие чего-либо духовного и сводя все духовные проявления человеческого бытия к физическим и биологическим причинам, он, по существу, приравнивает человека к животному.
Материализм представляет собой наиболее глубокую идеологическую основу той «культурной и информационной экспансии», целью которой является превращение человеческого (российского в частности) общества
в податливую для внешних манипуляций массу. При этом даже те сферы жизни человека и общества, которые традиционно ассоциируются с проявлениями человеческого духа — религия, мораль, искусство, наука — начинают пониматься вполне материалистически и потребительски. Идейное противодействие материалистической «игре на понижение» составляет важнейшую задачу отечественной гуманитарной науки и образования в контексте решения задач по обеспечению духовной безопасности России.
Список литературы:
1. Российская Федерация. Законы. О стратегии национальной безопасности Российской Федерации: Указ Президента Российской Федерации от 31 декабря 2015 г. № 683 // Президент России. URL: http://static.krem-lin.ru/media/acts/files/0001201512310038.pdf (дата обращегния 17.08.2019). — Текст : электронный.
2. Достоевский, Ф. М. Полное собрание сочинений в 30 т. Т. 26. Дневник писателя. 1877 (сентябрь—декабрь). 1880 (август). — Л.: Наука, 1984. —Текст : непосредственный.
3. Соловьев, В. С. Собрание сочинений. Т. 10. 2-е изд., под ред. С. М. Соловьева, Э. Л. Рад-лова. — СПб.: Просвещение, 1914. — Текст : непосредственный.
4. Фукуяма, Ф. Конец истории? // Вопросы философии. 1990. № 3. —Текст : непосредственный.
5. Энгельс, Ф. Развитие социализма от утопии к науке // Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения. Изд. 2-е. Т. 19. — Текст : непосредственный.
