CC BY
47
«Ты спрашиваешь о вещах, информация о которых тебе на самом деле не важна, ты спрашиваешь из вежливости. Я не хочу, чтобы ты спрашивал таким образом. Но я хочу, чтобы ты каким-то образом узнал о моих неблагоприятных обстоятельствах, понял их сам, зная меня, и проявил сочувствие». На самом деле, и в этом случае едва ли можно говорить о реальном уходе от коммуникации, о нежелании продолжать общение. Здесь опять мы видим установку на сохранение доверительности общения, на то, что истинное общение предполагает понимание того, что не сказано прямо, так как основано на предполагаемом или имплицируемом «родстве душ».
Не случайно первые два примера едва ли возможны в общении между малознакомыми людьми или в общении, имеющем хоть какой-нибудь элемент официальности.
Однако есть случаи, когда экспликация иллокутивной силы вопроса имеет не скрытую, а явную направленность на некооперативную коммуникацию, на ерчевой конфликт. Это, например, речевой акт упрека в ответной реплике типа:
- Он еще спрашивает!
Подобные ответные реплики квалифицируются в работе М.Ю. Федосюка «"Стиль" ссоры» как приемы, эмоциональное воздействие которых обусловлено особенностями речевого поведения говорящего, в число которых, в частности, входит обозначение собеседника местоимением не 2-го, а 3-го лица, когда «партнер по диалогу как бы демонстративно игнорируется, к нему относятся так, будто его нет» [9: 18-19].
Рассмотренная группа вопросно-ответных единств входит, по-видимому, в более обширный класс типизированных диалогических единств, ответные реплики которых эксплуатируют им-пликатуру дискурса, основную на метаязыковой экспликации са-
Библиографический список
мого факта говорения в инициальной реплике безотносительно к ее конкретной иллокутивной силе. Это, например, обсуждаемые в работе В.Ю. Апресян индикаторы имплицитной вербальной агрессии: - Ты у меня еще поговори /поспорь...; - Не тебе об этом говорить (судить)... и пр. [5, с. 32-35].
В это же список, очевидно, попадают и такие распространенные примеры типовых ответных реплик: - Кто сказал?; -Скажешь тоже...; - Ну ты и сказал...
Нетрудно видеть, что все упомянутые модели фатической коммуникации никогда не направлены на выяснение истинного положения вещей, они, скорее, посвящены установлению неформальных межличностных отношений, некоего «эмоционального фона» общения, с разной степенью конфликтогенности или, напротив, бесконфликтности, в зависимости от конкретной ситуации речевого взаимодействия.
Особое внимание не к содержательной, а к межличностной стороне речевой коммуникации, согласно А. Вежбицкой, вообще является яркой национально-специфичной чертой именно русских моделей речевого взаимодействия [10]. Это проявляется, с одной стороны, в ориентации на поддержание «эмоционального градуса» общения, а с другой - в тяготении к категорическим моральным суждениям и, как следствие, к постоянному «выяснению отношений».
Мы можем заключить, что, с одной стороны, все рассматриваемые случаи ориентированы на конфликтные модели речевого взаимодействия, но, с другой стороны, сам факт использования метаязыковых импликатур дискурса смягчает напряженность (у отвечающего всегда есть возможность отпереться, не идти на развитие прямого конфликта, уйти от обсуждения темы).
1. Якобсон, РО. Лингвистика и поэтика // Структурализм: «за» и «против»: сб. статей / пер. с англ. - М., 1975.
2. Радбиль, Т.Б. О концепции изучения русского языкового менталитета // Русский язык в школе. - 2011. - № 3.
3. Грайс, Г.П. Логика и речевое общение // Новое в зарубежной лингвистике. - М., 1985. - Вып. 16. Лингвистическая прагматика.
4. Булыгина, Т.В. Языковая концептуализация мира (на материале русской грамматики) / Т.В. Булыгина, А.Д. Шмелев. - М., 1997.
5. Апресян, В.Ю. Имплицитная агрессия в языке // Компьютерная лингвистика и интеллектуальные технологии: труды Международной конф. «Диалог 2003» / под ред. И.М. Кобозевой, Н.И. Лауфер, В.П. Селегея. - М., 2003.
6. Серль, Дж. Р. Что такое речевой акт? // Новое в зарубежной лингвистике. - М., 1986. - Вып. 17. Теория речевых актов.
7. Радбиль, Т.Б. Прагматические аномалии в среде языковых аномалий русской речи. - 2006. - № 12(2).
8. Leech, G. Principles of Pragmatics. - London: Longman, 1983.
9. Федосюк, М.Ю. «Стиль» ссоры // Русская речь. - 1993. - № 5.
10. Вежбицкая, А. Русский язык // А. Вежбицкая. Язык. Культура. Познание / пер. с англ., отв. ред. М.А. Кронгауз, вступ. статья Е.В. Падучевой. - М., 1996.
Bibliography
1. Yakobson, R.O. Lingvistika i poehtika // Strukturalizm: «za» i «protiv»: sb. stateyj / per. s angl. - M., 1975.
2. Radbilj, T.B. O koncepcii izucheniya russkogo yazihkovogo mentaliteta // Russkiyj yazihk v shkole. - 2011. - № 3.
3. Grayjs, G.P. Logika i rechevoe obthenie // Novoe v zarubezhnoyj lingvistike. - M., 1985. - Vihp. 16. Lingvisticheskaya pragmatika.
4. Bulihgina, T.V. Yazihkovaya konceptualizaciya mira (na materiale russkoyj grammatiki) / T.V. Bulihgina, A.D. Shmelev. - M., 1997.
5. Apresyan, V.Yu. Implicitnaya agressiya v yazihke // Kompjyuternaya lingvistika i intellektualjnihe tekhnologii: trudih Mezhdunarodnoyj konf. «Dialog 2003» / pod red. I.M. Kobozevoyj, N.I. Laufer, V.P. Selegeya. - M., 2003.
6. Serlj, Dzh. R. Chto takoe rechevoyj akt? // Novoe v zarubezhnoyj lingvistike. - M., 1986. - Vihp. 17. Teoriya rechevihkh aktov.
7. Radbilj, T.B. Pragmaticheskie anomalii v srede yazihkovihkh anomaliyj russkoyj rechi. - 2006. - № 12(2).
8. Leech, G. Principles of Pragmatics. - London: Longman, 1983.
9. Fedosyuk, M.Yu. «Stilj» ssorih // Russkaya rechj. - 1993. - № 5.
10. Vezhbickaya, A. Russkiyj yazihk // A. Vezhbickaya. Yazihk. Kuljtura. Poznanie / per. s angl., otv. red. M.A. Krongauz, vstup. statjya E.V. Paduchevoyj. - M., 1996.
Статья поступила в редакцию 01.10.14
УДК 811.161.1'37
Saygin V.V. CONCEPTUAL FIELD "GREKH" (SIN) IN THE MODERN RUSSIAN CONEPTUAL SPHERE IN THE ASPECT OF WORD-FORMATIVE DERIVATION. In the work the main cognitive markers of the concept "grekh" (sin) in the modern Russian in the aspect of their language explication in derivative words of the word family with the top word grekh are described. It is proved that reflexes of the concept in the Russian word-formative system reveal the desacralization tendency in modern Russian speech. The author conducts the analysis of the structure of all derivations from the word grekh collected together in a form of a family of a word. The many branches in this family evidence about the rich conceptual contents and the culturally developed notion of a sin in the Russian language conscience. The semantics of the derivatives of the word grekh reflects religious and non-religious components of its conceptual contents. The concept of grekh is in the list of basic concepts of the national Russian language.
Key words: concept "grekh" (sin), modern Russian language, cognitive signs, word-formative derivation, desacralization.
В.В. Сайгин, канд. филол. наук, проректор по экономическому развитию и АХР Нижегородского гос. университета им. Н.И. Лобачевского, г. Нижний Новгород, E-mail: [email protected]
КОНЦЕПТУАЛЬНОЕ ПОЛЕ «ГРЕХ» В КОНЦЕПТОСФЕРЕ СОВРЕМЕННОГО РУССКОГО ЯЗЫКА В АСПЕКТЕ СЛОВООБРАЗОВАТЕЛЬНОЙ ДЕРИВАЦИИ
Понятие греха входит в число тех ключевых идей русской культуры. В работе описаны основные когнитивные признаки концепта «грех» в современном русском языке в аспекте их языковой экспликации в производных словах словообразовательного гнезда с вершиной слова грех. Отмечается, что глагол грешить развивает новые когнитивные признаки, отсутствующие в концептуальном содержании исходного «грех». Доказывается, что рефлексы этого концепта в словообразовательной системе русского языка отражают тенденцию к десакрали-зации этого понятия в современной русской речи. Анализ структуры словообразовательного гнезда позволяет сделать вывод о том, что сама разветвленность данного гнезда свидетельствует о богатстве концептуального содержания и культурной разработанности понятия «грех» в русском языковом сознании.
Ключевые слова: концепт «грех», современный русский язык, когнитивные признаки, словообразовательная деривация, десакрализация.
Понятие греха входит в число тех ключевых идей русской культуры, которые издавна определяют вектор ее духовной эволюции. Сформировавшись в русле религиозно-христианского, православного мировоззрения, это понятие во многом обусловливает специфику отношения русских людей к миру, их системы ценностей и жизненных установок.
На уровне русской языковой картины мира мы можем говорить о том, что данное понятие воплощается в ключевом культурном концепте «грех», который входит в число базовых элементов «аксиологического уровня русского языкового менталитета» [1]. В наших предыдущих исследованиях были рассмотрены основные когнитивные признаки, семантическая структура и смысловой объем концепта «грех» в современном русском языке на материале основных словарей и энциклопедических источников, а также по данным фразеологического и паремиологического фонда русского языка [2; 3].
В результате на этом этапе анализа был определен 21 когнитивный признак данного концепта:
1. Нарушение действием, словом или мыслью воли Бога (поступок, противный закону Божию).
2. Нарушение религиозных предписаний, правил.
3. Состояние (чувство, ощущение) вины перед Богом.
4. Нарушение предписаний, правил нравственности.
5. Проступок, преступление.
6. Ошибка.
7. Состояние (чувство, ощущение) вины.
8. Порок, недостаток.
9. Беда, несчастье.
10. Состояние греховности = ощущение неправильности, предосудительности (своих действий).
11. Распутство.
12. Человеческая слабость.
13. Недостаток, изъян в состоянии вещи, в работе механизма, устройства.
14. Что-то плохое, неправильное.
15. Обман
16. Раздражение, досада.
17. Грусть, печаль.
18. Воровство.
19. Умствование.
20. Бедность / богатство.
21. О ком-то некрасивом, физически непривлекательном.
Уже на этом уровне анализа видно, что на 4 религиозных
когнитивных признака приходится 17 внерелигиозных когнитивных признаков: очевидно, что в русском языке, который выражает представления «наивной картины мира», отражается прежде всего внерелигиозный, светский пласт понимания данного концепта. На этом фоне подтверждается предположение, выдвинутое в работе Л.Г. Пановой [4], о тенденции к десакрализации концепта «грех» в русском языке.
В целом сегодня можно говорить о сосуществовании в национальном сознании двух пластов понимания «греха» - религиозного и внерелигиозного. Отмеченное несовпадение двух во многом противоположных интерпретаций, которое ведет к неполному и неточному пониманию светскими носителями языка этого понятия, составляет, на наш взгляд, главную особенность концептуального содержания греха в современном мире.
Все это подтверждается и при анализе дериватов на базе исходного «грех» в соответствующем словообразовательном гнезде. Словообразовательное гнездо с вершиной «грех» в дан-
ной работе приводится по двухтомному «Словообразовательному словарю русского языка» А.Н. Тихонова (1985). Гнездо с вершиной «грех» в современном русском языке характеризуется разветвленной структурой с богатыми и разнообразными словообразовательными связями и включает в себя 3б производных слов разной степени производности по отношению к исходному «грех» [5]. В графической форме оно представлено на Схеме 1. Схема 1. Словообразовательное гнездо с вершиной «грех»
ГРЕХ
^ ГРЕШ-ОК ^ ГРЕХ-ОМ (нареч.) ^ ГРЕШ-Н-ЫЙ ^ ГРЕШ-Н-ОЕ (сущ.)
^ ГРЕШН-О ^ ГРЕХ-ОВН-ЫЙ ^ ГРЕХОВН-ОСТЬ ^ БЕЗ-ГРЕХ-ОВН-ЫЙ ^ БЕЗ-ГРЕШ-Н-ЫЙ ^ БЕЗГРЕШН-О
^ БЕЗГРЕШН-ОСТЬ ^ НЕБЕЗ-ГРЕШ-Н-ЫЙ ^ НЕБЕЗГРЕШН-ОСТЬ ^ ГРЕШ-И-ТЬ ^ ГРЕШ-НИК ^ ГРЕШНИЦ-А ^ НА-ГРЕШИТЬ
^ ПО-ГРЕШИТЬ ^ ПОГРЕШ-ЕНИ-Е ^ ПОГРЕШ-НОСТЬ
^ ПОГРЕШИ-ТЕЛЬН-ЫЙ ^ НЕ-ПОГРЕШИТЕЛЬНЫЙ ^ НЕПОГРЕШИТЕЛЬН-О ^ НЕПОГРЕШИТЕЛЬН-ОСТЬ ^ НЕ-ПОГРЕШ-ИМ-ЫЙ ^ НЕПОГРЕШИМ-ОСТЬ ^ ПРЕ-ГРЕШИТЬ ^ ПРЕГРЕШ-ЕНИ-Е ^ СО-ГРЕШИТЬ ^ СОГРЕШ-ЕНИ-Е ^ ГРЕХ-О-ВОД-НИК ^ ГРЕХОВОДНИЦ-А ^ ГРЕХОВОДНИЧ-А-ТЬ ^ НА-ГРЕХОВОДНИЧАТЬ ^ ГРЕХ-О-ПАД-ЕНИ-Е ^ МНОГО-ГРЕШ-Н-ЫЙ
Анализ структуры словообразовательного гнезда позволяет сделать вывод о том, что сама разветвленность данного гнезда свидетельствует о богатстве концептуального содержания и культурной разработанности понятия «грех» в русском языковом сознании.
Широко представлены адъективная область: грешный, греховный, безгрешный, безгреховный, небезгрешный, многогрешный, погрешительный, непогрешительный, непогрешимый (9 дериватов) — и глагольная область: грешить, нагрешить, погрешить, согрешить, прегрешить, греховодничать, нагреховодничать (7 дериватов).
Это свидетельствует об активности представления о грехе, с одной стороны, как о признаке, свойстве, атрибуте человека, а с другой - как о действии, состоянии субъекта.
Субстантивные дериваты представляют собой два ряда: 1) ряд неодушевленных существительных грешок, греховность, безгрешность, небезгрешность, погрешение, погрешность, непогрешительность, непогрешимость, прегрешение, согрешение, грехопадение (11 дериватов), которые характеризуют разные стороны греха как отвлеченного понятия - свойства или действия, осмысленных в отрыве от признака или действия / состояния; 2) ряд одушевленных существительных грешник / грешница, греховодник / греховодница (4 деривата), которые обозначают разные представления о людях, совершающих грехи или испытывающих состояние греховности.
Семантика дериватов на базе исходного «грех» в основном актуализует большинство из отмеченных ранее 11 когнитивных
признаков концепта «грех» и отражает как религиозные, так и внерелигиозные компоненты его концептуального содержания.
Основные дериваты: прилагательное грешный и глагол грешить - совмещают в себе как религиозный, так и внерелигиоз-ный компонент концептуального содержания «грех».
Так, в БАС грешный - с одной стороны, 'совершающий, совершивший грех (в религиозном значении)' [КП 'нарушение действием, словом или мыслью воли Бога (поступок, противный закону Божию)'], а с другой - 'имеющий какие-либо недостатки, слабости и т.д.', а также 'предосудительный, порочный (о поступках, мыслях и т.п.)' [КП 'порок, недостаток'] [6].
МАС разграничивает религиозный компонент по двум концептуальным моделям, различая каузативную модель 'совершивший много грехов' по отношению к одушевленному субъекту: грешный человек - и экспрессивную модель 'исполненный грехов' по отношению к неодушевленному объекту: грешная жизнь
[7].
Отметим, что и внерелигиозный компонент разграничивается по отношению к одушевленности / неодушевленности опорного существительного: 'имеющий какие-либо недостатки, слабости и т.д.' для одушевленного и 'предосудительный, порочный (о поступках, мыслях и т.п.)' для неодушевленного.
Антоним прилагательного грешный - безгрешный также реализует выявленные значения как религиозное: 'не совершивший греха - поступка, противоречащего религиозно-нравственным нормам', так и нерелигиозное: 'перен. а) Не совершивший проступка, ни в чем не повинный; б) Не содержащий чего-л. предосудительного; в) Выражающий чистоту, невинность, непорочность' [8].
Только внерелигиозный компонент смысла имеет стилистически окрашенное прилагательное небезгрешный с явной отрицательной оценочностью и стилистически ограниченным употреблением (ср. модель известный ® безызвестный ® небезызвестный): '(разг. фам.). 1. Достаточно греховный, не невинный. 2. Незаконный, неправильный': Небезгрешные доходы (взятки). Здесь выявляется новый оттенок смысла, потенциально могущий рассматриваться как когнитивный признак - 'что-то неправильное, беззаконное'
Только внерелигиозный компонент, соответствующий КП 'вина, ошибка' реализуется в предикативной, краткой форме прилагательного грешен 'Разг. Виноват, повинен' - Друг Дельвиг, мой парнасский брат, Твоей я прозой был утешен, Но признаюсь, барон, я грешен: Стихам я больше был бы рад (Пушкин, Дельвигу) [6].
То же можно сказать о категории состояния грешно в сочетании с инфинитивом в роли сказуемого в безличном односоставном предложении, которая реализует значение: '(разг.). Предосудительно, стыдно, нехорошо': Грешно вам так говорить! - Отметим, что оба слова имеют ограничения в употреблении - присущи только разговорной речи, что еще раз подтверждает нашу мысль о преимущественно светском понимании греха в народном мироощущении.
На фоне прилагательного грешный книжно-возвышенное прилагательное греховный показывает отчетливое тяготение к выражению только религиозных компонентов концепта «грех»: 'склонный, расположенный к греху (в религиозном знач.); ведущий к греху, соблазнительный' [6]. Ср. также характерную помету в словаре Д.Н. Ушакова: '(книжн. устар.). Исполненный грехов' [9]. Полным антонимом к нему выступает прилагательное безгреховный.
В этом же значении выступает отмеченное только в словаре В.И. Даля слово погрешительный 'склонный к погрешенью или к погрешностям', но оно имеет еще и светский вариант значения 'неверный, ошибочный' [10]. В настоящее время это слово малоупотребительно.
Прилагательное непогрешимый отражает религиозный компонент концептуального содержания «грех» в ограниченном, устаревшем значении '3) устар. Безгрешный, невинный', но в основном также актуализует внерелигиозные когнитивные признаки, а именно - КП 'ошибка' в значении '1) Такой, который никогда не делает ошибок, не ошибается' и в значении '2) Не вызывающий сомнения, безусловно верный' [8]. Здесь также можно говорить о совмещении двух концептуальных моделей: каузатив в значении '1) Такой, который никогда не делает ошибок, не ошибается' применительно к одушевленному опорному слову: непогрешимый человек — и экспрессив в значении '2) Не вызывающий сомнения, безусловно верный' применительно к неодушевленному: непогрешимый вывод [9]. 332
Базовый глагольный дериват грешить отражает деятель-ностную сторону концепта «грех». Это слово также совмещает в себе религиозные и внерелигиозные компоненты концептуального содержания «грех». Религиозный КП 'нарушение действием, словом или мыслью воли Бога (поступок, противный закону Божию)' отражается в значении 'совершать проступок, грех (в 3-м знач.)' [7]. Внерелегиозные КП 'порок, недостаток' и 'ошибка' отражены в толковании '1. Ошибаться в чем-либо, действовать неправильно; иметь какой-либо недостаток': грешить чем или в чем-либо; грешить против чего [7]. КП 'нарушение религиозных предписаний, правил' и 'нарушение предписаний, правил нравственности' объединяются в более общем значении 'ошибаться, нарушать какие-н. правила, обязательства' [9]: грешить против истины; грешить против грамматики.
В целях нашего исследования важно, что глагол грешить развивает новые когнитивные признаки, отсутствующие в концептуальном содержании исходного «грех».
Это просторечное значение 'несерьезно заниматься чем-либо (с оттенком насмешки)': грешить по драматической части - и отмеченное как устаревшее и областное значение 'возводить напраслину, без основания дурно думать о ком-либо': грешить на кого-либо.
Нетрудно видеть, что эти значения относятся к просторечной или диалектной сфере, т.е. отражают народные представления о концепте. Сниженные, иронически-насмешливые оттенки смысла в первом случае актуализуют представление о грехе как о простительной слабости (то же - в грешок), а второе значение имеет нравственный оттенок смысла, отражающий представление о грехе гордыни. Это явный показатель тенденции к деса-крализации греха в народном понимании, отраженной в фактах языка.
С другой стороны, глагольные образования на базе грешить - согрешать, погрешать, прегрешать - имеют отчетливо книжный характер и отражают религиозные компоненты 'совершать грех' и 'преступать религиозные правила и установления'. В соответствии с этим формируется семантика отглагольных существительных погрешение, согрешение, прегрешение, книжный характер которых подчеркивают признаки старославянского происхождения этих слов.
Базовые субстантивные дериваты грешник/грешница тоже совмещают религиозные и внерелигиозные компоненты концептуального содержания «грех». Религиозные значения - 'грешный человек; человек, совершающий или совершивший грех / грехи'; 'нарушитель религиозных предписаний': Грешники попадут в ад. Внерелигиозные значения - 'человек, совершающий проступки, преступления'; 'порочный человек': неисправимый грешник. Десакрализация и снижение стилистического регистра в сторону шутливого употребления проявляется в выражении старый грешник - 'В просторечии. Шутливо-смиренное признание своих недостатков или шутливый упрек по отношению к кому-либо другому' [7].
Внерелигиозный компонент содержания усиливается в других субстантивных дериватах греховодник / греховодница -'в просторечии. Шутливо-укоризненное название нарушителя (нарушительницы) правил морали, общежития' и 'человек, подающий пример дурного поведения, наводящий на грех других' [7]. Ср. также '(разг. укор. устар.) Распущенный мужчина' и. 'Шалун, безобразник (о ребенке-мальчике; фам.)' [9]. Эту же тенденцию сохраняет производный от греховодник глагол греховодничать 'вести себя легкомысленно, неприлично'.
Расширение объема концептуального содержания «грех» проявляет такой дериват, как погрешность. Это слово реализует представление о грехе как о некоей неправильности в общем смысле слова - 'ошибка, неправильность, неточность, допущенная кем-л. в чем-л.' [7]: погрешность в вычислении; стилистические погрешности, - и потому распространяет это понимание на неодушевленные предметы, вещи -'недостаток, изъян в работе какого-л. механизма, устройства и т. д.' [7]: погрешности в моторе трактора. В этом же значении употребляется разговорное слово огрех (которое А.Н. Тихонов не включил в свой словарь). Причем первое значение этого слова - сельск., диал. 'пропущенное или плохо обработанное место в поле при пахоте, посеве, косьбе' также имеет неодушевленный денотат. Иными словами, «грешить» могут даже неодушевленные объекты, что приводит к максимуму десакрализованности в понимании этого концепта в обыденном сознании.
Десакрализованное, светское понимание греха как человеческой слабости, а также шутливое, т.е. несерьезное отношение
к нему проявляет себя также в деривате с уменьшительно-ласкательным суффиксом грешок: мелкие грешки, простительные грешки.
В работах Т.Б. Радбиля явления подобного рода рассматриваются как «аномалии аксиологической сферы», или «аксиологические аномалии» [11; 12]. Указанные аномалии фиксируются только на основании субъекта речевой активности, в нашем случае - коллективного субъекта, т.е. совокупной
Библиографический список
«языковой личности» современных носителей русского языка. На этом основании можно говорить о том, что на базе сложившегося в светской культуре понимания греха как простительной человеческой слабости в поле интенциональности говорящих снимается негативная оценочность для некоторых видов греха. В этом проявляется отмеченный нами выше процесс десакра-лизации концепта «грех» в дискурсивных практиках современной русской речи.
1. Радбиль, Т.Б. О концепции изучения русского языкового менталитета // Русский язык в школе. - 2011. - № 3.
2. Сайгин, В.В. Смысловое наполнение и семантическая структура концепта «грех» в современном русском языке (по данным толковых и этимологических словарей) // Вестник Нижегородского университета им. Н.И. Лобачевского. - 2013. - № 3. - Ч. 1.
3. Сайгин, В.В. Когнитивные признаки и языковая экспликация концепта «грех» по данным русской фразеологии // Язык. Текст. Дискурс: научный альманах Ставропольского отделения РАЛК / под ред. проф. Г.Н. Манаенко. - Ставрополь. - 2013. - № 11.
4. Панова, Л.Г. Грех как религиозный концепт (на примере русского слова «грех» и итальянского «рессато») // Логический анализ языка: Языки этики / отв. ред.: Н.Д. Арутюнова, Т.Е. Янко, Н.К. Рябцева. - М., 2000.
5. Тихонов, А.Н. Словообразовательный словарь русского языка в 2 т.: 145000 слов. - М., 1985. - Т. 1.
6. Словарь современного русского литературного языка: в 17 т. - М.; Л., 1950-1965. - Т. 8.
7. Словарь русского языка: в 4 т. / под ред. А.П. Евгеньевой. - М., 1985. - Т. 1.
8. Ефремова, Т.Ф. Новый словарь русского языка. Толково-словообразовательный. - М., 2000.
9. Толковый словарь русского языка: в 4 т. / под ред. Д.Н. Ушакова. - М., 1996. - Т. 1.
10. Даль, В.И. Толковый словарь живого великорусского языка: в 4 т. - М., 1999. - Т. 1.
11. Радбиль, Т.Б. Языковая аномальность в русской речи: к проблеме типологии // Русский язык в научном освещении. - 2006. - № 1(11).
12. Радбиль, Т.Б. Аномалии в сфере языковой концептуализации мира // Русский язык в научном освещении. - 2007. - № 1(13).
Bibliography
1. Radbilj, T.B. O koncepcii izucheniya russkogo yazihkovogo mentaliteta // Russkiyj yazihk v shkole. - 2011. - № 3.
2. Sayjgin, V.V. Smihslovoe napolnenie i semanticheskaya struktura koncepta «grekh» v sovremennom russkom yazihke (po dannihm tolkovihkh i ehtimologicheskikh slovareyj) // Vestnik Nizhegorodskogo universiteta im. N.I. Lobachevskogo. - 2013. - № 3. - Ch. 1.
3. Sayjgin, V.V. Kognitivnihe priznaki i yazihkovaya ehksplikaciya koncepta «grekh» po dannihm russkoyj frazeologii // Yazihk. Tekst. Diskurs: nauchnihyj aljmanakh Stavropoljskogo otdeleniya RALK / pod red. prof. G.N. Manaenko. - Stavropolj. - 2013. - № 11.
4. Panova, L.G. Grekh kak religioznihyj koncept (na primere russkogo slova «grekh» i italjyanskogo «ressato») // Logicheskiyj analiz yazihka: Yazihki ehtiki / otv. red.: N.D. Arutyunova, T.E. Yanko, N.K. Ryabceva. - M., 2000.
5. Tikhonov, A.N. Slovoobrazovateljnihyj slovarj russkogo yazihka v 2 t.: 145000 slov. - M., 1985. - T. 1.
6. Slovarj sovremennogo russkogo literaturnogo yazihka: v 17 t. - M.; L., 1950-1965. - T. 8.
7. Slovarj russkogo yazihka: v 4 t. / pod red. A.P. Evgenjevoyj. - M., 1985. - T. 1.
8. Efremova, T.F. Novihyj slovarj russkogo yazihka. Tolkovo-slovoobrazovateljnihyj. - M., 2000.
9. Tolkovihyj slovarj russkogo yazihka: v 4 t. / pod red. D.N. Ushakova. - M., 1996. - T. 1.
10. Dalj, V.I. Tolkovihyj slovarj zhivogo velikorusskogo yazihka: v 4 t. - M., 1999. - T. 1.
11. Radbilj, T.B. Yazihkovaya anomaljnostj v russkoyj rechi: k probleme tipologii // Russkiyj yazihk v nauchnom osvethenii. - 2006. - № 1(11).
12. Radbilj, T.B. Anomalii v sfere yazihkovoyj konceptualizacii mira // Russkiyj yazihk v nauchnom osvethenii. - 2007. - № 1(13).
Статья поступила в редакцию 01.10.14
УДК 882 (09)
Titkova N.Ye. THE GENRE POLYPHONY IN "ASCETIC EXPERIMENTS" OF IGNATY BRYANCHANINOV. In
the article an attempt of classification of "Ascetic experiments" of St. Ignatius Bryanchaninov according to their genre is made. The main idea of the article is to prove that "Ascetic experiments" is a book with a unique genre structure. It includes a variety of preaching, lyrical, epic genres, together forming harmonious polyphony. The difference of the styles in the narration of the book is achieved by the difference of genres: some of them are general in literature of that epoch, some are the result of the influence of literary spiritual traditions. The research shows that all of the genres in the book correspond the Russian oratorical ideal, the way it was interpreted in 18 and 19 centuries. A special value of the research is the author's comments on the difference of registers of how Bryanchaninov's text sounds on the level of its intonation: from heartily kind to threatening.
Key words: genre, style, composition, tradition, asceticism, preaching, poem in prose.
Н.Е. Титкова, доц. Арзамасского филиала Нижегородского гос. университета им. Н.И. Лобачевского, г. Арзамас, E-mail:[email protected]
ЖАНРОВЫЙ ПОЛИФОНИЗМ «АСКЕТИЧЕСКИХ ОПЫТОВ» СВЯТИТЕЛЯ ИГНАТИЯ БРЯНЧАНИНОВА
В статье предпринята попытка жанровой классификации «Аскетических опытов» святителя Игнатия Брянча-нинова. Главная идея статьи заключается в том, что «Аскетические опыты» - книга, уникальная по своей жанровой структуре. Автор приходит к выводу о том, что книга включает с себя разновидности проповеднических, лирических, эпических жанров, образующих гармоничную полифонию. Жанровый состава «Аскетических опытов» позволяет говорить о жанровом полифонизме как особом способе организации проповеднического материала в творчестве святителя Игнатия Брянчанинова.
Ключевые слова: жанр, стиль, композиция, традиция, аскетика, проповедь, стихотворение в прозе.
Среди произведений святителя Игнатия Брянчанинова, русского духовного писателя XIX века, особое место занимают «Аскетические опыты» (1865) - книга, над которой он трудился почти двадцать лет. Этот двухтомный сборник аскетических со-
чинений признан одним из лучших образцов церковно-проповед-нического стиля XIX века: «Каждый текст здесь - стилистический шедевр, а содержание поражает искренностью, глубиной религиозного чувства и блестящим знанием Священного Писания и
