CC BY
89
РАЗДЕЛ 5. ЯЗЫКОВЫЕ ЕДИНИЦЫ В ПРОСТРАНСТВЕ ТЕКСТА И ДИСКУРСА
Шаталова О.В.
Концептуализация сознания через «грамматику личности»
В статье предлагается на основе анализа языковой репрезентации проследить специфику развития личности главного героя романа Е. Замятина «Мы», оценить особенности его мировидения. Характеристика дается на основе частотности использования синтаксических конструкций и стилистических фигур, формирующих речевую манеру Д-503.
Ключевые слова: Е. Замятин, синтаксис, языковая личность, персонаж, приоритетные конструкции.
Языковая личность как объект научного внимания на уровне идейном существует в лингвистике достаточно давно: идея рассмотрения функционирования языка в связи с носителем всегда была присуща языкознанию и является, по-видимому, столь же древней, как и сама наука о языке [3]. Признание того, что «персонаж художественного произведения - это языковая личность, ведь язык - единственная субстанция, в которой он существует» [5, с. 671], определяет одну из возможностей исследования языковой личности. В языковом поведении персонажа, в порождаемых им текстах, по наблюдению Ю.Н. Караулова, «опредмечивается» духовный облик личности, мир ее ценностей, идеалов, устремлений и т.д. [4, с. 70]. В характеристике языковой личности наиболее показательным параметром языковой личности считается лексический состав, так слова в определенной степени отражают картину мира, однако полное ее понимание предполагает познание связей, в которых находятся между собой объекты и явления действительности [12, с. 39], поскольку «познание картины мира в таком понимании может быть осуществлено только в связной речи» [10, с. 57]. Таким образом, синтаксическая конструкция играет значительную роль в отражении картины мира.
В современной лингвистике формирование теории исследования языковой личности на уровне синтаксической организации речи находится на начальном этапе. В исследованиях, посвященных идиостилю писателя как творца художественного пространства, с середины XX века живет проблема «типических конструкций» в синтаксисе писателя [2, с. 200]. Причем достаточно четко обозначаются «критерии определения типического» -«повторяемость наиболее устойчивых конструкций, а также характерная архитектоника, излюбленная у каждого автора». Однако этот аспект не был актуален. Сегодня в отдельных работах, посвященных исследованию, например, идиостиля того или иного писателя, особенностей речи публи-
283
циста или характеристике особенностей речи личности того или иного типа, делаются попытки выявления специфических черт языковой личности, связанных с синтаксической организацией речи. Синтаксический аспект, как правило, является очень частным, проявляется в качестве отдельных наблюдений над возможными яркими чертами (см. работы В.В. Виноградова, И.В. Артюшкова, Е.М. Касьяновой, И.В. Голубевой, Т.Г. Галкиной, Е.А. Правды и др.). Таким образом, в теории языковой личности перманентное бытование имеет идея активности, частотности использования тех или иных синтаксических конструкций, позволяющих писателю зафиксировать, а читателю «раскодировать» те или иные интеллектуальные, эмоциональные черты личности.
Состав синтаксических конструкций, являющихся базовыми в речи того или иного субъекта служит своеобразным демонстрационным экраном, отражающим интеллектуальный уровень и эмоциональное состояние личности. Спектр приоритетных конструкций той или иной личности, с одной стороны, является, индивидуальным, отражает специфику внутренней организации сознания, способы репрезентации личностных потенций говорящего по отношению к окружающему миру. Но внутренний коммуникативно-прагматический потенциал той или иной синтаксической конструкции оказывается связанным с каким-либо психическим свойством, характерным для разных людей.
Анализ синтаксических приоритетов позволяет выявить наиболее яркие черты личности персонажа художественного произведения, соотнести представление, формируемое его поведением и / или оценками, высказанными от лица автора, с внутренними интенциями личности, имеющими бытование на внутреннем - грамматическом - уровне организации психолингвистической личности. Приоритетность синтаксической конструкции может быть объективирована при соблюдении таких принципов, как частотность (выявляемая статистическим методом), функциональнокоммуникативная обусловленность (определяемая функционально-
коммуникативным потенциалом той или иной синтаксической конструкции) и семантико-прагматическая валентность (как способность синтаксической конструкции создавать определенный когнитивный фон при взаимодействии с конструкциями других типов) [13, с. 53-63].
Коммуникативно-прагматическое исследование грамматикосинтаксических приоритетов в речевой репрезентации личности персонажа на протяжении всего сюжета художественного произведения позволяет проследить определенную динамику в развитии образа, обнаружить интеллектуальную и духовно-нравственную трансформацию или стационарность его характеристик, неизменность натуры.
Одним из неоднозначных персонажей русской художественной прозы является герой романа Е. Замятина «Мы» Д-503. Жанрово-стилистическая специфика самого романа, фантасмагоричность сюжета, на первый взгляд, определяют механистичность, неиндивидуальность личности героя, кото-
284
рый искренне верит в «математически безошибочное счастье» и в то, что долг порядочного человека - заставить представителей всех иных цивилизаций «быть счастливыми». Он абсолютно последовательный адепт Единого Государства, искренне утверждающий, что «инстинкт несвободы органически присущ человеку» [1].
Его убеждения консервативны, мысли рациональны, высказывания предельно просты как в своем содержании, так и в грамматикосинтаксическом воплощении. Недаром лексическим приоритетом (как указывает В. А. Маслова, именно лексикон и манера говорения являются репрезентантами таких параметров языковой личности, как социальный статус, уровень образования, тип характера, пол, возраст, национальная принадлежность и др. [9, с. 119]) речи героя романа «МЫ» является безличнопредикативный номинатив ЯСНО: Совершенно ясно, что этот контраст, эта непроходимая пропасть между сегодняшним и тогдашним... Ну, да: ясно! - крикнул (это было поразительное пересечение мыслей). Ясно: болен [1].
Но сам персонаж, будучи абсолютно рационально мыслящим существом, пытается представить свой духовный идеал именно через призму грамматики: ...Только тогда человек в полном смысле этого слова, когда в его грамматике совершенно нет вопросительных знаков, но лишь одни восклицательные, запятые и точки [1]. В этом высказывании смыкаются философско-мировоззренческие представления героя и возможность их соотношения с формой выражения мысли и чувства. Следовательно, данный подход допускает действие и обратного принципа. Подобные наблюдения согласуются с подходом Н.И. Жинкина, утверждающего, что в памяти человека заложено множество логико-грамматических структур, на которые говорящая личность опирается и в процессе продуцирования высказывания, и в процессе декодирования поступающей в сознание информации, что характеризует грамматику как «трамплин, от которого следует оттолкнуться для того, чтобы попасть в сферу мысли» [3, с. 45]. Аналогичные идеи высказывает в своих работах и С.Д. Кацнельсон [6, с. 449].
Грамматико-синтаксическая организация речи Д-503 (особенно в начале и в финале романа) достаточно однообразна и линейна. К числу приоритетных конструкций относятся следующие: простые предложения (далее - ПП) неосложненной структуры, часто организованные как односоставные назывные или как двусоставные, в которых оба члена грамматической основы выражены именем существительным, что позволяет предельно акцентировать аспект номинативности и - как следствие - стационарности, незыблемости обозначаемых явлений; ПП с однородными членами предложения, позволяющими перечислять какие-либо предметы, явления действительности, окружающие героя и при этом не содержащие для героя какой-либо тайны, загадки и не дающие даже повода для сомнения; бессоюзные сложные предложения (далее - БСП) с перечислительными отношениями;к числу приоритетных конструкций в речи Д-503 от-
285
носится также БСП с пояснительными отношениями между предикативными частями: Вам предстоит еще более славный подвиг: стеклянным, электрическим, огнедышащим ИНТЕГРАЛОМ проинтегрировать бесконечное уравнение вселенной;Я пишу это и чувствую: у меня горят щеки (социально-политическая характеристика действительности); Я подымаю глаза: О-90, конечно. И через полминуты она сама будет здесь: за мной на прогулку (о повседневных, личных делах); Странно: я писал сегодня о высочайших вершинах в человеческой истории, ... а внутри как-то облачно, паутинно, ... (психологический самоанализ); Ведь ясно: вся человеческая история, сколько мы ее знаем, это история перехода от кочевых форм к все более оседлым; Я допускаю: привычка к этой оседлости получилась не без труда и не сразу (научно-прагматический анализ истории); Буду вполне откровенен: абсолютно точного решения задачи счастья нет еще и у нас; Но не ясно ли: блаженство и зависть - это числитель и знаменатель дроби, именуемой счастьем; Ясно: поводов для зависти - нет уже никаких, знаменатель дроби счастья приведен к нулю (философское осмысление бытия). В традиционной лингвистике данные предложения квалифицируются как БСП с собственно пояснительными отношениями [11, с. 389], в которых коммуникативно-прагматический акцент делается на безусловности обозначаемых фактов, поскольку коммуникативнограмматические и модально-временные значения выражаются только соотношением частей и интонацией.
Существование чужеродного мира - древнего, отголоски которого живут за Зеленой Стеной - для Д-503 первоначально своеобразный фантом, о котором он знает, но реальность которого отказывается принимать его рациональное сознание. Поэтому «включение» элементов чужеродного мира в повседневную жизнь и мыслительный процесс Д-503 возможно только «искусственным» путем. В плане речевой организации - это предложения со вставными компонентом, причем тематически именно вставка, отделяемая скобками или двойным тире, определяет границы внешнего мира: Но зато небо! Синее, не испорченное ни единым облаком (до чего были дики вкусы у древних, если их поэтов могли вдохновлять эти нелепые, безалаберные, глупо толкущиеся кучи пара). Слева от меня О-90 (если бы это писал один из моих волосатых предков лет тысячу назад, он, вероятно, назвал бы ее этим смешным словом «моя») справа - два каких-то незнакомых нумера, женский и мужской; Я открыл тяжелую, скрипучую, непрозрачную дверь - и мы в мрачном, беспорядочном помещении (это называлось у них «квартира»); Мы прошли через комнату, где стояли маленькие, детские кровати (дети в ту эпоху были тоже частной собственностью). Причем герой подсознательно выстраивает грамматически и семантически это «двоемирие» - Д-503 представляет некое далекое прошлое и сравнивая его со своим настоящим: Мне вспомнилась (очевидно, ассоциация по контрасту) - мне вдруг вспомнилась картина в музее... [1].
286
Использование скобок как формальных границ, разделяющих идеальный мир Единого Государства и любое другое, несовершенное, по мнению Д-503, время или пространство, является значимым приемом и при организации «заочного общения» рассказчика с потенциальными читателями его записок, которые теоретически обретаются где-то во Вселенной и могут отличаться от тех, кого Д-503 гордо объединяет номинативом МЫ: Или: можете вы себя вообразить на улице голым, без ««пиджака» (возможно, что вы еще разгуливаете в «пиджаках»; Все мы (а может быть, и вы) еще детьми, в школе, читали этот величайший из дошедших до нас памятников древней литературы....
Подобное грамматико-синтаксическое оформление мыслей главного героя свидетельствует о своеобразной двойственности его мышления, о таком восприятии действительности, при котором внешняя, принимаемая им сторона собственной личности рациональна и последовательна, а внутренняя, не признаваемая самим Д-503, даже отторгаемая, характеризующаяся иронично-презрительно, романтична и чувствительна. Д-503 обладает несомненным художественным воображением, склонен к поэтизации создаваемого в его воображении мира и образа жизни, поэтому в его речи -тематически связанной с чужим миром - часто встречаются красочные эпитеты и оригинальные сравнения, метафоры (их, тогдашних, двадцатых веков проспект, оглушительно пестрая, путаная толчея людей, колес, животных, афиш, деревьев, красок, птиц.; нелепые, безалаберные, глупо толкущиеся кучи пара; смешное слово; мрачное, беспорядочное помещение; ... вздернутые к вискам брови - как острые рожки икса, ...; А затем мгновение - прыжок через века с + на - ;Пусть мои записи - как тончайший сейсмограф - дадут кривую даже самых незначительных мозговых колебаний.... и др.).
Появление в жизни Д-503 «внешнего раздражителя» - I-330 - моментально разрушает внешне благопристойно-благополучную картину мира, так как ее слова и поступки пробуждают то нерациональое, темное, что, по признанию самого героя, уже было в нем: Этот иррациональный корень врос в меня, как что-то чужое, инородное, страшное, он пожирал меня -его нельзя было осмыслить, обезвредить, потому что он был вне ratio [1].
Это «пробуждение» нового Д-503, которого друг-поэт R-13 назовет Адамом - по аналогии с библейским героем, - отражается и в речи. «Перерождение» главного героя обозначается четким лексическим маркером: у ведущего аккуратно и последовательно дневник героя «Запись 6-я» получает конспективный заголовок - СЛУЧАЙ. ПРОКЛЯТОЕ «ЯСНО». 24 ЧАСА. То, что составляло незыблемую константу, позволяющую Д-503 логично и бесспорно фиксировать окружающую действительность, получает такую эмоциональную, отрицательную оценку! «Проклятое ясно» при общении с I-330. «Мне было неясно, в чем дело, но тут было что-то», -подумает Д-503 о недавно близком и - как казалось - понятном друге R-13. Диагноз, поставленный героем самому себе, прост: «И я знаю:до сих пор
287
мой мозг был хронометрически выверенным, сверкающим, без единой соринки механизмом, а теперь...» [1]. В самоанализе героя появляется неопределенность, нечеткость ориентиров, что в рамках функциональной стилистики может обозначаться как фигура умолчания. Замечая в себе ростки нового, неведомого человека, Д-503 совершает мучительные попытки побороть свою «темную» сущность, стараясь хотя бы на уровне семантики и грамматики уничтожить то метафорическое, а не алгебраическое, что было обратной стороной его личности и с появлением I-330 стало проявляться слишком ярко: И морщины засияли (то есть, вероятно, сложились лучеобразно, что и создало впечатление «засияли») [1] (о хранительнице Древнего Дома). Только здесь уже логичная, рациональная сущность Д-503, оказывается «в скобках». Как последняя попытка удержаться в границах привычно правильного мира.
Вскоре (по сюжету) из речи Д-503 почти уходят конструкции со вставными компонентами, которые бы своим внешним оформлением и внутренней грамматико-синтаксической организацией обозначали границы между «мирами» героя. Тематически связанные с противопоставлением исторического прошлого и реального настоящего героя оформляются как цельные предложения с грамматически связанными между собой компонентами: Так же смешно и нелепо, как то, что море у древних круглые сутки тупо билось о берег, и заключенные в волнах миллионы килограммометров - уходили только на подогревание чувств у влюбленных. Мы из влюбленного шепота волн - добыли электричество, из брызжущего пеной зверя - мы сделали домашнее животное; На заре проснулся, - в глаза мне розовая, крепкая твердь; Если бы у меня была мать - как у древних: моя -вот именно - мать. И чтобы для нее - я не строитель «Интеграла», и не нумер Д-503, и не молекула Единого Государства, а простой человеческий кусок - кусок ее же самой - истоптанный, раздавленный, выброшенный... Происходит семантическое и грамматическое совмещение двух пластов сознания и реального бытования героя. При этом вместо разделительных знаков: скобок и выделительных тире - появляется тире иного характера. Это авторское тире, не регулируемое правилами канонической пунктуации, выполняет здесь художественную функцию - контрастивно-отождествительную [7, с. 124], позволяя герою объединить в своем тексте противопоставленные в сознании явления, поскольку само понятие тождества «всегда находится в единстве с логической операцией различения» [8, с. 600]. При этом происходит формальное увеличение количества пропозиций в предложениях, они становятся объемнее, картина мира - много-мернее.Герою, окружающим и, естественно, читателю становится понятно, что произошло своеобразное «обнажение» обоих граней личности героя: рациональной и иррациональной. Высказывания героя этого периода развития личности строятся на основе приоритетных синтаксических конструкций - неосложненных ПП, ПП с однородными членами и БСП с перечислительными отношениями. Однако теперь данные конструкции со-
288
держат большое количество метафорических описаний и художественных сравнений: Было два меня. Один я - прежний, Д-503, нумер Д-503, а другой... Раньше он только чуть высовывал свои лохматые лапы из скорлупы, а теперь вылезал весь, скорлупа трещала, вот сейчас разлетится в куски и.; Я отстегнулся от земли и самостоятельной планетой, неистово вращаясь, понесся вниз, вниз - по какой-то невычисленной орбите...
И только после Великой операции, когда хирургическим путем была удалена фантазия, Д-503 возвращается к своему рациональному «я», в его речи снова появляются вставные конструкции: Единственное объяснение: прежняя моя болезнь (душа) [1]. Душа - в скобках - как отзвук иррационального сознания, восприятия мира поэтически и многогранно. Но теперь душа снова отделена от героя внешними границами - скобками, заключена в своеобразный изолирующий цилиндр, избавляющий личностное сознание героя от соприкосновения с некой неясной субстанцией.
Таким образом, синтаксическая структура речи Д-503 позволяет четче увидеть грани характера героя, особенности развития его личности и специфику бытования личности данного типа в представленной в романе картине мира. Анализ функционирования приоритетных синтаксических конструкций в речи строителя ИНТЕГРАЛА позволяет обнаружить последовательность трансформации личности героя, постепенность его «перерождения». Именно лингвопрагматический рисунок записей позволяет на грамматическом уровне обнаружить «скелет» Ego Д-503 на каждом этапе представления личности: изначально четко обозначенный спектр приоритетных синтаксических конструкций (см. выше) в кульминационной части сюжета поддается трансформациям, свидетельствующим о разрушении ранее цельного «организма» героя, а затем происходит искусственное «возвращение» не только к бытованию в реальности, но и к устойчивой, логично последовательной грамматике.
Дополнительные возможности представления психологической и лингвистической личности героя открываются при оценке семантической и прагматической валентности конструкций определенного типа в контексте произведения.
Список литературы
1. Замятин Е.И. Мы: роман, повести, рассказы. - М.: Детская литература, 2010.
2. Ефимов А.И. Стилистика русского языка. - М., 1969.
3. Жинкин Н.И. Речь как проводник информации. - М., 1982.
4. Караулов Ю.Н. Русский язык и языковая личность. - М., 2003.
5. Караулов Ю.Н. Языковая личность // Русский язык. Энциклопедия. - М., 2005.
6. Кацнельсон С.Д. Категории языка и мышления: Из научного наследия. - М.,
2001.
7. Кольцова Л.М. Пунктуационный эксперимент в художественном тексте. - Воронеж, 2006.
8. Кондаков Н.И. Логический словарь-справочник. - М., 1976. - С. 600.
9. Маслова В.А. Лингвокультурология: учеб. пособие для студ. высш. учеб. заведений. - М., 2001.
289
10. Серебренников Б. А. Роль человеческого фактора в языке: Язык и мышление. -М., 1998.
11. Современный русский литературный язык / под ред. П.А. Леканта. - М., 1988.
12. Фомина А.Ю. Способы моделирования макрособытия в синтаксисе // Вестник ТГУ. - Вып. 4 (48). - 2007. - С. 39-44.
13. Шаталова О.В. Синтаксическая характеристика языковой личности. - СПб.: ЛГУ им. А.С. Пушкина, 2012.
Сладкевич Ж.Р.
Алогизм как основа комизма в малых жанрах абсурдного дискурса
В статье рассматривается природа комического в малых жанрах абсурдного дискурса. Смеховое начало таких текстов базируется на нарушении логических оснований разного порядка (классификации, квантификации, уровня тематической однородности понятий) и заключается в общей абсурдизации высказывания.
Ключевые слова: комическое, лингвистический абсурд, алогизм.
Вопросы, связанные с исследованием комического, являются актуальной темой междисциплинарных исследований, имеющей свои традиции в философии, психологии, языкознании, литературоведении, социологии [7; 20; 37]. Обилие теорий комического - это следствие его универсальности, легкости восприятия и неисчерпаемости его форм и оттенков.
Как справедливо указывает О.Н. Телятникова, лингвистическое исследование комических текстов может проводиться многоаспектно [39, с. 1613]. Представляется, что наиболее продуктивными направлениями изучения комизма являются когнитивный, лингвопрагматический и дискурсивный подходы.
В ракурсе лингвопрагматики [6] механизмы образования комических смыслов рассматриваются на основании теорий коммуникативного акта Дж. Остина [1], теории импликатур и принципа кооперации П. Грайса [3], а также как следствие несоблюдения постулата вежливости, описанного Дж. Личем [5].
В свете когнитивных теорий всевозможные отклонения от нормы и сочетание противоречивых явлений рассматриваются в качестве ведущего механизма создания комического эффекта: в основе комизма лежит «неожиданное соединение несоединимого на всех уровнях языка и речи» [15, c. 7]. В когнитивно-прагматическом ракурсе наиболее значимым представляется фреймовый подход к изучению механизмов комического [22, с. 87-88; 38, с. 1614; 13, с. 198], детерминированный стереотипностью человеческого сознания. Фрейм (схема, скрипт, сценарий) - это стереотипная структура знаний, вербализуемая определенной языковой единицей или комбинацией их комбинацией. «Вхождение в текст информации, которая не соответствует той или иной стереотипной схеме, ведет к нарушению
290
