CC BY
63
2008/10
УДК 821.161.1Р
Ю.М. Брюханова
Концептуализация лирического субъекта в творчестве Б. Пастернака
В статье анализируется гносеологический аспект философско-творческой концепции Б. Пастернака, в основе которого лежит противоречие невозможности познания мира без отчуждения и в то же время возможности неотчужденной рефлексии.
Yu.M. Bryukhanova The conception of lyric subject in the lyrics of Boris Pasternak
The article is dedicated to the gnosiological aspect of the philosophical and creative conception of Boris Pasternak. This problem is based on the contradictions between the impossibility of discovering the world without estrangement and, at the same time, the opportunities of "no-estrangement" reflexion.
Вопрос о способах выражения субъекта сознания в художественном произведении - один из фундаментальных в исследовании своеобразия творчества личности. Наше обращение к данной проблеме продиктовано потребностью изучить преемственность философского и творческого самоопределения Б. Пастернака. Мы основываемся на предположении о внутренней системной связи принципов «философии жизни» и самовыражения поэта в лирике. Наряду с утверждением приоритета внерациональных способов познания Пастернак стремился не к объяснению жизни, а к слиянию с ней, к родству. Не случайно он называет жизнь сестрою («Сестра моя -жизнь...»). Основой же познавательного процесса для него становятся чувства и переживания -категории субъективные. Следовательно, картина мира и понимание этого мира зависят от субъекта восприятия. А поскольку в лирическом стихотворении субъект сознания никогда не совпадает с создателем произведения, то для анализа гносеологического аспекта философско-творческой концепции Пастернака следует охарактеризовать субъективные установки познания в его стихотворениях.
Р. Якобсон отмечал установку Б. Пастернака «на самоустранение субъекта (особенно - от активных действий), на подмену его метонимиями и растворение в окружающей среде» (1, с.324-338). Эту позицию развивает Ро Чжи Юн, говоря о самоустранении лирического субъекта, который передает свои права окружающему миру: «Природа, переняв роль поэта, повествует уже не только о себе, но и о нем самом, выступая в роли главного лирического героя. А поэт - повсюду и нигде» (2, с.99). Причину «свободного перехода» лирического «я» в окружающие предметы автор видит не в «метонимическом» восприятии художественного мира, а в метафорическом, когда метафора становится главным способом эстетического познания мира. Здесь лирический герой - нечто не отчуждаемое, но самобытное, а потому равное Природе.
Josip Uzarevic пишет: «Вместо того, чтобы Я изъяснялось об окружающих его предметах, в лирике Пастернака имеется - в структурно-явленном плане - противоположный случай: вещи выражают (проявляют) свое отношение к Я. Иначе говоря, лирическое Я превращается в анонимный, пустой, структурно минимально выраженный центр лирического космоса» (3, с.24). Такого рода «анонимность» лирического Я объясняется пониманием поэта как «инструмента (средства) поэзии» (3, с.25). Поэт не может говорить от своего лица, поскольку он лишь орудие; говорит не поэт, а «говорят поэтом». Следовательно, субъект - не лирический герой, а анонимное лирическое сознание мира.
По мнению Франциски Тун, лирический субъект Пастернака сам «выступает в роли "объекта" и как бы на равных с другими объектами входит в этот мир элементов.» (4). При этом подчеркивается сознательная установка поэта на формальное замещение субъектного плана объектным, но с содержательной точки зрения объектно-субъектные отношения остаются разграниченными (самосознание четко закреплено на своих позициях).
М. Цветаева, указывая на «пассивность» (т.е. неакцентированность) лирического героя Пастернака, несколько по-иному подходит к этому вопросу. Если в перечисленных литературоведческих версиях лирический субъект и Природа (окружающий мир, предметный/объектный
Ю.М. Брюханова. Концептуализация лирического субъекта в творчестве Б. Пастернака
мир) более или менее разведены, то для Цветаевой Пастернак и есть сама Природа: «Лирическое "я", которое есть самоцель всех лириков, у Пастернака служит его природному (морскому, степному, небесному, горному) "я" - всем бесчисленным "я" природы. Эти бесчисленные "я" природы и составляют его лирическое "я"» (5, с.121). Здесь речь идет даже не о гармоничном слиянии Поэта с Природой, а об изначальном их соединении. Такая художественная метаморфоза лирического субъекта выражает гносеологическую установку Пастернака на познание жизни «изнутри», принадлежность ей самой.
Таким образом, при разногласии в определении субъекта сознания в лирике Пастернака все концепции тем не менее объединяют выделяемые черты данного субъекта: самоустранение, анонимность, «пассивность», растворение в окружающем мире, непривилегированность. Для дальнейшего анализа необходимо выяснить, какие формы выражения авторского сознания в лирике выделяет современное литературоведение.
Б.О. Корман предлагает следующие типы: повествователь, собственно автор, лирический герой и ролевой герой. В типологии С.Н. Бройтмана также присутствуют ролевой герой и лирический герой, повествователя он заменяет «внесубъектными формами выражения авторского сознания» и, помимо прочего, вносит значимое дополнение, выделяя в данной системе лирическое «я» и исключая собственно автора.
Повествователь - самая скрытая, необъективированная форма субъекта, грамматически не выраженная. Широко представлена во всем творчестве Б. Пастернака: «Февраль. Достать чернил и плакать!..» (1912), «Определение творчества» (из цикла «Сестра моя - жизнь»), «Весенний день тридцатого апреля...» (1931), «Золотая осень» (1956) и др. Но «повествовательная» форма присутствия субъекта в поэзии Пастернака в большей мере имеет формальные характеристики. Несмотря на свою грамматическую невыраженность и непроявленную оценочную функцию, тем не менее мы можем судить об отношении субъекта к миру через разнообразные косвенные детали. Например, в стихотворении «Февраль. Достать чернил и плакать!..» субъект «завуалирован» инфинитивной конструкцией, которая заменяет личную форму глагола. Такое грамматическое построение представляет субъект как некое объективированное сознание.
Ролевой герой - субъект сознания, полностью представленный своей речевой манерой, которая позволяет соотнести его с определенной социально-исторической средой; наиболее удален от авторского плана. У Пастернака встречается сравнительно нечасто: «Шекспир» (1919), «Он встает. Века. Гелаты...» (1936) и др. Обращение к данной форме обусловлено потребностью выразить не-свою точку зрения (чаще всего художника, поэта) героем, осуществляющим роль медиатора между чужим сознанием и сознанием читателя.
Лирический герой - субъект сознания, который сам выступает объектом для себя; это «и носитель сознания и предмет изображения: он открыто стоит между читателем и изображаемым миром» (6, с.179). Лирический герой присутствует только в контексте лирических композиций, имеет узнаваемый психологический портрет, является носителем определенных идей и воззрений.
Если лирический герой является одновременно носителем сознания и предметом изображения, то лирический субъект Пастернака намеренно уходит от такого равенства. Его стремление к слиянию с объектом изображения - вовсе не переключение внимания с объекта-«мир» на объект-«человек». Подобная репрезентация лирического субъекта направлена не на раскрытие лирического героя, а на познание мира, в котором этот лирический субъект находится. Так, в строках «Я не знаю, что тошней: / Рушащийся лист с конюшни / Или то, что все в кашне, / Всё в снегу и всё в минувшем» («Я не знаю, что тошней.», 1919) оценочная точка зрения душевного состояния субъекта, заявленная в первой строчке, переводит внимание именно на объект изображения как часть мира, а не углубляется в самоанализ. Мы не видим в поэзии Пастернака отчетливого лица героя, которое характерно для творчества Маяковского или Блока. Вместо него перед нами лицо мира.
Собственно автор (Б.О. Корман) или лирическое «я» (С.Н. Бройтман) - эти субъекты сознания отличаются обязательной грамматической выраженностью (я, мы), прямооценочной функцией, но как бы «со стороны». Безусловно, эти две формы представления субъекта очень близки, но не стоит ставить между ними знак равенства. Лирическое «я», скорее, занимает промежуточное положение между собственно автором и лирическим героем, т.е. это некая объективация собственной субъективности как равноправного участника общего бытия. Стремление к такому «равноправию» выражено в строках: «И вот уже сумеркам невтерпь, / И вот уж, за ды-
2008/10
мом вослед, / Срываются поле и ветер, - / О, быть бы и мне в их числе!» («Вокзал», 1913, 1928).
Именно характеристика лирического «я» как выражения законов мира в человеческих отношениях и переживаниях и, следовательно, как формы познания миропорядка через собственный жизненный опыт приводит нас к мнению, что данная форма выражения субъекта сознания в лирике наиболее характерна для творчества Пастернака. Это своеобразное отражение-осознание, неотчужденная рефлексия, синтез субъекта и объекта.
Конкретизируя специфику лирического «я» в творчестве Пастернака, обозначим эту форму выражения авторского сознания как лирическое «я» поэта. Лирическое «я» для Пастернака -это прежде всего инструмент высказывания поэта, которому открываются законы миропорядка. В этом выражается его гносеологическая функция. Он, ощущая свою причастность к миру и тесную взаимосвязь со всем окружающим, уже несет в себе какой-то потенциал знания: «Художник окружен снаружи своей мыслью и тем, что называют вообще душой, и он носит в себе все то, что называется окружающим миром...» (из письма родителям, 12-13 июля 1914 г.). В то же время поэт стремится познать мир еще глубже, и тогда он «покоряется направлению поисков, перенимает их и ведет себя как предметы вокруг» (7, с.24). Это та характерная и отличительная черта творчества Пастернака, когда лирический субъект превращается в свой объект, а точнее, включается в сферу изучаемого объекта, становится его частью. На первый взгляд кажется, что субъект самоустраняется, отчуждается, сливается с миром. Но его переход в сторону объекта осуществляется частично, поскольку в то же время мы видим восприятие мира, объекта изображения (и «я»-объекта в том числе) с позиций непосредственного субъекта, который равен самому себе. Таким образом, единый «организм» лирического «я» будто раздваивается в системе стихотворения. Такую двойственность, амбивалентность художественного выразителя сознания ощущал и сам Пастернак, что описано в раннем стихотворении «Встав из грохочущего ромба» (1913, 1928): «Мне страшно этого субъекта, / Но одному ему вдогад, / Зачем, ненареченный некто, - / Я где-то взят им напрокат». Так проявляется дуализм лирического «я» поэта, выражающийся в нераздельности/неслиянности авторской субъективности и свурхсубъектив-ного сознания.
Размытость границ объектно-субъектных связей у Пастернака объясняется особой функциональной и гносеологической нагруженностью лирического субъекта, который является проводником для читателя в мир, своеобразным медиумом между Природой и читателем и в то же время между Природой и самим поэтом. Он становится самым активным компонентом познания, так как выступает выразителем природного начала: «Я - уст безвестных разговор, / Я -столп дремучих диалектов.» («Лесное», 1913). Но, активно исполняя эту функцию, лирическое «я» теряется, становится незаметным за «речью» Природы: «Еще я с улицы за речью / Кустов и ставней не замечен.» («Душная ночь»). Отсюда и выводы исследователей-литературоведов о самоустранении, исчезновении субъекта в лирике Пастернака, его пассивности. Хотя эта пассивность лишь кажущаяся, поскольку, выполняя функцию проводника, функцию выразителя Природы, герой просто не может быть пассивен. «Анонимность» субъекта объясняется тем, что «я», представленное в стихотворениях, «обрастает» миром.
Лирическое «я» поэта - это проводник между жизнью, Природой, Богом, самим поэтом и остальным миром. Таким образом, истина открывается в искусстве, а средством познания выступают чувства и переживания. Сам Пастернак объясняет, что искусство «складывается из органов восприятия» (7, с.24). В философии жизни творчество как форма образного познания также очень важно в гносеологическом плане, поскольку является «самой совершенной формой, обеспечивающей истинное выражение» (8, с.81). Среди прочих видов искусств философы жизни, которые непременно стремились к восприятию целостности жизни, ощущению ее как единого непрерывного потока, силы, энергии и т.д., выделяли особо лирику, где индивидуальное стремится перерасти во всеобщее, тем самым позволяя раскрыть целостную картину мира.
В вопросе определения лирического субъекта сознания в художественной системе Пастернака основную трудность составляют неточность и расплывчатость терминологии, объясняющиеся пока неполной изученностью проблемы выражения авторского сознания в лирике. Тем не менее самым близким определением из предложенных на сегодняшний день оказывается лирическое «я». Лирическое «я» поэта Пастернака - это своеобразная контаминация черт всех субъектов сознания: в нем есть и невидимый «голос», и прямая оценка изображаемого, и сложная связь субъектно-объектных отношений, и фразеологическая точка зрения. Но, пожалуй,
Ю.Б. Селиванов. Художественно-философская проблематика части и целого в пьесе Н. Эрдмана «Самоубийца»
главная его черта - это интерсубъектность, интегрирующая функция, особая форма субъектно-объектных отношений, а также особенное взаимодействие авторской субъективности и сверхсубъективного сознания (дуализм лирического «я»).
Литература
1. Якобсон Р. Заметки о прозе поэта Пастернака / Р. Якобсон // Якобсон Р. Работы по поэтике. М.: Прогресс, 1987.
2. Ро Чжи Юн. Поэтическая образность в ранней лирике Б. Пастернака / Чжи Юн Ро // Литературная учеба. 2002. №1.
3. Uzarevic Josip. К проблеме субъекта в лирике Бориса Пастернака / Josip Uzarevic // Studia filologiczne / под ред. A. Majmieskulow. Ч. 31 (12): Filologia Rosyjska. Поэтика Пастернака. Bydgoszcz, 1990.
4. Тун Ф. Субъективность как граница: Цветаева, Ахматова, Пастернак / Ф. Тун // Логос. 2001. №3. [Электронный ресурс] Режим доступа: http://www.ruthenia.ru/logos/number/2001_3/06_3_2001.htm
5. Цветаева М.И. Поэты с историей и поэты без истории / М.И. Цветаева // Об искусстве. М.: Искусство, 1991.
6. Корман Б.О. Целостность литературного произведения и экспериментальный словарь литературоведческих терминов / Б.О. Корман // Избранные труды по теории и истории литературы / предисл. и сост. В.И. Чулкова. Ижевск: Изд-во Удм. ун-та, 1992.
7. Пастернак Б.Л. Несколько положений / Б.Л. Пастернак // Полн. собр. соч.: в 11 т. / сост., коммент. Е.Б. Пастернака и Е.В. Пастернак. М.: СЛОВО/SLOVO, 2004.
8. Кутлунин А.Г. Немецкая философия жизни: Критические очерки / А.Г. Кутлунин. Иркутск: Изд-во Иркут. ун-та, 1986.
Literature
1. Yakobson R. Note about the poet's prose // Yakobson R. Works on the poetry. Moscow: Progress, 1987.
2. Yun Ro Chzhi. Poetic manner in the early lyrics of B. Pasternak // Literaturnaja Ucheba. 2002. № 1.
3. Uzarevic Josip. To the problem of lyric subject in the lyrics of Boris Pasternak // Studia filologiczne, Ch. 31 (12): Filologia Rosyjska. Pasternak's poetics. Ed. Majmieskulow. Bydgoszcz, 1990.
4. Tun F. Subjectivity as a border: Tsvetaeva, Akhmatova, Pasternak // Logos. 2001. № 3; http://www.ruthenia.ru/logos/number/2001_3/06_3_2001.htm (February 19, 2008).
5. Tsvetaeva M. Poets with history and poets without history // Tsvetaeva M. About the art. Moscow: Iskusstvo, 1991.
6. Korman B. The integrity of literary work and the experimental dictionary of literary terms // Selected Works on the theory and history of literature. Ed. V.I. Chulkov. Izhevsk: Publishing house of the Udmurt state university, 1992.
7. Pasternak B. Several propositions. Complete works, Vol. 5. Moscow: SLOVO, 2004.
8. Kutlunin A. The German philosophy of life: Critical Essays. Irkutsk: Publishing house of the Irkutsk state university, 1986.
Брюханова Юлия Михайловна, аспирантка кафедры новейшей русской литературы Иркутского госуниверситета
Адрес: 664007, г. Иркутск, ул. Декабрьских событий, д. 105В, кв. 119
Bryukhanova Yuliya Mikhailovna, post-graduate student of the chair of the Modern Russian literature of Irkutsk state university.
Address: 664007, Irkutsk, Dekabrskikh sobytij str., 105V-119.
Tel: (3952)297122. e-mail: [email protected].
УДК 882. 09
Ю.Б. Селиванов
Художественно-философская проблематика части и целого в пьесе Н. Эрдмана «Самоубийца»
В статье раскрываются связи художественного мира «Самоубийцы» с мифом о Дионисе и философскими работами Шопенгауэра, Ницше и Вячеслава Иванова, доказывается, что дихотомия дионисийского (единичное) и апол-лонического (множественное) начал были положены Н. Эрдманом в основание проблематики и образной системы его пьесы.
Yu.B. Selivanov
The Art-Philosophical Problems of the Part and the Whole in Nikolai Erdman play "The Suicide Agent"
The connections between the art world of "The Suicide Agent" with the myth about Dionys and philosophical works by Schopenhauer, Nitzsche and Vyacheslav Ivanov are revealed in the article. The author of the article tries to prove that dychotomia of dionysious (single) and apollonic (numerous) origins were laid by Erdman in the Foundation of problems and image-system of the play.
