CC BY
102
УДК 340.12; 340.11 ББК 67.1
Касаткин Сергей Николаевич Kasatkin Sergey Nikolayevich
профессор кафедры теории и истории государства и права Самарского юридического института ФСИН России кандидат юридических наук.
Professor of the Department of Theory and History of State and Law, Samara Law Institute of Federal Penitentiary Service of Russia, PhD in Law. Тел.: 8 (846) 205-67-28.
КОНЦЕПЦИЯ ЮРИДИЧЕСКОГО ЯЗЫКА ГЕРБЕРТА ХАРТА: ОПЫТ РЕКОНСТРУКЦИИ*
Concept of Herbert Hart law language: experience of reconstruction
В статье исследуется методология, цели и основное содержание концепции юридического дискурса, предложенной британским философом Г. Л. А. Хартом. Обосновывается вывод о необходимости ограничительной трактовки тезисов автора, проистекающей из философско-методо-логической направленности его концепции (критики логико-описательной модели языка) и отсутствия в ней общих критериев дифференциации юридического словоупотребления.
Ключевые слова: юридический язык, аналитическая философия права, правовые понятия, аск-риптивность, открытая структура.
Тематика юридического языка - одна из центральных в творчестве известного британского философа и правоведа Герберта Харта (1907-1992). При этом в своих работах автор исследует различные аспекты юридического дискурса, не давая его целостной картины (и, видимо, не ставя для себя подобной задачи), что затрудняет надлежащее понимание и оценку его концепции, ее дальнейшее использование. Тем не менее реконструкция взглядов Харта представляется возможной на базе системного изучения его работ (прежде всего очерков 1949-1950-х годов с наиболее сфокусированным обсуждением вопроса) и при учете методологических основ рассуждений автора (также не получивших у него развернутого рассмотрения). В свете сказанного в данной статье будет рассмотрен ряд ключевых элементов соответствующей концепции Харта, а также предложена оценка ее направленности и содержания базовых тезисов.
Итак, общей методологической основой в разработке Г. Хартом проблем юридического
The article studies a methodology, goals and a main content of the conception of a legal discourse, proposed by a British philosopher H. L. A. Hart. The conclusion is grounded about a necessity of a restrictive interpretation of the author's theses, stemming from a philosophical-methodological orientation of his conception (a criticism of a logical-descriptive model of language) and from itslacking of common criteria for a differentiation of a legal language use.
Keywords: legal language, analytic philosophy of law, legal concepts, ascriptivity, open texture.
словоупотребления является аналитическая лингвистическая философия, сложившаяся прежде всего в университетах Оксфорда и Кембриджа и представленная именами Л. Витгенштейна, Г. Райла, Дж. Л. Остина, Ф. Вайс-мана, С. Хэмпшира, И. Берлина и так далее. Она развивается в полемике с другим влиятельным течением - доктриной логико-философского анализа (связанной с концепциями М. Шлика, Р. Карнапа, Б. Рассела, А. Айера и других). Главными целями такой доктрины провозглашались создание надежного базиса теоретического знания (системы описания объективного мира фактов / опыта), обоснование идеального языка рационального (научного) рассуждения, построенного на логике и строгой эмпирической верификации и исключающего любые элементы метафизики, субъективизма, романтизма и пр. Именно логика мыслится здесь в качестве универсальной и первичной дисциплины по отношению ко всем остальным наукам, способной стать базой для реформирования последних с помощью чет-
* Статья подготовлена в рамках поддержанного РГНФ научного проекта № 16-03-00804.
кой фиксации правил вывода, однозначного употребления терминов, общего использования логической символизации и т. п. Отсюда основное внимание исследователя сосредоточивается на анализе предложений / суждений, когда все значимое выводится из содержащихся здесь слов и порядка их расстановки. Любой корпус знаний строится через дедукцию из ограниченного перечня истинных посылок посредством строго обоснованных логических процедур. С этих позиций обыденное словоупотребление трактуется как во многом неточное, бессмысленное, иррациональное и подлежит логической переработке.
Разделяя с философией логического анализа приоритетность исследований языка, сторонники аналитической лингвистической философии отвергают универсалистские претензии логики, отстаивают трактовку языка как деятельности и значения как употребления. Они смещают акценты на исследование многообразия и специфики различных речевых практик (по Витгенштейну, «языковых игр»), прежде всего обыденного языка, который полагается несводимым ни к описанию объективной фактологии, ни к строгому аппарату логики или эмпирической науки. Для сторонников данного течения именно тщательный анализ реальных дискурсивных практик позволяет создать действительно надежный базис для философских и иных изысканий, разрешая или нейтрализуя многие философские проблемы, постановка которых обусловлена в первую очередь неправильным пониманием и применением (обыденного) языка [1; 2].
Харт является представителем оксфордской школы философско-лингвистического анализа и разделяет многие ее постулаты (прежде всего, идеи Дж. Л. Остина): понимание философии, методы исследования, трактовку языка и его значения, доктрину о способах употребления и речевых функциях, проект «лингвистической феноменологии» и так далее. Среди прочего автор исходит из положения, согласно которому анализ определенной сферы мысли или деятельности (включая научное познание) предполагает предварительное прояснение соответствующего языка. Как правило, это детальный разбор употребления ряда ключевых терминов и утверждений, уяснение того, насколько адекватны в их отношении общефилософские модели, с возможной экстраполяцией выводов на более широкие сферы познания и дискурса.
Одной из главных мишеней философской критики Харта становятся доктрины дескрип-тивизма (истолкования языка как системы описаний) и логицизма (претензии на первенство и универсализм логической трактовки языка) [5]. Их ограниченность (несостоятельность) демонстрируется автором на частных примерах из различных сфер словоупотребления - обыденного языка, языка сказки, юридического дискурса. Анализируя характерные для них слова и утверждения, Харт стремится ответить на (базовые для аналитической философии) вопросы о том, как устанавливается значение соответствующих понятий (терминов), каким образом они (и использующие их предложения) употребляются в речи, являются ли они обозначениями каких-либо эмпирических фактов, если нет, то какую речевую функцию выполняют, как она связана с установлением их значения, можно ли дать их определение, предложив формулу необходимых и достаточных признаков их применения, если нет, то как следует определять такие понятия (термины), и пр.
В этом плане юридический язык выступает удачным примером для изучения, поскольку, по Харту, он ясно показывает дефекты традиционного философско-логического анализа [6; 3]. Появившись как вспомогательный объект исследования в первом очерке Харта 1949 года, юридический дискурс выходит на первый план в работах 1950-х годов, становясь важным элементом рассуждений автора: его доктрины определения, проекта аналитической юриспруденции, объяснения понятия права, судебного решения и другие.
Какие основные черты юридического языка обсуждаются в работах Харта? Следует начать с того, что в своих текстах он рассматривает юридический дискурс (подобно иным языкам) как определеннуюречевую практику. Такой подход реализует важную установку философско-лин-гвистического анализа: автор противопоставляет реальные дискурсивные практики и абстрактные теоретические модели (по Остину, «кабинетную философию»), и именно первым отдается приоритет в качестве основы исследования, тогда как вторые мыслятся оторванными от непосредственного словоупотребления и, как следствие, вводящими в заблуждение [7, с. 343; 3].
Отсюда же вытекает и применимость к суждениям Харта еще одного философско-лин-гвистического постулата (в духе Остина, Витгенштейна и других) - положения о множе-
ственности речевых практик, их связей и пересечений и о необходимости их обособленного рассмотрения, прояснения их собственной «логики». В этом плане юридический дискурс выступает у Харта в качестве особой практики / формы словоупотребления, несводимой к иным языковым играм: как к более свободному, четко неопределенному и нерефлексивному обыденному языку, так и к более строгому, упорядоченному, предельно абстрактному и универсализированному аппарату эмпирической науки или логики. При этом в работах автора встречаются указания как на различия, так и на сходства юридической речи с иными формами дискурса (важные для Харта «социальные» понятия и аскриптивизм словоупотребления выделяются им и в юридической, и в повседневной речи, что позволяет автору использовать один для прояснения другого [7; 3]).
Отметим, что юридический язык ассоциируется Хартом именно с действующим в обществе правом: социально признаваемыми и практикуемыми официальными правилами, процедурами, решениями, властными инстанциями и т. п. (зачастую философ обращается к нему как к дискурсу судопроизводства или практики совершения юридических актов [7; 3; 9]). В этом плане юридический язык - это прежде всего язык институциональный, нормативный: «особый сегмент человеческой речи», связанный «с провозглашением и применением правил» [7, с. 376]. Значение и употребление ключевых юридических выражений заданы правом как социальным институтом [7, с. 357; 3, с. 399], его нормами, конвенциями, соответствующим опытом и речевыми навыками членов сообщества, их «внутренней точкой зрения», то есть принятием и использованием данных норм как стандартов поведения и оценки [9].
В такой перспективе Харт указывает на особенности юридического дискурса, которые не укладываются в каноны традиционной логико-дескриптивной философии. В работах 1949-1950-х годов именно критика описательной модели языка является для автора ключевой. Так, в очерке 1949 года Харт отстаивает социальный характер понятия действия (как и понятий собственности, договора, преступления и пр.). По мысли философа, его значение несводимо к эмпирическим фактам (психически обусловленным телесным движениям человека), является «смесью» нормы и факта и производно от соответствующих социальных институтов. В типичных речевых контекстах
оно употребляется не описательно, но аскрип-тивно: «...Предложения "Я сделал это", "Вы сделали это", "Он сделал это" представляют собой первичные высказывания, посредством которых мы признаем или допускаем обязанность, выдвигаем обвинения либо приписываем ответственность. И смысл, в котором наши действия являются нашими, во многом схож со смыслом, в котором нашей является собственность... Сравните с традиционным вопросом о действии ["Что отличает движение человеческого тела от человеческого действия?"] вопрос: "В чем разница между частью земли и частью собственности?". Собственность не является описательным понятием, и различие между предложениями "Это - часть земли" или "Смит удерживает часть земли". и предложениями "Это - чья-то собственность" и "Смит владеет частью собственности". нельзя объяснить без обращения к неописательным высказываниям, посредством которых провозглашаются правовые нормы и выносятся решения или. признаются права. Также и разницу между предложениями "Его тело двинулось в насильственное соприкосновение с телом другого" и "Он сделал это" (."Он ударил ее") нельзя объяснить без обращения к неописательному употреблению предложений, посредством которых приписываются обязанности или ответственность. Что в корне неправильно [в традиционном анализе действия]... так это ошибочное отождествление. значения неописательного высказывания, приписывающего ответственность. с фактическими обстоятельствами, которые подкрепляют такое приписывание или являются для него надлежащими основаниями. Наше понятие действия, как и наше понятие собственности, есть понятие социальное и логически зависимое от принятых правил поведения. Оно по своей сути не является описательным понятием, но по природе аскриптивно» [7, с. 360-362].
Схожие позиции воспроизводятся Хартом и в работах 1950-х годов, где он подчеркивает отсутствие у базовых юридических терминов («право», «обязанность», «корпорация») «прямой связи с аналогами в мире фактов», а также не-описательность их характерного употребления как действия с помощью правил («Этим я передаю Вам.») или производства нормативного вывода. Так, согласно философу, утверждение «А имеет право на то, чтобы В заплатил ему 10 фунтов», предполагая существование правовой системы, имеет также особую связь с кон-
кретным ее правилом. Ибо надлежащий ответ на вопрос: «Почему А имеет право?» может включать лишь две составляющие: утверждение о юридическом правиле, согласно которому при определенных условиях наступают определенные юридические следствия, и утверждение о том, что в данном случае они имеют место. Однако, замечает автор, тот, кто говорит: «А имеет право», не описывает эти правила или обстоятельства, а делает вывод на основе соответствующего, но не утверждаемого здесь правила и соответствующих, но не утверждаемых здесь обстоятельств. «Утверждение "А имеет право"... является заключительной частью простого правового рассуждения. [и] может быть названо юридическим выводом» [3, с. 377-378].
Позднее Харт признает наличие внешних и внутренних типов утверждений и способов употребления юридических понятий: «.Существование правовой системы создает возможность для множества различных фактуаль-ных утверждений о системе. [о ее правилах, их соблюдении и т. п., а равно] для иного вида деятельности, в рамках которого слова употребляются... для того, чтобы. применить множество присущих системе. правил к конкретным случаям или действовать на [их] основе. в конкретных обстоятельствах различными сложными способами. [Иначе говоря] мы можем противопоставить "внешнюю" точку зрения наблюдателя по отношению к правовой системе, рассуждающего о ее правилах, их нынешнем и будущем действии, "внутренней" точке зрения того, кто использует правила системы различными способами в качестве должностного или частного лица.» [10, р. 247248]. При этом внутренний, нормативный тип утверждения (словоупотребления) по-прежнему мыслится автором как ключевой для правовой системы и ее постижения и требующий должной теоретической экспликации.
Анализ дескриптивной модели языка тесно связана у Харта с критикой логицизма (скорее второстепенной в работах 1949-1950-х годов): универсальные логические стандарты полагаются автором именно в качестве образцов надлежащего описания фактов. С этих позиций Харт демонстрирует ограниченность строгих логических формул, по его мнению, неадекватных открытости юридических (а также ряда обыденных) понятий (терминов).
Так, в очерке 1949 года философ настаивает на бессмысленности применения «языка необходимых и достаточных условий» к пра-
вовым понятиям. С одной стороны, отмечает автор, для них характерна неопределенность: «В Англии судья не обеспечен. [четкими] общими критериями, определяющими понятия "договор" или "нарушение субъективного права". Вместо этого ему приходится решать, был ли, исходя из. фактов, заключен договор или нарушено право, через обращение к прошлым делам... При этом у него есть широкая свобода в оценке того, является ли нынешнее дело достаточно близким к прошлому прецеденту, а также. того, в чем. состоит предыдущий прецедент... [Это] обусловливает неопределенность характера правовых понятий. слабо регулируемую судебными традициями толкования. [в связи с чем требование их определения обычно] не может быть удовлетворено представлением словесного правила для перевода юридического выражения в другие термины либо правила, конкретизирующего совокупность необходимых или достаточных условий. [Отсюда] ответ на вопросы: "Что такое нарушение субъективного права?", "Что такое договор?". должен принять форму отсылок к руководящим делам по данному предмету в сочетании с. выражением "и так далее"» [7, с. 344-345].
С другой стороны, правовым понятиям, по Харту, присуща отменяемость, то есть пре-зюмируемая применимость и оспоримость. Автор обращается к практикам нейтрализации юридических заявлений, возможной как через отрицание лежащих в их основе фактов, так и через обращение к иным, прямо с ними не связанным обстоятельствам («исключениям»), способным отменить или «ослабить» первоначальное утверждение. Отсюда, продолжает философ, определение, например, такого понятия, как «договор», через положительные условия, требуемые правом для его действительности (наличие двух сторон, оферты, акцепта и другое), будет неполным, ибо «указанные условия, хотя и являются необходимыми, не всегда достаточны... [Нам] все еще придется узнать то, что может отменить заявление о наличии действительного договора [обман, ошибка, принуждение, недееспособность и пр.], даже если все эти условия удовлетворены». Договор, таким образом, является «отменяемым понятием», которое «подвержено аннулированию или отмене по ряду различных условленных обстоятельств, но продолжает применяться, если такие обстоятельства не наступили» [7, с. 346-347].
Ограничения закрытых логических формул, не учитывающих открытость и сложность юридического словоупотребления, фиксируются и в работах Харта. 1950-х годов. Так, в очерке 1953 года в качестве специфики правовых терминов называются многообразие и разнородность случаев их употребления (искажаемые логической унификацией): «.области случаев, к которой применяется. [юридический термин] присуще разнообразие. расстраивающее всякую попытку выделить какое-либо стоящее за словоупотреблением. [разумное основание], но мы тем не менее убеждены в том, что даже здесь имеет место не произвольная условность, но некоторый принцип, лежащий в основе поверхностных различий» [3, с. 371]. Отсюда нам всегда нужно быть начеку относительно «того, что основание. [объясняющее] видимое многообразие различных явлений, обозначаемых одним термином, может принимать различные формы» [7, р. 969]. Согласно философу, дефиниция базовых правовых терминов через установление рода и видовых отличий лишь исказит их употребление, ориентируя на поиск «стоящей за» его многообразием единой сущности / факта или универсального логического критерия, так как здесь требуются систематизация различных случаев применения термина, выявление лежащих в его основе взаимосвязей и принципов.
С этих позиций автор объясняет такие («зонтичные») понятия, как «правовая система», «правило», «субъективное право», «справедливость» [3; 10; 7], а также дефиницию термина права [9]. По Харту, трудность с его определением вызвана тремя факторами: «1) обоснованной уверенностью в том, что слово "право", когда оно употребляется в отношении внутригосударственного или международного права, не есть простой омоним; 2) ошибочной уверенностью. в том, что если слово не есть простой омоним, тогда все случаи, к которым оно применяется, должны обладать общим одинаковым качеством или набором качеств; 3) преувеличением различия между внутригосударственным и международным правом в силу непонимания того, что "приказ" суверена - лишь одно из проявлений общего свойства. логически необходимого для правовой системы, а именно некоторого общего критерия, посредством которого идентифицируются [ее] правила... Только надлежащее внимание к этим трем факторам покажет. что называть международное право "правом" вопреки его различиям с
правом внутригосударственным - не произвольность. как не является произвольным называть "игрой" пасьянс, несмотря на его отличия, скажем, от поло» [3, р. 370-371].
В этом ключе Харт демонстрирует сложность структуры названных понятий, подвижность их границ. Так, рассуждая о понятии правовой системы, он подчеркивает невозможность выделения его всеобщих необходимых признаков (кроме наиболее очевидных и неинтересных): «.Все, что [здесь] можно обнаружить - это совокупность критериев, где лишь немногие с очевидностью необходимы (например, что должны существовать правила), остальные же образуют подмножество критериев, некоторым из которых удовлетворяет все, что называется правовой системой, тогда как всем из них удовлетворяют только стандартные или обычные случаи. Мы можем лишь определить условия, присутствующие в стандартном. случае, и рассмотреть, при каких обстоятельствах устранение какого-либо из данных условий сделает целое бессмысленным...» [10, р. 251-253].
С этой точки зрения любой (правовой и обыденный) термин, по Харту, будет иметьядро и полутень значения, ясные (центральные) и пограничные случаи употребления, а также то, что получило название открытой структуры (текстуры), - склонность иметь «край неопределенности» или становиться неопределенными в своем применении к пограничным ситуациям [9, ск 7, § 1; 8, s. 3]. Это в свою очередь обусловливает дефектность закрытых определений правовых понятий, а также сведение юридического рассуждения к логической дедукции. Харт пишет: «[Будет ложным] уподобление математике понятий и методов юридической науки так, что все юридическое рассуждение становится вопросом чистого исчисления, в котором содержание правовых понятий раскрывается посредством логической дедукции. Фундаментальная. ошибка в отношении природы права и правовых понятий. состоит в убеждении, согласно которому последние являются установленными или закрытыми в том смысле, что их можно определить исчерпывающим образом посредством совокупности необходимых и достаточных условий» [8, р. 269]. Что касается юридической аргументации, то в ее основе, согласно философу, лежит не столько логика (как «гипотетическая формальная связь оснований и следствий»), сколько толкование и квалифика-
ция частностей и осознанный выбор решения в ситуациях неопределенности [4, s. 3], а также собственные стандарты рассуждения: «[Юридическое обоснование]. зависит от прецедента и аналогии и апеллирует не столько ко всеобщим логическим принципам, сколько к определенным базовым допущениям, специфичным для юриста. Соответственно, оно представляет наиболее яркий и. поучительный пример тех способов убеждения, которые основаны на разуме, но которые тем не менее не являются решающими с логической точки зрения. Как только мы приобретаем ясное и подробное понимание того, как в живой речи выводы подкрепляются аргументами, а сами аргументы оцениваются в качестве "сильных" или "слабых" либо в качестве обладающих или лишенных "силы" или "веса", покажется догматичным сводить термин "рассуждение" к логическому доказательству, индуктивному обобщению или представлению самоочевидных истин» [5, с. 621, 626].
В свете сказанного Харт отвергает философскую состоятельность традиционных логико-дескриптивных методов определения базовых правовых понятий-терминов. Согласно автору, надлежащее объяснение последних предполагает, во-первыхрефлексию оснований ихупотреб-ления: объяснение терминов в составе целостных характерных утверждений в типичных речевых контекстах с выявлением «условий истинности» (уместности) их применения и их речевой функции; во-вторых, построение более сложной таксономии употребления терминов (понятийной «семьи»): систематизацию (центральных и пограничных) случаев их употребления, экспликацию лежащих в его основе принципов, взаимосвязей и пр. [3; 7; 8, ск 1 § 1; 4].
Насколько выделенные Хартом параметры юридического дискурса позволяют отличать его от иных языковых игр (и в этом плане насколько буквально следует толковать заявления автора о его специфике)? Действительно, в работах 1949-1950-х годов и позже философ говорит именно об «особенностях», «характерных чертах» и «аномалиях» юридического словоупотребления. При этом, однако, он не дает целостной, детальной картины юридического языка и, судя по всему, не задается такой целью (что вполне в стилистике аналитической лингвистической философии). У него нет исчерпывающих объяснений границ, состава, свойств и функций юридического языка, но имеется обсуждение «основополагаю-
щих» (а не любых) юридических понятий, терминов, утверждений, их «первичного» (а не вообще всякого) использования в речевой (юридической) практике. Харт фокусирует внимание на ключевых чертах юридического словоупотребления, которые, по его мнению, не осознаются в современной ему мысли, порождая дефектность в методах его осмысления. И это как раз те дефекты, которые проистекают из традиционной доктрины дескрип-тивизма и логицизма и которые стремится устранить автор, опираясь на идеи аналитической лингвистической философии [10]. В связи с этим отметим, что концепция юридического дискурса Харта - это общефилософская критика и переосмысление методов анализа языка на примере частной речевой практики, а также реформа отраслевой (правоведческой) методологии на базе обновленной философии языка. «Аномалии» юридического дискурса здесь являют собой его отличия от модели языка как системы логически строгих и эмпирически верифицированных описаний, взятой в качестве универсального образца в философии логико-философского анализа, то есть это именно те его свойства, которые не учитываются данной философией или получают в ней неверную интерпретацию.
Отсюда следует, что, во-первых, доктрина Харта не направлена на отграничение юридического языка от любых других речевых практик (в том числе близких ему в своих отличиях от языка в логико-дескриптивной модели) и не содержит для этого достаточных аргументов, что обусловливает необходимость ограничительной трактовки тезисов автора об аномальности юридического словоупотребления. Это же, во-вторых, касается и замечаний Харта о логико-описательных аспектах юридического языка. Таковые не следует толковать как общие утверждения о принципиальной недескриптив-ности юридического дискурса в целом, в любых его проявлениях или об общей алогичности юридического языка и невозможности его соответствующего изложения. Философ прямо признает описательное использование юридических выражений и возможность их логической интерпретации (например, в технических целях), при этом децентрируя значение данных предметных и методологических аспектов. Соответствующие тезисы Харта имеют в виду все ту же ограниченность логико-дескриптивной модели, ее неудовлетворительность в объяснении ключевых примеров юридического слово-
употребления. Наконец, в-третьих, рассуждения Харта сосредоточены на философско-ме-тодологической проблематике, которая относительно независима и при прочих равных условиях совместима с различными правовед-ческими позициями (включая правопонима-ние, законодательную и судебную политику и так далее). Тем самым концепция автора не формулирует четкого ответа на вопрос о пра-воведческих критериях дифференциации юридического языка, не ставит подобной цели, вынося это за рамки обсуждения (что, впрочем, не мешает философу обращаться к близким проблемам в других своих работах и док-тринальных построениях).
Литература
1. Касаткин С. Н. Как определять социальные понятия? Концепция аскриптивизма и от-меняемости юридического языка Герберта Харта. Самара, 2014.
2. Оглезнев В. В., Суровцев В. А. Аналитическая философия, юридический язык и философия права. Томск, 2016.
3. Харт Г. Л. А. Определение и теория в юриспруденции // Касаткин С.Н. Как определять социальные понятия? Концепция аскрип-тивизма и отменяемости юридического языка Герберта Харта. Самара, 2014.
4. Харт Г. Л. А. Позитивизм и разграничение права и морали // Правоведение. 2005. № 5.
5. Харт Г. Л. А. Предисловие к сборнику работ Х. Перельмана «Идея справедливости и проблема аргументации» // Российский ежегодник теории права. 2011. № 4.
6. Харт Г. Л. А. Приписывание ответственности и прав // Касаткин С. Н. Как определять социальные понятия? Концепция аскриптивиз-ма и отменяемости юридического языка Герберта Харта. Самара, 2014.
7. Hart H. L. A. Analytical jurisprudence in mid-twentieth century: a reply to professor Boden-heimer // University of Pennsylvania Law Review. 1956-1957. Vol. 105.
8. Hart H. L. A. Jhering's Heaven of Concepts and Modern Analytical Jurisprudence [1970] // Essays in jurisprudence and philosophy. Oxford, 1983.
9. Hart H. L. A. The concept of law. 2nd ed. Oxford, 1994.
10. Hart H. L. A. Theory and Definition in Jurisprudence // The Aristotelian society. 1955. Vol. 29.
Таким образом, в обсуждении юридического языка Герберт Харт стремится предложить и реализовать альтернативное видение языка и методологии его анализа, сформировать более надежный базис для исследований (в том числе в области права). Его концепция не содержит общих критериев отграничения юридического языка от иных дискурсов, фиксируя лишь аспекты, демонстрирующие неприменимость к нему логико-дескриптивной модели словоупотребления. Она имеет прежде всего философско-методологические цели и должна толковаться соответствующим - ограничительным - образом.
Bibliography
1. Kasatkin S. N. How to define social concepts? Herbert Hart's conception of ascriptivism and defeasibility of legal language. Samara, 2014.
2. Ogleznev V. V., Surovtsev V. A. Analytical philosophy, legal language and philosophy of law. Tomsk, 2014.
3. Hart G. L. A. Definition and theory in jurisprudence // Kasatkin S. N. How to define social concepts? Herbert Hart's conception of ascriptivism and defeasibility of legal language. Samara, 2014.
4. Hart G. L. A. Positivism and the separation of law and morals // Jurisprudence. 2005. № 5.
5. Hart G. L. A. Introduction to a Collection of works by H. Perelman «The idea of justice and the problem of argument» // Russian yearbook of legal theory. 2011. № 4.
6. Hart G. L. A. The ascription of responsibility and rights [1949] // Kasatkin S. N. How to define social concepts? Herbert Hart's conception of ascriptivism and defeasibility of legal language. Samara, 2014.
7. Hart H. L. A. Analytical jurisprudence in mid-twentieth century: a reply to professor Boden-heimer // University of Pennsylvania Law Review. 1956-1957. Vol. 105.
8. Hart H. L. A. Jhering's heaven of concepts and modern analytical jurisprudence [1970] // Essays in Jurisprudence and Philosophy. Oxford, 1983.
9. Hart H. L. A. The concept of law. 2nd ed. Oxford, 1994.
10. Hart H. L. A. Theory and definition in jurisprudence // The Aristotelian society. 1955. Vol. 29.
