CC BY
21Раздел 2.
Проблемы рецепции и интерпретации в мировой литературе и культуре
УДК 821.09
КОНЦЕПЦИЯ ВРЕМЕНИ В РАССКАЗЕ А. П. ЧЕХОВА «НА ПОДВОДЕ» В КОНТЕКСТЕ ФИЛОСОФСКИХ ИДЕЙ А. БЕРГСОНА О ВРЕМЕНИ
Виктория Сергеевна Абрамова
к. филол. н, старший преподаватель кафедры английского языка и межкультурной коммуникации
Пермский государственный национальный исследовательский университет 614990, Россия, Пермь, ул. Букирева, 15. abramovavictoria@yandex.ru
В статье описываются особенности концепции времени в философии французского мыслителя А. Бергсона и анализируются её «следы» в рассказе А. П. Чехова «На подводе». Отмечается схожесть принципов представления времени в работах философа Бергсона и в творчестве писателя Чехова. Как и в концепции Бергсона, в произведениях художника время формирует эмоционально -смысловые структуры и организует сознание героя.
Ключевые слова: западноевропейская философия, А. Бергсон, проза А. П. Чехова, время, пространство.
«В конце XIX - начале XX веков, в эпоху, на которую приходится позднее творчество А. П. Чехова, значительно меняется осмысление мира и человека. <...> Темпоральные структуры во многом детерминировали своеобразие художественного мира Дж. Джойса, М. Пруста, Ф. Кафки, Т. Манна, В. Набокова, У. Фолкнера, Ф. Гарсиа Лорки и др. Симптоматично, что открывает этот ряд Чехов, завершивший эпоху классики и положивший начало новому эстетическому мышлению» [Тамарли 2014: 97-98]. Будучи чутким художником, Чехов уже на рубеже XIX-XX веков остро ощущал тот разрыв в связи времен, на опасность которого обратили внимание многие деятели науки и искусства в годы Первой мировой войны и после нее. Так, французский философ Анри Бергсон в работах «Опыт о непосредственных данных сознания» (1889), «Материя и
© Абрамова В. С., 2019
память» (1896), «Творческая эволюция» (1907) рассуждает о том, что жизнь имеет временной характер, а вовсе не пространственный. Он рассматривает «внутреннее время» человека как независимое от объективного течения времени и вводит понятие «чувство времени». Философ считает, что субъективное переживание времени, «ткань психологии жизни», определяет «духовное своеобразие каждого индивида», что «есть <...> непрерывная мелодия внутренней жизни, которая тянется, как неделимая, от начала до конца нашего сознательного существования» [Бергсон 1992: I, 24]. Согласно Бергсону, длительность не является сменяющими друг друга моментами, длительность - это взаимопроникновение состояний сознания. Мыслитель описывает человеческое сознание как непрерывно изменяющуюся, творческую реальность, как поток, в котором мышление составляет лишь поверхностный слой, подчиняющийся потребностям практики и социальной жизни. В глубинных же своих пластах сознание можно постичь лишь усилием самонаблюдения (интроспекции) и интуицией. Человек -существо, обладающее памятью, и поэтому он не находится во власти действующей в данный момент силы или сиюминутного импульса.
Исследователи творчества А. П. Чехова не раз отмечали внимание писателя к субъективному восприятию времени в его творчестве. Так, Н. Е. Разумова рассуждает о наполнении категории пространства в произведениях писателя «темпоральным содержанием» [Разумова 2001: 395-396]. И. И. Плеханова также делает интересные и ценные наблюдения о важности категории времени в произведениях писателя: «Творчество А. П. Чехова обязывает внести коррективы в устоявшийся стереотип, будто русский человек - это человек пространства. <...> Человек времени ориентирован на относительное и противоположен человеку пространства, ориентированному на очевидное» [Плеханова 2008: 132-133]. Таким образом, в чеховедении присутствуют отдельные замечания на тему «внутреннего времени» героя, при этом особая роль времени в характеристике сознания героев произведений специально не исследовалась. Поэтому цель нашей работы - на материале рассказа «На подводе» (1897) рассмотреть отражение идей западноевропейского мыслителя А. Бергсона о «чувстве времени» в произведениях Чехова. Отметим, что мы не обнаружили прямого влияния идей философа на творчество художника: имя Бергсона не упоминается в письмах, публицистике и записных книжках писателя. «А. П. Чехов был знаком с отдельными философскими учениями и
трудами, скрыто и явно полемизировал с некоторыми из них, но никогда не был причастен к академической или кружковой философии» [Родионова 2013: 7]. Перед нами непрямое влияние идей философа на художника, раскрывающего в творчестве «целостное воплощение мира в свете своего "представления жизни"» [Катаев 2008: 69-70].
Обратимся к рассказу «На подводе», который, как и многие другие произведения писателя, не был исследован в обозначенном нами аспекте. Временной охват повествования - всего один день из жизни сельской учительницы. Марья Васильевна, получив жалованье, возвращается на подводе из города в свое родное село Вязовье. Линейное время изображается как однообразная повседневность, заполненная мелкими, незначительными событиями. Беглое упоминание реалий эпохи переакцентирует внимание читателя с исторического, социального, календарного на субъективное (психологическое) время героя, и поэтому драматический монолог героини, наполненный переживаниями, занимает большую часть произведения и проникнут мотивом экзистенциального одиночества. В начале рассказа мысли героини мрачны и настроение безрадостно. Несмотря на солнечный апрельский день, для Марьи Васильевны «не представляли ничего нового и интересного ни тепло, ни томные, согретые дыханием весны прозрачные леса, ни черные стаи, летавшие в поле над громадными лужами, похожими на озера, ни это небо, чудное, бездонное, куда, кажется, ушел бы с такою радостью» (т. 9, с. 335; выделено мной. - В.А.). Настоящая жизнь Марьи Васильевны, «трудная, неинтересная», течёт однообразно, «проходит скучно, без ласки, без дружеского участия, без интересных знакомых»: школа, экзамены, холодная квартира из одной комнатки (т. 9, с. 339). В контексте словосочетание «и опять она думала о.» создают специфику темпоральной обусловленности событий, привнося в произведение идею ежедневной повторяемости, однообразности, цикличности, так как каждый день Марьи Васильевны похож на предыдущий, нет ничего нового. Героиня видит всё в негативном свете, её голова «набита мыслями о куске хлеба, о дровах, плохих дорогах, болезнях» (т. 9, с. 339). Язык повествования прозаичен, наполнен перечислением событий, действий, предметов бытового мира. Учительница живет исключительно настоящим, ею разорваны все связи с прошлым, что неоднократно подчеркивается в ее несобственно-прямой речи: она «отвыкла вспоминать», «почти все забыла». Прошлое для нее - чужое, что-то «смутное и
расплывчатое», «точно сон». Многие герои Чехова живут исключительно повседневностью, забывают о своем прошлом. Так, в другом рассказе А. П. Чехова «В родном углу» (1897) Вера Кардина «забыла о прошлом», и ей «о прошлом не хочется думать» (т. 9, с. 313). Интересно, что героям Чехова именно воспоминания о прошлом позволяют найти «точку опоры» и выяснить причины недовольства жизнью в настоящем, поэтому большую роль в организации мотива воспоминания играет в произведениях писателя глагол помнить. Память размыкает действительную жизнь героев, чаще всего представляющую из себя череду событий (обеды, служба, болезни), в жизнь, наполненную экзистенциальным смыслом, позволяет почувствовать себя живыми и в то же время подчеркивает дискретность постижения смысла (обретение смысла - ряд ярких вспышек в ряду обыденности). Подобную идею мы находим и в философских работах А. Бергсона, который рассматривает память как средство воссоздания действительности: «Память, практически неотделимая от восприятия, включает прошлое и настоящее, сжимает таким образом в единой интуиции множество моментов длительности» [Бергсон 1992: I, 202].
В рассказе «На подводе» скучная, неинтересная жизнь учительницы, которая тяготит ее, объясняется через пространство. В сознании героини противопоставлены провинциальное пространство, воспринимаемое негативно, и образы столичных городов (Москвы и Петербурга) и даже «заграницы». Столичные города и «заграница» -пространства возможностей, «тонкой воспитанности», пространства, где можно получить «преимущества от жизни». Провинциальное пространство - это глушь, отвратительные дороги, грязь, беспорядки, грубость, равнодушие со стороны земской управы, нужда, неудобства, скука. И героине кажется, что будь красивый помещик Ханов, к которому она испытывает симпатию, в Петербурге или за границей, а не среди скуки и провинциальной грязи, будь она в Москве, в большой квартире и светлой тёплой комнате, всё бы было по-другому, все были бы счастливы. Любопытно, что весь рассказ пронизан мотивом холода: недавно была зима «злая, темная длинная»; в доме Марьи Васильевны всегда «холодно»; «топить печи некому» (т. 9, с. 338; выделено мной. - В. А.); женщине снятся «сугробы» (т. 9, с. 339; выделено мной. - В. А.); «Марья Васильевна почувствовала в ногах резкий холод», ожидая, когда пройдет курьерский поезд (т. 9, с. 341; выделено мной. - В. А.); женщина «дрожала всем телом от холода», и ей казалось, что «всё дрожит от холода» (т. 9, с. 342; выделено мной. - В. А.). На протяжении всего
рассказа мысли героини о провинциальной скуке и бытовой неустроенности жизни мешаются с другими - мыслями о любви, семье, человеческом участии, душевном тепле. «И ей было досадно на земскую управу, в которой она вчера никого не застала. Какие беспорядки!» И в этом же абзаце: «"Он в самом деле красив", -подумала она, взглянув на Ханова» (т. 9, с. 337). «И опять она думала о своих учениках, об экзамене, о стороже, об училищном совете; и когда ветер доносил справа шум удалявшейся коляски, то эти мысли мешались с другими. Хотелось думать о красивых глазах, о любви, о том счастье, какого никогда не будет.» (т. 9, с. 338). И в следующем абзаце: «Быть женой? Утром холодно, топить печи некому, сторож ушел куда-то; ученики поприходили чуть свет, нанесли снегу и грязи, шумят; все так неудобно, неуютно.» (т. 9, с. 338-339). Мы понимаем, что героиня тоскует не по другому месту (столичному городу, «загранице»), страдает не от грязи и неудобств провинциальной жизни, но от одиночества, отсутствия общения, душевного тепла и понимания. Ей хочется быть нужной, иметь близкого человека рядом, спасти кого-то «от гибели». И приходим к выводу о том, что тоска героини не по другой обстановке, её тоска -экзистенциальная.
Увидев в окне проходящего поезда женщину, похожую на умершую мать, Марья Васильевна ликует от счастья и радости, окружающее её пространство уже воспринимает по -иному, и эмоциональная напряжённость рассказа усиливается: «В это время как раз подъезжал на четверке Ханов, и она, видя его, вообразила счастье, какого никогда не было, и улыбалась, кивала ему головой, как равная и близкая, и казалось ей, что и на небе, и всюду в окнах, и на деревьях светится ее счастье, ее торжество...» (т. 9, с. 342; выделено мной. - В. А.). Душевное состояние героя достигает высшего подъема; поэтому концентрированное время активизируется в тот момент, когда герои словно «выключаются» из сиюминутности существования, сливаются с мирозданием, постигают «правду и красоту» в их гармоничном единстве. Такие мгновения не поддаются обыкновенным законам времени, не укладываются в шкалу секунд, минут или часов. Оказывается, Москва когда-то была для Марьи Васильевны местом, где она, «молодая, красивая, нарядная», ее мать, отец, брат жили вместе и были счастливы. «В первый раз» она все четко представила, обострив все чувства: она «услышала» (игру на рояле), «увидела» (зримо представила квартиру в Москве), «почувствовала» прошлое («почувствовала себя в кругу родных»). Это концентрированное время, которое переживает героиня,
способно преображать не только человека, но и внеидеальное пространство. Такое гармоничное пространство, преображенное переживаниями героя, нередко пронизывают солнечные лучи, яркий свет, колокольный звон, точно внося в него нравственный свет: «Вот он - поезд; окна отливали ярким светом, как кресты на церкви, больно было смотреть» (т. 9, с. 342; выделено мной. - В. А.). Несколько секунд гармонии Марьи Васильевны, вызванные воспоминаниями о доме, семье, прошлой жизни, словно уничтожают неприглядную реальность обстановки. Но момент единения с миром длится для героини недолго: все возвращается на круги своя, и Марья Васильевна, «дрожа, коченея от холода», садится в телегу (т. 9, с. 342). Характерным в этом отношении является другой рассказ писателя «Архиерей» (1902), где воспоминания также способствуют воскрешению человеческого «я», и тем самым акт вспоминания сливается с актом философского осмысления и переосмысления настоящего: «Какой я архиерей? <...> Мне бы быть деревенским священником, дьячком или простым монахом» (т. 10, с. 342). Автору важны не верность и точность воспоминаний героев, а то экзистенциальное ощущение жизни, которое в них сохраняется и способно вызвать духовное переживание настоящего: «Милое, дорогое, незабвенное детство! Отчего оно, это навеки ушедшее, невозвратное время, отчего оно кажется светлее, праздничнее и богаче, чем было на самом деле? <...> И теперь молитвы мешались с воспоминаниями, которые разгорались все ярче, как пламя, и молитвы не мешали думать о матери» (т. 10, с. 342). Тоска и просветление - это одно сложное чувство Павла. Он ощущает себя свободным, уносится мыслями в далёкое «живое прошлое», испытывает радость бытия. Значит, изменение отношения к жизни в художественном мире писателя связано не с пространственными перемещениями, а именно с течением времени и с психологией героя, что говорит о сходстве отдельных положений философской концепции Бергсона о времени с воплощением времени писателем.
Подведем итоги. Во-первых, в анализируемом нами рассказе Чехова и многих других прозаических произведениях художника возникают особые отношения со временем. Объективное время имеет второстепенное значение, а на первый план выходит субъективное время героя. Последнее не совпадает с ходом объективного времени; оно наделено иным темпоральным ритмом и играет огромную роль в духовной эволюции героя, раскрывая в его сознании потенции, преобразуя окружающее пространство, а также подчеркивая дискретность человеческого существования. Именно через
отношение ко времени выражается этическая и ценностная позиция героя. Во-вторых, художественное время произведений Чехова существует в трех системах координат: линейной, циклической и концентрированной, которые в структуре сюжета пересекаются и дополняют друг друга, определяют способы читательского восприятия. В-третьих, ориентация на время и художественно -философское осмысление этой категории сообщают авторскому сознанию тот «объём», ту многомерность, которые формируют многосложность творческой позиции. Как следствие, авторское сознание в произведениях Чехова не проповедует, но побуждает читателя к творчеству.
Как мы видим, сходство Бергсона и Чехова проглядывается во внимании прежде всего к «внутреннему времени» человека, его восприятии как независимого от объективного течения времени. Кроме того, длительность в работах мыслителя и произведениях художника напрямую связана с сознанием. Более того, и художник, и философ особое внимание уделяют памяти как средству воссоздания или изменения действительности. Чехов в своих произведениях отобразил субъективное время и его производные: воспоминание, ожидание, созерцание, грезы. Любопытно, что в творчестве Чехова нет резкого разграничения времени и пространства. Наоборот, в художественном мире писателя время поглощает пространство, в нём могут ориентироваться, как в особом пространстве. В целом, отдельные положения философской концепции времени французского мыслителя вписываются в художественный мир писателя, а другие не вписываются или идут вразрез с ней. Поэтому границы сопоставления концепции времени Бергсона с изображением времени в художественном мире Чехова требуют дальнейшего уточнения.
Примечание
1 Чехов А. П. Полное собрание сочинений и писем: в 30 т. М.: Наука, 19741983. Далее цит. это издание с указанием в круглых скобках номера тома и страницы.
Список литературы
Бергсон А. Собр. соч.: В 4 т. М.: Московский клуб, 1992. Т. 1.
325 с.
Катаев В. Б. Истинный мудрец // Философия Чехова: Междунар. науч. конф. Иркутск, 27 июня - 2 июля 2006 г. Иркутск, 2008. С. 68-75.
Плеханова И. И. Вопрос духовной эволюции чеховского героя: психологический детерминизм и резонанс со временем // Философия Чехова: Междунар. науч. конф. Иркутск, 2-6 июля 2011 г. Иркутск, 2012. С. 127-141.
Разумова Н. Е. Творчество А.П. Чехова в аспекте пространства. Томск: Томский государственный университет, 2001. 521 с.
Родионова О. И. А.П. Чехов как мыслитель. Религиозные и философские идеи: автореф. дисс. ... кандидата философских наук. М., 2013. 18 с.
Тамарли Г. И. Синхронный диалог Чехова с культурой. Таганрог: Изд-во Таганрог. гос. пед. ин-та имени А.П. Чехова, 2014. 107 с.
Чехов А. П. Полное собрание сочинений и писем: В 30 т. Сочинения: В 18 т. Письма: В 12 т. М.: Наука, 1974-1983. 30 т.
THE CONCEPT OF TIME IN A.P. CHEKHOV'S SHORT STORY «IN THE CART» IN THE CONTEXT OF H. BERGSON'S PHILOSOPHICAL IDEAS ABOUT TIME
Viktoriia S. Abramova
Candidate of Philology, Senior Instructor in the English Language and Intercultural Communication Department Perm State University
614990, Russia, Perm, Bukirev str., 15. abramovavictoria@yandex.ru
This paper describes the peculiarities of the concept of time in the philosophy of the French thinker Н. Bergson, and also analyzes its reflection in A. Chekhov's short story «In the Cart». The similarity of the principles of time representation in the philosopher Bergson's works and in Chekhov's artistic works is noted. Similarly to Bergson's philosophical framework, Chekhov's stories focus on time that forms semantic and emotional structures of works and guides the character's consciousness.
Key words: Eastern European Philosophy, H. Bergson, A.P. Chekhov's prose, time, space.
