CC BY
147
8. Ницше Ф. Философия в трагическую эпоху Греции // Ницше Ф. Философия в трагическую эпоху. М., 1994. С. 225.
9. Хайдеггер М. Введение в метафизику. СПб., 1997. С. 176.
10. Хайдеггер М. Бытие и время. М.; Харьков, 2003. С. 199.
11. Аристотель. Метафизика // Аристотель. Собр. соч.: в 4 т. М., 1976. Т. 1. С. 77 (I, 5, 18-20).
12. Целлер Э. Очерк истории греческой философии. СПб., 1996. С. 59.
13. Лосев А.Ф. Античный космос и современная наука // Лосев А.Ф. Бытие - имя - космос. М.,
1993. С. 65.
14. Кессиди Ф.Х. От мифа к логосу (Становление греческой философии). М., 1972. С. 260-261.
15. Шестов Л. Memento mori. По поводу теории познания Эдмунда Гуссерля // Гуссерль Э.
Философия как строгая наука. Новочеркасск,
1994. С. 9.
16. Гегель Г.Ф.В. Лекции по истории философии. СПб., 1994. Кн. 1. С. 287.
17. Лурье С.Я. Демокрит. Тексты. Перевод. Исследования. Л., 1970. С. 246.
18. Онианс Р. На коленях богов. М., 1999. С. 98.
Поступила в редакцию 23.06.2008 г.
Kononchuk D.V. On the first case of concept «being» used. In the work the first in history conceptualization of Being belonging to Parmenides is analyzed. The conclusion is made that genetically conception of Parmenides had a gnoseological nature, and Being was considered as continuum of whole existence, identified with Greek globe-shaped Cosmos.
Key words: being, ancient philosophy, Parmenides, Greek cosmos, noema.
КОНЦЕПЦИЯ СПОСОБНОСТЕЙ АРИСТОТЕЛЯ
И.Б. Костина
Проблема способностей в современной философии является мало исследованной, хотя и содержит богатый когнитивный потенциал. В статье представлен подробный анализ концепции способностей Аристотеля, послужившей исходной точкой таких противоположных направлений современной когнитивистики, как американский прагматизм X. Патнема и французская феноменология П. Рикера. Основное внимание в данной статье сосредоточено на понимании способности в смысле соотношения среды и организма, характера деятельности и качества вовлеченного в деятельность предмета. Функциональная значимость способности раскрывается в ее особенном содержании с учетом цели, тонуса организма и границ проявления конкретной способности.
Ключевые слова: способность, соответствие, цель, тонус, граница.
Проблема способностей имеет одно из принципиальных значений в понимании природы личности и личностного бытия. Если говорить об отечественной психологии, то в рамках марксистской теории деятельности было установлено, что «развитая человеческая способность... есть продукт упражнения органов на предметах, созданных человеком для человека» [1]. Высшей формой существования способности был признан талант как индивидуальное воплощение творческих задатков человека. Способность понималась как соответствие между природной, анатомо-фи-зиологической структурой человеческого организма и объективными способами деятельности, «депонированными» [1] в культуре.
В западной психологии XX в. проблема способности исследовалась преимущественно в прикладном аспекте, уступая централь-
ное место понятию мотивации. В персоноло-гии Г. Меррея ключевую роль играли внешние детерминанты человеческого поведения, в связи с чем способность человека к целенаправленному действию ставилась в зависимость от принципа удовольствия. В факторной теории Р. Кэттелла анализировались черты-способности, обусловленные эффективностью достижения поставленной цели. Данные разработки указывают на целесообразный характер проявления способностей и вскрывают их субъективную природу.
Современная философия с ее интересом к языку и аксиологии существенно расширяет возможности изучения проблемы способностей, как бы переводя эту проблему из плоскости физиологической или социологической теории в плоскость практического использования языка как средства описания
конкретных действий. Целью данной статьи является исследование условий и границ проявления способностей на материале работ Аристотеля.
Как известно, Аристотель был первым мыслителем в истории философии, основательно изучившим проблему способностей. Онтология Аристотеля оказала заметное влияние на прагматизм Дж. Дьюи [2] и реализм X. Патнема [3]. Ссылка на Аристотеля является значимой и в герменевтикофеноменологических исследованиях. В частности, П. Рикер, разрабатывая проблему социальной памяти, во многом опирается на аристотелевскую концепцию способностей, в которой он различает акт (епе^е1а) и потенцию («Лупапш) [4]. Таким образом, концепция способностей Аристотеля, затрагивая различные направления современной философии и психологии, требует серьезного внимания к рассмотрению тех вопросов, в которых анализируется функциональное проявление способности.
Обратимся к разработанной Аристотелем концепции способностей (рис. 1). «Способностью, или возможностью (с1упагшз), называется начало движения или изменения вещи, находящееся в ином или в ней самой, поскольку она иное» [5, с. 5, 12, 1019 а 15]. Вещь является иным по отношению к самой себе в том случае, когда произошедшие с ней изменения налицо, а причины этих изменений точно не установлены. Более того, поскольку именно иное, по Аристотелю, выступает началом движения вещи, постольку способность можно определить как скрытую причину возможного изменения вещи.
Аристотель различает врожденные и приобретенные способности. «Все способности делятся на врожденные (например, [внешние] чувства), приобретаемые навыком (например, способность игры на флейте) и приобретаемые через обучение (например, способность к искусствам). И чтобы иметь те из способностей, которые приобретаются навыком и разумением, необходимы предварительные упражнения» [5, с. 9, 5, 1047 Ь 30]. Проблема способности в таком контексте заключается, во-первых, в том, где искать причину возможного изменения вещи, и, во-вторых, в том, как определить условия превращения возможности в действительность.
По мнению Аристотеля, все, что действительно существует, обладает способностью либо совершать движение, либо претерпевать его: Аристотель показывает, что и действия, и состояния предметов существуют благодаря форме, которую следует понимать как источник движения и причину материи. Когда «ищут причину для материи, то она есть форма, в силу которой материя есть нечто определенное; а эта причина есть сущность [вещи]» [5, с. 7, 17, 1041 b 5].
Раскрывая значение сущности, мыслитель подчеркивает, что «сущность или единичный предмет... есть в первичном смысле сущее, т. е. ...безусловно сущее» [5, с. 7, 1, 1028 а 30]. «Очевиднее всего, - отмечает Аристотель, - ...сущность присуща телам; поэтому мы называем сущностями животных, растения и их части, а также природные тела, такие, как огонь, вода и земля...» [5, с. 7, 2, 1028 b 10]. Таким образом, каждая материальная вещь, по Аристотелю, обладала телесной формой; живые существа сверх того были наделены душой, а энтелехия или сущность вещи понималась как такое начало, благодаря которому материя принимала форму данной вещи.
Показательно, что Аристотель полагал форму не только величиной, но и движущей причиной вещи. В этой связи он обратил серьезное внимание на границы естественных тел: «для всех естественных образований есть предел и соотношение (logos) величины и роста» [6, с. 2, 4, 416 а 15]. И этот предел, с одной стороны, определяет физические границы естественного тела - его телесную форму, а с другой стороны, является завершенностью (энтелехией) естественного тела, достигшего состояния зрелости и способного реализовать свое предназначение. В данном случае речь идет о душе как «первой энтелехии естественного тела, обладающего в возможности жизнью. А таким телом может быть лишь тело, обладающее органами», -отмечает Аристотель [6, с. 2, 1, 412 а 25]. Именно органы обеспечивают рост и сохранение тела.
«Живые существа становятся одушевленными благодаря тому, что они впитывают в себя нечто из окружающего» [6, с. 1, 5, 411 а 20]. Функция питания реализуется на границах одушевленного тела с внешним миром. В про-
Рис. 1. Концепция способностей Аристотеля
цессе питания с необходимостью задействованы три элемента: 1) органы питания и пищеварения, наделенные активностью, свойственной только одушевленным телам; 2) пища, выступающая как предмет внешнего мира и играющая в этом процессе пассивную роль; 3) влажная среда, генерируемая органами питания и пищеварения при условии их соприкосновения с пищей. Следовательно, функция питания или растительная способность души актуализируется только в определенной ситуации, смысл которой заключается в природной целесообразности процесса питания, направленного на сохранение и продолжение жизни одушевленного тела.
Как отмечает В.Ф. Асмус, Аристотель отрицает сознательный характер целесообразности, действующей в природе. Если у Платона носительницей сознательного целесообразного начала была «душа мира», правящая всем мировым процессом, то по мысли Аристотеля природа, напротив, осуществляет целесообразное творчество бессознательно. Природа существует внутри своего творения [7] и имманентно направляет живое существо к назначенной ему цели. Согласно Аристотелю, «все становящееся движется к какому-то началу, т. е. к какой-то цели; ...между тем цель - это действительность и ради цели приобретается способность» [5, с. 9, 8, 1050 а 5]. Цель является действительностью, т. е. реальной вещью, в том случае, когда она выступает в качестве «предела, границы» какого-либо жизненно важного процесса. Для растений - это момент сопри-
косновения с пищеи, для животных - восприятие звуков, запахов и других сигналов среды, побуждающих к действию. Для человека понятие цели сверх того имеет значение замысла, предполагающее воплощение возможности в действительность, т. е. сознательную актуализацию способности.
По смысловому содержанию понятие цели тождественно понятию £УТ8^г%гга, которое используется Аристотелем, прежде всего, для раскрытия смысла природной целесообразности. Применительно к одушевленным телам энтелехия (действительность) указывает на то, что одушевленное тело (асоца) не случайно обладает органами. Телесные органы созданы природой и должны служить телу для обеспечения его жизнедеятельности.
Соответствие между строением телесных органов и той деятельностью, ради которой они существуют, позволяет судить о целях одушевленного тела, которое при взаимодействии со средой представляет собой функционально ориентированную систему. В этом случае цель в качестве реального предмета напрягает органы чувств живого существа и как бы притягивает его к себе. Иными словами, тело, обладающее органами, с необходимостью находится в тонусе своей цели (теХос) [8], а наличие цели наряду с телесными органами, по Аристотелю, является неотъемлемым атрибутом жизнедеятельности тела. Взаимодействие тела с действительным предметом, имеющим значение цели, осуществляется в состоянии напряженно-
сти тела способного, точнее готового, к достижению цели, и эта физиологическая напряженность, по-видимому, составляет энергетическую базу способности.
Как уже отмечалось, для описания действительности Аристотель использует два тесно связанных термина: епе^е1а и
сШЫссЬсла. Энергия обозначает некое движение или деятельность, в то время как энтелехия понимается в смысле фактической данности или осуществленности отдельных вещей [9]. Если растительная способность души связана с процессом питания, то способность ощущения подчиняется принципу удовольствия.
Аристотель указывает: «Ясно, что способность ощущения не есть нечто в действии (епе^е1а), а есть только нечто сущее в возможности. Поэтому она подобна горючему, которое само по себе не возгорается без зажигательного вещества; если бы оно воспламенялось само собой, то не было бы нужды в действующем (сШЫссЬсла) огне» [6, с. 2, 5, 417 а 5]. Из этого рассуждения следует, что способность ощущения и ощущение само по себе относятся друг к другу так же, как растительная способность относится к процессу питания. Иными словами, способность ощущения есть функция одушевленного тела, и для актуализации этой способности необходимы: 1) органы чувств; 2) внешний предмет, имеющий значение цели и вызывающий ощущение; 3) благоприятная среда.
По мнению Аристотеля, «ощущение бывает, когда [существо] приводится в движение и что-то испытывает, оно есть, по-видимому, некоего рода превращение» [6, с. 2, 5, 416 Ь 35]. Вероятно, здесь речь идет о превращении материальных импульсов среды, воспринимаемых живым существом, в ответную реакцию - действие или целесообразное перемещение в пространстве. Аристотель называет это превращение ощущением в действии. Каждый из пяти органов чувств при взаимодействии с внешним предметом способен воспринимать не весь предмет целиком, а лишь какое-то определенное качество (форму) этого предмета: звук, запах, цвет, вкус, плотность и т. п. «То, в чем заключена такая способность, - это изначальный орган чувства.
Орган чувства тождествен со способностью ощущения, но существо (1;о ета1) его
иное; ведь иначе ощущающее было бы пространственной величиной. Однако ни существо ощущающей способности, ни ощущение не есть пространственная величина, а они некое соотношение и способность ощущающего» [6, с. 2, 12, 424 а 25]. Существо ощущающей способности составляет деятельность органов чувств, связывающих одушевленное тело с внешним миром. Аристотель поясняет это на примере голоса и вкуса: «что касается голоса, то это звук, издаваемый одушевленным существом. ...Только те животные обладают голосом, которые вдыхают воздух. В самом деле, вдыхаемым воздухом природа пользуется для двух видов деятельности: так же как языком - для вкусового ощущения и для речи. Причем из них вкус -дело необходимое (а потому свойственное большей части животных), а дар слова - для блага. Так и дыханием природа пользуется для внутреннего тепла как чего-то необходимого ... и для голоса, чтобы содействовать благу. ...Голос есть звук, что-то означающий, а не звук выдыхаемого воздуха, как кашель» [6, с. 2, 8, 420 а 5, 15-20, 30]. Таким образом, деятельность ощущающей способности детерминируется не только природной целесообразностью, но и соображениями блага, т. е. осознанными целями.
Аристотель показывает, что граница ощущающей способности имеет двойственную природу: во-первых, эта граница проходит через телесные органы чувств и представляет собой скоординированную деятельность этих органов, обусловленную природной целесообразностью жизни (питание, дыхание, рост, размножение) и называемую восприятием внешних предметов; во-вторых, граница ощущающей способности определяется целью, ради которой эта способность приобретается, и в этом смысле исходными детерминантами способности ощущения можно считать чувство удовольствия и сопутствующее ему стремление к обладанию желаемым предметом. Инициируя изменение вещи, способность отождествляется с деятельностью души и становится желанием или стремлением души к обладанию конкретной вещью. Испытывая или претерпевая внешнее воздействие, способность оказывается тождественной телу, которое с помощью телесных органов осуществляет восприятие и распознавание источника раздражения.
Наиболее существенным моментом в понимании природы способности для Аристотеля является факт соотношения действующей способности с определенным качеством предмета. Он специально подчеркивает то обстоятельство, что «способность ощущения в возможности такова, каково уже ощущаемое в действительности: пока она испытывает воздействие, она не подобна ощущаемому; испытав же воздействие, она уподобляется ощущаемому и становится такой же, как и оно» [6, с. 2, 5, 418 а].
Согласно Аристотелю, амбивалентная природа способности обусловлена тем, что в природе «имеется два способа изменения: один приводит к состоянию лишения, другой - к обладанию и выявлению природных свойств» [6, с. 2, 5, 417 b 15]. Обладание вызывается действиями, которые могут быть выполнены хорошо или плохо. Лишенность - это полное или частичное отсутствие свойств, данных от природы [5, с. 9, 1, 1046 а 20, 25-30].
Аналогичным образом способность ощущения реализуется в двух взаимодополняемых формах: форме ощущения в действии и форме ощущения в возможности. Ощущение в действии открывает возможность обладания предметом через те или иные его свойства и не существует без тела. Оно представляет собой действительный, пространственно организованный процесс связи вопринимаемого предмета с органами чувств живого существа, в результате чего материальные импульсы среды проецируются на стремящуюся часть души и порождают в ней первичный образ предмета -phantasmata. Этот образ формируется способностью воображения и выступает как общая форма (logos) ощущаемого, соответствующая определенному качеству вещи [6, с. 2, 12, 424 а 20]. Связь между образом предмета, его общими качествами, и повторяющимися из раза в раз практическими действиями телесных органов, упражнениями, сохраняется в памяти живого существа как ощущение в возможности, которому соответствует понятие цели.
Ощущение в возможности, по Аристотелю, является началом теоретической деятельности, не доступной животным в силу того, что они не способны отделить цель от практического действия. Согласно Аристотелю, ум, размышляющий о цели, направлен на
деятельность, точнее, на возможность изменения единичных вещей в соответствии с поставленной целью [6, с. 3, 10, 433 а 10]. Аристотель указывает: «Мысли, направленные на деятельность (praktikai) имеют границу (ведь все такие мысли ради чего-то другого), подобным же образом, мысли, направленные на умозрительное (theoretikai), ограничены обоснованиями logoi» [6, с. 1, 3, 407 а 25]. Следовательно, целью практического ума является конкретное действие, а целью созерцающего ума - постижение общих свойств, форм вещей.
Раскрывая понятие способности, Аристотель указывает, что не только тело в качестве безусловно сущего является началом движения души, но и душа, выступая в качестве целевой функции живого существа, также является началом движения тела. Различие заключается в том, что тело способно совершать пространственные движения под влиянием внешней силы или под влиянием души, преобразующей внешние воздействия в ощущения и инициирующей процессы воображения и мышления. Душа же может двигаться в пространстве только вместе с телом, направляя его движения к конкретной цели. Поэтому движения тела с необходимостью действительны, т. е. наблюдаемы и фактичны, а движения души открыты лишь для умозрения. Эти движения имеют целевую природу и совершаются в сфере возможного, но не действительного бытия под влиянием памяти, воображения и мышления. Иными словами, душа способна желать и стремиться к чему-то не только посредством тела, но и посредством ума, который «по природе есть не что иное, как способность» [6, с. 3, 4, 429 а 20], - отмечает Аристотель.
Способности, сообразующиеся с разумом, Аристотель относит к способностям первого рода. Они «...суть начала для противоположных действий, а каждая способность, не основывающаяся на разуме, есть начало лишь для одного действия» [5, с. 9, 2, 1046 б 5]. Такие способности характеризуют животное поведение и относятся Аристотелем к способностям второго рода. Из приведенной классификации следует, что в понимании природы способности центральное место Аристотель отводит разуму. И это не случайно: «...Ведь тот, кто делает надлежащим образом, должен также и делать, но тот,
кто просто делает, не обязательно делает и надлежащим образом» [5, с. 9, 2, 1046 б 25].
Подводя итог вышесказанному, можно утверждать, что способность, выступающая скрытой причиной возможного изменения вещей, может быть классифицирована, по Аристотелю, либо как способность первого рода, либо как способность второго рода. Способности второго рода актуализируются под воздействием внешней силы, которая приводит живое существо в состояние физиологической напряженности - готовности к действию, которое называется тонусом тела и может быть представлено как энергетическая база способности.
Способности первого рода проявляются на более высоком уровне и представляют собой особый вид душевного движения, реализуемого в двух взаимодополняемых формах: форме ощущения в действии и форме ощущения в возможности. При этом процесс изменения вещи, вовлеченной в раскрытие способности, имеет целесообразный характер, т. е. соотносится с процессом уподобления способности изменяемой вещи. Наличие конкретных вещей, участвующих в становлении способности, очерчивает границы ее проявления посредством ощущения в действии. Наличие цели, ради которой приобретается способность, зависит от результата изменения вещи под воздействием способности и определяет границы ее проявления посредством ощущения в возможности.
1. Ильенков Э.В. О природе способности // Школа должна учить мыслить. М.; Воронеж, 2002. С. 62.
2. Юлина Н.С. Джон Дьюи // Философы двадцатого века. М., 2004. Кн. 1. С. 86-87.
3. Макеева Л.Б. Хилари Патнем // Философы двадцатого века. М., 2004. Кн. 2. С. 215.
4. Рикер П. Память, история, забвение. М., 2004. С. 11.
5. Аристотель. Метафизика // Аристотель. Соч.: в 4 т. М., 1976. Т. 1.
6. Аристотель. О душе // Там же.
7. Асмус В.Ф. Метафизика Аристотеля // Там же. С. 34.
8. Костецкий В.В. «Теория значения» Аристотеля и история понятия «интенция» // Рационализм и культура на пороге третьего тысячелетия: материалы Третьего Рос. философ, конгресса (16-20 сент. 2002 г.): в 3 т. Ростов н/Д, 2002. Т. 2. С. 10.
9. Аристотель. Соч.: в 4 т. Примечания. М., 1976. Т. 1. С. 478.
Поступила в редакцию 20.02.2008 г.
Kostina I.B. Aristotle’s conception of abilities. The problem of abilities in modern philosophy is little investigated, though contains a rich cognitive potential. In the article the detailed analysis of the conception of abilities by Aristotle which has served as an initial point of such opposite directions modern epistemology, as H. Patnem's American pragmatism and P. Riker's French phenomenology is submitted. The basic attention in the article is concentrated on understanding of ability in sense of correlation between environment and an organism, character of activity and quality of the subject involved in an activity. The functional importance of ability is opened in its especial contents in view of the purpose, a tone of an organism and borders of display of concrete ability.
Key words: ability, correspondence, purpose, tonus, border.
