CC BY
186
I. ТЕОРИЯ СОЦИАЛЬНО-ПОЛИТИЧЕСКИХ РАЗМЕЖЕВАНИЙ
Е.Ю. МЕЛЕШКИНА
КОНЦЕПЦИЯ СОЦИАЛЬНО-ПОЛИТИЧЕСКИХ РАЗМЕЖЕВАНИЙ: ПРОБЛЕМА УНИВЕРСАЛЬНОСТИ
В последнее десятилетие значительно возрос интерес исследователей к концепциям и моделям, разработанным в рамках мировой политической науки. Все чаще предпринимаются попытки применить их к анализу российской политики. К сожалению, до сих пор в отечественной научной литературе представлены две крайние точки зрения, которые Дж. Сартори охарактеризовал как позиции несознательного и сверхсознательного исследователя. Одни ученые пытаются некритически использовать существующие теоретические и методологические конструкции; другие, напротив, отказываются от них, провозглашая уникальность российского опыта и поэтому их принципиальную неприменимость. Вместе с тем отрадно, что появились сознательные исследователи, критически использующие мировое научное наследие и получающие адекватные результаты.
Одной из таких концепций, имеющих, на мой взгляд, большие перспективы в плане анализа российского опыта, является теория социально-политических размежеваний. В данной статье я постараюсь осветить проблемы, связанные с ее использованием в современном мире, и показать, какие перспективы имеет ее применение для изучения посткоммунистической политики. Отдельные положения работы не представляют собой окончательных ответов на поставленные вопросы, а
являются скорее приглашением читателей к размышлениям по поводу темы нашего выпуска и к дальнейшей научной дискуссии.
1. Дискуссионные вопросы теории социально-политических
размежеваний
В основе концепции социально-политических размежеваний, сформулированной на материале западных стран С. Липсетом и С. Рокканом, лежит тезис о влиянии на партийную систему базовых социальных конфликтов1. Они актуализируются на политическом уровне в период (или под влиянием) существенных знаковых событий. Липсет и Роккан, как известно, выделяли четыре размежевания, определивших конфигурацию партийных систем западных стран: между центром и периферией, церковью и государством, городом и селом, собственниками и рабочими. Первые два, по мнению исследователей, актуализировались благодаря национальной революции, другие два — благодаря революции индустриальной. Напомним, что С. Липсет и С. Роккан на материалах сравнительного анализа, который свидетельствовал об относительной стабильности партийных предпочтений и воспроизводящихся политических позиций основных политических партий в первой половине — середине ХХ в., выдвинули тезис о «замораживании» партийных систем на базе воспроизводящейся структуры размежеваний.
«Классическая» модель С. Липсета и С. Роккана получила широкое распространение и признание в научных кругах. Это произошло не только благодаря ее высокой объяснительной и эвристической ценности, но и потому, что она открывала перед исследователями широкие теоретические перспективы. К тому же эта теория стала предметом широкой творческой дискуссии.
Спорным, как ни странно, оказался вопрос, что же такое размежевания. Можно ли рассматривать в качестве политически значимых все основные противоречия, существующие в обществе и возникающие в связи с социальной дифференциацией, культурными, региональными и другими различиями, или под размежеваниями следует понимать их
1 Lipset S., Rokkan S. Cleavage structures, party systems and voter alignments. An introduction // Party systems and voter alignments. - N.Y., 1967. Сокращенный перевод данной работы представлен в нашем сборнике, а также в кн.: Партии и выборы: Хрестоматия / РАН ИНИОН; Ред. и сост. Анохина Н.В., Мелешкина Е.Ю. - М., 2003.
институциализованные формы в рамках партийных систем и т.п. В настоящей статье я не буду подробно останавливаться на этой дискуссии, суть изложена в публикуемом нами переводе главы А.Рёммеле из коллективной монографии «Размежевания, партии и избиратели: Исследования Болгарии, Чехии, Венгрии, Польши и Румынии». Отмечу лишь свое согласие с позицией А.Рёммеле относительно самого понятия: «Размежевания — это долговременные структурные конфликты, являющиеся причиной противоположных позиций, представляемых соревнующимися политическими организациями»1. Данное определение, на мой взгляд, наиболее универсально, так как позволяет учесть и объективно существующие в обществе противоречия, и конфигурацию партийных систем, и партийные предпочтения избирателей, и стратегии политических партий по институциализации размежеваний. Это определение согласуется с логикой объективизации размежеваний, заданной С.Липсетом и С.Рокканом и достаточно адекватно воспроизведенной в статье «Применимы ли размежевания Роккана к Центральной Европе?» Д.-Л.Сейле (с ее рефератом читатель может ознакомиться в нашем сборнике).
Дискуссионными оказались и перспективы использования модели С.Липсета и С.Роккана сегодня2. Происходящие изменения в социальной структуре, политических ориентациях и партийной политике3 послужили основанием для пересмотра положений «классической» теории. В частности, многие авторы отмечают ослабление «традиционных» размежеваний, которые выделяли Липсет и Роккан4. Ряд исследователей говорят о возникновении новых, например на базе отношения к постматериальным ценностям. Эта точка зрения представлена в работах Р.Далтона, реферат работы которого также включен в сборник. Вслед за
1 Rommele А. Cleavage structure and party systems in East and Central Europe // Cleavages, parties, and voters: Studies from Bulgaria, the Czech Republic, Hungary, Poland, and Romania. - Westport, CT, 1999. - P. 7.
2 Итоги дискуссии на эту тему и осмысление релевантности концепции с точки зрения происходящих политических изменений см. в: Party Systems and Voter Alignments Revisited / Ed. by Karvonen L. - L, 2000.
3 Краткий обзор этих тенденций см.: Голосов Г.В., Мелешкина Е.Ю. Политические партии и выборы: Учеб. пособие. - СПб., 2001.
4 Об этом см., например, в: Dalton R., Flanagan S. Beck P. Electoral ^ange in the advanced industrial democracies: Dealingnment or realignment? - Princeton, 1984; Electoral change: Responses to evolving social and attitudinal structures in Western countries / Ed. by Franklin M. et al. - Cambridge, 1992 etc.
Р.Инглехартом, автором концепции «тихой» революции ценностей, Р.Далтон утверждает, что противоречия между «материалистами» и «постматериалистами» могут структурировать политическое пространство, обусловливая, например, появление «новых правых» и «новых левых». Такая точка зрения вызывает неоднозначную оценку в научных кругах. Подвергаются сомнению не только способность революции ценностей структурировать партийную систему, но и соответствие данной логики методологическим посылкам теории С.Липсета и С.Роккана. В частности, как отмечает Д.-Л. Сейле, «классическая» модель размежеваний основывается на применении макросоциологического и макроистори-ческого подходов. При ее конструировании учитывались долгосрочные тренды развития партийной политики. Р.Инглехарт и его сторонники анализируют среднесрочные тенденции1. Этот вопрос — достаточно спорный. Задачей настоящей статьи не является дать на него окончательный ответ.
Данный пример был приведен для того, чтобы продемонстрировать наличие серьезных проблем, связанных с применением модели С.Липсета и С.Роккана в современных условиях. Для того чтобы ответить на вопрос, применима ли эта модель сегодня, целесообразно обратиться к работе С.Липсета и С.Роккана, которые справедливо отмечают, что партии не просто заново представляют себя избирателям на каждых выборах. У каждой из них есть своя история и набор альтернатив, предъявляемых электорату. Невозможно объяснить современные предпочтения избирателей, не анализируя различий в формировании партий и альтернатив, предлагаемых электорату до и после расширения избирательного права. Действительно, большинство партий развитых демократий имеют длительную историю, которая позволяет отличить их от их соперников и создает основу для связей с избирателями. В настоящее время влияние «традиционных» размежеваний на формирование партийных предпочтений хоть и ослабло, но не утратило полностью своего значения2. Следовательно, можно говорить о принципиальной применимости логики, заданной авторами «классической» модели, и в наши дни. Однако, учитывая
1 Seiler D.-L. Peut-on appliquer les clivages de Rokkan à l'Europe centrale?// Partis politiques et démocratie en Europe centrale et orientale/ Ed. par De Waele J.-M. - Bruxelles, 2002. - P. 117.
2 См., например: Bartolini S., Mair P. Identity, competition and electoral availability: stabilization of european electorates, 1885- 1985. - Cambridge, 1990.
новые тенденции в политической жизни, следует, вероятно, вести речь о «размораживании» партийных систем, о возникновении новых факторов структурирования партийно-политического пространства (в том числе и новых размежеваний) и о необходимости использовать для анализа конфигурации партийных систем и формирования партийных предпочтений не только теорию размежеваний, но и другие исследовательские подходы. Как справедливо отмечает Д.-Л.Сейле, нужно отойти от буквы теории ради ее смысла1.
2. Теория социально-политических размежеваний и условия посткоммунистического развития
Постановка вопроса о необходимости обращения к исторической ретроспективе формирования партийных систем подводит нас к другим дискуссионным и наиболее актуальным для нас проблемам. Применима ли теория С. Липсета и С. Роккана к посткоммунистическим странам? Какие размежевания существуют в этих государствах? Что определяет отличия структуры размежеваний в той или иной стране?
Ряд ответов на эти вопросы может дать обращение к работе С. Липсета и С. Роккана. Речь идет о двух важных положениях теории, способных помочь в объяснении происходящих процессов в посткоммунистических странах. Первая, уже упомянутая нами идея заключается в длительности формирования социально -политических размежеваний и процесса их объективации на уровне партийной системы, в необходимости обращаться к исторической ретроспективе для изучения современного состояния партийной и электоральной политики. В этом отношении политическое развитие посткоммунистических стран представляет исследователям уникальный материал. Мы являемся свидетелями формирования посткоммунистических партийных систем и в том числе процесса институ-циализации размежеваний. Вместе с тем, исходя из используемого нами определения социально-политических размежеваний, мы не можем утверждать, что их структура в этих государствах сформирована и детерминирует конфигурацию партийных систем. В такой ситуации творческое использование теоретических положений, вы-
1 8еПег Э.-Ь. Ор. ск. - Р. 120.
двинутых С.Липсетом и С.Рокканом, на мой взгляд, может помочь представить основные контуры формирующихся партийных систем и предугадать их дальнейшее развитие в отдельных странах.
Для решения этой задачи крайне плодотворной представляется и другое положение теории С.Липсета и С.Роккана, позволяющее ответить на вопрос, почему в странах с похожими социальными противоречиями формируются разные по конфигурации партийные системы. С.Липсет и С.Роккан предлагают исследовательский подход, открывающий широкие перспективы для сравнительного анализа объективации социально-политических размежеваний. Этот подход предполагает учет институциональных порогов, поощряющих институциализацию размежеваний в партийных системах или препятствующих ей. Два из них характеризуют возможность участия в политике граждан, два других — политических партий. Наличие высоких порогов ограничивает возможности для институциализации размежеваний. Низкие пороги, напротив, поощряют этот процесс, но при этом благоприятствуют фрагментации партийной системы и ее нестабильности. Анализ влияния институциональных порогов на процессы объективизации размежеваний в посткоммунистических странах позволяет объяснить различия в конфигурациях формирую -щихся партийных систем стран со схожими социальными противоречиями.
Для решения этой задачи может быть использован и другой подход, предполагающий анализ деятельности политических элит. Для посткоммунистических стран, включая Россию, трудно переоценить значение идеи Дж. Сартори о том, что политические элиты могут замалчивать или, напротив, актуализировать те или иные общественные противоречия в зависимости от получаемой от этого выгоды, формируя таким образом повестку дня1. Тем самым элиты способствуют или препятствуют институциализации размежеваний на уровне партийной системы. Так, например, эксплуатация политическими элитами этноконфессиональной риторики в период демократизации привела в ряде стран к обострению соответствующих противоречий вплоть до гражданских войн, появлению политиче-
1 Sartori G. Sociology of parties: A critical review // The West European party system / Ed. by Mair P. - Oxford, 1990.
ских партий, организованных по этноконфессиональному признаку, и т.д.
Высказанные соображения частично позволяют утвердительно ответить и на самый, пожалуй, важный вопрос: применима ли логика С. Липсета и С. Роккана для анализа посткоммунистических стран. Еще раз подчеркнем, что мы являемся свидетелями процесса объективации размежеваний в этих государствах. Данное обстоятельство открывает широкие возможности для творческого использования их теории.
Очевидно, что социалистическое прошлое наложило глубокий отпечаток на социальную структуру, политические ориентации и традиции политической организации в бывших социалистических государствах, повлияв на существовавшие или формировавшиеся в докоммунистический период размежевания, представленные в модели Липсета—Роккана. В частности, как справедливо утверждают большинство исследователей, было ликвидировано противоречие между собственниками и рабочими. Во многих государствах проводилась политика социальной и культурной гомогенизации, подкрепляемая официальной идеологией. Эта политика в ряде случаев привела к ослаблению некоторых других базовых противоречий. Кроме того, специфика политического режима обусловливала отсутствие институтов, специально предназначенных для выражения групповых интересов не только на политическом, но и порой на социальном уровнях. Существовавшие в некоторых странах некоммунистические партии представляли собой скорее декоративный элемент и не могли эффективно выполнять роль носителей традиции институциализа-ции размежеваний. Однако подобные явления не дают основания заявлять вслед за сторонниками теории «tabula rasa»1, что в странах посткоммунистического пространства отсутствуют «классические» размежевания. Вместе с тем и утверждать, что партийные системы посткоммунистических стран идентичны западным по своей конфигурации, по представленности размежеваний, было бы неверно. Наиболее адекватным исследовательским подходом, с моей точки
1 Содержание научной дискуссии, посвященной наличию или отсутствию и специфике размежеваний в посткоммунистических странах, в том числе и основные положения сторонников теории «tabula rasa», см. в статье Е.В. Доновой, напечатанной в данном номере.
зрения, было бы, как отмечает Д.-Л. Сейле, отступление от буквы «классической» теории ради сохранения ее логики и смысла.
Очевидно, что наиболее перспективным направлением анализа конфигурации партийных систем посткоммунистических стран является обращение к их историческому прошлому, и в первую очередь к наследию социалистической и досоциалистической эпох.
Одну из таких попыток предпринимает Д.-Л. Сейле. Основное отличие посткоммунистических стран от Запада он усматривает в пережитой этими государствами «международной революции». О международной революции, повлиявшей на структуру размежеваний в странах Западной Европы, писали в свое время Липсет и Роккан, понимая под этим революционное брожение и социалистические революции, приведшие к возникновению субразмежевания в самом рабочем движении на коммунистическую и социал-демократическую ветви. Д.-Л. Сейле вкладывает в понятие «международная революция» несколько иной смысл — переход от капитализма вновь к капитализму через социализм, который совершили бывшие коммунистические государства. Страновые отличия во многом объясняются им досоциалистическим прошлым той или иной страны. Автор считает, что во многих странах Восточной Европы в досоциалистическую эпоху национальная и индустриальная революции не были завершены, а в некоторых случаях только начинались. Это объясняет сегодняшнее отсутствие в них четырех «классических» размежеваний.
Более того, Д.-Л.Сейле полагает, что конфигурации партийных систем ряда стран Юго-Восточной Европы (в частности, бывшей Югославии) вообще не могут быть объяснимы с помощью теории размежеваний, как и партийные системы многих государств Третьего мира. В некоторых странах Юго-Восточной Европы (например, в Болгарии) наблюдаются лишь те размежевания, которые связаны с «международной революцией». Этим, в частности, объясняется биполярность болгарского партийного спектра. Единственной страной Юго-Восточной Европы, конфигурация партийной системы которой по представленности размежеваний сходна со странами Центрально-Восточной и Западной Европы, является, по мнению автора, Румыния.
Ряд положений данной концепции, несомненно, заслуживает внимания. В частности, плодотворной представляется идея о влия-
нии досоциалистического и социалистического прошлого на современную конфигурацию партийных систем. Действительно, незавершенность индустриальной и национальной революций в значительной степени влияет на современную конфигурацию партийных систем ряда посткомумунистических стран, в том числе и названных выше. Однако отсутствие строгих критериев «продвинутости» той или иной революции, а также евроцентричные установки самого автора делают уязвимыми ряд положений выдвинутой им концепции и сформулированных выводов. В частности, вызывает удивление тезис
об «исключительности» Румынии в Юго-Восточном регионе. В досоциалистические времена и тем более в социалистические Румыния вряд ли значительно продвинулась в осуществлении национальной и индустриальной революций по сравнению, например, со странами бывшей СФРЮ. По ряду других параметров партийного строительства (распространению клиентелистских связей, роли харизматического лидерства и т.п.), которые свидетельствуют о невысоком уровне рационализации и формализации политических отношений и не способствуют институциализации «классических» размежеваний, современная Румыния не слишком отличается от соседней Болгарии. Преувеличивается и биполярность партийного спектра Болгарии. Победа на парламентских выборах 2001 г. «Национального движения Симеона II» и формирование им коалиционного правительства поставили под сомнение доминирующее положение социалистов и демократов на политической сцене. Как показано в статье Е.Г. Пономаревой, опубликованной в нашем сборнике, конфигурация партийных систем стран бывшей СФРЮ поддается объяснению с помощью теории социально-политических размежеваний.
Таким образом, концепция Д.-Л. Сейле не способна адекватно объяснить конфигурацию партийных систем в странах Юго-Восточной Европы, что, на первый взгляд, является подтверждением неуниверсальности теории Липсета — Роккана.
Ряд других авторов пытаются разрешить противоречия, возникающие при использовании модели размежеваний для анализа посткоммунистических реалий, с помощью введения дополнительных переменных, влияющих на процесс институциализации размежеваний, справедливо полагая, что каждый этап исторического развития обусловливает особенности последующего. Поэтому среди этих факторов называются не только те, которые характеризуют современную
ситуацию (институциональные, деятельностные и пр.) или докомму-нистическое развитие, но и специфика бывшего коммунистического режима и переходного периода.
Так, например, Г.Китчельт и К.Оффе предлагают свою классификацию восточноевропейских коммунистических режимов1, которая позволяет им выявить причины разнообразия конфигураций партийных систем.
Первый тип — это патримониальный коммунизм, существовавший в Болгарии и Румынии. Досоциалистический период в этих странах характеризовался низкой степенью индустриализации, авторитарным деспотизмом и аграрным радикализмом. В коммунистический период широкое распространение получили патримониально организованная бюрократия, клиентелистские связи, патронаж и коррупция. Уровень экономического развития был невысок, достаточно поздно стало складываться промышленное производство, доминировал обширный сельскохозяйственный сектор. В отношении несогласных с официальной позицией партии применялись интенсивные и произвольные репрессии. Внутренняя оппозиция была слаба. Смена режима характеризовалась незаметной на первый взгляд преемственностью и упреждающими действиями «старой» элиты. Основной конфликтной проблемой в обществе была и частично остается декоммунизация. Новый режим отличается преобладающим влиянием «старой элиты».
Для второго типа — коммунизма «национального консенсуса», сложившегося в Венгрии, Польше, Словакии, — также характерны патронаж, клиентелизм и коррупция. Однако распространение этих явлений было не таким широким, как в режимах первого типа, а уровень рационализации властных отношений был выше. Репрессии в этих странах носили мягкий характер, а оппозиция была достаточно заметной. В докоммунистический период была частично осуществлена индустриализация. Политическое развитие этого периода отмечено авторитарными чертами и отсутствием развитого коммунистического движения. Уровень экономического развития в социалисти-
1 Kitschelt H. A silent revolution in Europe? // Governing the new Europe / Ed. by Hayward J., Page E. - Cambridge, 1995; Offe K. Varieties if transition: The East European and East German experience. - Cambridge, 1996. Похожую концепцию см. в кн.: Post-сommunist party systems: Competition, representation and inter-party cooperation / Kitschelt H:, Mansfeldova Z., Markowski R., Toka G. - Cambridge, 1999.
ческую эпоху оценивался как средний, а тип хозяйства — как про-мышленно -аграрный. Переход к новому режиму осуществлялся путем электорального соревнования. Важную роль в этом процессе сыграли межэлитные договоренности (пакты). В распределении власти при новом порядке участвовали как «старая», так и «новая» элиты, а наиболее значимой оказалась проблема национальной идентичности.
Третий тип — рационально-бюрократические режимы, существовавшие в Чехии и ГДР. Они отличались рационально-легальным типом бюрократии, незначительным распространением патронажа и коррупции, планомерными репрессиями, слабостью и поздним возникновением оппозиции. Политическое развитие в досоциалистический период характеризовалось наличием демократических традиций и влиятельных коммунистических сил; экономическое развитие — экстенсивной индустриализацией и незначительным по размерам аграрным сектором. Переход к новому порядку произошел в результате смещения «старой» элиты и капитуляции прежнего режима. В постсоциалистическую эпоху доминирующее положение получила «новая» элита, а важным вопросом, составляющим основу преобладающего конфликта, стала проблема экономического развития и маркетизации.
Этот подход обладает рядом несомненных достоинств и позволяет ответить на некоторые вопросы. Выявление наиболее важной конфликтной проблемы помогает понять конфигурацию современных партийных систем с точки зрения наличия размежеваний. Анализ коммунистических и докоммунистических традиций говорит о присутствии размежеваний в досоциалистической политике и о возможности их сохранения при коммунистическом правлении. Главное, что, на мой взгляд, позволяет данный подход, — это выявить наличие традиционных элементов в общественных отношениях и массовом сознании и представить их как основу конфликта и возможного размежевания. В частности, Г. Китчельт на базе «культурного» измерения выделяет конфликт между «современными либертарианцами», отстаивающими ценности индивидуализма и право на участие в процессе коллективного принятия решений, и сторонниками «традиционного авторитаризма», коллективные нормы для которых являются более
значимой ценностью, чем возможность индивидуального выбора1. В целом авторы данной концепции выделяют четыре конфликта, способных служить основой политических размежеваний. Первый — упомянутый «культурный». Второй вызван проблемами строительства национального государства, бывшей зависимостью или включенностью в состав других стран, полиэтничностью и т.п. Третий связан с коммунистическим прошлым и той ролью, которую сыграли коммунистические силы в процессе модернизации. Четвертый обусловлен распределением и дефицитом ресурсов.
Важным достоинством этого подхода является введение дополнительных факторов — барьеров, встающих на пути институциа-лизации размежеваний на уровне партийных систем посткоммунистических стран. Эти барьеры связаны с социалистическим наследием и особенностями переходного периода. В частности, мягкость коммунистического режима и наличие оппозиции благоприятствовали сохранению традиций представительства групповых интересов, а договорной процесс в период трансформации создавал возможности для участия в процессе принятия решений сторонников различных точек зрения. Жесткость режима и ограничение количества акторов в переходный период, напротив, значительно сужали возможности институциализации размежеваний на уровне партийной системы.
Вместе с тем выделение авторами этого подхода четырех конфликтов и доказательство возможности формирования размежеваний на их основе, вероятно, нуждаются в дополнительном концептуальном обосновании. В частности, необходимо, на мой взгляд, объяснить, каким образом конфликт между «современными либертарианцами» и сторонниками «традиционного авторитаризма» может быть вписан в логику модели Липсета — Роккана.
Решить эту проблему возможно путем обнаружения располагающихся на парадигматической оси факторов, которые можно интегрировать в модель Липсета — Роккана. Это должны быть такие факторы, которые могли бы не только помочь объяснить отличия государств посткоммунистического пространства или стран «третьего мира» от западных, но и продвинуть нас в изучении пар-
1 Kitschelt H. Party systems in East Central Europe: Consolidation or fluidity? / Univ: of Strathclyde. - Glasgow, 1995. - (Studies in public policy. Paper; N 241).
тийных систем стран развитой демократии, придав самой модели более универсальный характер. Выскажу некоторые соображения на этот счет.
Как уже отмечалось, помимо коммунистического прошлого важным отличием бывших социалистических стран от развитых демократий является наличие достаточно большого пласта традиционных представлений и практик. Это проявляется в невысокой степени рационализации и формализации социально-политических отношений, распространении клиентелизма и коррупции и т.д. В модернизирующихся обществах возникает противоречие между традиционными и современными нормами и практиками, их сторонниками. Наиболее распространенный вариант политической модернизации — демократизация, т.е. переход к режиму с определенными процедурами и неопределенными результатами, отличающемуся высокой степенью рационализации и формализации отношений. В этом смысле демократическая революция является проявлением конфликта, который основан на противоречии между сторонниками сосредоточения власти в одних руках и сторонниками демократических процедур.
Данный конфликт можно обнаружить не только в посткоммунистических странах, но ив Западной Европе периода раннего и среднего модерна. В некоторых случаях это противоречие находило свое институциональное подкрепление в виде протопартийных образований. В частности, во Франции свержение монархии и уничтожение «старого порядка» в период Великой французской революции порождает политическое течение легитимизма и тесно связанную с ним католическую реакцию. Как справедливо отмечает А.М. Салмин, «постепенно на правом фланге универсалистская идеология закрепляется в той или иной версии национализма, которая стремится подчинить реального индивида гражданского общества, отождествляемого с либеральной карикатурой на него, "органической целостности" легитимной монархии или национального государства, дух которого обычно оказывается воплощенным в той или иной харизматической личности»1.
Несмотря на то что ко времени, описываемому С.Липсетом и С.Рокканом, противоречие, порождаемое демократической револю-
1 Салмин А.М. Современная демократия. - М., 1997. - С. 311.
цией в Западной Европе, было во многом снято, мы можем обнаружить проявление соответствующих размежеваний в партийных системах стран этого региона. Например, именно этой причиной, по нашему мнению, объясняется роль Национал-социалистической партии в политической жизни довоенной Германии, существование «Аксьон франсез» во Франции и прочих подобных организаций. Суть последней четко охарактеризовал французский исследователь А.Зигфрид: «Агитаторы "Аксьон франсез" в своем стремлении примирить монархию и народ, по-видимому, забывали об одной вещи: полагая себя традиционалистами, они были защитниками царизма»1.
Конфликт, актуализируемый демократической революцией, имеет и другое проявление. В тех странах, где существует опыт модернизации посредством недемократических методов и где пласты традиционных отношений в обществе значительны, возникает противоречие между теми, кто оказывается приближенным к локусам власти, и теми, кто от них удален. Данное противоречие может приобретать форму конфликта, и в процессе партийного строительства на его основе может сформироваться размежевание, получающее выражение в партийной структуре. Вероятно, оно может рассматриваться как основное для некоторых предоминантных партийных систем (например, для Индии и Японии, главный водораздел в партийных системах которых длительное время проходил между правящими партиями и всеми остальными). Вероятно, в этих странах доминантные партии играют двоякую роль. С одной стороны, они выступают инструментом модернизации (в том числе политической). В этом качестве они призваны служить рационализации, осовремениванию политического процесса, снятию противоречия между властью и невластью. С другой стороны, их структура, деятельность и занимаемое ими в партийной системе место свидетельствуют о воспроизведении выделенного конфликта и традиционности на новом уровне.
Таким образом, к двум революциям, названным С.Липсетом и С.Рокканом активизаторами размежеваний, можно добавить третью, так же как и две первые связанную с процессом модернизации, — демократическую. Полученная матрица, представленная в табл., помогает объяснить посткоммунистические трансформации, сохранив,
1 Sigfried A. Tableau politique de la France de l'Ouest sous la III République. - P., 1913. - P. 450.
в отличие от концепции Д.-Л.Сейле, универсальный характер модели Липсета—Роккана.
Таблица
Социально-политические размежевания
Синтагматические оси Парадигматические оси
национальная революция экономическая революция демократическая революция
Территориальная Центр против периферии Город против села Традиционные авторитаристы против современных либертарианцев (посткоммунисты против демократов в посткоммунистических странах)
Функциональная Государство против церкви Собственники против рабочих (или максималисты против минималистов в посткоммунистических странах) Власть-невласть в посткоммунистических странах и ряде стран Третьего мира
Представляется, что противостояние между посткоммунистами и демократами может служить одним из способов выражения размежевания между «традицонными авторитаристами» и «современными либертарианцами», а противоречия между сторонниками быстрых и умеренных рыночных реформ являются одним из современных следствий экономической революции. Таким образом, предлагаемая матрица может быть использована для изучения не только развитых демократий, но и более широкой группы государств, а также для их сравнительного анализа.
3. Теория социально-политических размежеваний и российская партийная политика
Попробуем наметить возможности использования полученной модели для анализа российских реалий. При этом сразу оговорюсь, что эта концепция применима для оценки, скорее, не нынешнего состояния партийной системы, а возможностей (частично утраченных) и альтернатив ее развития. Данное ограничение возникает не только потому, что процесс институциализации размежеваний в российской партийной системе не закончен. Вероятно, основные сложности связаны с тем, что в России не осуществлен переход к режиму с определенными процедурами и неопределенными результатами, который создавал бы предпосылки для естественного процесса ин-ституциализации размежеваний. Впрочем, отсутствие подобного перехода само по себе может рассматриваться как фактор, влияющий на процесс их трансляции в партийную систему.
В досоветский период в конфигурации российской партийной системы угадывалось большинство основных размежеваний, выделенных С. Липсетом и С.Рокканом. Однако процесс их институциализации в конце XIX — начале XX в. только начался. Результатом конфликта между центром и периферией стало возникновение партий окраин Российской империи. Размежевание между собственниками и рабочими выражалось в формировании, с одной стороны, РСДРП, с другой — «буржуазных» партий. Противоречие между городом и селом в преимущественно аграрной стране с бурно развивающимся промышленным сектором отразилось в создании партии социалистов-революционеров. Исторически сложилось так, что в Российской империи православная церковь к моменту образования политических партий была подчинена государству и не могла выступать его конкурентом в сфере властных отношений. Тем не менее она занимала доминирующее положение по отношению к другим церквам, возможности которых были еще более ограничены. Это обстоятельство обусловило тот факт, что, несмотря на поликонфессиональный состав населения, в конфигурации партийной системы размежевание между государством и церковью не проявилось. Размежевание между «современными либертарианцами» и «традиционными авторитаристами» выразилось в существовании партий, выступавших за переход к демократическому режиму или за поддержание старого порядка. Происходящие постепенно рационализация и форма-
лизация политических отношений, введение элементов конкурентной борьбы актуализировали конфликт власть — невласть и породили у властвующей элиты идею о необходимости «партии власти»1.
Советский период сыграл резко отрицательную роль в плане преемственности традиции представительства различных групп интересов. Длительность периода коммунистического правления, жестокость репрессий, строгий организационный и идеологический контроль, полная или частичная автаркия в корне подорвали горизонтальные связи в общественно-политической сфере и обусловили преобладание вертикальных. Советская модернизация, формально отрицая традиционные нормы и отношения, фактически воспроизвела их, возможно, даже в более гипертрофированной форме, за счет целенаправленного уничтожения новых современных отношений и практик, нарождающихся в царской России. Произвольные деспотические действия доминирующего политического актора как механизм разрешения конфликтов еще сильнее закреплялись в национальной традиции.
В партийной системе 90-х годов мы можем обнаружить проявление большинства основных конфликтов, потенциально составляющих основу размежеваний, выделенных в нашей модели. Это и конфликт между центром и периферией, отчетливо проявившийся в формировании региональных партий и партий региональных лидеров типа «Всей России», а также в относительно устойчивых региональных паттернах голосования. И противоречие между городом и селом, выражающееся не только в появлении Аграрной партии, но и в особенностях партийных предпочтений городских и сельских жителей. Мы также можем обнаружить размежевание между «посткоммунистами» и демократами и конфликт между минималистами и максималистами. Наконец, мы имеем противоречие между теми, кто
близок к локусам власти, и остальными, получившее свое выражение
_ 2
в виде различных «изданий» «партий власти» и их оппонентов2.
1 См. об этом, например: Глебова И.И. Задача государства - «создание твердо сплоченной консервативной партии порядка» (Из официальной переписки Николая II и Д.Ф.Трепова) // Россия и совр. мир. - М., 2003. - №3(40).
2 См. об этом, например: Мелешкина Е.Ю., Анохина Н.В. Использование «воронки причинности» для анализа поведения российских избирателей // Полития. - М., 20012002. - №4; Анохина Н.В., Мелешкина Е.Ю. Итоги голосования и электоральное поведение // Второй электоральный цикл / Под ред. Гельмана В.Я. и др. - М., 2002.
На примере России мы можем продемонстрировать и влияние факторов, поощряющих или препятствующих институциализации размежеваний в настоящее время. Например, роль политических элит была наиболее заметна в процессе создания региональных партий. Эксплуатация темы региональной самостоятельности, федерализации, а также использование особенностей административно-территориального устройства РФ в плане партийного строительства принесли существенные дивиденды во второй половине 90-х годов.
На этом же примере можно проиллюстрировать ограничивающую или поощряющую роль институциональных порогов. В российских условиях значимыми оказываются следующие институциональные барьеры: порог представительства на выборах в Государственную Думу, система разделения властей, Закон о политических партиях, устанавливающий границы их создания и деятельности, а также неформальная сторона института выборов.
Названные нами пороги являются высокими или средними. В частности, президентско-парламентская система разделения властей — высокий порог, значительно затрудняющий участие партий в процессе принятия решений и снижающий стимулы к партийному строительству. Официальный 5%-ный порог представительства (а с 2007 г. — 7%) и достаточно высокий эффективный порог1 препятствуют прохождению в парламент не только мелких и незначительных партий, но и, как показал опыт парламентских выборов 2003 г., таких заметных, как «Яблоко» и СПС, осложняя участие соответствующих заинтересованных групп в процессе принятия решений. Возможности еще более сужаются благодаря неформальной стороне выборов, являющихся, по оценкам международных наблюдателей, свободными в смысле доступа к участию в них, но несправедливыми в смысле равенства возможностей политических акторов. Неформальная сторона института выборов выступает дополнительным порогом представительства, существенно ограничивая перспективы институциа-лизации размежеваний в партийной системе. Достаточно высокими являются и пороги объединения и представительства, задаваемые Законом о политических партиях. Этот нормативный акт существен-
1 О различных способах подсчета эффективного порога см.: Lijphart A. Electoral systems and party systems: A study of twenty-seven democracies 1945- 1990. - Oxford, 1994. - P. 25- 30.
но ограничивает возможности создания политических партий, очерчивая обязательные количественные и территориальные рамки и запрещая создание этнических, региональных, конфессиональных и профессиональных политических партий.
Учет влияния этих порогов позволяет сделать выводы о перспективах институциализации размежеваний в партийной системе. Наличие значительного количества социальных противоречий могло бы выразиться в довольно сложной конфигурации партийной системы. Однако условия, в которых происходит институциализация размежеваний, существенно ограничивают набор возможностей. На сегодняшний день представленными на политическом уровне являются противоречия между центром и периферией, выигравшими и проигравшими от перемен и властью, и «невластью». При этом существующие пороги и деятельность политических элит, направленная на ослабление позиций политических противников, лишили политические альтернативы возможностей быть представленными в структурах власти, придав однобокий характер российской партийной системе. Следует предположить, что неполноценность российской партийной системы будет сохраняться до тех пор, пока процесс выражения социальных противоречий на политическом уровне не обретет более естественный характер. Тогда мы с полным правом сможем говорить об институциализации в партийной жизни размежеваний, а не расколов.
В целом возможности, открывающиеся перед исследователями российской партийной политики при использовании теории социально-политических размежеваний, подтверждают универсальность логики модели Липсета — Роккана. Хочется надеяться, что внимательное освоение и критическое использование наработанного мировой политической наукой исследовательского опыта принесет немало пользы в изучении политической сферы России и других посткоммунистических стран.
