CC BY
0
УДК 141.201(470):930.1"19"(=133.1)
И. Ю.Александров Концепция русского космизма Марлен Ларюэль
Марлен Ларюэль, известный французский историк, социолог и политолог, специализирующийся на исследованиях русского национализма и национализма в странах постсоветского пространства, в последние годы все большее внимание уделяет русскому космизму. В работах М. Ларюэль можно встретить различные, дополняющие друг друга представления, которые она называет космизмом. Основные проявления русского космизма французская исследовательница относит к 1920-м гг., причисляя к такого рода проявлениям «максималистской идеологии» проект бальзамирования тела В. И. Ленина с целью вернуть его к жизни при помощи будущих научных технологий. М. Ларюэль стремится исследовать космизм в нашей стране в контексте его исторического возникновения, однако не учитывает, что само выражение «русский космизм» появилось только в конце 1960-х гг. Французская исследовательница не считает космизм исключительно русским культурным феноменом, исследует его в контексте более крупных интеллектуальных традиций, таких как оккультизм. Русский космизм предстает в ее работах интеллектуальным гибридом, продуктом скрещивания многих интеллектуальных традиций. М. Ларюэль политизирует русский космизм, пытается представить его одной из доктрин, которая формирует современный российский национализм. В ее политологической концепции космизм, наряду с евразийством и арктизмом, предстает одним из трех географических метанарративов современной России. М. Ларюэль достаточно тенденциозна в своих политических оценках. Незаслуженно мало внимания французская исследовательница уделяет В. И. Вернадскому и его учению о переходе биосферы в стадию ноосферы.
Ключевые слова: русский космизм, культурное пространство, период «перестройки», Н. Ф. Федоров, В. И. Вернадский, Н. Н. Моисеев, экологический императив, «ноосферная демократия»
Ilya Y. Alexandrov The concept of Russian cosmism by Marlene Laruelle
Marlene Laruelle, a prominent French historian, sociologist and political scientist specializing in the study of Russian nationalism and nationalism in the countries of the post-Soviet space, has been paying increasing attention to Russian cosmism in recent years. In Laruelle's works one can find different, complementary ideas, which she calls cosmism. The French researcher dates the main manifestations of Russian cosmism to the 1920s, classifying the project of embalming Lenin's body with the aim of bringing him back to life with the help of future scientific technologies as such manifestations of "maximalist ideology". M.Laruelle seeks to explore cosmism in our country in the context of its historical emergence but does not consider that the expression "Russian cosmism" itself appeared only in the late 1960s. The French researcher does not consider cosmism to be an exclusively Russian cultural phenomenon; she explores it in the context of larger intellectual traditions, such as occultism. Russian cosmism appears in her works as an intellectual hybrid, a product of crossing many intellectual traditions. M. Laruelle politicizes Russian cosmism, trying to present it as one of the doctrines that shapes modern Russian nationalism. In her political science concept, cosmism, along with еurasianism and аrcticism, appears as one of the three geographical metanarratives of modern Russia. M. Laruelle is quite biased in his political assessments. The French researcher pays undeservedly little attention to V.I. Vernadsky and his teaching about the transition of the biosphere to the noosphere stage.
Keywords: Russian cosmism, oiltural space, period of "perestroika", N. F. Fiodorov, V. I. Vernadsky, N. N. Moiseev, environmental imperative, "noospheric democracy" DOI 10.30725/2619-0303-2024-2-6-12
Марлен Ларюэль (род в 1972 г.) - профессор, директор Института европейских, российских и евразийских исследований (IERES), Школы международных отношений Эллиота университета Джорджа Вашингтона. М. Ларюэль специализируется
на исследованиях русского национализма и национализма в странах постсоветского пространства. По мнению французской исследовательницы, основные доктрины, формирующие русский национализм, а именно славянофильство и панславизм
хорошо изучены. М. Ларюэль в публикациях последних лет обращает внимание на русский космизм, основные проявления которого она относит к 20-м гг. XX в., когда большевистская революция, по ее мнению, соединила оккультные традиции прошлого с науками будущего. Это смешение «дало новую жизнь светскому миллениаризму, основанному на древних утопических традициях, присутствовавших в православии» [1, р. 19]. Французская исследовательница определяет космизм этого периода в нашей стране как «преимущественно максималистскую идеологию» [1, р. 19] и полагает, что его примерами являются богостроительство, биокосмизм, теория омоложения с помощью крови А. Богданова и даже уникальный метод бальзамирования В. И. Ленина. В вышедшей в свет в 2019 г. монографии М. Ларюэль русский космизм центрирован вокруг восходящих к «учению о воскрешении» Н. Ф. Федорова идей. В ее более ранних работах можно обнаружить и другой круг идей, названных «космизмом». Французская исследовательница неизменно политизирует русский космизм, стремится представить его не свободным философским и научным поиском истины, но некой идеологией, имеющей глубокие корни в дискурсах, которые были публично разрешены в царский период отечественной истории.
М. Ларюэль очень критична к российской культурологии, учебники по которой, по ее мнению, «повторяют классические националистические идеи, представляют Россию как возрождающую все человечество и содержат многочисленные намеки на движение, известное как „космизм"» [2, р. 31]. Российская культурология в опубликованной в 2004 г. в журнале «Диоген» статье М. Ларюэль изображена вторичной дисциплиной, заимствующей многие концептуальные схемы из советского марксизма-ленинизма. Космизм в этой ее публикации определен как движение, «зародившееся в конце XIX в., призывавшее к примирению между людьми, природой и вселенной, связывавшее футуристическую мысль с экологической тематикой и делавшее эсхатологические заявления о конце одного мира и рождении нового, характеризующегося духовностью и аскетизмом» [2, р. 31]. М. Ларюэль ссылается, в частности, на учебные пособия А. А. Горелова, в которых Россия и Америка названы «космическими цивилизациями» [3, с. 377], что, по ее мнению, двусмысленно, поскольку помимо покорения двумя сверхдержавами
космического пространства нужно учитывать, что русское слово «космос» означает также порядок и гармонию небесных сфер. Если речь идет о гармонизации отношений людей с окружающей средой, экологической проблематике, стремлении к построению нового одухотворенного мира, то это идеалы русского космизма, которым в 1990-е гг. были посвящены работы академика В. С. Степина, проводившего параллели между представлениями постнеклассической науки и традиционной китайской концепцией «у-вей», утверждавшей успешность только тех действий, которые созвучны общему потоку развития [4, с. 641-697]. У А. А. Горелова же центральная фигура в русском космизме -это Н. Ф. Федоров с идеей воскрешения всех предшествующих поколений, которую он рассматривает как «беспримерную по смелости и нравственной мощи цель» [3, с. 382383]. Поскольку, согласно А. А. Горелову, основой русской космической цивилизации был русский космизм в лице Н. Ф. Федорова и близких его идеям мыслителей, то цивилизация эта предстает воскресительным проектом космического масштаба. Такой образ русского космизма в настоящее время является преобладающим как у отечественных, так и у западных исследователей, но он не является единственно истинным.
Представление о гомеостазисе, поддержании человечеством равновесия на планете и представление Н. Ф. Федорова о природе как о «временном враге, но вечном друге» - это разнородные представления. В первом упоминании понятия «русский космизм» в 1970 г. в статье Р. А. Гальцевой в пятом томе «Философской энциклопедии» о воскресительном проекте Н. Ф. Федорова ни слова сказано не было, понятие же гомеоста-зиса, столь важное для концепций космизма академиков Н. Н. Моисеева, В. П. Казначее-ва, В. С. Степина и многих других авторитетных ученых, в ней было ключевым [5]. Популярность русского космизма в первую очередь связана с представлением о переходе биосферы на стадию ноосферы. Именно это учение, содержащееся в поздних работах В. И. Вернадского, не получившее у создателя биогеохимии окончательных формулировок, стало одним из символов горбачевской «перестройки». Понятие «ноосфера» оставалось достаточно неопределенным, многими исследователями и просто толкователями учения Вернадского оно спиритуализировалось. Публикации тех лет свидетельствуют о большом разнообразии
представлений о ноосфере. Либеральные идеи, с позиции которых М. Ларюэль подвергает критике русский космизм, набирали свое влияние в годы «перестройки», но далеко не вся интеллигенция этого периода принимала их. Для многих именно содержащиеся в трудах В. И. Вернадского коллективистские представления о мире во всем мире, достижении разумного управления планетой учеными разных стран стали своеобразной заменой марксистских идеалов будущего [6-9]. М. Ларюэль справедливо указала на связь русского космизма с экологической проблематикой. Действительно, ноосферные исследования советского периода были достойным ответом на связанные с необходимостью охраны природы вопросы, поставленные представителями Римского клуба и другими западными учеными и политиками.
До начала XXI столетия, когда в культурном пространстве большое влияние набрали трансгуманистические представления, федоровские идеи не рассматривались в качестве центральных и скрепляющих философию русского космизма. «Ноосферный императив» академика Н. Н. Моисеева требовал не нарушать определенные параметры биосферы, в противном случае жизнедеятельность человечества на планете может привести к катастрофе. Федоровская «регуляция природы» требует не гармонизации с ней, но полной ее переделки и подчинения до неких идеальных состояний. Хищники перестанут питаться мясом других животных, люди перестанут болеть и умирать и т.п. идеалы Н. Ф. Федорова и последователей его учения резонируют уже не с представлениями даосизма, а с научно-техническими фантазиями трансгуманистов. Если у трансгуманистов способы реализации их мечтаний исключительно научно-технические, то учение Н. Ф. Федорова предполагает в первую очередь не собирание по атомам из могильного праха ушедших из жизни «отцов», но этически обосновываемое им всеобщее объединение человечества ради исполнения долга перед ушедшими поколениями: достижения бессмертия и возвращения к жизни всех когда-либо живших. Вера в научно-техническое достижение бессмертия у Н. Ф. Федорова сопутствует вере, что перенаправление сил человечества с разрушительных целей на участие в вос-кресительном проекте вернет людям некие изначальные «эдемские» сверхспособности, при этом неживая природа станет продол-
жением их тел, а пространство и время будут полностью подчинены. Федоровцы проповедуют достижимость «тканетворения», «полноорганности» и т. п. при условии обращения человечества к воскресительным целям и задачам, но реально они интересуются достижениями генной инженерии и новейших информационных технологий, по сути не отличаясь от трансгуманистов, которые в свою очередь указывают на пассивность федоровцев, к примеру, в реальном участии в крионических проектах замораживания тел умерших людей и животных.
Публикация М. Ларюэль из вышедшего в свет в 2012 г. сборника «Новый век России. Оккультные и эзотерические измерения» [10, р. 238-258] предшествовала переработанной и более полной ее версии, которая стала основой концепции русского космизма в монографии 2019 г. Характеристика космизма как «преимущественно максималистской идеологии» [1, р. 19] подходит только для идей 1920-х гг., к примеру, для надежд с помощью науки и технологий будущего воскресить В. И. Ленина. Применительно к экологической проблематике Н. Н. Моисеева, фундаментальным для русского космизма работам В. И. Вернадского, А. Л. Чижевского, В. П. Казначеева характеристика эта не подходит. Русский космизм научен, указанные же представления 1920-х гг., которые М. Ла-рюэль отнесла к «основным его проявлениям», фантастичны, хотя и основаны на вере в будущие возможности науки. В 1920-е гг. возник биокосмизм, но это литературное, а не научное направление. Уже не опиравшиеся на восходящие к трактовкам Н. Ф. Федоровым библейских положений, анархисты понимали свободу как личное бессмертие, овладение пространством и временем, возможность воскрешать людей. Имена А. Свя-тогора (А. Агиенко), А. Ярославского, братьев Гординых и др. стали символами революционного периода с характерной для него безудержной верой в человеческие сверхвозможности после падения царской власти в России, но имена эти не фигурировали среди «русских космистов» в публикациях периода возникновения этого понятия на рубеже 1960-1970-х гг. и не были мало-мальски влиятельными в годы «перестройки», когда это течение отечественной мысли обрело широкую известность.
М. Ларюэль рассматривает космизм в нашей стране как «парадоксальное прочтение оккультизма» и отмечает, что на нем лежит отпечаток исторического периода, в
котором он возник [10, р. 252]. Такой методологический подход французской исследовательницы вполне оправдан: русский космизм и нужно понимать как конкретный культурно-исторический феномен, однако представление о существовании значительного течения в отечественной научной и философской мысли с таким названием до конца 1960-х гг. отсутствовало. При жизни Н. Ф. Федорова термина «русский космизм» не было, а в достаточно известной в России в конце XIX в. книге Джона Фиске «Очерки космической философии» речь шла об основанной на идеях Г. Спенсера версии позитивизма [11]. Дж. Фиске в этой работе отделяет позитивизм Г. Спенсера от более раннего позитивизма, который еще не основывался на концепции эволюции, полагая, что предложенный им термин «космическая философия» точнее авторского термина «синтетическая философия». Г. Спенсер в свою очередь указывал Дж. Фиске на кос-мичность любой философии, поскольку все философские системы так или иначе предметом своего объяснения имели космос или вселенную. Спенсеровское словосочетание «синтетическая философия» в качестве отличительной характеристики не нравилось Дж. Фиске, потому что системы Фомы Аквинского и Гегеля, да и другие созданные с помощью метафизических методов системы, вполне могли бы претендовать на название «синтетические». Дж. Фиске не считал возможным называть «космическими» два рода философских систем: во-первых, теологические, поскольку они допускают божественное вмешательство в природный ход вещей, а во-вторых, онтологические, допускающие существование, выходящее за рамки известных природных явлений. М. Ларюэль не упоминает книгу Дж. Фиске и при этом как раз-таки включает в представления русских космистов такие выходящие за рамки «позитивных», научно познаваемых уровни бытия. Русский космизм в концепции М. Ларюэль оказывается своеобразным посредником между наукой и оккультизмом, оставляет открытыми границы между научными и вненаучными знаниями. Дж. Фиске же, не допускавший каких-либо оккультных уровней реальности, был убежден, что Г. Спенсеру удалось прежде не удававшееся философам: с помощью представления об эволюции связать все сущее в единой системе взглядов, не допускающей вмешательства внеприродных сил. Ключевое здесь для понимания его
«космической философии» понятие эволюции, оно действительно играет важнейшую роль в русском космизме, но с той разницей, что отечественный космизм развивался с конца XIX в., критически противопоставляя себя любым версиям западного позитивизма с присущим ему редукционизмом. Русский космизм с его научной картиной мира, в которой, по словам Н. Н. Моисеева, «человек, как в античные времена снова становится действующим лицом неотделимым от космоса» [8, с. 5], мог бы в свою очередь стать объектом критики Дж. Фиске.
В поисках первого употребления термина «космическая философия» часто упоминают эту написанную в 1860-1870 гг. книгу Дж. Фиске, который приписывал его авторство Мэнтону Марблу [11, р. IX]. Не в позитивизме Дж. Фиске и других почитателей философии Г. Спенсера следует искать истоки русского космизма. М. Ларюэль указывает, что космизм уходит корнями в традицию органицизма и романтизма [10, р. 238; 1, р. 19], но не анализирует содержание работ Д. М. Велланского, В. Ф. Одоевского и других русских мыслителей первой половины XIX в., которые осуществили рецепцию идей Ф. Й. Шеллинга и представителей немецкого романтизма. М. Ларюэль права в том, что для русского космизма базовыми являются представления о целостности знания, взаимосвязи подлинного научного знания с духовными поисками и в оценке важности для многих отечественных кос-мистов учения о тождестве микро- и макрокосма. Генезис идей русских космистов реально значительно сложнее и не сводится к рецепции исключительно немецкой философской, литературной и художественной мысли. Для упомянутых Д. М. Велланского и В. Ф. Одоевского существенно, в частности, учение Ф. А. Месмера. Представление о психической энергии, с помощью которой человек непосредственно вступает в контакт с окружающим миром, в веках принимало форму различных околонаучных теорий. Материальный носитель такого рода взаимодействий по сей день для ученых остается не проясненным, и это при наличии огромного количества эмпирических фактов, которые невозможно отрицать. По мнению профессора физиологии и патологии Императорской Медико-хирургической академии в Санкт-Петербурге Д. М. Велланского, среди открытий второй половины XVIII столетия «животный магнетизм есть самое важнейшее» [12, с. 1]. В утопическом романе
князя В. Ф. Одоевского «4338-й год: Петербургские письма» месмеризм изображен светской забавой петербуржцев далекого будущего [13, с. 86-89]. При всем несерьезном, далеком от стремления научно исследовать такого рода явления и отношения в будущем, люди в романе имеют тайные, нераскрытые возможности в своем микрокосме. В. Ф. Одоевский предвидел будущее широкое использование электричества, но понимал электричество широко и в смысле энергий человека, с которыми связаны па-рапсихические феномены. Представление о тождестве микро- и макрокосма и человеке как о потенциальном обладателе огромной энергетической мощи, способной влиять на окружающее пространство, уходит в глубокую древность. Русский космизм сохраняет тайну потенциальных возможностей человеческого микрокосма, не допускает упрощенных редукций в объяснениях.
В качестве оказавших влияние на формирование русского космизма идей французская исследовательница указывает, наряду с различными органицистскими теориями, альтернативные дарвинизму номогене-тические концепции эволюции, мессианские представления Ф. М. Достоевского и В. С. Соловьева, концепции славянофилов, философию периода Серебряного века. Поскольку для русского космизма неприемлемо узкорационалистическое, инструментальное понимание науки в эпоху Просвещения и, напротив, созвучен синтез наук, искусств и религиозно-философских воззрений эпохи Возрождения, он не отторгает алхимические, магические и т. п. представления. Перечень имен философов, писателей и ученых, которые повлияли на русский космизм, в концепции М. Ларюэль большой, но противоречивый, относящийся к разным представлениям об этом течении отечественной мысли. Если под русским космизмом М. Ларюэль понимает богостроительство, биокосмизм и теории омоложения с помощью крови А. Богданова, т. е. максималистские идеи 1920-х гг., то славянофилы, В. С. Соловьев с Ф. М. Достоевским, органицисты в естествознании, сторонники телеологических концепций эволюции, влияния на них не оказали практически никакого. Влияние на «космизм» 1920-х гг. с его верой в беспредельные возможности техники и представлением о космосе как о машине из перечисленных М. Ларюэль источников оказало только «учение о воскрешении» Н. Ф. Федорова. Если же космизм - это «продукт Серебряного века и возрождения рус-
ской философии» [1, р. 22], то это несколько иной космизм. Однако Н. А. Бердяев и другие известные мыслители этого периода в чистом виде космистами не были, в противном случае в дореволюционной России существовала была особая школа «русского космизма». Третье представление об отечественном космизме у М. Ларюэль связано с учением Н. Ф. Федорова и его последователей. Французская исследовательница достаточно подробно анализирует как генезис идей Н. Ф. Федорова, так и политические представления этого самобытного мыслителя. Достоинством концепции М. Ларуэль является различение ею «русского космизма» и «федоровизма». Она называет Федорова великим провозвестником космизма, «отцом» же русского космизма - К. Э. Циолковского [1, р. 27]. В отличие от современных сторонников «учения о воскрешении» М. Ларюэль строго разделяет представления Н. Ф. Федорова и К. Э. Циолковского, не соглашается с утверждением о том, что космические устремления последнего были обусловлены общением с Н. Ф. Федоровым в Румянцев-ской библиотеке, что указывает на влияние на К. Э. Циолковского теософской и мистической литературы. Не соглашаясь с тем, что К. Э. Циолковский был «учеником» Н. Ф. Федорова, она справедливо относит к ученикам К. Э. Циолковского А. Л. Чижевского. В концепции М. Ларюэль рассмотрено перенаправление разноплановых размышлений о космосе на ракетостроение в советские годы, но совсем не исследуется генезис понятия «русский космизм» в конце 1960-х гг. и переосмысление идей космистов в период «перестройки». Космизм в постсоветской истории политизируется М. Ларюэль. В ее политологической концепции он наряду с евразийством и арктизмом предстает одним из трех географических метанарративов современной России - «завоевание космоса как новый способ продолжения территориальной экспансии, имеющей мессианский смысл» [1, р. 38-39].
Ценности Запада в трудах М. Ларюэль неизменно выступают научными и прогрессивными, однако они далеко не нейтральные и объективные. Насколько зачастую предвзяты, связаны с определенной политической парадигмой мышления оценки М. Ларюэль, убедительно показал В. А. Гу-торов на примере попыток французской исследовательницы протянуть «историческую нить от философии и публицистики Н. Я. Данилевского к „возрождению" „неко-
торых элементов нацизма" в постсоветской России» [14, с. 311]. М. Ларюэль упрекает русский космизм в тоталитаризме, поскольку, по ее мнению, превращение человека в сверхчеловека, с точки зрения космистов, должно произойти через авторитаризм просвещенного государства. В других же оккультных традициях, которые не носят тоталитарного характера, как достаточно тенденциозно утверждает французская исследовательница, идея насилия над человечеством во имя его пробуждения отсутствует [1, р. 31]. Можно согласиться с указанием М. Ларюэль на отдельных авторов, которые связывают идеи русского космизма со своими личными политическими воззрениями. К примеру, она упоминает статью А. А. Проханова «Космизм-Ленинизм», в которой главный редактор газеты «Завтра» утверждает, что смысл ленинизма «исходил из учений русских космистов», «этот смысл - в преодолении смерти, в преодолении энтропии, в победе над вторым законом термодинамики, в создании бессмертного райского человечества» [15]. Таких представлений труды В. И. Ленина не содержат. Русский космизм - это течение отечественной научной и философской мысли космопланетарное, но не оккультное и не узко национальное. Н. Н. Моисеев в годы «перестройки» связывал «новое мышление» с требованием «экологического императива» - человечеству в целом, а не какой-либо отдельной нации, с учетом стремительно увеличивающихся научно-технических возможностей изменить этот мир, где нужно не переходить «границы допустимого». Н. Н. Моисеев называл границу научно-технического вмешательства в природу, переход которой чреват катастрофой, «запретной чертой», приводил в качестве примера трагедию в Чернобыле, полагал, что растущие знания, растущие трудности и осознание опасности «неизбежно будут рождать ощущение общепланетарной общности» [16, с. 256]. Экологический императив, согласно концепции Н. Н. Моисеева, будет накладывать довольно жесткие ограничения на характер человеческой активности, что повлияет и на изменение существующих представлений о свободе личности. «Демократия нового типа» или «общепланетарная демократия» [16, с. 257] потребует повышения общей культуры и роли международных организаций. В эпоху ноосферы, по его мнению, центральную роль будут играть учителя. Н. Н. Моисеев систему «Учитель» понимал максимально широко - речь о го-
товности человечества учиться жить нравственно и передавать знания в изменяющихся на планете условиях. Первым принципом «нравственного императива», согласно концепции Н. Н. Моисеева, должно стать осознание общей ответственности каждого в общечеловеческой «семье», нашем «космическом корабле». Наряду с академиком Н. Н. Моисеевым, сходный термин «ноос-ферная демократия» использовали академик В. П. Казначеев [17, с. 179], А. К. Адамов [l8] и другие ученые, но не было национализма в их общепланетарных представлениях.
В работах М. Ларюэль представлено несколько дополняющих друг друга определений русского космизма. Это и «преимущественно максималистская идеология», и «виталистическая теория, косвенно вдохновленная бергсонианской мыслью» [1, р. 21], и «нетрадиционная духовная традиция» [1, р. 33], и др. Сильная сторона концепции французской исследовательницы в том, что ей удалось показать противоречивую полноту понимания науки в русском космизме: это и академически легитимная наука завоевания пространства, и наука, связанная с верой в способность изменять материальные реальности силой духа [10, р. 257]. Успехи советской космонавтики позволили русскому космизму не превратиться в вытесняемую из академического пространства эзотерику. Недостаточное внимание французская исследовательница уделила концепции ноосферы, которая была определяющей для русского космизма как в период выделения особого направления в отечественной научной и философской мысли с таким названием, так и в период «перестройки». Эволюция общественно-политических воззрений В. И. Вернадского от либеральных в дореволюционный период к предвидению касающегося всех людей на планете становления ноосферы, свидетельствует о том, насколько ошибочны попытки рассматривать русский космизм как один из источников национализма.
Список литературы
1. Laruelle M. Russian nazionalism. Imaginaries, doctrines and política! Battlefields. London; New York: Routledge. 2019. 247 p.
2. Laruelle M. The discipline of culturology. A new "ready-made thought" for Russia // Diogenes. 2004. Vol. 51, № 4. P. 21-36.
3. Горелов А. А. История мировой культуры: учеб. пособие. 5-е изд., стер. Москва: Флинта, 2016. 505 с.
4. Степин В. С. Теоретическое знание. Москва: Прогресс-Традиция, 2000. 744 с.
5. Гальцева Р. А. Вернадский, Владимир Иванович // Философская энциклопедия: в 5 т. Москва: Совет. энциклопедия, 1970. Т. 5. С. 624-625.
6. Клаузура ноосферы: тез. ста докл. на науч.-практ. конф. «Ноосфера - настоящее и будущее человечества»: в 2 ч. / отв. ред. И. И. Мочалов. Москва: Ноосфера, 1988. Ч. 1. 312 с.
7. Клаузура ноосферы: тез. ста докл. на науч.-практ. конф. «Ноосфера - настоящее и будущее человечества»: в 2 ч. / отв. ред. И. И. Мочалов. Москва: Ноосфера,
1988. Ч. 2. 230 с.
8. Русский космизм и ноосфера: тез. докл. Всесоюз. конф.: в 2 ч. / ред.-сост. О. Д. Куракина. Москва, 1989. Ч. 1. 232 с.
9. Русский космизм и ноосфера: тез. докл. Всесоюз. конф.: в 2 ч. / ред.-сост. О. Д. Куракина. Москва,
1989. Ч. 2. 232 с.
10. Laruelle M. Totalitarian utopia, the occult, and technological modernity in Russia: the intellectual experience of cosmism // The new age of Russia. Occult and esoteric dimensions / ed. B. Menzel, M. Hagemeister, B. G. Rosenthal, V. O. Sagner. München; Berlin, 2012.P. 238-258.
11. Fiske J. Outlines of cosmic philosophy: in 2 vols. Boston; New York: Houghton, Mifflin and Co. 1887. Vol. 1. XV, 465 p.
12. Клуге К. А. Ф., Велланский Д. М. Животный магнетизм, представленный в историческом, практическом и теоретическом содержании. Санкт-Петербург: тип. Имп. Воспит. дома, 1818. [4], VIII, 404 с.
13. Одоевский В. Ф. 4338-й год: Петербургские письма. Москва: Амрита-Русь, 2022. 128 с.
14. Гуторов В. А. Наследие Н. Я. Данилевского в свете современных fascists studies // Вестник Русской христианской гуманитарной академии. 2019. Т. 20, вып. 4. С. 307-312.
15. Проханов А. А. Космизм-Ленинизм // Завтра. 2010. 21 апр.
16. Моисеев Н. Н. Человек и ноосфера. Москва: Молодая гвардия, 1990. 351 с.
17. Казначеев В. П., Дмитриев А. Н., Мингазов И. Ф. Проблемы ноосферной футурологии. Новосибирск, 2005. 291 с.
18. Адамов А. К. Ноосферная демократия - система истинного народовластия. Саратов: Аквариус, 2003. 141 с.
References
1. Laruelle M. Russian nazionalism. Imaginaries, doctrines and political battlefields. London; New York: Routledge. 2019. 247.
2. Laruelle M. The Discipline of culturology. A new "ready-made thought" for Russia. Diogenes. 2004. 51 (4), 21-36.
3. Gorelov A. A. History of world culture: textbook. 5th ed., ster. Moscow: Flinta, 2016, 505 (in Russ.).
4. Stepin V. S. Theoretical knowledge. Moscow:
Progress-Tradition, 2000. 744 (in Russ.).
5. Galtseva R. A. Vernadsky, Vladimir Ivanovich. Philosophical encyclopedia: in 5 vols. Moscow: Sovet. Encyclopedia, 1970. 5, 624-625 (in Russ.).
6. Mochalov I. I. (rep. ed.). Clause of the noosphere: abstr. one hundred reports for sci. and practical studies conf. "Noosphere - the present and future of humanity": in 2 p. Moscow: Noosphere, 1988. 1, 312 (in Russ.).
7. Mochalov I. I. (rep. ed.). Clause of the noosphere: abstr. one hundred reports for sci. and practical studies conf. "Noosphere - the present and future of humanity": in 2 p. Moscow: Noosphere, 1988. 2, 230 (in Russ.).
8. Kurakin O. D. (ed.-comp.). Russian cosmism and noosphere: abstr. report All-Union conf.: 2 p. Moscow, 1989. 1, 232 (in Russ.).
9. Kurakin O. D. (ed.-comp.). Russian cosmism and noosphere: abstr. report All-Union conf.: 2 p. Moscow, 1989. 2, 232 (in Russ.).
10. Laruelle M. Totalitarian utopia, the occult, and technological modernity in Russia: the intellectual experience of cosmism. The new age of Russia. Occult and esoteric dimensions / ed. B. Menzel, M. Hagemeister, B. G. Rosenthal, V. O. Sagner. München; Berlin, 2012. 238-258.
11. Fiske J. Outlines of cosmic philosophy: in 2 vols. Boston; New York: Houghton, Mifflin and Co. 1887. 1, XV, 465.
12. Kluge K. A. F., Vellansky D. M. Animal magnetism presented in historical, practical and theoretical content. Saint-Petersburg: typ. Imp. Educate at home, 1818. [4], VIII, 404 (in Russ.).
13. Odoevsky V. F. 4338th year: Petersburg letters. Moscow: Amrita-Rus', 2022. 128 (in Russ.).
14. Gutorov V. A. The legacy of N. Ya. Danilevsky in the light of modern fascists studies. Bulletin of the Russian Christian Humanitarian Academy. 2019. 20 (4), 307-312 (in Russ.).
15. Prokhanov A. A. Cosmism-Leninism. Tomorrow. 2010. Apr. 21 (in Russ.).
16. Moiseev N. N. Man and the noosphere. Moscow: Young Guard, 1990. 351 (in Russ.).
17. Kaznacheev V. P., Dmitriev A. N., Mingazov I. F. Problems of noospheric futurology. Novosibirsk, 2005. 291 (in Russ.).
18. Adamov A. K. Noosphere democracy - a system of true democracy. Saratov: Aquarius, 2003. 141 (in Russ.).
