CC BY
60
ФИЛОЛОГИЧЕСКИЕ НАУКИ
DOI 10.23859/1994-0637-2018-1-83-8 УДК 82-192
Гавриков Виталий Александрович
Доктор филологических наук, профессор,
Брянский филиал Российской академии
народного хозяйства и государственной
службы при Президенте Российской
Федерации
(Брянск, Россия)
E-mail: yarosvettt@mail.ru
КОНЦЕПЦИЯ «НОВОГО ВИДЕНИЯ» И КОНЦЕПЦИЯ «ЗЕРНА-СОЗРЕВАНИЯ» В ПОЭТИЧЕСКОМ МИРЕ АЛЕКСАНДРА БАШЛАЧЕВА
Аннотация. Творчество Александра Башлачева отличается сугубым вниманием к внутренней форме слов, что связывает его метод с художественным почерком Пастернака, позднего Мандельштама, Хлебникова. В статье рассматриваются две взаимосвязанные концептуально-мотивные сферы, которые можно назвать «концепция особого видения» и «концепция зерна-созревания». Для того, чтобы увидеть в словах их сакральное древнее единство (пробиться к мистическому первоязыку), поэт широко использует игру с паронимами, омонимами, омографами, ложную этимологизацию.
Ключевые слова: Александр Башлачев, концепция «зерна-созревания», концепция «нового видения», паронимы, омонимы, ложная этимология
© Гавриков В. А., 2018
Gavrikov Vitaliy Aleksandrovich
Doctor of Philology Sciences, Professor, Bryansk branch of The Russian Presidential Academy of National Economy and Public Administration under the President of the Russian Federation (Bryansk, Russia) E-mail: yarosvettt@mail.ru
THE CONCEPT "NEW VISION" AND THE CONCEPT "GRAIN-MATURATION" IN THE POETIC WORLD OF ALEXANDER BASHLACHEV
Abstract. It is generally agreed that Alexander Bashlachev is the best poet of Russian rock. His works are characterized by a particular attention to the inner word form, and it associates his method with the artistic style of Pasternak, the late Mandelstam, and Khlebnikov. The article deals with two interrelated concept-motif spheres that can be named as "New Vision Concept " and "Grain-Maturation Concept ". In order to see the sacred ancient unity in the words (to get to the mystical proto-language), the poet plays on paronyms, homonyms, homographs, and false etymologization. This method allows Bashlachev to build a complex structure of lexical interactions, formed on commonality or similarity of both a sound (first and foremost, of the roots), and semantics.
Keywords: Alexander Bashlachev, "New Vision Concept", "Grain-Maturation Concept", paronyms, homonyms, false etymologization
Введение
Сегодня ему бы еще не было и шестидесяти, поэтому трудно сказать, насколько его творчество будет востребовано в большом времени. Но ясно одно - в русскоязычной песенной поэзии этот человек является одной из ключевых фигур. Более того, если нашу поэтическую песенность разделить на два больших течения - авторская песня («бардовская») и рок-поэзия - то безусловным поэтическим лидером второй будет именно Александр Башлачев. Его творчество оказало сильнейшее влияние
на таких звезд рок-н-ролла, как Шевчук, Гребенщиков, Дягилева, Летов, Кинчев, Цой... Удивительно единодушие представителей рок-искусства в оценке Башлачева: в один голос они называют его лучшим, талантливейшим и т.п. Но и «внешние» считают песни поэта самобытным явлением русской словесности. Так, поэзию Башлачева высоко оценили «старшие» классики, такие как Окуджава и Евтушенко. А.В. Чернов отмечает, что Башлачев с поражающей легкостью вошел в академическое изучение, даже удостоился школьной «рефлексии»: «Одним из самых удивительных, с моей точки зрения, явлений, связанных с поэзией Башлачева, было ее стремительное и практически бесспорное принятие сразу же после первых публикаций. Я имею в виду принятие текстов Башлачева именно как поэзии» [4, с. 3].
В феврале 2018 года исполняется тридцать лет со дня таинственной гибели поэта, которая может быть «прочитана» и как самоубийство, и как трагическая случайность. За эти три десятилетия о творчестве Башлачева написаны сотни статей, в том числе и более 100 научных, несколько монографий, защищено как минимум четыре исключительно «башлачевских» диссертации (первую из которых в 2007 году посчастливилось защитить автору этой статьи), тогда как практически в каждой обзорной диссертации о поэзии русского рока без Башлачева дело не обходится. Я уже не говорю о всяческих фестивалях памяти поэта, выставках, музее, памятных досках и «назревающих» памятниках в Санкт-Петербурге и Череповце...
О художественном методе Башлачева написано уже немало. Среди ученых, внесших заметный вклад в «башлачеведение» (или «башлачевистику»?), можно назвать С.В. Свиридова, С.С. Шаулова, А.Н. Ярко, Ю.В. Доманского, Д.И. Иванова, А.С. Иванова. Неоднократно говорилось об особом чувстве слова у поэта, его впечатляющих экспериментах с языковым материалом, например, вот что отмечает С.С. Шаулов: «Башлачев, может быть, довел до предела способность русского языка к звуковой игре, его тексты обладают сложным и очень упорядоченным фонетическим рисунком, который еще ждет своего истолкования» [5, с. 85].
С.В. Свиридов называет метод Башлачева «иррациональным потебнианством», указывая, что «в отличие от рационального и научно основательного Потебни, Баш-лачев часто опирается на ложную этимологию, домысливая словам такие диахронические "связи", которые зиждутся порой на едва заметной паронимии» [3, с. 60]. Для чего же поэт это делает? Это лишь игра в слова или что-то большее? «Башлачев пересматривает отношения внутри языкового знака, стремится изменить онтологический статус слова, проникнуть через толщу знака к денотату и приникнуть к самой сущности» [3, с. 59]. И сущность эта интенционально мистична, ведь Бог, как сказано в Евангелии от Иоанна, есть Слово.
Мне хочется вернуться к вопросу о творческой манере Башлачева и на примере двух взаимосвязанных концептуально-мотивных сфер показать, насколько виртуозен Башлачев в своих филологических прозрениях, насколько он глубоко был погружен в стихию словесных смыслов. Трудно подобрать терминологически корректное обозначение этих сфер, в которых сошлись изощренная поэтическая фоника и переливы смыслов, зиждущиеся на омонимии и полисемии, паронимические аттракции и ложная этимологизация, мотивно-сюжетная структура и образный строй. Рискну назвать их так: «концепция особого видения» и «концепция зерна-созревания». Эти две «концепции» сходятся на одном слове, но прежде чем его назвать, я рассмотрю особенности этих двух концептуально-мотивных сфер.
Основная часть
Видение. Особая богоданная способность видеть и замечать истинную суть вещей, по Башлачеву, это с одной стороны, прерогатива поэта-пророка («Когда в том,
что есть, видишь что почем», «Вечный пост»); с другой, свойство, которое обретается в смерти и во время окончания этого мира - то есть во время Апокалипсиса. Эти два смысла соединены в цитате из песни «На жизнь поэтов»: «Поэты идут до конца. И не смейте кричать им: "Не надо!" // Ведь Бог... Он не врет, разбивая свои зеркала». То есть поэт не только видит божию правду, но и отражает ее...
Приведем еще цитату, касающуюся уже загробного бытия: «Часовой всех времен улыбнется: "Смотри!" // И подымет мне веки горячим штыком» («Посошок»). Этот фрагмент относится одновременно и к смерти, скажем так, отдельного человека, и к Апокалипсису. Первый аспект явлен в тексте эксплицитно: смерть лирического субъекта - главная тема произведения.
Что же касается Конца света, то этот аспект требует пояснения. Часовой всех времен - явно персонаж, связанный, в том числе, и с окончанием этих временем (раз уж он «отвечает» за все). А значит, в его ведении и Апокалиптическое время, которое у поэта названо Временем Сбора Камней.
«Смотрение» по Башлачеву связано с «говорением», точнее - с песенным даром. Только тогда можно увидеть истинную суть вещей, когда ты находишься в состоянии вдохновения (то есть, по-библейски, «в Духе»): «Завяжи мой влас песней на ветру! // Положи ей властью на имена! // И я пойду смотреть, как твою сестру // Кроют сваты в темную, в три бревна» (в списках Башлачева именно раздельно - «в темную»). Башлачевские поздние песни нельзя сводить к «одномерным» интерпретациям. Держа это в уме, я все же рискну «пересказать» данное четверостишие. Суть его в том, что после обретения поэтического (песенного) дара («завяжи мой влас песней») лирический субъект уже может идти смотреть на что-то сакральное, мистическое.
Несмотря на то, что в авторизованной распечатке весны 1986 года местоимение написано со строчной буквы («твою сестру»), речь однозначно идет об обращении к Богу (таков контекст всей песни). Лирический субъект просит дать ему особый дар слова-ввдения, после чего он уже сможет погрузиться в сакральную стихию русских смыслов: «твоя сестра», то есть сестра божия, это в первую очередь - Россия.
Иногда о своем особом видении лирический субъект Башлачева говорит как о состоявшемся факте («В чистом поле - дожди.»): «В чистом поле - дожди косые. // Да мне не нужно ни щита, ни копья. // Я увидел тебя, Россия. // А теперь посмотри, где я». Есть все основания полагать, что речь здесь идет главным образом не о том, что лирический субъект прошел с котомкой по всем просторам Отечества (хотя и не без этого), но о мистическом приобщении к сокровенным тайнам России. Он увидел ее духовными очами, проник в потаенную стихию русских смыслов. Обратим, кстати, внимание и на то, что новое зрение опять связывается с образом родной страны.
Еще цитата, где сплавлены видение и понимание: «Увидимся утром, тогда ты поймешь все сама» («Когда мы вдвоем»). В поэзии Башлачева данное время суток -это знак Апокалипсиса, в сюжетных песнях певца смерть, окончание или эсхатологическое обновление мира происходят именно утром. То есть «пересказать» смысл фразы можно так: наступит конец света, падут покровы и люди, события и т.д. явят свое истинное значение - и «будут по себе нас судить зеркала» («Имя Имен»), а ведь, как выше сказано, зеркала божии суть поэты. Церковь, кстати, называет смерть человека личным Апокалипсисом, так как после ухода в мир иной совершается первый, частный суд над душой. И лишь в конце времен будет общий Суд.
Ну и последнее: адресат высказывания в песне «Когда мы вдвоем» - женского рода («поймешь все сама»). Понятно, что это не обязательно Россия, и все же такой ход мысли выглядит вполне логичным. Таким образом, именно Россия, «русский
дух» - проводник к мистическим тайнам, которых взыскует лирический герой Баш-лачева.
Созревание. Теперь рассмотрим второй важный для нас пучок смыслов, связанный с такой метафорой, как «человек - колос». Очевидно, этот образ заимствован Башлачевым из Евангелия, из притчи о сеятеле. Да и вообще Христос часто сравнивает добрых и благочестивых людей (и Себя тоже) с пшеницей и зерном, а злые люди - плевелы или пустая солома.
В этой связи в поэтической системе Башлачева обретение особого мистического (поэтического) видения может быть соотнесено с созреванием колоса. При этом выше речь шла не о самостоятельном обретении нового зрения, но о просьбе к Богу о даровании этого таланта. Человек-колос также «посеян» не сам, а кем-то, об этом поется в песне «Как ветра осенние»: «Как ветра осенние жали - не жалели рожь, // Ведь тебя посеяли, чтоб ты пригодился...».
В песне «Сядем рядом» также интерпретируется библейский образ зерен - соломы: «Нить, как волос, // Жить, как колос, // Размолотит колос в дух и прах один цепной удар.». Правда, здесь речь идет не о плохих и хороших людях, а о двух составляющих человека: прах и дух (дух в контексте равен душе). Эта антитеза «зашита» в удивительный звуковой образ: сочетание «размолотить в дух и прах» явно соотносится с устойчивым выражением «разбить в пух и прах». Заменив лишь одну букву, Башлачев производит своеобразную смысловую детонацию.
Отметим и образ нити-волоса, который можно сопоставить с рассмотренным выше образом завязанного волоса («завяжи мой влас песней на ветру»). Волос, нить - это слова, которые в поэтической системе Башлачева являются, условно говоря, «заменителями» струны. То есть образуют единый ассоциативно-метафорический ряд: «Я иду на звон струны из твоей косы» («Пляши в огне»). Есть еще примечательная цитата («Когда мы вместе»): «Намотай на ус, // Намотай на ус на волос, // Зазвени не в бусы - в голос, // Нить - не жила, не кишка, // да не рвется, хоть тонка». Здесь очевидна связь все тех же волоса, нити, струны и друг с другом, и со стихией творчества. Все эти «линеарные сущности» - своеобразные носители информации («намотай на ус»), причем творческой информации. В песне «Пляши в огне» Башла-чев особым образом «инвертирует» известный фразеологизм, наделяя его совершенно иным смыслом: «С ниточки по миру отдам, значит сберегу». Нить (струна) как носитель информации очень, скажем так, вместительна (вбирает в себя целый мир).
О связи зерна и творчества говорит и сам Башлачев в интервью: «Я хотел бы найти свою борозду, бросить туда зерно своего представления о тех или иных вещах, происходящих вокруг меня. И чтоб зерно дало росток... Если я брошу свое зерно, и оно даст всходы, и будет не одно зерно, а - сколько там в колосе зерен, десять, или тридцать, или пятьдесят, - я считаю, что прожил не зря» [2, с. 565]. Колос, который внешне похож на гитару и на нить, встраивается в образные цепочки, связанные с творчеством. Так, нить-струна-волос-ус сопрягаются с зерном в песне «Сядем рядом»: «Строгим ладом, тише, тише, // Мы переберем все струны да по зернышку». Здесь комментарии излишни.
Наконец, укажу, что два рассмотренных концептуальных пучка - созревание и новое видение - соединены целым рядом окольных соответствий. Например: стихи, по Башлачеву, это и посох и костыли: «А мне, похоже, опять до рассвета по снегам ковылять, // С костылями стихов - такое ремесло» («Зимняя сказка»), «Подари мне посох на верный путь! // И я пойду смотреть.» («Вечный пост»). Обратим внимание, что поэт «со стихами ковыляет» до рассвета, который тоже может быть рассмотрен в контексте иного видения. Таким образом, «транзитом» через стихи-костыли-посох (а посох и стило здесь, видимо, одно и то же) зерно-творчество-стихи
сопрягаются с видением. Подобных окольных связей можно найти больше, но я хочу остановиться на прямом их соотнесении.
Узловое слово. В песне «Вечный пост» есть цитата: «Я узрел не зря». Она содержит два смысловых пласта. С одной стороны, лексема «узрел» имеет значение «увидел». С другой, «узрел» - производное от корня «зреть» со значением суффикса «со», то есть «созрел». Таким образом, для Башлачева увидеть высшую истину (прозреть) то же, что и созреть, «живя как колос». А созреть - значит дождаться жатвы, под которой и в Библии, и у Башлачева понимается Конец света.
Как, к тому же, трактовать фразу: «Я узрел (,) не зря»? Увидел недаром? Или увидел, не видя? Или созрел, не видя? Или созрел недаром? На версию «узрел - созрел» работает и контекст строки: «Я узрел (,) не зря. Я боль яблока». Яблоко здесь может быть соотнесено и с глазным яблоком. Но и в не меньшей степени лексема «яблоко», сочетаясь с глаголом «зреть», работает на «созревание».
В той же песне есть важная в этом контексте фраза: «Сердце, летящее с яблони». Сердце и яблоко (яблоневый листок?) кажутся связанными чисто визуально. Можно смело предположить, что яблоко-сердце падает, так как оно созрело, то есть «узрело». Соответственно, «я боль яблока» равно «я боль сердца», а ведет меня к боли - и мое новое зрение («я узрел»), и зрелость («я узрел»). Как тут не вспомнить боль сестры-России, которую «кроют сваты в темную, в три бревна» и которую также нужно увидеть особым зрением («пойду смотреть.»).
Из «яблока» к тому же вычленяются два этимологически обособленных образования: «ябл-», то есть, если представить с редуцированным, - «ябъл» (то же самое, что и «я боль»), а также «-ока» от «око» («я боль ока»). А «око» семантически соотносится с «узрел» (увидел) и «не зря» (не видя), а также с глазным яблоком, о чем уже сказано.
К слову, наполнено яблоко-сердце не соком, а кровью, что Башлачев запечатлел запоминающейся формулой «не в квас, а в кровь» (очевидны переклички с фразеологизмом «не в глаз, а в бровь»): «.Отнесу ей сердце, летящее с яблони. // Пусть возьмет на зуб, да не в квас, а в кровь. // Коротки причастия на Руси» (та же песня). Примечательна и строка о причастии. Возможно, и здесь поэт стремится к полисемии: «причастие» - это и церковное причастие, и часть речи. В первом случае образ встраивается в евангельский контекст, в котором смыкаются вкушение тела-хлеба (самая показательная в этом контексте песня Башлачева «Тесто») и сердца-яблока. В сочетании с фразой «не в квас, а в кровь» евхаристическая картина обретает полноту.
В этом образе вкушения сердца-яблока есть удивительное совпадение с тем, что произошло в VIII веке в городе Ланчано (Италия). Священник, сомневавшийся в истинности таинства причастия, молился, чтобы его сомнения были рассеяны. И вот во время одной из литургий в момент освящения хлеб превратился в плоть, а вино - в кровь. Церковь сохранила эти святыни, причем они не подверглись тлению в течение более чем тысячелетия. Современные исследования показали, что таинственная плоть - это часть человеческого сердца. Трудно сказать, знал ли Башлачев о ланчан-ском чуде, скорее не знал, но на фоне этого события весь образный ряд из песни «Вечный пост» (да и других башлачевских композиций) представляется удивительно гармонизированным.
И более того, вкушение от яблока есть прозрачная отсылка к первому греху, который совершили Адам и Ева, искушенные змеем в райском саду. Церковь нередко именует Христа Новым Адамом, а, значит, второе евхаристическое вкушение от плоти-яблока происходит как будто для того, чтобы загладить вину первого греховного вкушения от яблока познания добра и зла? И в этом таинстве Христос как бы
мистически сопрягается с лирическим субъектом - поэтом, который есть не само яблоко, а лишь боль яблока. Как тут не вспомнить слова из башлачевской песни «На жизнь поэтов»: «Не жалко распять, для того, чтоб вернуться к Пилату. // Поэта не взять все одно - ни тюрьмой, ни сумой» (вероятно, формулу «Христос - поэт» Башлачев заимствовал из песни Высоцкого «О фатальных датах и цифрах»).
Выводы
Башлачев, безусловно, один из самых тонко чувствующих слово поэтов, с которым в этом могут сравниться, на мой взгляд, лишь Хлебников, поздний Мандельштам и Пастернак. Собственно, певец и сам говорит о своем пристрастии к внутренней форме слова: «Я на уровне синтаксиса как-то уже перестал мыслить, я мыслю (если это можно так назвать) на уровне морфологии: корней, суффиксов, приставок. Все происходит из корня» [1, с. 599]. Башлачев называет корень слова - сакральным, эдаким глубинным смысловым движителем речи: «Это только кажется, что существует контекст слов, на самом деле речь идет о контексте корней» [1, с. 600].
Важно и то, что Башлачев идет дальше своих предшественников. Он виртуозно работает с идиомами, переосмысляя их, проводя деконструкцию и смешение. Такое внимание к фразеологии стало фирменным знаком его поэзии. Не менее важным оказывается и аспект, который остался за рамками настоящей статьи - эксперименты Башлачева со звучащим словом, в первую очередь - с омофонами, которые встраиваются в смысловые и фонетические цепочки традиционных (письменных) парони-мических аттракций. В этом аспекте поэт кажется поистине непревзойденным мастером. Но это - темы для отдельного разговора.
Литература
1. Башлачев А. Интервью Андрею Бурлаке // Наумов Л. Александр Башлачев: человек поющий. М., 2017. С. 596-602.
2. Башлачев А. Интервью Борису Юхананову и Алексею Шипенко // Наумов Л. Александр Башлачев: человек поющий. М., 2017. С. 556-583.
3. Свиридов С.В. Магия языка. Поэзия А. Башлачева. 1986 г. // Русская рок-поэзия. Текст и контекст. Вып. 4. Тверь, 2000. С. 57-69.
4. Чернов А.В. Проблема традиционности в поэзии А. Башлачева // Рок-поэзия как социокультурный феномен: Сборник научных статей. Череповец, 2000. С. 3-5.
5. Шаулов С.С. Вечный пост Александра Башлачева: опыт истолкования поэтического мифа // Русская рок-поэзия: текст и контекст. Вып. 4. Тверь, 2000. С. 70-85.
References
1. Bashlachev A. Interv'iu Andreiu Burlake [Interview to Andrei Burlaka]. Naumov L. Aleksandr Bashlachev: chelovekpoiushchii [Alexander Bashlachev: a man singing]. Moscow, 2017, pp. 596602.
2. Bashlachev A. Interv'iu Borisu Iukhananovu i Alekseiu Shipenko [Interview Boris Yukhana-nov and Alexei Shipenko]. Naumov L. Aleksandr Bashlachev: chelovek poiushchii [Alexander Bashlachev: a man singing]. Moscow, 2017, pp. 556-583.
3. Sviridov S.V. Magiia iazyka. Poeziia A. Bashlacheva. 1986 g. [The magic of language. A. Bashlachev's poetry. 1986]. Russkaia rok-poeziia: tekst i kontekst [Russian rock poetry. Text and context]. Tver, 2000, no. 4, pp. 57-69.
4. Chernov A.V. Problema traditsionnosti v poezii A. Bashlacheva [The Problem of Tradition in A. Bashlachev's Poetry]. Rok-poeziia kak sotsiokul'turnyi fenomen [Rock Poetry as a Socio-Cultural Phenomenon]. Cherepovets, 2000, pp. 3-5.
5. Shaulov S.S. Vechnyi post Aleksandra Bashlacheva: opyt istolkovaniia poeticheskogo mifa [Eternal post of Alexander Bashlachev: experience of interpretation of poetic myth]. Russkaia rok-poeziia: tekst i kontekst [Russian rock poetry. Text and context]. Tver, 2000, no. 4, pp. 70-85.
Для цитирования: Гавриков В.А. Концепция «Нового видения» и концепция «зерна-созревания» в поэтическом мире Александра Башлачева // Вестник Череповецкого государственного университета. 2018. №2 (83). С. 63-69. DOI 10.23859/1994-0637-2018-1-83-8
For citation: Gavrikov V.A. The concept "New vision" and the concept "grain-maturation" in the poetic world of Alexander Bashlachev. Bulletin of the Cherepovets State University, 2018, no. 2 (83), pp. 63-69. DOI 10.23859/1994-0637-2018-1-83-8
