CC BY
44
УДК 8И.Ш.1'27
Е. В. Милосердова
Концепция Н. А. Булах об отрицании в немецком языке и актуальные проблемы современной прагмалингвистики
В статье рассматриваются проблемы современной прагмалингвистики, связанные, в частности, с такой универсальной языковой категорией, как отрицание. Подчеркивается значение классической работы Н. А. Булах по исследованию отрицания в немецком языке. Особое внимание уделено новым тенденциям в современной коммуникации к использованию имплицитного и косвенного отрицания.
Ключевые слова: отрицание, прагматика, речевой акт, имплицитность, косвенность, политкорректность. E. V. Miloserdova
N. A. Bulakh's conception of negation in the German language and topical problems of modern pragmalinguistics
The article considers some problems of modern pragmalinguistics connected with such universal category as negation. N. A. Bulakh's classical work on analyzing negation in the German language is of great importance. Special attention is paid in the article to new tendencies in modern communication to use implicit and indirect negation.
Key words: negation, pragmatics, speech act, implicitness, indirectness, political correctness.
Современная лингвистика активно разрабатывает вопросы, связанные с новыми требованиями, которые ставит перед ней бурно изменяющийся мир, в первую очередь, социум, фундаментальные проблемы в котором все очевиднее оказываются завязаными на языке, речевом общении тех, кто составляет этот социум и решает сегодня его судьбы. Все это вызвало потребность в переосмыслении многих подходов к изучению языка и появление новых методологий его анализа. К сожалению, при этом нередко можно заметить, что в работах, выполненных в русле очередного актуального направления, наблюдается эдакое снисходительно-пренебрежительное отношение к тем фундаментальным исследованиям, которые относятся к традиционной лингвистике.
Молодые авторы лихо берутся критиковать работы той плеяды, в частности, отечественных лингвистов, которые долгие годы составляли и составляют гордость нашей науки. Читая статьи подобных «критиков», убеждаешься в том, насколько поверхностно они воспринимают критикуемые ими исследования, ставшие за долгие годы тем, что называется классическим достоянием в науке. А классические сочинения, как известно, независимо от того, являются ли они художественными или научными, характеризуются тем, что каждое новое поколение при внима-
тельном их изучении может найти в них отклик на свои собственные актуальные проблемы. Не случайно уже столетиями на самых разных сценах появляются все новые и новые трактовки «Гамлета», «Короля Лира», «Трех сестер», «Вишневого сада» и других великих произведений, глубина которых кажется поистине неисчерпаемой.
Не является исключением и научная сфера. Если проследить за развитием лингвистики хотя бы за последние 100 лет, то нетрудно увидеть, как в ней одни модные методы сменяли другие. Ни в коей мере не желая умалить заслуги таких направлений в лингвистике, как структурализм, бихейвиоризм, генеративизм, первая и вторая когнитивные революции и т. п., подчеркнем, что на определенном этапе полезно бывает обратиться к тем научным работам, которые в период упоения новыми методами были, что называется, «сброшены с корабля современности», к работам, которые некоторыми молодыми исследователями воспринимаются как архаичные и даже устаревшие.
Смена научных парадигм, иногда воспринимаемая как своеобразный прогресс в той или иной отрасли знаний, часто бывает лишь сменой ценностных ориентиров, принятых в определенный период времени. Не случайно
© Милосердова Е. В., 2016
Ю. С. Степанов еще в 1985 г. писал: «Все 'парадигмы' односторонни, и когда одна сменяет другую, то, хотя весь процесс приближает нас к познанию объективной реальности, все же в известной мере одна односторонность сменяется другой» [12, с. 5].
Парадокс состоит в том, что внимательное изучение работ, которые относятся, в частности, к традиционной грамматике, позволяет убедиться, насколько они многогранны и глубоки, убедиться, что в них содержатся многие идеи, предваряющие последующие научные открытия. К таким исследованиям, вне всякого сомнения, относятся труды Н. Кузанского, И. А. Бодуэна де Куртенэ, А. М. Пешковского, И. И. Мещанинова, В. В. Виноградова, А. А. Потебни и других российских филологов. В немецкой отечественной лингвистике такими классическими работами являются исследования В. М. Жирмунского, М. М. Гухман, В. Г. Адмони. В этом же ряду находятся и работы Н. А. Булах, выполненные еще в середине XX в.
Фундаментальное исследование Н. А. Булах посвящено языковой категории отрицания [3]. Отрицание относится к числу тех понятий, которые только на первый взгляд кажутся ясными и очевидными. О нем можно сказать словами Блаженного Августина: «Если меня не спрашивают, я знаю, что это; но если спрашивают -не знаю». И хотя философ имел в виду такой феномен, как время, категория отрицания оказывается не менее загадочной и нелегко эксплицируемой. На это указывает и Н. А. Булах: «Грамматическая категория отрицания относится к таким лингвистическим категориям, которые в практике языка представляются хорошо известными и всем понятными категориями, но, тем не менее, нелегко поддаются точной дефиниции» [3, с. 4]. Не удивительно поэтому, что к изучению отрицания обращались и обращаются философы и логики, социологи, психологи и, конечно, лингвисты.
Исторический охват исследуемого Н. А. Булах материала поражает: это немецкие литературные тексты с XIV до XX в. Столь огромный массив материала заставил автора исключить из анализа некоторые вопросы, имеющие отношение к теме, чтобы сосредоточиться на главном - на анализе развития мононегативности в немецком языке. Тем не менее, даже при указанных ограничениях в работе Н. А. Булах, как это свойственно классическим исследованиям, заложены предпосылки для тех современных
направлений в изучении языка, которые являются особенно актуальными в рамках прагмалинг-вистики, так как демонстрируют те глубокие связи, которые существуют между структурой языка и средой его функционирования.
Не в последнюю очередь это связано с особенностями отрицания как категории, с тем, что в ней отражаются взаимосвязи языка и мышления, языка и объективной действительности, она обнаруживает непосредственную глубокую связь с человеком, с субъектом речи, поскольку именно он постулирует ее в процессе коммуникации. Именно говорящий актуализирует в отрицании свою определенную реакцию на явления окружающей действительности, на меняющиеся обстоятельства, на собеседника и т. д.
Свойство, которое делает отрицание столь интересным для лингвистов, состоит в том, что концепт «отрицание» не содержит информацию об окружающем мире. И. Н. Бродский указывал, что «реальность не содержит в себе ничего отрицательного, она положительна в том смысле, что все вещи являются тем, чем они являются» [2, с. 51]. Многие авторы подчеркивают коммуникативную природу отрицания, его ориентацию на коммуникативную деятельность человека. Это объясняет большое количество работ, посвященных анализу того, что можно назвать отрицательными смыслами: отказ, порицание, недоверие, неодобрение, несогласие, осуждение, уклонение от ответа и т. п. Необходимость подобных исследований вызвана, с одной стороны, чисто лингвистическими проблемами языка как сложнейшего антропоцентрического феномена, но с другой - вопросами, входящими в сферу психологии и социологии, но становящимися сегодня все более актуальными, в частности, в связи с мерой воздействия человека на используемый им язык и с влиянием естественного языка на поведение и мышление человека, особенно в плане формирования его картины мира.
Указанные проблемы стали особенно острыми в конце XX - начале XXI в. Ученые самых разных областей знания (философы, социологи, экологи, психологи, филологи и др.) выражают все большую озабоченность по поводу тех процессов, которые происходят в современном мире. Многие из них утверждают, что тот финансовый кризис, о котором, начиная со второй половины 2008 г., до сих пор твердят средства массовой информации, представляется ничтожным в сравнении с тем духовным кризисом, который переживает сегодня человечество в целом.
Не в последнюю очередь это связано с так называемыми «общечеловеческими ценностями», на которые делался и делается упор в политике западных государств и которые в конечном итоге вылились в насильственное насаждение стереотипов, норм поведения одних (в частности, западных) культур в других культурах, в политику игнорирования национальных традиций и опыта, ментальных и культурных особенностей других народов. Как пишет С. П. Курдюмов: «Путь, вымощенный «общечеловеческими ценностями», «идеологией открытого общества» и прочими благими намерениями, поразительно быстро привел многих в ад» [5, с. 12]. В. В. Колесов характеризует данную проблему в аспекте противостояния понятий «культура», неотъемлемой частью которой является язык, и «цивилизация». Он пишет: «...обозначилась явная тенденция подавить национальную культуру другой цивилизацией. Слишком хрупка культура под напором агрессивной техногенной цивилизации, и защищать ее сложно. Силы неравные: тонкая материя родного языка - и вся мощь современной техники» [4, с. 169].
Все чаще исследователи напрямую увязывают состояние языка с состоянием общества, подчеркивая при этом необходимость бережного отношения к той великой ценности, какой предстает национальный язык для любого народа. Сложность проблем, встающих перед современным мировым сообществом, как никогда ранее, убеждает в важности умения договариваться друг с другом, умения и желания понять собеседника. Этим объясняется столь пристальное внимание к тем проблемам, которые в конце концов привели к формированию антропоцентрической научной парадигмы. Данное направление с полным основанием можно считать последователем классического отечественного языкознания, в котором на всем протяжении его формирования и развития неизменно ощущался интерес к языку не только как к объекту, отвлеченному от человека, как феномену «чистого знания», знания, по Ф. де Соссюру, «в самом себе и для себя», а в которых язык предстает не просто как сфера общественного познания, чаще всего предполагающего производство знания, но и как сфера постижения другого, то есть понимания.
Известно, что знание может быть отвлечено от субъекта, результаты получения знаний хранятся вне человека (в библиотеках, на электронных носителях и т. д.), тогда как понимание всегда связано с конкретным субъектом, оно субъ-
ективно уже по своей природе, всегда вписывается в конкретный личностный и культурно-исторический контекст. Убедительнее всего это можно проиллюстрировать на примере интерпретаций, то есть понимания художественных произведений в разные исторические эпохи, но в не меньшей степени это касается и разного толкования фраз собеседника в обычном диалоге [7]. Такое понимание языка предполагает его исследование не просто как функции, а как инструмента для взаимодействия человека со средой функционирования, что неизбежно потребовало учета гораздо большего количества факторов, оказывающих влияние на ту самую языковую систему, которая используется конкретными людьми.
Сегодня даже для простого наблюдателя очевидно, что одной из самых заметных черт современного мира является его, без всякого преувеличения, стремительное изменение. Это изменение касается самых разных областей и сфер, в том числе и языка. Причем это уже не традиционные представления об изменениях в языковой системе, связанные с появлением многочисленных новых слов, с активным заимствованием терминов, понятий из других языков. Гораздо более интересными представляются те изменения, которые связаны с тем, что Ю. М. Малинович называет «семантикой личностной пристрастности, на которой зиждется вся прагматика языка» [6, с. 14], то есть с субъективностью языка как с его неотъемлемой чертой. Подобные изменения затрагивают ту сферу функционирования языка, которая касается форм взаимодействия человека с человеком, и определяются факторами, самым непосредственным образом фиксирующими специфику самого человека как субъекта той интерактивной деятельности, которая и составляет самую суть коммуникации.
Антропоцентрическая лингвистика и, в частности, прагмалингвистика с ее вниманием к человеческому фактору позволяет выявить теснейшую связь языкового и ментального, языка и культуры, языка и национального характера, потому что, говоря словами Э. Бенвениста, «то, что можно сказать, ограничивает и организует то, что можно мыслить» [1, с. 111]. Перефразируя знаменитый афоризм Декарта «Я мыслю, следовательно, я существую», можно утверждать: «Как я мыслю, так я, следовательно, и существую».
Прагмалингвистические исследования предполагают учет не только всей совокупности отношений, в которые с человеком вступает языковой знак, но и анализ того коммуникативного контекста, в рамках которого происходит общение. Возникающее при таком условии разнообразие факторов, влияющих на процесс коммуникации, на выбор говорящим языковых форм, позволяет обратиться к одному из важнейших прагматических феноменов коммуникации, каким выступает смысл высказывания, а еще точнее -индивидуальный личностный смысл высказывания, то есть то, какую цель преследует говорящий, выбирая именно данную языковую форму, как он сквозь призму данной формы, с одной стороны, видит собеседника, а с другой - какое представление о своей личности он хочет создать у него.
С позиции формирования личностного смысла высказывания приоритет прагматического компонента определяется тем очевидным фактом, что именно на прагматическом уровне мы имеем дело с высказыванием не просто как с актуализированной единицей языковой системы, а как с частью коммуникативного (а это значит, в первую очередь, речевого) поведения человека в конкретном речевом контексте. Очевидно, что именно на этом уровне связь языка и культуры проявляется наиболее отчетливо. Интересно высказывание известного современного писателя З. Прилепина, который в программе «Тем временем» на канале «Культура» сказал: «Самым глубинным уровнем смысла является то непрояв-ленное содержание, которое связывает человека с миром ценностей, законов, образцов поведения в данной культуре».
Эти базовые признаки, связанные с общественным укладом, жизненной практикой того или другого народа и формирующие мировосприятие человека, его менталитет, а вместе с тем и доминантные основы поведения, выявляющие важнейшие правила поведения, находят отражение в языковых категориях, фиксирующих регламентируемые данным социумом ценности. Примером может служить, в частности, фраза «Конец цитаты», появившаяся в наших СМИ в 90-е гг. XX в. и призванная обозначить границу чужого высказывания [см. 8; 9]. В этом же ряду и постепенно возвращающаяся форма «якобы», которая в институциональном дискурсе времен СССР практически исчезла, но которая сегодня в новостных передачах выступает в качестве средства выражения сомнения говорящего, его ди-
станцированности от передаваемого сообщения. Конечно, до формирования такой грамматической категории, как пересказывательность, какая существует, например, в болгарском языке, русскому языку еще далеко, однако в исторической перспективе это вполне возможно.
Для современного западного общества в роли таких культурно обусловленных сценариев выступают такие компоненты категории вежливости, как снижение категоричности, стремление к сохранению собственного лица, к «неущемлению» лица собеседника и т. п. Эти, без сомнения, положительные основы речевого поведения, как и многие другие явления нашей жизни, к сожалению, обладают двойственностью, которая может легко превращаться в свою противоположность, что проявляется в стремлении говорящих к косвенному выражению своих мыслей, к так называемой «непрямой коммуникации». В результате преобладающей формой речевого конвенционального общения становятся косвенность и имплицитность, ярчайшим проявлением которых стала пресловутая политкорректность.
Отвечая на новые вызовы так называемого «демократического» общества, которое впало в эйфорию политкорректности, знаки языковой системы, предполагающие так называемое прямое общение, уже считаются слишком резкими, они вызывают чувство неловкости, воспринимаются участниками коммуникации как тревожный сигнал в общении, как недопустимый дурной тон. Общество, озабоченное в первую очередь тем, чтобы никоим образом не задеть, не обидеть тех, кто считает себя ущемленным в своих правах, начинает искать иные способы выражения своих интенций, новые политкорректные языковые формы, уже стараясь не замечать того, как все более нагло и агрессивно (и отнюдь не толе-рантно по отношению к большинству) ведут себя «обиженные» [см. 10; 11]. И вот уже английский парламент принимает беспрецедентное решение убрать из учебников английского языка слова «отец» и «мать», так как они ущемляют права детей, выросших в однополых семьях. Показательно, что А. Меркель, лидер страны, одной из первых провозгласивших «политику мульти-культурализма», открыто заявляет, что эта политика себя не оправдала, а последние политические события это еще ярче подтверждают.
В одном ряду с этими фактами, по моему мнению, находятся требования представителей некоторых бывших союзных республик изменить грамматические и орфографические правила
в русском языке. Так, сразу же после распада Советского Союза в прессе вдруг появились такие наименования, как «Таллинн», «Алматы»; сегодня повсюду слышим недовольства со стороны политиков, писателей соседней Украины, когда кто-то вдруг по старинке осмелится сказать «на Украине» вместо «в Украине». Но почему-то никто из этих лиц не высказывает никаких претензий к американцам, англичанам, французам, немцам и другим нациям, которые пишут и произносят старые названия так, как это исторически сложилось в их языках, по правилам, сложившимся в течение тысячелетий. Как видим, политкорректность и толерантность в таком «демократическом» обществе очень избирательны.
Для современного западного общества в роли таких культурно обусловленных сценариев выступают: снижение категоричности, стремление к сохранению собственного лица, к «неущемлению» лица собеседника, соблюдение речепове-денческих норм общения и т. п. Указанные тенденции находят свое выражение в принципах: 1) демократичности; 2) толерантности; 3) полит-корректности; 4) принципа Полианны. Доминантой в этой культуре является ритуализованность стратегий коммуникативного поведения, в основе которой лежит демонстрация, то есть внешнее проявление положительного отношения говорящего к собеседнику. Поэтому некоторые современные философы видят и в этой тенденции другое: «Человечество учится искусству не слышать собеседника». Что происходит, когда кто-то нарушает (или просто не соблюдает) эти правила, показывает ситуация с Г. Грассом. После его статьи общество как-то сразу забыло о свободе слова, о демократических принципах и с упоением «низвергало» лауреата Нобелевской премии с его высот.
Некоторые историки предлагают рассматривать историю развития человечества с позиции навязывания одной группой людей своего образа жизни другим группам. Для современного общества эту мысль можно экстраполировать и на формы общения. Сегодня это выражается в том, что одни формы общения признаются нецивилизованными, тогда как другие объявляются единственно приемлемыми. Поэтому фраза Дж. Маккейна «Мы должны научить их (русских) поведению», сказанная им в августе 2008 г., очень показательна: Запад стремится навязать остальному миру не только свою политику, но и свой образ жизни, свой стиль поведения, не считаясь с национальными традициями
и обычаями. В результате все разговоры о взаимопонимании между культурами часто сводятся к тому, что называется улицей с односторонним движением. Противостоять этому натиску иных (чуждых) влияний и стереотипов, других моделей поведения, иной ментальности может только человек, с одной стороны, осознающий себя как личность, четко идентифицирующий себя с определенной национальной культурой, а с другой стороны, отдающий себе отчет в том, что другой человек имеет право на самобытность, особое, иное восприятие мира.
Библиографический список
1. Бенвенист, Э. Общая лингвистика [Текст] / Э. Бенвенист. - М. : Прогресс, 1974.
2. Бродский, И. Н. Отрицательные высказывания [Текст] / И. Н. Бродский. - Л., 1973.
3. Булах, Н. А. Средства отрицания в немецком литературном языке. Ученые записки. Выпуск ЦУП [Текст] / Н. А. Булах. - Ярославль, 1962.
4. Колесов, В. В. Язык и ментальность [Текст] / В. В. Колесов. - СПб., 2004.
5. Курдюмов, С. П. Синергетика и прогнозы будущего [Текст] // Синергетика и прогнозы будущего. - 1997.
6. Малинович, Ю. М. Антропологическая лингвистика как интегральная наука: лингвофи-лософский и понятийно-содержательный базис [Текст] // Вестник ИГЛУ. Серия: Антропологическая лингвистика. - № 7. - Иркутск : ИГЛУ, 2004.
7. Милосердова, Е. В. Семантика и прагматика модальности [Текст] / Е. В. Милосердова. -Воронеж : ВГУ, 1991.
8. Милосердова, Е. В. Прагматика речевого общения [Текст] / Е. В. Милосердова. - Тамбов : ТГУ, 2001.
9. Милосердова, Е. В. Специфика грамматических категорий как феномен национальной культуры [Текст] // Реальность, язык и сознание. Вып. 4. - Тамбов : ТГУ, 2010.
10. Милосердова, Е. В. Современный культурный контекст: между искренностью и лицемерием [Текст] // Вестник Тамбовского гос. университета им. Г. Р. Державина. Серия: Гуманитарные науки. Вып. 12(92). - Тамбов : ТГУ, 2010.
11. Милосердова, Е. В., Грачева, М. К. Полит-корректность - культура или псевдокультура? [Текст] // Культура в зеркале языка и литературы. - Тамбов : ТГУ, 2010.
12. Степанов, Ю. С. В трехмерном пространстве языка. Семиотические проблемы лингвистики, философии, искусства [Текст] / Ю. С. Степанов. - М. : Наука, 1985.
Bibliograficheskij spisok
1. Benvenist, Je. Obshhaja lingvistika [Tekst] / Je. Benvenist. - M. : Progress, 1974.
2. Brodskij, I. N. Otricatel'nye vyskazyvanija [Tekst] / I. N. Brodskij. - L., 1973.
3. Bulah, N. A. Sredstva otricanija v nemeckom literaturnom jazyke. Uchjonye zapiski. Vypusk LVII. [Tekst] / N. A. Bulah. - Jaroslavl', 1962.
4. Kolesov, V. V. Jazyk i mental'nost' [Tekst] / V. V. Kolesov. - SPb., 2004.
5. Kurdjumov, S. P. Sinergetika i prognozy bu-dushhego [Tekst] // Sinergetika i prognozy bu-dushhego.- 1997.
6. Malinovich, Ju. M. Antropologicheskaja lingvistika kak integral'naja nauka: lingvofilosofskij i ponjatijno-soderzhatel'nyj bazis [Tekst] // Vestnik IGLU. Serija: Antropologi-cheskaja lingvistika. -№ 7. - Irkutsk : IGLU, 2004.
7. Miloserdova, E. V. Semantika i pragmatika modal'nosti [Tekst] / E. V. Miloserdova. - Voronezh : VGU, 1991.
8. Miloserdova, E. V. Pragmatika rechevogo ob-shhenija [Tekst] / E. V. Miloserdova. - Tambov : TGU, 2001.
9. Miloserdova, E. V. Specifika grammati-cheskih kategorij kak fenomen nacional'noj kul'tury [Tekst] // Real'nost', jazyk i soznanie. Vyp. 4. -Tambov : TGU, 2010.
10. Miloserdova, E. V. Sovremennyj kul'turnyj kontekst: mezhdu iskrennost'ju i licemeriem [Tekst] // Vestnik Tambovskogo gos. universiteta im. G. R. Derzhavina. Serija: Gumanitarnye nauki. Vyp. 12(92). - Tambov : TGU, 2010.
11. Miloserdova, E. V., Gracheva, M. K. Polit-korrektnost' - kul'tura ili psevdokul'tura? [Tekst] // Kul'tura v zerkale jazyka i literatury. - Tambov : TGU, 2010.
12. Stepanov, Ju. S. V trehmernom prostranstve jazyka. Semioticheskie problemy lingvistiki, filoso-fii, iskusstva [Tekst] / Ju. S. Stepanov. - M. : Nauka, 1985.
Дата поступления статьи в редакцию: 22.04.2016 Дата принятия статьи к печати: 29.06.2016
