CC BY
68
УДК 343.9.01 ББК 67.51
КОНЦЕПЦИЯ ЛИЧНОСТИ ПРЕСТУПНИКА, ПОЗИЦИОНИРУЕМАЯ КРИМИНОЛОГАМИ — ДЕТЕРМИНИСТАМИ (КРИТИЧЕСКИЙ АНАЛИЗ)
ЕВГЕНИЙ СЕМЕНОВИЧ ЖИГАРЕВ,
профессор кафедры криминологии Московского университета
МВД России имени В.Я. Кикотя доктор юридических наук, профессор Почетный член (академик) Российской академии естественных наук (РАЕН) Научная специальность 12.00.08 — Уголовное право и криминология,
уголовно-исполнительное право
Citation-индекс в электронной библиотеке НИИОН
Аннотация. Предоставлен анализ концепции личности преступника, проповедуемой криминологами-детерминистами с времен тотального мировоззрения, основанного на монистическом учении марксизма и его методологии диалектического материализма. В таком видении личность преступника представлена продуктом общественных отношений, будто бы негативная среда формирует в человеке нравственные пороки, которые затем проявляются в его противоправном поведении. Однако они не отвечают на возникающий вопрос: откуда взялись такие общественные отношения, которые воспитывают криминальные личности? В данной статье автор представляет альтернативную точку зрения на видение концепции личности преступника.
Ключевые слова: личность преступника, социальный детерминизм, общественные отношения, категории «общее», «особенное», «единичное», социальная среда, общественная опасность, личностные качества.
Annotation. Article is devoted to the analysis of the concept of the identity of the criminal preached by criminologists determinists since times of the total outlook based on the monistichesky doctrine of Marxism and its methodology of dialectic materialism. In such vision the identity of the criminal is presented by a product of the public relations, as if the negative environment forms moral defects which then are shown in his illegal behavior in the person. However they do not answer the arising question: from where such public relations which are brought up by criminal persons undertook? The author presents the alternative point of view on vision of the concept of the identity of the criminal in this article.
Keywords: identity of the criminal, social determinism, public relations, categories «general», «special», «single», social environment, public danger, personal qualities.
Личность преступника — понятие теоретическое, абстрактное. Этим термином охватывается вся совокупность выявленных лиц, совершивших преступления; и «портрет» такой обобщенной личности преступников будет состоять из усредненных социально-демографических показателей и общих психических признаков, характеризующих их безнравственность. Поэтому я не поддерживаю бессмысленную точку зрения криминологов-детерминистов, сказанную в угоду учения диалектического материализма, что личность преступника «всегда конкретное единство отдельного (единичного), особенного и общего»1. Отдельной личности, разъясняют дальше по тексту авторы, «свойственны особые черты, присущие определенной общности людей». И в то же время человек, по их мнению, является носителем всех (то есть об-
щих — пояснение моё) социально значимых черт и отношений общества, в котором он живет.
Неверное толкование смысла слова «особенное» и диалектической категории «особенного» привело криминологов-детерминистов к нелепому утверждению, что той или иной общности людей присущи особенные черты. Тогда как сама общность людей состоит из индивидуальностей, т.е. из особенных, неповторимых индивидуумов, которые объединены какими-то общими признаками, свойствами: профессиональная общность людей, объединения людей по интересам, по видам спорта и т.д. И личность каждого преступника — есть и «единичное», и «особенное» (словарь русского языка слово «особенное» трактует как не похожий на других; не такой, как все; необычный), а личности преступников объединяет в криминальную
группу людей только общий для них юридический признак — совершение преступления.
Материалистическая диалектика не отрицает существование всеобщего (или общего), но в абстрактной (не реальной) форме, в понятиях, например. В этой связи понятие «личность преступника» — абстрактный термин, а в реальной действительности подобного ни биологического, ни социального образования не существует. Реально существует лишь единичное, которое есть и особенное, и отдельное, и индивидуальное — это лицо, совершившее преступление.
В этой связи можно сказать, что личность преступника не есть конкретное единство отдельного, особенного и общего. Она, согласно диалектическому материализму, являющемуся для авторов анализируемых мною учебников методологической основой, есть абстрактное понятие, не касающееся личности конкретного индивида, совершившего преступление, который представляет собой единичное, особенное творение, не схожее с другими индивидуальностями.
Криминологи-детерминисты лукавят, когда говорят, что методологическим принципом изучения личности преступника является личностный подход, который к тому же они объявили «сквозным для всех наук». Но личностный подход, если исходить из истинной сути личности как метафизической категории, для криминологии, и вообще для других наук, изучающих человека, не применим по определению. Потому что личность на самом деле скрыта от криминолога, ибо это понятие непредметное.
Но если под личностью признать социальные свойства человека, то эти понятия сразу же становятся тождественными и отличительные признаки самой личности упраздняются окончательно. Личностные социальные свойства позволяют называть человека биосоциальным существом, в котором интегрированы и человек, и его личность. Поэтому так называемый личностный подход на самом деле представляет собой изучение социальной стороны преступников: социально-демографических признаков и социальных ролей и статусов. Этот вывод, кстати, подтверждают сами авторы, заканчивая предыдущую мысль о личностном подходе так: «Но это не значит, что при изучении личности преступника можно исходить только из отдельного особого типа индивида... а не из форм социальной деятельности и общественных отношений, присущих всей социальной системе в целом»2.
Не сказав буквально ничего, как они собираются изучать особенное в индивиде, совершившем преступление, криминологи-детерминисты наше внимание перевели на другой объект — на «формы социальной деятельности и общественные отношения», которые, по-видимому, для них являются действительно определяющими моментами в преступной деятельности.
Во-первых, для меня остается непонятным, что имеют в виду криминологи-детерминисты под сло-
восочетанием «формы социальной деятельности»: или их положительное содержание, или отрицательное. Если имеются в виду положительные формы социальной деятельности, то я категорически с этим не согласен. Не может в принципе любая форма положительной деятельности быть связана с формированием личности преступника. Генезис преступного поведения всегда возникает и протекает под воздействием негативных пороков и страстей, выступающих единственным детерминативом (побудительными мотивами) таких действий. И это непреложный факт нужно рассматривать как аксиому.
Если авторы этого афоризма под словосочетанием «формы социальной деятельности» имеют в виду отрицательное содержание, тогда они (вольно или невольно — разницы нет) признают преступную деятельность как вид социальной деятельности, но только отрицательной, наносящей вред обществу. Этому выводу соответствует определение ими преступности как социального явления. Но если допустить и такой вид (такую форму) социальной деятельности, тогда сам по себе должен быть снят вопрос о борьбе с этой частью населения, совершающей преступления, ибо такое поведение является одним из видов социальной деятельности. Я понимаю, что это — абсурд, но подобный вывод исходит из анализа данного текста, присутствующего в названных учебниках по криминологии.
Во-вторых, в этом тезисе вновь всплыли на поверхность пресловутые общественные отношения, которые криминологи-детерминисты предлагают учитывать при изучении личности преступника. Ни разу не раскрыв их действительную связь с личностью преступника, да и с самой преступностью как социальным явлением, тем не менее эти авторы, дело не дело, как заезжая пластинка повторяет одни и те же звуки, не перестают нам напоминать об общественных отношениях, которые давно должны были бы им самим набить оскомину.
Не хочется вновь возвращаться к обсуждению содержания понятия «общественные отношения», которые сами по себе не могут в принципе представлять для криминологии интереса, но придется. В этой связи еще раз отмечу, что это словосочетание не конкретное, а есть абстракция, выражение, существующее лишь в марксистской социологии, завуалирующее истинные межличностные отношения. Возьмем капиталистов и их отношения с пролетариатом. Они все равно всегда конкретны, поэтому и неодинаковые. Русский капиталист С.Т. Морозов, живший в царской России, он материально помогал даже революционерам, не говоря уже о создании щадящих условий организации труда рабочих. Дело в том, что так называемые эксплуататоры всегда были, есть и будут, пока существует общественно-организованное производство. Они, как правило, выступают в лице олигархов, а в прошлом социализме — в лице административно-командной системы,
или в какой-либо иной форме, но этот факт не дает основания криминологам-детерминистам призывать «преобразовывать общественные отношения», ибо эти призывы ни к чему путному привести не могут.
Итак, формы социальной деятельности и так называемые абстрактные общественные отношения никакого участия в формировании личности преступника не принимают. При любых общественных отношениях и любом социально-политическом строе существует пресловутый преступный человек, который проявляет противоправные действия. Надуманные ориентиры только отвлекают внимание криминологов от истинных истоков формирования личности преступника. В данном процессе задействованы как внешние условия, так и внутренние детерминативы. Но главную роль все же играет внутренняя духовная основа. И она действительно есть. Этот факт подтверждается стремлением некоторых индивидов еще в ранние годы стать священником и посвятить себя служению Богу. А некоторые, наоборот, видят себя преступниками и грезят воровской романтикой. Видимо, в первом случае в становлении личности главную роль играют внутренние факторы, а во втором — внешняя среда. Но в основном практика свидетельствует о том, что в одинаковой среде (семьях) вырастают разные личности: и по образованию, и по профессии, и по отношению к общим нравственным ценностям, и по талантам.
Следовательно, человек приходит в этот мир со своим проектом личности, со своим духовным потенциалом, со своими индивидуальными особенностями, которые невозможно вырастить на пустом месте, если предварительно в душу человека не были бы помещены семена будущих пороков и добродетелей. Среда может затормозить, блокировать развитие этих семян, но она не может в пустой душе их воспитать, ибо нет основы.
А криминологи-детерминисты продолжают внедрять в сознание студентов — будущих юристов легковесную мысль, что личность преступника есть продукт социальной среды, общества3. Поддерживая тем самым точку зрения, ранее высказанную А.И. Долговой, что общество можно рассматривать как единый, общий детерминант преступности4. Свой вывод она делает на том основании, что преступность, разные ее виды и элементы взаимосвязаны между собой через общество (а вернее сказать — через общественные отношения).
Если общество продуцирует личности преступников, то из создавшегося положения напрашивается логический вывод: нужно как можно быстрее избавляться от такого общества. Криминологи-детерминисты — авторы трех анализируемых мною учебников, заявляя, что личность преступника — продукт общества, полагают, что будущее все же принадлежит коммунистическому обществу, лишенному антагонисти-
ческих противоречий, ибо оно будет бесклассовым, в котором преступность как бы отомрет сама по себе. При этом они продолжают ориентироваться на лукавые слова В.И. Ленина: «...мы знаем, что коренная социальная причина эксцессов ... есть эксплуатация масс, нужда и нищета их. С устранением этой главной причины эксцессы неизбежно начнут «отмирать»5. Видя, что коррупционная исполнительная власть и разбойная олигархия пытаются ввергнуть страну в экономический хаос, у криминологов-детерминистов проявилась классовая неприязнь, и они вновь заговорили о формировании новых общественных отношений, о перерастании потребительского сознания людей в социалистические, а затем и в коммунистические. Но они как всегда забывают о человеке — истинном продуценте преступности.
Апологеты учения марксизма-ленинизма на XXII съезде КПСС вспомнили именно о нем — строителе социально-экономических формаций (а попросту — структуры общества) и сформулировали задачу: через внедрение в сознание народных масс материалистического мировоззрения воспитать новое поколение людей — строителей коммунизма.
Криминологам-детерминистам следовало бы не забывать, что не общество, которое само детерминировано действиями людей, продуцирует личности преступников, а сам человек осознанно встает на путь совершения преступления. Человек самолично устанавливает форму поведения в той или иной ситуации, поэтому решение нарушить закон принимает только он. Обвинять криминологам общество за то, что некоторая часть людей ворует, грабит и убивает — это всё равно, если б винить себя за то, что сосед в пьяной ссоре убил свою жену. Каждый должен отвечать за свои поступки и в полной мере нести ответственность за противоправные действия. Лишь дети и подростки находятся под опекой своих родителей, поэтому за их неподобающее поведение они несут какую-то ответственно сть.
Криминологам-детерминистам я хочу напомнить сюжет рассказа Ф.М. Достоевского «Сон смешного человека», в котором он образно и точно отобразил путь деградации общества. Он раскрыл историю своего героя — смешного человека, утратившего восприятие ценностей и их иерархии. Этот человек увидел себя во сне перенесенным на другую планету, где люди были счастливы, потому что жизнь их была построена на взаимной любви и единении с Целым (Богом). Это был прообраз рая. Но это пребывание героя на другой планете кончилось тем, что он ... всех развратил. Из его действий в конце концов получился прообраз нашего сегодняшнего общества.
Вот что Ф.М. Достоевский писал: «Как скверная трихина, как атом чумы, заражающий целые государства, так и я заразил собой всю эту счастливую, без-
грешную до меня землю. Они научились лгать и полюбили ложь и познали красоту лжи. О, это, может быть, началось невинно, с шутки, с кокетства, в самом деле, может быть, с атома, но этот атом лжи проник в их сердца и понравился им.
Затем быстро родилось сладострастие, сладострастие породило ревность, ревность — жестокость. О, не помню, но скоро, очень скоро брызнула первая кровь: они удивились и ужаснулись, и стали расходиться, разъединяться. Явились союзы, но уже друг против друга. Начались укоры, упреки. Они узнали стыд и стыд возвели в добродетель. Родилось понятие о чести и в каждом союзе поднялось свое знамя. Они стали мучить животных, и животные удалились от них в леса и стали их врагами.
Началась борьба за разъединение, за обособление, за личность, за мое и твое. Они стали говорить на разных языках. Они познали скорбь и полюбили скорбь, они жаждали мучения и говорили, что истина достигается лишь мучением. Тогда у них появилась наука.
Когда они стали злы, то начали говорить о братстве и гуманности и поняли эти идеи. Когда они стали преступны, то изобрели справедливость и предписали себе целые кодексы, чтобы сохранить ее, а для обеспечения кодексов поставили гильотину. Они чуть-чуть лишь помнили о том, что потеряли, даже не хотели верить тому, что были когда-то невинны и счастливы. Они говорили: «Пусть мы лживы, злы и несправедливы, мы знаем это и плачем об этом ... но у нас есть наука, и через нее мы отыщем вновь истину, но примем ее уже сознательно, знание выше чувства, сознание жизни выше жизни. Наука дает нам премудрость, премудрость откроет законы, а знание законов счастья — выше счастья.
Вот что говорили они, и после слов таких каждый возлюбил себя больше всех, да и не могли они сделать иначе. Каждый стал столь ревнив к своей личности, что изо всех сил старался унизить и умалить ее в других, и в том жизнь свою полагал. Явилось рабство, явилось даже добровольное рабство: слабые подчинялись охотно сильнейшим, с тем только, чтоб те помогали им давить еще слабейших, чем они сами.
Явились праведники, которые приходили к этим людям со слезами и говорили им об их гордости, о потере меры и гармонии, об утрате ими стыда. Над ними смеялись и побивали их камнями. Святая кровь лилась на порогах храмов. Зато стали появляться люди, которые начали придумывать: как бы всем вновь так соединиться, чтобы каждому, не переставая любить себя больше всех, в то же время не мешать никому другому, и жить таким образом всем вместе как бы в согласном обществе. Целые войны поднялись из-за этой идеи. Все воюющие твердо верили, что наука, премудрость и чувство самосохранения заставят, наконец, человека соединиться в согласное и разумное общество, а пото-
му пока, для ускорения дела, «премудрые» старались поскорее истребить всех «непремудрых» и непонимающих их идею, чтобы они не мешали торжеству ее.
Но чувство самосохранения стало быстро ослабевать, явились гордецы и сладострастники, которые прямо потребовали всего или ничего. Для приобретения всего прибегалось к злодейству, а если оно не удавалось — к самоубийству.
Явились религии с культом небытия и саморазрушения ради вечного успокоения в ничтожестве. Наконец эти люди устали в бессмысленном труде, и на их лицах появилось страдание.
Я ходил между ними, ломая руки, и плакал над ними. Я полюбил их оскверненную ими землю еще больше, чем когда она была раем, за то лишь, что на ней явилось горе. Увы, я всегда любил горе и скорбь, но лишь для себя, а об них я плакал, жалея их. Я простирал к ним руки, в отчаянии обвиняя, проклиная и презирая себя. Я говорил им, что все это сделал я, я один: что это я им принес разврат, заразу и ложь! Я умолял их, чтобы они распяли меня на кресте.
Но они лишь смеялись надо мной. они оправдывали меня, они говорили, что получили лишь то, что сами желали.».
Так Ф.М. Достоевский раскрыл картину интеллектуального и нравственного падения человечества.
Я полагаю, что изложенное Ф.М. Достоевским ясно и доходчиво раскрывает криминологам-детерминистам, кто действительно виновен в искажении образа Божьего, отпечатанного в каждой личности человека. Ведь только нравственно испорченный человек, потерявший совесть, может искать причины своих преступлений во внешних обстоятельствах, которые сам же и создал.
Для меня этот факт неоспорим, поэтому и кажется, что любой иной подход к трактовке личности преступника, исключающий активную, основополагающую роль в этом самого человека, абсурден. В связи с моим непримиримым отношением к подобным догмам, рассмотренным в данной статье, следующий афоризм криминологов-детерминистов: «Каковы общественные отношения, таковы и люди, живущие в обществе, таково их поведение»6 для меня также абсолютно невежественен по смыслу. Он, говоря прямо, не лукавя, выражает или обыкновенное заблуждение авторов, сформированное под воздействием учения марксизма, или примитивную ложь. Если даже общественные отношения из абстрактной формы перевести в некие реальные, то все равно они представляют собой общий фон, определенный политической элитой, или общие принципы, которые должны соблюдаться людьми. Но мы все разные (такими создал нас Бог), поэтому и поведение наше неодинаковое. Следовательно, не может в принципе поведение всех людей быть таковым, каковы требования властных структур, которые чиновники в первую очередь сами и не соблюдают.
Кроме того, социальный подход криминологов-детерминистов к трактовке личности преступника часто приводит их к ничего не значащему утверждению, что образ жизни личности преступника накладывает решающий отпечаток на весь ее облик7. Но такая точка зрения искажает истину, что именно от личностного состояния зависит образ жизни человека. Но даже если позволить себе согласиться с этой мыслью криминологов-детерминистов, то все равно она не дает ответа на вопрос: в силу каких причин складывается определенный образ жизни индивида? Ведь криминологию в первую очередь должна интересовать эта сторона вопроса.
Кроме того, это умозаключение по смыслу своего содержания, если, конечно, поглубже в него вникнуть, неверное. Потому что характер и душевный склад, названные криминологами-детерминистами словом «облик», уже сам по себе особенный, делающий индивида неповторимой единицей (единичным). Образ жизни в этой связи не может играть решающей роли в формировании личностных свойств человека. Наоборот, только индивидуальные нравственные (психические) качества личности формируют, как было отмечено выше, стиль жизни. Именно они играют решающую роль («накладывают решающий отпечаток») в выборе способа существования (экзистенции) в социальном мире. В этой связи следует сказать, что образ жизни не определяется обществом (средой), его не формируют и общественные отношения. Образ жизни в большей степени (если не в исключительной) зависит от самого индивида, который его определяет, исходя из своих личностных возможностей. Конечно же, мы сталкиваемся с примерами, когда в этот процесс включается вторая сторона, продвигая это протеже к социальной вершине. Многие из них, как говорится, находятся не на своем месте, но карьеризм, властолюбие — пороки личности человека берут верх над здравым смыслом.
Но если было бы наоборот, как утверждают криминологи-детерминисты: каковы общественные отношения, таковы и люди (следовательно, и их образ жизни), тогда не нужна была бы криминологическая теория личности преступника. Потому что эту теорию вполне могла бы заменить криминальная социология, считающая истинным детерминативом преступности общественные отношения и социально-экономический уклад, якобы возбуждающие у некоторых людей стремления к противоправному поведению. Но к счастью, так думают не все криминологи.
В этой связи я выскажу свою точку зрения и о самом понятии «личность преступника», которое, как представляется, содержит логическое противоречие. В раннем учебнике «Криминология и социальная профилактика», а затем и в нынешних последних изданиях учебников по криминологии, анализируемых мною, Г.А. Аванесов писал: «личность преступника — это
человек, индивид, сознательно определяющий свое деятельное отношение к окружающему его миру»8. Логическое противоречие проявляется в том, что понятия «личность преступника» и «человек (индивид)» соотносятся между собой как абстракция и конкретное: первое — чисто мысленное представление, а второе — осязаемое действительное. В этой связи они противоположные, совершенно несходные, противоречащие друг другу образования: первое — придуманное, а второе — реальное.
Исходя из данного пояснения, можно сказать, что преступник — это человек, совершивший преступление, по которому был вынесен обвинительный приговор (хотя практика знает множество примеров судебных ошибок, которые приводили в свое время и к летальному исходу).
Из данного определения преступника была исключена его личность и это не случайно. Рассуждения криминологов-детерминистов о личности, соотносимой ими по аналогии с человеком как совокупности общественных отношений, представляют собой тавтологию, разговор об одном и том же, но другими словами. Приняв за методологическую основу монистическое учение марксизма, рассматривающего человека лишь с позиции биологического объекта, в такой криминологии для личности как категории духовной, метафизической как бы не должно быть места по определению.
Если рассуждать о личности человека, совершившего преступление, с метафизической позиции, то и в этом случае термин «личность преступника» некорректен. И вот почему. Реально самой личности не существует, потому что она не материальна, отсюда ее невозможно созерцать и подвергать исследованию. Каждый индивид, как известно, проявляет свои нравственные свойства в поступках, которые и есть личностные качества. Поэтому любые действия, в том числе и преступные, всегда производит человек (лицо, индивид), но не его личность. И в своих действиях индивид всегда проявляет свои личностные качества, именуемые пороками или добродетелями. В этой связи можно сказать: личность определяет будущие действия, а человек их производит. Личностная сущность человека, до его действий, закрыта от посторонних глаз, поэтому она загадочная, необъяснимая и именуется мистическим термином «дух». Почему мы не говорим о личности животных, потому что дыхание жизни (дух) вдунул Творец лишь в человека, и он стал личностью в своей метафизической основе. Нет же выражения «дух преступника», следовательно, словосочетание «личность преступника», введенное с чьей-то легкой руки в криминологию, этимологически неверное. Видимо поэтому в таких юридических науках как уголовное право, уголовно-процессуальное право, уголовно-исполнительное право не используется по-
добное абстрактное выражение, а только конкретная терминология.
Следовательно, применяя словосочетание «личность преступника», нужно иметь в виду, что этот образ воображаемый, реально не существующий, поэтому никакого отношения к конкретному человеку (лицу, индивиду), совершившему преступление, не имеет. Этот термин криминологический.
Вот такие нестандартные мысли пришли сами по себе при анализе монистической концепции личности преступника, позиционируемой криминологами-детерминистами.
Литература
1. Аванесов Г.А. Криминология и социальная профилактика. — М.: Академия МВД СССР, 1980.
2. Криминология. Учебник для юридических вузов / под общ. ред. А.И. Долговой. — М.: ИНФРА^М-НОРМА, 1997.
3. Криминология: учебник для студентов вузов, обучающихся по специальности «Юриспруденция» / Г.А. Аванесов, С.М. Иншаков, С.Я. Лебедев, Н.Д. Эриашвили / под ред. Г.А. Ава-несова. — 4-е изд., перераб. и доп. — М.: ЮНИТИ-ДАНА, 2006.
4. Криминология: учебник для студентов вузов, обучающихся по специальности «Юриспруденция» / [Г.А. Аванесов и др.]; под ред. Г.А. Аванесова. — 5-е изд., перераб. и доп. — М.: ЮНИТИ-ДАНА, 2010.
5. Криминология: учебник для студентов вузов, обучающихся по специальности «Юриспруденция» / [Г.А. Аванесов и др.]; под ред. Г.А. Аванесова. — 6-е изд., перераб. и доп. — М.: ЮНИТИ-ДАНА, 2015.
6. Криминология: учебник для студентов вузов, обучающихся по специальности «Юриспруденция» / [Г.А. Аванесов и др.]; под ред. Г.А. Аванесова. — 6-е изд., перераб. и доп. — М.: ЮНИТИ-ДАНА, 2015.
7. Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 33.
Reference
1. Avanesov G. A. Criminology and social prevention. — M.: Ministry of Internal Affairs academy of the USSR, 1980.
2. Criminology. The textbook for law colleges / under a general edition of A. I. Dolgova. — M.: INFRAM-NORMA, 1997.
3. Criminology: the textbook for students of higher education institutions, students in «Law» / G. A. Avanesov, S. M. Inshakov, S. Ya. Lebedev, N. D. Eriashvili / under the editorship of G. A. Avanesov. — 4 prod., reslave. and additional —
M.: UNITY-DANA, 2006.
4. Criminology: the textbook for students of higher education institutions, students in «Law» / [G. A. Avanesov, etc.]; under the editorship of G. A. Avanesov. — 5th prod., reslave. and additional — M.: UNITY-DANA, 2010.
5. Criminology: the textbook for students of higher education institutions, students in «Law» / [G. A. Avanesov, etc.]; under the editorship of G. A. Avanesov. — 6th prod., reslave. and additional — M.: UNITY-DANA, 2015.
6. Criminology: the textbook for students of higher education institutions, students in «Law» / [G. A. Avanesov, etc.]; under the editorship of G. A. Avanesov. — 6th prod., reslave. and additional — M.: UNITY-DANA, 2015.
7. Lenin V. I. Complete works. T. 33.
1 См.: Криминология: учебник для студентов вузов, обучающихся по специальности «Юриспруденция» / Г.А. Аванесов, С.М. Иншаков, С.Я. Лебедев, Н.Д. Эриашвили / под ред. Г.А. Аванесова. — 4-е изд., перераб. и доп. — М.: ЮНИТИ-ДАНА, 2006. С. 257; Криминология: учебник для студентов вузов, обучающихся по специальности «Юриспруденция» / [Г.А. Аванесов и др.]; под ред. Г.А. Аванесова. — 5-е изд., перераб. и доп. — М.: ЮНИТИ-ДАНА, 2010. С. 287-288; Криминология: учебник для студентов вузов, обучающихся по специальности «Юриспруденция» / [Г.А. Аванесов и др.]; под ред. Г.А. Аванесова. — 6-е изд., перераб. и доп. — М.: ЮНИТИ-ДАНА, 2015. Криминология: учебник для студентов вузов, обучающихся по специальности «Юриспруденция» / [Г.А. Аванесов и др.]; под ред. Г.А. Аванесова. — 6-е изд., перераб. и доп. — М.: ЮНИ-ТИ-ДАНА, 2015. С. 286.
2 См.: Криминология. — 4-е изд., перераб. и доп. С. 257; Криминология. — 5-е изд., перераб. и доп. С. 287; Криминология. — 6-е изд., перераб. и доп. С. 285-286.
3 См.: Криминология. — 4-е изд., перераб. и доп. С. 257; Криминология. — 5-е изд., перераб. и доп. С. 287; Криминология. — 6-е изд., перераб. и доп. С. 286.
4 См.: Криминология. Учебник для юридических вузов / под общ. ред. А.И. Долговой. — М.: ИНФРА^М-НОРМА, 1997. С. 77.
5 Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 33. С. 91.
6 См.: Криминология. — 4-е изд., перераб. и доп. С. 272; Криминология. — 5-е изд., перераб. и доп. С. 304; Криминология. - 6-е изд., перераб. и доп. С. 302.
7 См.: Криминология. — 4-е изд., перераб. и доп. С. 256; Криминология. — 5-е изд., перераб. и доп. С. 287; Криминология. - 6-е изд., перераб. и доп. С. 285. Этот тезис был сформулирован Г.А. Аванесовым в раннем учебнике «Криминология и социальная профилактика» — М.: Академия МВД СССР, 1980. С. 234.
8 См.: Аванесов Г.А. Криминология и социальная профилактика. С. 234; Криминология. — 4-е изд., перераб. и доп. С. 256; Криминология. — 5-е изд., перераб. и доп. С. 287; Криминология. - 6-е изд., перераб. и доп. С. 285.
