CC BY
111
Секция «Русский язык
и литературоведение»
Концепция героя как носителя универсальной памяти человечества в романах Дж. М. Кутзее и К. Исигуро
O.A. Павлова,
старший преподаватель кафедры всемирной литературы МПГУ
В результате распада Британской империи и колониальной системы в целом бывшие колонии становятся независимыми государствами. В постколониальном пространстве развивается гибридный по своей природе феномен под названием «постколониальная культура», который подразумевает культуру бывших колоний, содержащую в себе элементы культуры колонизаторов и захваченных ими народов. Несмотря на изменившуюся после падения колониальной системы политическую ситуацию, постколониальное культурное пространство продолжает существовать. В последние десятилетия происходит так называемая «реактивная колонизация», что означает процесс притока колонизированных народов в бывшие метрополии, где они ассимилируются и становятся носителями новой культурной традиции - «мультикультурной литературы», которая представляет собой смешение различных этнокультурных парадигм в рамках единого творческого сознания на базе господствующего, в данном случае, - английского языка. Проза писателей-мигрантов, создающих свои произведения с точки зрения своего «пограничного положения», сочетает в себе традиционные британские элементы и национальные особенности их родной культуры. Таким образом, термин «английская литература» больше не означает лишь литературу, создаваемую в географических рамках государства, теперь это скорее литература, написанная на английском языке. Сюда же относит-
ся творчество писателей, живущих вне Англии, на территории ее бывших колоний и пишущих на английском языке, в русле английской литературной традиции. Произведения авторов, выходцев из Индии, Африки, стран Карибского бассейна, расширяют понятие «английская литература», так как в них изображается чрезвычайно обширная картина мира, увеличивающая культурный диапазон магистральной литературной традиции. В круг наиболее известных авторов, сделавших вклад в обогащение этнокультурного контекста англоязычной литературы, входят Видиа Найпол, Салман Рушди, Ханиф Курейши, Бен Окри, Тимоти Мо, Викрам Сет и многие другие.
Особый интерес в процессе исследования феномена постколониальной литературы представляет творчество английского писателя японского происхождения Кадзуо Исигуро и англоязычного писателя-космополита с бурскими корнями лауреата Нобелевской премии по литературе 2003 г. Джона М. Кутзее, проживавшего в Великобритании и впитавшего корневые парадигмы английской культуры, которые воплотились в его произведениях. В рамках понятия «постколониальная литература» объединяются два направления литературы данного периода. По мнению исследователя О.Г. Сидоровой, с одной стороны, это произведения на английском языке, написанные жителями бывших британских колоний, к которым можно отнести творчество Дж. М. Кутзее, а с другой стороны, творчество граждан Великобритании, не принадлежащих к белой расе, в частности, англичанина японского происхождения К. Исигуро. Обоих писателей также объединяет тот факт, что они сумели усвоить историческую и культурную память нескольких народов. К. Исигуро как писатель вполне определился со своей этнокультурной идентичностью, его романы во многом созвучны корневой британской культуре, в то время как Дж.М. Кутзее представляет собой тип экспериментирующего писателя, перемена места его жительства и впитывание той или иной культуры находит отражение в текстах его произведений.
Одна из особенностей текстов писателей-мультикультура-листов - полифонизм. Это качество свойственно самой культуре постколониальных стран, в которой соприсутствуют несколько дискурсов, озвучивающих новые культурные потребности наций и народностей, которые сплавляются в «мультикультурном котле». Роман в постколониальном пространстве можно рассматривать как объединяющую, универсальную культурную форму. Природа мультикультурного романа, создаваемого писателями в постколониальную эпоху, воспроизводит, в первую очередь, некие архетипические образы, лейтмотивы, наррати-вы, которые отражают необходимость и возможность культурного и социально-политического диалога между вновь сформировавшимися
нациями и бывшими метрополиями, по большей части, - европейскими столицами. Как считает исследователь С.П. Толкачев, «важными факторами понимания интерпретации мультикультурного текста становятся память, замалчиваемая история и транснациональное дискурсивное пересечение границ. ... Мультикультурная литература имеет прямое отношение к вопросам, связанным с гибридизацией культур, межпрост-ранственностью, пороговостью, пересечением и наложением идей и идентичностей, происходящих в постколониальном пространстве»1.
В последнее время вокруг проблемы этнокультурной идентичности ведется множество споров. Идентичность колониального и постколониального индивида напрямую связана с прошлым - доколониальной, колониальной и постколониальной эпохами. В связи с этим память рассматривается как привилегированный тип дискурса, предъявляющий специфические требования к подлинности и истинности истории и человеческой личности в исторической перспективе. Именно поэтому проблема памяти становится доминирующей темой исследований в философии истории последних двух десятков лет. Согласно распространенному мнению, память рассматривается как объект, имеющий самостоятельную ценность, а не только как способ получения и хранения большего, чем прежде, объема знаний о прошлом. Представляя собой образ прошлого, субъективно сконструированный в настоящем, память сама является субъективной, и может быть также иррациональной, непоследовательной, обманчивой и, в то же время, самодостаточной. И без независимого подтверждения память не может служить надежным маркером исторического прошлого2.
Речь идет, прежде всего, о памяти постколониального субъекта (человека, живущего и творящего в постколониальном пространстве, на стыке нескольких языков и культур), образ которого воспринимается читателем через своеобразную перекличку памяти и нарратива и, в то же время, в контекст такого образа вторгаются дискурсы истории и культуры как корневой нации, так и бывшей метрополии. По замечанию исследователя С. Холла, «идентичность не является прозрачным и бесспорным понятием, как мы привыкли считать. Может быть, вместо того, чтобы думать об идентичности, как о свершившемся факте, который спешат представить склонные к практицизму теоретики, мы должны перевести ее в разряд некоей иной сущности, постоянно находящейся в процессе «производства», который никогда не прекращается. Она - все-
1 Толкачев С.П. Мультикультурное пространство и мультикультурная литература// Культура "Пост" как диалог культур и цивилизаций/ под ред. М.К. Попова и В.В. Струков. Воронеж: Воронежский государственный университет, 2005. С. 188-189.
2 См.: Мегилл А. Историческая эпистемология. М., 2009.
гда в стадии становления, всегда конструируется внутри, а не снаружи изображаемого»3. Исходя из сказанного, этнокультурная идентичность не является константой, погруженной в некое идеализированное прошлое, но скорее развивается синхронно истории. История человечества является важнейшей парадигмой, посредством которой герои и строят свою идентичность, поскольку прошлое представляет собой надежный фундамент, оттеняющий нестабильность настоящего, в котором герою невозможно обрести себя.
Практически для всех произведений Джона М. Кутзее характерно исключительно пристальное внимание к категориям «истории», «прошлого» и «памяти». Его герои часто обращаются в своей памяти к прошлому, к истокам с целью самоидентификации. Так, Магда, героиня романа «В сердце страны» (In the Heart of the Country, 1977), девушка, живущая со своим отцом и работниками на глухой ферме в Южной Африке, пытается найти в своем сознании тоннель, который поведет ее «обратно во времени и памяти ... к началу»4. Стараясь реконструировать прошлое, Магда в то же время «отталкивает» воспоминания далеко от себя, так что они возвращаются к ней «отстраненные, как сказка»5. Подобное отчуждение от памяти как форма некоего «беспамятства» приводит Магду к тому, что она отвергает историю как набор воспоминаний, и заявляет, что ее жизнь - это не прошлое. Но это не помогает ей решить проблему своего бессмысленного существования в настоящем. «Целые часы, целые дни выпадают. Меня охватывает нетерпение от неторопливого течения времени. ... Когда-то я жила во времени, как рыба в воде, дышала им, пила его, и оно меня поддерживало. Теперь я убиваю время, а время убивает меня»6. В романе «Медленный человек» (Slow Man, 2005) главный герой Пол Реймент высказывает похожее суждение, заявляя, что им завладело время, а позже говорит своему собеседнику-подростку: «Время тебя съест»7. Подобно Магде, героиня из романа «Железный век» Элизабет Каррен (The Age of Iron, 1990), умирающая от рака, обращается к разным событиям своей подходящей к концу жизни. В них она ищет способ облегчить боль и вынести тяжесть настоящего. Размышляя о том, что собой представляют небеса, Элизабет решает, что это место, куда нельзя принести ничего, кроме воспоминаний, из которых и состоит человек. Таким образом, выдвигается суждение о том, что сущность человека тождественна его воспоминаниям, его памяти.
3 Hall S. Cultural Identity and Diaspora // Identity: Community, Culture, Difference. J. Rutherford, ed. L., 1993. P. 222.
4 Кутзее ДДж.М. В сердце страны. СПб., 2005. С. 80.
5 Там же. С. 101.
6 КутзееДж.М. В сердце страны. СПб., 2005. С. 166-167.
7 Кутзее Дж.М. Медленный человек. СПб., 2006. С. 229.
Интерес представляет и проблема недолговечности памяти, волнующая некоторых героев Дж. М. Кутзее. Сетует на ослабление памяти Пол Реймент. Ссылаясь на недостоверность человеческой памяти, Сьюзен Бартон (роман «Мистер Фо» (Foe, 1986)), предлагает Крузо, на острове которого она находится, вести дневник: «Неужели невозможно изготовить некое подобие бумаги и чернил, чтобы запечатлеть то, что осталось в памяти, и чтобы это пережило вас; или, не имея бумаги и чернил, выжечь надписи на дереве или высечь их на камне»8. Однако в ответ Крузо заявляет, что ничто не забыто, а если и забыто, то оно было недостойно запоминания. Крузо решает оставить память о себе иным способом. Он строит на берегу террасы, не собираясь ничего сажать там и оставляя это последующим жителям острова, которые приедут после него, привезут семена и организуют там своего рода колонию. Этот мотив - желание оставить память после себя, память о себе - характерен для большинства героев автора. Крузо строит террасы как своеобразный культурный текст памяти, Сьюзен Бартон мечтает остаться жить в веках как героиня своей истории в книге, которую напишет по ее рассказам мистер Фо. Элизабет Костелло, героиня одноименного романа (Elisabeth Costello, 2003), известная писательница, выдающаяся в большей степени с теоретической точки зрения, нежели с художественной, мечтает оставить память о себе в своих книгах. Она хочет быть уверена, что после того, как перестанет существовать в своей телесной оболочке, останется жить в своем творении9. Ее воодушевляет мысль о том, чтобы ее книги стояли на книжной полке в Британском музее рядом с такими знаменитостями, как Карлейль, Колридж и Конрад. Главный герой романа «Медленный человек» решает эту задачу иным способом. Он фотограф, его снимки являют собой саму память, воспоминания. После смерти всю его коллекцию получит музей, и таким образом он оставит свой след в истории, и его имя будет жить в памяти людей.
В концепции писателя проявляется и такой нюанс: оставляя память о себе или вспоминая что-то, человек действует не только от своего имени. Так или иначе, память о себе - это также и память о своей семье, народе, стране, истории. Согласно идее французского социолога Мориса Хальбвакса (1877-1945), первого ученого, который систематически проанализировал отношение между историей и памятью (А. Ме-гилл)10 «... индивидуальная память - это точка зрения на коллективную память, изменяющаяся в зависимости от занимаемого в ней места, а само это место изменяется в зависимости от отношений, которые я поддержи-
8 Кутзее Дж.М. Мистер Фо. СПб., 2004. С. 21.
9 Кутзее Дж.М. Элизабет Костелло. СПб., 2004. С. 28.
10 Мегилл А. Историческая эпистемология. М., 2009. С. 144.
ваю с другими»11. То есть, индивидуальная память, фрагментарно и избирательно воссоздавая прошлое, подчиняется правилам памяти коллективной и часто «выражает потребности данной социальной группы»12.
К магистральной для постколониальной литературы теме памяти вобращается в своих романах и К. Исигуро. В романе «Там, где в дымке холмы» (A Pale View of Hills, 1982) повествование ведется от лица так называемого «ненадежного рассказчика», то есть человека словам которого мы не можем в полной мере доверять. Этот прием характерен для всех произведений этого автора, но мотивы героев различны, и «количество» правды, которую они говорят, также может варьироваться. Писатель концентрирует внимание прежде всего на субъективной памяти своих героев. В интервью Дж. Мейсону К. Исигуро отмечает, что его глубоко интересует феномен памяти, а также способы, которые использует человек для реализации этого дара в собственных интересах. С этой же целью К. Исигуро пишет от первого лица, «следуя за мыслями другого человека, когда он пытается за что-то зацепиться или спрятаться от себя»13.
Рассказчицей в романе выступает японка средних лет по имени Эцуко Шерингам, выжившая во время бомбардировки Нагасаки и в момент повествования проживающая в Англии. Рассказ о ее теперешней жизни перемежается с воспоминаниями о непосредственно послевоенном времени. Не делая особого акцента на военных событиях, автор рисует образы людей, переживших катастрофу и взаимное отчуждение и пытающихся справиться с новым миром, в котором им предстоит отныне жить. Конфликт между традициями и требованиями нового мира представляет одну из главных тем творчества писателя. Эцуко вспоминает о своем общении с Сатико, соседкой, женщиной из богатой семьи, после войны вынужденной зарабатывать мытьем посуды, и ее дочерью Марико. Воспоминания, сфокусированные на них, явно экстраполируются и на саму Эцуко. Более того, иногда она даже путает черты, присущие Сатико, со своими собственными. В истории жизни Сатико как в зеркале отражаются некоторые моменты жизни самой Эцу-ко, а тот факт, что героиня вспоминает этот период своей жизни, говорит о том, что она таким образом пытается пережить смерть старшей дочери и погоревать о ней. Рассказанная история - это попытка переписать и пересмотреть определенные события в прошлом и ее понимание жизни в целом. Вместе с читателем героиня наблюдает за тем, как раз-
11 Halbwachs M. La memoire collective. Paris: PUF, 1970. P. 83; цит. по: В. Каради. Морис Хальбвакс: биографический очерк // М. Хальбвакс. Социальные классы и морфология. СПб., 2000.
12 Там же.
13 Mason G. An Interview with Kazuo Ishiguro// Contemporary Literature. 1989. Vol. 30/3. P. 346-347.
ворачивается история ее жизни. Она как бы отстраняется и одновременно погружается в свое мрачное прошлое. В своей теории рецепции Жорж Пуле описывает процесс, в котором человек четко разделяется надвое при повторном рассмотрении своей истории. В связи с этим возникает вопрос, получает ли рассказчик утешение или же напротив только страдание14. Личность Эцуко как разделяется на «я» и другое «я» в процессе ее рассказа. Также происходит ее реальное разделение, так как мы видим ее «двойника» Сатико.
Когда Эцуко говорит о прошлом и настоящем, она порой останавливается, чтобы оценить, насколько она может доверять своей памяти, размышляя при этом: «На память, насколько я понимаю, полагаться нельзя: нередко на нее заметно воздействует обстановка, окружающая того, кто вспоминает; это, несомненно, касается и кое-каких моих воспоминаний, здесь собранных»15. Своеобразной кульминацией в этой путанице становится эпизод во время разговора героини с дочерью ее подруги. Она уговаривает ее уехать, замечая при этом: « .если тебе там не понравится, мы всегда сможем вернуться»16. Это «мы» вместо «вы» можно расценивать как оговорку, забывчивость или неожиданное признание, что Эцуко последовала примеру подруги и уехала. Или никакой подруги и не было вовсе. В любом случае, рассказанная ею история - это попытка переосмыслить свои представления о жизни. Так или иначе, героиня занимается тем, что переписывает свою личную историю.
Избирательность памяти героини вышеназванного романа можно объяснить вполне объективными причинами, но, в то же время, она страдает от постоянного комплекса вины за самоубийство своей дочери. Пробелы в ее рассказе задают направление движения ее памяти. Эцуко пытается за провалами в памяти скрыть свои чувства и свою боль. Американская исследовательница творчества писателя Синтия Ф. Вонг рассуждая об этих провалах и неточностях памяти героини, обращает внимание на избирательность этих провалов17. В то же время воспоминания порой возникают случайно, иногда они лишены логической последовательности, и причинно-следственной связь отсутствует. Оглядываясь назад, Эцуко понимает важность определенных событий, которые не являлись для нее таковыми в прошлом.
Ощущение зыбкости и недосказанности, неестественно спокойный тон рассказа придают произведению лаконизм, что является, по
14 Poulet G. 'Criticism and the Experience of Interiority' in Jane P. Tompkins (ed.), Reader-Response Criticism.Baltimore: Johns Hopkins University Press. 1980. P. 45.
15 Исигуро К. Там, где в дымке холмы. М. : Эксмо; СПб. : Домино, 2007. С.187-188.
16 Там же. С. 207.
17 Wong, Cynthia F. Kazuo Ishiguro. Writers and Their Work. Northcote House Publishers. 2000. P. 34.
мнению многих критиков, характерной чертой японского искусства. Другие же исследователи, например, американский критик Ребекка Вал-ковиц18 и О.Г. Сидорова, считают это «прежде всего отражением «заблокированной» чувствами горя и вины памяти героини»19. Пересмотр прошлых событий, своего рода столкновение с прошлым не приносит героине желаемого утешения. Но она все же пытается, реконструируя свою жизнь, двигаться дальше и объяснить свой жизненный выбор.
Такого же «ненадежного повествователя» мы находим и в романе «Художник зыбкого мира» (An Artist of the Floating World, 1986). Главный герой, стареющий художник Мацуи Оно ведет рассказ, предположительно пишет дневник, с октября 1948 по июнь 1950 г., в котором повествует о своей прошлой и настоящей жизни. То есть, реальная история (последствия войны для японского государства) присутствует в романе в качестве некоего фона для описания жизни героя. Автора, прежде всего, интересует преломление истории в жизни конкретных людей и их восприятие прошлых событий.
Жизнь Оно в настоящем состоит в общении с дочерьми (одна из них не замужем и живет с ним) и маленьким внуком. Он также пытается убедить людей, что в своих действиях в качестве пропагандиста империалистического милитаристского режима в Японии во время Второй мировой войны он руководствовался исключительно патриотическими чувствами и верил, что был прав. Но, тем не менее, он понимает, что его прошлое, в котором не все его поступки заслуживают одобрения, может помешать дочери составить выгодную партию в браке. События прошлого медленно оживают в памяти рассказчика, в момент повествования, когда он несет ответственность за свое прошлое. Этот герой также страдает от чувства вины перед дочерью, вины и стыда перед учеником, которого он фактически предал, когда донес на него в Комитет по непатриотической деятельности.
Комментируя способ подачи воспоминаний героя, британский исследователь Джефф Дайер, отмечает следующее: «Исигуро представляет неуверенные воспоминания Оно с таким же эллиптическим умением, какое он демонстрирует в романе «Там, где в дымке холмы», подавая нюансы с помощью двусмысленных намеков»20.
События прошлого, которые человек хранит в памяти, всегда являются предметом различных интерпретаций, переосмыслений и манипуляций. Читатель так до конца и не может определить степень вины Оно, чувство ответственности за прошлое и то, были ли его страхи
18 См.: Walkowitz R. Ishiguro's Floating Worlds// ELH, 2001, Vol. 68.
19 Сидорова О.Г. Британский постколониальный роман последней трети XX в. Екатеринбург, 2005. С. 199.
20 GeoffDyer. "On Their Mettle", in New Statesman, Vol. 111, No. 2871, April 4, 1986. P. 25.
действительными, или существовали лишь в его воображении. В конце концов, как говорят его дочери, он был всего лишь художник.
Исследователь творчества писателя Синтия Ф. Вонг выводит некую общую формулу, по которой происходит развитие действия в романах К. Исигуро: ожидание или предчувствие, воспоминание и несогласованность, что приводит к осознанию чувства вины или говорит о душевном страдании. По мере того, как герои возвращаются в прошлое с помощью или вопреки своей памяти, они сталкиваются с несоответствиями в своих историях. Рассказчики находятся одновременно в центре и на краю своего повествования. Они выполняют две четкие роли. Можно выделить два уровня повествования: рассказчик, находящийся над историей, и тот, который принимает непосредственное участие в происходящем22.
Повествование во всех шести романах К. Исигуро ведется от первого лица, и, следовательно, объективным оно быть не может. Серьезный и где-то даже мрачный тон первых двух романов предполагает, что Эцуко и Оно стараются вспомнить прошедшее как можно точнее. Но в то же время они оба и в какой-то мере другие повествователи, например, Стивенс из «Остатка дня» (The Remains of the Day, 1990) или Райдер, герой романа «Безутешные» (The Unconsoled, 1995), признают, что память их может подводить по прошествии времени. И хотя читатель может заподозрить их в обмане или сокрытии информации, такое открытое признание несовершенства механизма памяти все же вызывает сочувствие, учитывая также тот факт, что каждый герой переживает в жизни значительные личные или профессиональные трагедии. То, как они справляются с болью и потерями в процессе вспоминания и воспроизведения этих болезненных переживаний, смягчает возможный «обман». Сам автор комментируя этот феномен, отмечает, что ему было интересно посмотреть, «как люди лгут сами себе только для того, чтобы сделать вещи более приятными, чтобы суметь выносить самого себя»23. Также он отмечает, что ему не столько интересен тот факт, что герои совершили некоторые действия, о которых впоследствии сожалеют, а то, как у них получается смириться с этим24.
Таким образом, память выступает важнейшим фактором интерпретации мультикультурного текста и напрямую связана с проблемой самоидентификации постколониального субъекта, существующего на стыке двух или более культур. В контексте постколониального дискурса память становится мерилом подлинности истории личности в
21 Wong, Cynthia F. Kazuo Ishiguro. Writers and Their Work. Northcote House Publishers. 2000. P. 18.
22 Rimmon-Kenan Sh. Narrative Fiction: Contemporary Poetics. London : Merhuen. 1983. P. 94-95.
23 Jaggi M. Kazuo Ishiguro Talks to Maya Jaggi// Wasafiri, 22. 1995. P. 23.
24 GraverL. New York Times Book Review. Oct. 8, 1989. P. 3.
историческом процессе. Но в то же время, являя собой образ прошлого, память субъективна и часто иррациональна. Тема памяти в мультикуль-турном аспекте специфична тем, что представляет не только привычную связь воспоминаний и их реконструкции в настоящем, но также отзвук культур, пересекающихся в межпространственном измерении.
Библиографический список
1. Исигуро К. Там, где в дымке холмы / К. Исигуро. - М. : Эксмо; СПб. : Домино, 2007.
2. КутзееДж.М. В сердце страны / Дж.М. Кутзее. - СПб.,
3. КутзееДж.М. Медленный человек / Дж.М. Кутзее. - СПб.,
4. КутзееДж.М. Мистер Фо / Дж.М. Кутзее. - СПб., 2004.
5. КутзееДж.М. Элизабет Костелло / Дж.М. Кутзее. - СПб.,
6. Мегилл А. Историческая эпистемология / А. Мегилл. -
7. Сидорова О.Г. Британский постколониальный роман последней трети XX в. / О.Г. Сидорова. - Екатеринбург, 2005.
8. Толкачев С.П. Мультикультурное пространство и мульти-культурная литература / С.П. Толкачев // Культура «Пост» как диалог культур и цивилизаций; под ред. М.К. Попова и В.В. Струков. Воронеж: Воронежский государственный университет, 2005.
9. Хальбвакс М. Социальные классы и морфология / М. Хальбвакс. - СПб., 2000.
10. Dyer G. «On Their Mettle», in New Statesman. - Vol. 111. -No. 2871, April 4, 1986.
11. Graver L. New York Times Book Review. Oct. 8, 1989.
12. HallS. Cultural Identity and Diaspora // Identity: Community, Culture, Difference. J. Rutherford, ed. - L., 1993.
13. JaggiM. Kazuo Ishiguro Talks to Maya Jaggi // Wasafiri, 22.
1995.
14. Mason G. An Interview with Kazuo Ishiguro // Contemporary Literature. 1989. - Vol. 30/3.
15. Poulet G. 'Criticism and the Experience of Interiority' in Jane P. Tompkins (ed.), Reader-Response Criticism.Baltimore: Johns Hopkins University Press. 1980.
16. Rimmon-Kenan Sh. Narrative Fiction: Contemporary Poetics. London: Merhuen. 1983.
17. Walkowitz R. Ishiguro's Floating Worlds// ELH, 2001. -
Vol. 68.
18. Wong, Cynthia F. Kazuo Ishiguro. Writers and Their Work. Northcote House Publishers. 2000.
2005.
2006.
2004. М., 2009.
