CC BY
26
Список литературы
1.Бродович О.И. Диалектная вариативность английского языка: Аспекты теории. - Л.: Изд-во ЛГУ, 1988. - 194 с.
2.Кабакчи В.В. Язык межкультурного общения и языковая конвергенция //Языковая система и социокультурный контекст. Studia Linguistica 4. - СПб.: Тригон, 1997. - С.63-79.
3.Ярцева В.Н. Межъязыковые контакты и стилистическая система языка // Проблемы общего и германского языкознания. - М.: Изд-во Московского ун-та, 1978. - С.14-25.
4.Bliss A.J. English in the south of Ireland // Language in the British Isles / Ed. by P.Trudgill. - Cambridge: Cambridge Univ. Press, 1984. - P.135-151.
5. Bliss A.J. The Emergence of modern English Dialects in Ireland // The
English Language in Ireland/Ed. by D.O Muirithe. - Dublin-Cork: Mercierpress: Radio Telefis Eireann, 1977. - P.7-19.
Источники
1.O'Connor F. Guests of the Nation. - New York: Macmillan, 1979 (First publ. 1931). - 199 p. [O'Connor, 1979]
2.O'Connor F. More Stories by Frank O'Connor. - New York: Alfred A.Knopf, -1955. - 385 p. [O'Connor, 1955]
3.O'Connor F. My Oedipus Complex and Other Stories. - Penguin Books, 1963. - 239 p. [O'Connor, 1963]
4.O'Faolain S. A Purse of Coppers. - New York: The Viking Press, 1938. -284 p. [O'Faolain, 1938]
5.O'Faolain S. Teresa and Other Stories. - London, 1947. - 160 p. [O'Faolain, 1947]
6.O'Flaherty L. The Mountain Tavern and Other Stories by Liam O'Flaherty. -Leipzig: Bernard Tauchnitz, 1929. - 271 p. [O'Flaherty, 1929]
Фёдорова
Валентина
Павловна
д-р филол. наук, проф.
КОНЦЕПЦИЯ ЧЕЛОВЕКА В НАСЛЕДИИ И.М.ПЕРВУШИНА
Я чернорабочий, ищу человека, а не барина, ищу труженика, а не формалиста.
И.М.Первушин
Иван Михеевич Первушин (1827 - 1900) - известный математик с мировым именем, исследователь малых чисел. В 1847 году он сообщил в Российскую Академию наук о своем открытии в теории чисел. Работа зауральского священника в свое время вызвала сенсацию в математических кругах, и имя Первушина вошло в историю математических открытий (так называемое "первушинское число"). "О. Ивана знают даже в далекой Америке, - сообщал писатель К.Д.Носилов, - и он очень гордится теперь подарком одного техасского профессора математики, который прислал ему в прошлом году свои труды. Другой подарок, который он получил в последнее время, это от Эрнеста Чезаро из Неаполя"[8, с.436].
И.М.Первушин был членом Московского, Казанского и Уральского физико-математических обществ. Он посылал свои работы в Академию наук (Санкт-Петербург), состоял в переписке с видными учеными, а Синод отправил посылку в Зауралье на имя Первушина - комплект
"математических книг на сумму 190 рублей" [15, с.175]. Уже современникам И.М.Первушин был известен как философ, мыслитель, гуманист, краевед. Широта его интересов, направление мыслей определены гуманистическими настроениями, связанными с надеждами на реформу, которая виделась не только как освобождение крестьян. Свобода представлялась более широко.
Подготовка реформы вызвала размышления о человеке, особенно о человеке-крестьянине. Кто он, способен ли разумно воспользоваться свободой? Каково положение современника, кто и как ему может помочь, кто ответственен за человека и дела в России? Широкомыслящему ученому была известна постановка в художественной литературе, публицистике и философии проблемы фатума, рока судьбы, объективного и субъективного, идеализма и материализма. Обращение к ним ставит зауральского священника с веком наравне. Он внес в русскую философию оригинальные суждения, которые должны стать предметом серьезных комплексных исследований.
Особенность деятельности И.М.Первушина состоит не только в высоком полете мысли, разума, но и в практических делах. Слово и реальная практика оказались взаимосвязанными.
Размышления И.М.Первушина изложены в рукописном журнале "Шадринский вестник", первые страницы которого датируются 18 декабрем 1860 года, а также в нескольких номерах рукописной газеты "Шадринская местность". К читателям эти издания дошли в переломный момент в истории России - в 1861-1862 годах. Полное издание их до сих пор еще не предпринято. Единственный экземпляр хранится в Государственном архиве Свердловской области (ГАСО), ф. 101., оп.1, д.600. Рукопись требует реставрации, поэтому пока не доступна в должной мере исследователям. Неполные машинописные копии находятся в библиотеке Шадринского педагогического института. Рукопись из библиотеки Шадринского пединститута опубликована в "Шадринской старине" [10, с. 80-120]
Мы будем ссылаться на это издание. Рукопись И.М.Первушина - книга "в четверку писчего листа", в ней более 1200 страниц, исписанных мелким почерком автора. Материал расположен по статьям. Частичная (первая) публикация была предпринята К. Рождественской [12, с. 140-177].
Рукописное наследие Первушина привлекало внимание историков. Так, М.Ф.Ершов рассматривал его как исторический источник. В.А.Павлов исследовал "Шадринский вестник" в аспекте истории уральской журналистики [9, с.21-34]. В русле фольклористики изучались рукописные издания Первушина Н.Н.Мальцевой [6, с.84-136]. Биографический очерк, включающий эпистолярий Первушина, написан В.П.Тимофеевым [13].
Однако проблема концепции человека по сути дела исследователями не ставилась. Между тем понимание Первушиным человека чрезвычайно своеобразно и злободневно для XXI века. Его интересует тайна появления человека на свет и отношение крестьян к этой тайне. В связи с этим записаны заговоры от повивальной бабки, а также зафиксированы ритуальные действа с последом, матерью и новорожденным [11, с.454-456]. Языческая ритуальность не оттолкнула, а привлекла православного священника, которому было важно понять крестьянское восприятие рождения человека как серьезного сакрального акта. Эта загадка, видимо, волновала и самого автора. Не случайно она вошла в русскую литературу (Л.Толстой, М.Горький). От рождения начинается как жизнь че-
ловека, так и ответственность перед ней.
Человек в творчестве И.М.Первушина оказался на скрещении противоположных начал: науки и религии, прагматики и романтизма. Автор - человек глубоких наблюдений, высокого полета разума и сельский житель, задавленный бесправием и нуждой. Крестьянская речь, просторечие вплетаются в литературный стиль. Читателям представлены конкретные исторические деятели Урала, Сибири и Зауралья, а также мало кому известные имена. Себя Первушин не отделяет от времени, локуса и социума. Он - один из шадринцев второй половины XIX века. Своя судьба - предмет размышлений о человеке. Она необходима для обобщений.
Наверное, главный постулат в концепции человека -это загадка, тайна человека, существа земного, разгадка которой требует работы мысли. Что ведет нас по жизни, как тянется нить, неизбежно приводящая к истокам. Что руководит человеком, если он возвращается в те места, где осели пращуры. Всматриваясь в свою жизнь, автор статьи "Детство" (статья №101) приглашает своего читателя к размышлениям: "В Лысьевском-то заводе я и родился в воскресенье, при отходе обедни, часов в одиннадцать утра, и повит был в дедушкины порты, не знаю по какому случаю... Может быть, молоденькая мать моя-родильница не успела вынять приготовленное для ребенка-первенца... Как бы то ни было, а я сделался любимцем дедушки, еще ничего не понимая, только пища бессмысленно. Кто думал тогда, что эта ничтожная былинка со временем умчится вихрем жизни в Пермь, в Казань, в село между Шадринском и Далматовым - в Сибирь, ближе к пепелищу и прахам 12-го или 15-го предка?.. Кто бы мог подумать? В духовенстве так еще все случайно, что трудно угадать, кто где будет, кто вознесется и где падет. Это не то, что в астрономии - предсказывают за тысячелетия путь и жизнь планетную и комет-ную!!!" [с.103].
Мысль о связи жизни отдельного человека с прошлым, семьей - одна из главных. Загадочна эта связь, но она есть. Задолго до появления в русском лексиконе слов "генетика", "наследственность", "гены" математик из глухой деревни пишет о роли "семейного наследства", то есть о родовых, семейных чертах. По его мнению, каждому следует знать характер, своеобразие своей родословной, чтобы руководить собой, своими чувствами, поступками. Вспоминая "времена доисторические" (детство), жалеет, что о них нет ни воспоминания, ни предания: "Не сумел выспросить об этом времени, наиважнейшем в жизни; тогда-то виден бывает опытному глазу весь будущий "человек". Тятенька был сердит и отходчив, а маменька не могла отходиться от гнева несколько дней и даже недели., а кто ее оскорбит, вовеки не забудет, укажет при всяком удобном случае., а родней выкорит до четвертого рода., до самого дальнего сватовства., конечно, не без основания. Здравомыслие, озлобление, трудолюбие, терпение, тишина и вспышки - вот вековечное родительское наследство, вот какие принципы необходимо сообщились и мне и всем моим прочим шестерым братьям и восьмерым сестрам. Виноват ли я, что таков родился? Я могу лишь себя ограничивать, а не переменить свою природу.Отец и мать не были не пьяницы, ни воры...Отец решительно не пивал ничего; мать разве водочки маленькую рюмку у приказчика или попа, а особенно у любящего свекра. Отец молчалив, про другого -ни гугу, но родительница зато имеет в этом случае совершеннейшую противоположность и болтливость. И эти "записки", друг мой, не обязаны ли прирожденной болтливости? Не природа ли побуждает меня похвалить себя,
побранить других?! Бескорыстие и щедрость, а также скупость в других случаях, опрятность и порядок - все это поддерживалось в нашем доме. Велико ли же в них мое наследство!"[с. 104-105].
Как священник Первушин, вероятно, должен был дать другой ответ. Сама постановка вопроса о роли наследственности служителем культа - уже своего рода отступление от христианской догматики. В понимании роли семейных, родовых начал в судьбе человека И.М.Первушин ориентируется на трудовое крестьянство. Мысли и чувства своих современников-тружеников он ценит высоко: "Простой народ живет, думает, мыслит и свои мысли и думы передает из одного места в другое, от поколения к поколению не письмом, не печатным станком, а изустно - в песнях, в сказках, в пословицах, в легендах. Изустная передача не боится никаких цензурных уставов: из песни слова не выкинешь, по пословице. А это слово бывает иногда правдиво до грубости, неприятной для изнеженного изящной литературы слуха" [с.81]. Многовековой опыт жизни, труда привел крестьянина к емким обобщениям, которые близки пастырю-математику: "Каково семя, таково и племя", "От худой курицы худые яйца", "От худого семени не жди доброго племени", "Недалеко от дерева яблочко падает", "От яблоньки яблочко, а от ели шишки", "Отсеки собаке хвост, не будет овца", "Какое дерево, таков и клин, каков батька, таков и сын", "От свиньи родится не бобренок, такой же поросенок", "От терновника не жди винограду", "Свинья не родит бобра, а сова не высиживает орла", "Орел орла плодит, а сова сову родит", "Каков батюшка, таковы у него и детки", "У Мирона детки Миро-нычи, у Ивана - Иванычи", "Свинья хрю, и поросята хрю" [3, с.721-723]. Ориентируясь на "мнение народное", И.М.Первушин, повторимся, не просто констатирует значение наследственности, но подчеркивает важность знания каждым человеком особенностей своей родословной, чтобы через усилия избежать чего-то дурного и развить доброе. Математик переводит умозаключения десятков поколений в практическое русло. В связи с проблемой знания наследных черт поставлен вопрос об активной роли самого человека в построении своей судьбы.
Отталкиваясь от крестьянских пословиц, ученый обратился к таким вопросам, как случайность и закономерность в жизни, судьба и случай как свойства жизни. "Отношение к судьбе и случаю составляет важную характеристику национального самосознания, во многом определяет своеобразие западного и восточного типов культуры" [1, с.10]. Русская литература вся пронизана размышлениями о судьбе, фатуме, особенно в переломные, социально напряженные времена, когда хаос и космос приходят в активность, когда усиливается драматизм разрыва романтических представлений и реальности (поэзия Ф.И.Тютчева, А.А.Фета, Н.А.Некрасова, поэзия серебряного века). И.М.Первушин не стоял в стороне от ведущих идей века. К.Д.Носилов писал: "С о. Иваном можно говорить обо всем, он не узкий специалист, он много читает, выписывает до десятка разных журналов, следит даже за политикой и знает жизнь, литературу, вопросы дня почти так же, как любой столичный житель" [8, с.437]. Создателю школы и своей "мирской" азбуки, собеседнику писателей К.Д.Носилова, В.Я.Кокосова, историков А.А.Дмитриева, Д.Д.Смышляева, одного из основателей Уральского общества любителей естествознания О.Е.Клера, создателем первой в крае сельской библиотеки А.Н.Зырянова, конечно, был известен роман М.Ю.Лермонтова "Герой нашего времени", пронизанный мыслью о противостоянии ударам судьбы, идеей трезвого реалистического понимания своей роли в своей судь-
бе и отказа от покорности фатуму. Однако и у Лермонтова не все просто. Не случайно споры по этому поводу идут до сегодняшнего дня. Известна концепция Б.Т.Удодова о переводе М.Ю.Лермонтовым проблемы фатума в психологический план. Получается, что Лермонтов не отвергает категорий судьбы, но считает, что осознание этого должно воспитывать в человеке активность, умение просчитать свою жизнь на "три шага вперед" [14]. Но вместе с тем, еще от В.Г.Белинского идет другая линия прочтения романа, в котором доминирует идея о ведущей роли общественных обстоятельств в формировании человека, его цельности или раздвоенности [2]. Как же эта проблема, трудная для понимания, но притягательная своей загадочностью, осмыслена И.М.Первушиным? Выводы у него не всегда готовы, читателям иногда предлагается самим подойти к ответу. Всё, как в математике: есть задача надо найти ответ, который не лежит на поверхности. Своеобразие первушинского письма в том, что для выводов и обобщений, берется ряд аналогичных ситуации из сельской жизни. Ситуации не ординарные, пограничные, но не романтические, а бытовые. Поводом к размышлениям избираются рождение человека, первые недели его пребывания в земной юдоли, а также пожары - трагические события в жизни крестьян и мещан, уносящие кров, достаток и жизнь. Один из ярких эпизодов - пожар в Далматове. Теплым майским днем, "со второго часу пополудни, при сильном ветре, половина Долматова выгорела, именно 240 домов на 175 местах. Строение было тесное, на одном месте нередко строилось два дома с службами каждый. Чудесно спасся ничем не защищаемый один кабак. Напротив, пожарный сарай, в самом почти начале пожара запылавший и развеянный ветром и разбросанный, содействовал возникновению пожара в двух-трех местах разом. От Никольской церкви если смотреть, выгорела северо-западная часть села. Предоставляем на волю очевидцев в подробности описать этот страшный пожар со всеми его фазами. Заметим только, что во время его сгорел старик весьма уже дряхлый, и задох в шубе шестинедельный ребенок. Оба уже не погребены две недели." [с.101]. Парадокс изумлял и самого рассказчика. Но ум ученого, исследователя берет верх. Характерно замечание, что пожарное помещение - не что иное, как сарай, загоревший "в самом, почти начале пожара". Это не удивительно. Сарай и должен быть причиной беды. Читателям не поясняется, каким был кабак, из чего сооружен, однако его притягательная суть и доходность заставляют предполагать основательность здания. Во всяком случае, питейные заведения в сараях не устраивались. На неслучайность событий проливает свет следующий эпизод из истории далматовских пожаров. Далматовцы горели15 дней в 1852 году, "горели и ранее того. Некоторые погорели ныне в третий раз" [с.101]. Регулярность пожаров порождает разные слухи - объяснение причин. Автор-священник приводит легенды, бытующие в народе, но определяет их как выдумку: "Вракают, что еще в Великий Пост какой-то проезжий монах, останавливавшийся будто в Долматовском монастыре, прорек пожар нынешним годом - за беззакония и неправды жителей" [с.101].
В качестве подтверждения выводов о земных истоках пожаров приводится еще один пример - из истории того же Далматова: "В Далматове был еще пожар сгорело пять домов 21 мая. Виновник - пьяница, от трубки коего вспыхнуло задворье, - в бегах. и грозит сжечь весь Далматов; а полиция земская якобы бессильна поймать и предать суду. То же и в селе Петропавловском, мужик-пьяница пойман с углями и берестом. Жена его показала, что он устремился поджечь все село Петропавловс-
кое. Сам пьяница наедине признался, что ему жаль одного лишь волостного писаря Александра Васильевича Сухих, всегда будто бы ему - пьянице потакавшего и из всех бед выводившего. Сам становой распорядился только непременно садить этого отъявленного зажига-теля во время его пьянства в чижевку, при волости. Только-то! А между тем, все село собралось, склало все имение в узлы, трепещет и боится одного мерзавца, которому, видимо, потакают" [с.102]. Мотив пожара вплетается в размышления о воспитании трезвого ума - качества, которое определяет жизнь человека и общества, помогает понять происходящее, отличить реальное от выдумки: "Около Николы распространился слух из Параткули, деревни Вознесенской волости. Будто бы богатого мужика-крестьянина семнадцатилетний сын видел в поле чудного старика, который не велел носить цветочного платья, и прорек отцу-богачу близкую смерть. Отец действительно, говорят, умер, а сын немного как бы помешался - от видения. Старичок явленный приказал неупустительно ходить в церковь из-за четырех верст расстояния деревни от села. Ложь или правда? И немного расколу - гонение против роскоши и много православия - посещение приходской церкви по воскресеньям и по праздникам. Чья же это выдумка? Попа или мужика?" [с.102].
Мотивы пожаров введены в рассказы о собственной судьбе, являясь своеобразным фоном для выводов -обобщений о человеческой жизни: на роду ли написано? В русле споров героев лермонтовского романа ставится вопрос: может ли "человек своевольно располагать своей жизнию, или каждому из нас заранее назначена роковая минута" [5, с.684]. Случайна линия жизни или закономерна, определена на небесах или на земле? Как ученый Первушин и здесь приводит ряд сюжетов, комплекс которых не должен оставлять разноречивых толкований. Читатель вводится в сопряжение внешнего вида событий и их глубинной сути. В этом отношении важными, константными являются два эпизода. Один из них ведет в историю семьи Первушиных. Назначения Первушиных на должность как будто случайны, однако случайность оказывается закономерностью, проистекающей из сложности человеческих отношений и поступков: "Отец мой был пономарем-самородком., нигде не учился в школе. При дедушкиной указке выучился читать и писать, и на клирос. В старину все просто было. А ныне систематически гнетут низшее или белое духовенство. с аркадиевс-ких времен и особенно после. Во диаконы произвелся мой отец уже по рождении второго сына Василья и по смерти умного дяди нашего Прокопья Ивановича, около 18 февраля 1828 года. Владыка Дионисий, жалея о потере отличного человека, не без ведома его убитого беспохмельем, произвел моего деда Ионна во иереи в Лысь-венский же завод на место престарелого священника Иоанна Колмогорова, а родителя моего во диаконы в Архангело-Пашийский завод помещичий же, как и Лысь-венский, на праздное место, около двух лет не занятое до него" [с.103]. Таким образом, чувство вины Владыки Дионисия перед семьей Первушиных, раскаяние в невольной вине перед ними оказываются причиной продвижения отца - автора "Шадринского вестника" - Михея Ивановича - по службе. В новое время даже для внешней случайности не остается места. Люди не ждут решения судьбы, они трезво требуют места хотя бы и под неярким солнцем: "А ныне не прозевают., на живого попа или дьякона до десятка подадут прошений; умер-де, определите меня." [с.103]. Живя в селах пограничья между Европой и Азией, И.М.Первушин вопрос о судьбе решает в русле европейской традиции.
Взаимоотношения с матерью тоже вошли в орбиту дискуссий о судьбе случайности и закономерности. Задается вопрос об истоках отчуждения матери и сына. Прямого ответа на него нет, однако изложение истории женщины, ставшей матерью еще совсем юной, подводит читателя к заключению о закономерности в земном бытии. Это - не судьба, а реальные обстоятельства: "Не знаю, друг мой, природа ли, судьба ли, или же это вместе поселили в мое сердце и матернее взаимное охлаждение и оттолкновение. У ней - строптивый, жестокий, деспотический нрав. Она была старшая дочь в семье ее отца, и все падало на нее, хлопоты и побои... Ныне не бьют, а прежде бывало - и моих несчастных сестер ни за что, за булавку, за иголку или ровные им пустяки, хлещут плеткой - троехвосткой, ременной "по чему попало", - колотя их лбом об пол, разят ухватом, ощепком, кулаком, даже шилом и молотком.Боже мой! Если вспомню, сердце кровью обливается. Представишь, какое было варварство в нашем доме, считавшемся по благочестию отца и всех семейных монастырем. Бывало, хоть бы ни в чем не виноват, дрожишь как бы ремень на спину тебе не сел.. Драли до печенок. С такой плантации поневоле вынесешь жесткое, черствое сердце; и нужны особенные переделки жизненные, чтоб отягчиться: но нет невозможно ни братьям моим, ни сестрам (кроме разве последних, явившихся при смягченном деспотизме и сносной тирании) быть мягкосердым после пашийской закалки., там истолкли их сердце в сухой порошок, там измололи в бус их чувства. Грех и казнь - казнь здесь и за гробом, казнь в юности и до старости - вот что внушали." [с.103-104].
В духе времени обращается И.М.Первушин к женскому вопросу. Судьба ли определила духовный мир женщины, произошедшей из ребра Адамова? Можно ли направить поиск человека в женскую среду? Вопросы ставились в соответствии с исканиями русской литературы предреформенной и пореформенной поры: А.Н.Островский, И.С. Тургенев, Н.А.Некрасов, Д.Н.Мамин-Сибиряк. Женский вопрос был одним из дискуссионных. Правовое положение женщин привлекло внимание политиков, ученых, историков, писателей, общественных деятелей. Выяснилось неравенство женщин перед законом [7]. Положение женщины обсуждалось в журналистике, публицистике, литературе.
К осмыслению женского вопроса И.М.Первушин подошел с позиции ученого, предложив читателю несколько сюжетов на одну тему, связанных одной проблемой. В еженедельном листке "Шадринская местность" (январь, 7 дня) приводятся размышления женщины. Автор дистанцировался от своей героини и дал ей возможность высказаться, показать низкий интеллектуальный уровень, душевную скудость и агрессивную напористость необразованного ума, нацеленного на приобретение материального достатка любой ценой: "Ныне век такой: берут и тем живут. Пожалуй, не бери; без хлеба, без рубахи насидишься. И то смеются, что собаке нечего бросить. А что вам посмотришь на других, как живут: стулья, диваны - все сафьян, под чехлами; фортепьяна, зеркала - везде порядок, чистота. Варенья подают в вазах по моде, а у нас и тарелочки нет порядочной. А какие чудные платья заводят. Атласные башмаки каждый месяц меняют. В пять целковых сетку носят. А мы нищие с твоей-то правдой да гласностью. Берут да умеют концы хоронить" [с.119]. Саркастически поданы инвективы против гласности литературы, требований прав. В остром противоречии поставлены обличение порядочности, поучение о человеке, его исправлении и ханжеские отсылки к Библии [с.119]. В статье "Либеральные мечтания" от лица прогрессивно мыс-
лящего современника высказаны мысли о ценности человека, независимой от социального положения, об идеале счастья, который "должен быть не в лени, в отсутствие всякого движения и беспокойства, - напротив, в борьбе за свободу с природой и людьми, в беспрерывной деятельности, неугомонной работе духа и мысли" [с.115]. Дорога к достижению идеала идет через образование и воспитание. Утверждается мысль о том, что для чиновницы, попадьи, женщины "благородно" сочетание выполнения домашних занятий (шить, вышивать) и "просвещения", получение образования к чести ученого, он создал в 1860 г. в селе Замараевском школу, собрал "до двадцати учеников и до пяти учениц" [с.111], мечтая о ее расширении, глубоко веруя в то, что девочек "Столько же нужно учить, как и мальчиков, грамотности: но пора бы эту теорию осуществить на практике" [с.113].
Обращаясь к своему детству (сиротскому по сути дела), зрелый Первушин в идеал женщины включал материнские чувства, любовь и сострадание к детям. Кроме того, высказал зрелую гуманистическую мысль о том, что в женщине должны быть воспитаны национальная гордость и национальное самосознание. Таким образом, И.М. Первушин раскрыл идеал женщины с позиций семейной и государственной жизни. На нее возлагает ученый задачу поддержки мужа в его общественном служении. Забота государства должна состоять в поддержке образования, в том числе и женщин. К сожалению, идеальный женский тип человека в самой действительности Первушин то ли не увидел, то ли просто не ввел в "Шад-ринский вестник". Зато человек обнаружен в крестьянстве. В одной из статей журнала выведен крестьянин, распорядившийся частичкой своей судьбы. Автор любуется умным человеком, строившим в какой-то трудный момент свою судьбу. Государственный крестьянин на почте потанинского села "отправлял куда-то 10 рублей, 48 копеек серебром. Отдал, получил расписку" [с.86]. Если он был и не очень грамотным, то уж в сообразительности отказать ему нельзя. Он у нескольких человек спросил, правильно ли у него взяли пошлину. Оказалось, что 25 копеек серебром чиновники перебрали. Почта переполнена посетителями, скоро конец рабочего дня. Крестьянин начал требовать свое. "Подайте мне мои 25 копеек. Вы грабите днем при всех, не боясь никого; подайте же мне назад четвертак. Почтмейстер Р. видит энергические претензии мужичка-доки, приказывает выбросить ему деньги 25 коп. сер. Мужик потанинский берет обратно свои 25 коп. сер. и говорит: пойду в полицию, объявлю, что здесь берут лишние деньги, просто "грабят" мужиков среди бела дня. Молодец!!!" [с.86]. Таким хотел бы И.М. Первушин видеть человека - уважающего себя, умеющего постоять за себя, а не смирившегося с вековой печалью: "Так на роду написано". На такого человека можно рассчитывать реформу.
Первушинская концепция человека предполагает просвещенный грамотой ум, трудолюбие, трезвость, отличный нрав, справедливость, опору на свои силы и умение жить в обществе. Свой век ученый считал далеким от воплощения идеала человека: "Много свиней сегодня, завтра может быть и меньше" [с.114].
Каковы условия формирования человека? Прежде всего, - гуманистические законы. В своем времени И.М. Первушин их не видел, однако предпринимал меры, создавая школы для мальчиков и девочек, мужчин и женщин. При этом трезво оценивал трудности: "Знаю и читаю много, что пишут и в пользу подобных моему училищ, и что не в пользу, - что за нас и что против нас. Как бы то ни было, это ученье грамотности - крест или бремя, но от-
нюдь не легкая штука для нас. Нас скорей захотят ловить, пугать, нажимать, разумеется, официальным путем, а не любить и поддерживать по-человечески гуманно, во имя прогресса, цивилизации." [с.112].
Список литературы
1.Аминева В.Р., Габадулина Л.Г. Проблема судьбы и случая в русском и татарском романах классического периода //Дергачевские чтения - 2000. Русская литература: национальное развитие и региональные особенности. - Екатеринбург, 2001.
2.Белинский В.Г. Герой нашего времени. Сочинение М.Лермонтова // Белинский В.Г. Статьи о классиках. - М., 1970.
3.Даль В. Пословицы русского народа. - М.,1957.
4.Ершов М.Ф. Рукописные издания И.М.Первушина как исторический источник //Итоги и задачи регионального краеведения. Материалы Всероссийской конференции. - Курган, 1977. - Ч.1.
5.Лермонтов М.Ю. Стихотворения. Поэмы. Маскарад. Герой нашего времени. - М., 1972.
6.Мальцева Н.Н. Зауральская фольклористика XIXвека: Дис. ... канд. филол. наук. - Челябинск, 2004.
7. Никольский В. Обзор главнейших постановлений Петра I в области
личного семейного права. - Ярославль, 1857
8.Носилов К. Священник-математик//Пастырский собеседник. - 1897. -№ 26.
9.Павлов В.А. Очерки истории журналистики Урала. - Т.2. - Кн. 1 (1860 -начало 1880-х гг.). - Екатеринбург, 1995.
10.Первушин И.М. Шадринский вестник//Шадринская старина. Краеведческая хрестоматия (Вторая половина 50-х - начало 80-х гг. XIXв.). - Шадринск: Изд-во Шадринского пединститута. 1997.
11.Первушин И.М. Шадринский вестник//ГАСО, ф.101, оп. 1, д.600.
12.Рождественская К. Рукописный журнал математика Первушина // Уральский современник. - 1942. - №6.
13.Тимофеев В.П. Священник - математик Иван Михеевич Первушин.-Шадринск, 1996.
14.Удодов Б.Т. М.Ю.Лермонтов. - Воронеж, 1973.
15.Халяев Н.В. Первушин И.М. Энциклопедический словарь / Под ред Ф.А. Брокгауза. - СПб., 1898. - Т. XXIII.
Самойлова Галина Михайловна д-р филол.наук
АССОЦИАТИВНЫМ МИР ОТЕЧЕСТВЕННОЙ КЛАССИКИ
Известно, что термин "ассоциация" был введен в научный оборот английским философом Локком, который в духе своего времени обозначал им "неверные и неестественные сочетания идей", противопоставленные связям логическим, опирающимся на разум. Впрочем, идея связи представлений, возникающих без видимой внешней причины, фиксировалась еще Платоном и Аристотелем. Никто не спорит с тем, что в искусстве разных стран и народов ассоциации занимают важное место, однако их специфика и функции еще не осмыслены должным образом.
Необычайно значима роль ассоциаций в искусстве Востока. Недоговоренность, лаконичность создаваемых восточными художниками образов в высшей степени активизировала восприятие читателей, их ассоциативную сферу с бесконечными переливами чувств и настроений. Уже в VNI-X веках в восточном искусстве ассоциативные
связи многое определяли в построении произведения. Чтобы исключить подробное описание предмета или явления, авторы напряженно искали такую "говорящую" деталь, которая бы сама, почти независимо от воспринимающего, дорисовала бы в его сознании нужную картину. В искусстве подобного рода рука создателя должна быть чуткой и безошибочно точной, чтобы предельно лаконичными средствами создавать картины, полные изысканной тонкости и субъективной прихотливости в передаче эмоций. Этим объясняется то странное для раннего средневековья явление, что авторами многих стихов в китайском стиле были женщины, которые в сложных ассоциативных построениях раскрывали сокровенные глубины человеческой души. Н.И. Конрад в "Очерках культуры средневековой Японии" обратил внимание на "странный" факт, заключающийся в том, что "Гэнзи-моно-гатари", вершина хейанского романа, создана женщиной Мурасаки-сикибу.
Думается, что чем выше художественный уровень произведения, тем активнее и насыщеннее его эмоционально-суггестивный ореол. Ассоциации субъективного плана вызваны к жизни индивидуально-неповторимым опытом читателя, который может найти отражение в дневниках, письмах и мемуарах. В монографиях, обращенных к проблеме "автор-читатель", часто фиксируются разнообразные оттенки мнений и суждений. Многие из них субъективны и неповторимы до такой степени, что вряд ли могут быть разделены большинством читателей. И, несмотря на это, их изучение может быть полезным и ценным.
Есть также в произведении искусства ассоциации иного плана. Они составляют как бы часть "конструкции" целого и имеют объективный характер. Без них невозможно глубокое и полное понимание любого творения. Они образуют внушительную "подводную часть" романа. Эти ассоциации, выверенные и продуманные автором, неизбежно возникают в душе читателя, который в таком случае превращается в "сотворца" автора. Подобная корреляция миров усиливается с ростом культуры. Лингвисты давно обратили внимание на то, что ассоциации в художественном произведении не возникают спонтанно. Они - результат художественно-творческого процесса, в котором отдаленные, не связанные логическими скрепами представления, обретают связи. Явления такого рода впервые стали изучаться Вильгельмом фон Гумбольдтом и А.Потебней.
Любопытно то, что культура в процессе своего развития осваивает все новые сферы действительности, высвобождая при этом глубинные пласты человеческой психики, делая их скрытое содержание очевидным для всех. Парадоксально то, что психология XX века обнаружила "следы присутствия" древнего человека в современном сознании. Поэтому ассоциативные принципы мышления надо не открывать, не привносить заново, а просто находить в неизмеримых глубинах души. Известный ученый XIX века А.Н. Афанасьев в исследовании "Поэтические воззрения славян на природу" обратил внимание, присматриваясь к внутреннему миру наших предков, на то, что примета, без которой трудно представить себе существование живущего на лоне природы человека, "всегда указывает на какое-нибудь соотношение, большей частью уже непонятное для народа, между двумя явлениями мира физического или нравственного, из которых одно служит предвестием другого, непосредственно за ним следующего". И далее, А.Н. Афанасьев подчеркивал, что живое воображение наших предков "на лету схватывало впечатления, посылаемые окружающим миром, ста-
