CC BY
371
2014
ВЕСТНИК САНКТ-ПЕТЕРБУРГСКОГО УНИВЕРСИТЕТА
Сер. 12
Вып. 1
ПРОБЛЕМЫ ТЕОРИИ И МЕТОДОЛОГИИ СОЦИОЛОГИИ
УДК 316.3 Д. В. Иванов
КОНЦЕПЦИИ КАПИТАЛА ОТ КАРЛА МАРКСА ДО МАРКА ЦУКЕРБЕРГА
Санкт-Петербургский государственный университет,
Российская Федерация, 199034, Санкт-Петербург, Университетская наб., 7/9
В статье рассмотрены концепции капитала как социального отношения. Эволюция концепции капитала и выявление его форм различными теоретиками связываются с трансформацией социально-экономической системы современного общества. Новейшие формы капитала анализируются в контексте виртуализации экономики и развития глэм-капитализма. Библиогр. 8 назв.
Ключевые слова: формы капитала, социальный капитал, виртуализация капитала, глэм-капитализм.
THE FORMS OF CAPITAL FROM KARL MARX TO MARK ZUCKERBERG
D. V. Ivanov
St. Petersburg State University, 7/9, Universitetskaya nab., St. Petersburg, 199034, Russian Federation
The article considers various concepts of capital treated as a social relationship. The evolution of the capital concepts and forms of capital revealed by different theorists are related to the transformation of the social and economic system of modern society. The newest forms of capital are analized in the context of the economy virtualization and the rise of glam-capitalism. Refs 8.
Keywords: forms of capital, social capital, virtualization of the capital, glam-capitalism.
145 лет назад вышла в свет самая знаменитая книга Карла Маркса, которая положила начало долгой истории дебатов о сущности, формах, экономической роли и социальных функциях капитала. То, что до Маркса представлялось просто одним из трех (наряду с трудом и землей) факторов производства, теперь становится основой социально-экономической системы и источником всей общественной динамики: и мотором развития, и генератором проблем. По мере появления проблем и выработки решений менялись и концептуальные подходы к пониманию капитала.
Бесчеловечный капитал
Маркс начал с довольно простого, но до сих не теряющего актуальности утверждения: капитал — не просто деньги. Деньги издавна используются, потому что эффективно выполняют функцию средства обмена. Когда обладатель какого-либо товара (Т) продает его и на вырученные деньги (Д) затем приобретает другой товар
(Т'), деньги играют лишь роль посредника, звена в цепи рыночных обменов: Т — Д — Т'. Капиталом же становятся только инвестиционные деньги, когда они из средства обмена превращаются в средство производства — процесса создания новой стоимости. Некая сумма денег (Д) вкладывается в приобретение товара (Т), стоимость которого возрастает и приносит доход (Д') больший, чем первоначальные инвестиции: Д — Т — Д'. Эта формула движения капитала из первоначальной денежной формы в товарную и затем снова в денежную — открытый Марксом универсальный закон капитализма [1]. Деньги обладают «волшебным» свойством превращения и прирас-тания только, когда вложены в специфические товары, в процессе использования которых создаются новые блага. Так что капитал составляют инвестиционные товары, именуемые также активами или средствами производства: сырье, оборудование, производственные здания, деньги для оплаты труда персонала и т. п. Маркс определил сущность капитала, назвав его «самовозрастающей стоимостью», и эту истину на интуитивном уровне знали все предприниматели XIX в.
Контринтуитивным стало другое открытие Маркса: секрет «самовозрастания» он видел в том, что капитал — не просто материальный ресурс, а социальное отношение. За денежной или товарной формой капитала скрывается подлинное его содержание: эксплуатация капиталистами труда наемных работников. Маркс полагал, что есть специфический товар — рабочая сила, которая и создает новую стоимость. Теория прибавочной стоимости предполагает, что единственным источником прибыли капиталиста является неоплаченный труд, так как рабочий в процессе труда создает стоимость большую, чем стоимость его рабочей силы. И эта разница целиком достается собственнику капитала. Маркс предлагал подразделять капитал на постоянный (стоимость оборудования, сырья, зданий и т. п.) и переменный (стоимость рабочей силы). Первый компонент просто переносит свою стоимость в стоимость продукта, а второй компонент прибавляет к стоимости рабочей силы стоимость, созданную «живым» трудом. Предприниматели, уже традиционно подразделявшие свой капитал на основной (стоимость зданий и оборудования) и оборотный (средства на закупку сырья и зарплату персонала), с этой идеей были категорически не согласны.
С концепцией прибавочной стоимости много спорили, однако Маркс в общем адекватно воспроизвел в своей теории реалии XIX в. Эксплуатация труда тогда была нещадной. Рабочий день мог длиться 12-15 часов, рабочая неделя составляла 6 дней, зарплата едва обеспечивала выживание работника и его семьи, оплачиваемых отпусков и пенсионных пособий просто не существовало. Рабочий, от которого с переходом от ремесленного к фабричному производству не требовалась особая квалификация, служил лишь живым «придатком» станков и машин. Поэтому предприниматели зачастую предпочитали нанимать для работы в цехах и шахтах женщин и подростков, которым можно было платить меньше, чем взрослым мужчинам. Маркс в своей формуле «постоянный капитал + переменный капитал» просто зафиксировал тот факт, что на ранней стадии индустриального общества из человека можно было «выжать» больше, чем из машины.
В теории прибавочной стоимости Маркс настаивал на несправедливом и бесчеловечном характере существующей социально-экономической системы. Он явно противопоставлял капитал как присвоенный предпринимателями «овеществленный труд» и «живой труд» рабочих как источник всего общественного богатства. Созидательную роль труда буржуа, которые тогда часто были одновременно соб-
ственниками предприятий и менеджерами, инженерами, финансистами, Маркс игнорировал. Но главной ошибкой Маркса было то, что он не до конца понял собственное открытие.
В теории Маркса по сути три определения капитала. Первое совпадает с общепринятым в экономической теории: капитал — приносящий выгоду ресурс («самовозрастающая стоимость»). Второе стало на долгие годы марксистским фетишем: капитал — негуманное социальное отношение («эксплуатация труда»). А третье скрыто в хрестоматийной формуле Д — Т — Д', которая приводит к мысли, что подобно велосипеду капитал устойчив, только пока движется. Главное в капитале — процесс. Не «магия» денег, товарное производство и эксплуатация отличают капитализм от других типов общества. Отличительное свойство — капитализация как перманентная финансово-товарная экспансия, когда все новые и все более неожиданные ресурсы и отношения вовлекаются в создание стоимости. Капитализм — это не эксплуатация труда капиталом, а процесс безостановочного превращения в капитал чего угодно.
Капитал с человеческим лицом
Недооцененная Марксом способность к трансформации позволила не только избежать предсказанного краха капитализма, но и привела в XX в. к развитию новых форм капитала. В обществе потребления не все блага создаются в сфере производства, все большая часть стоимости создается не в рабочее время, которое все укорачивается, а в так называемое «свободное» время, когда потребитель вовлечен в создание и наращивание новых разновидностей капитала. Наряду с финансовым, торговым, производственным капиталами, аналитики стали выделять человеческий капитал и социальный капитал.
Гэри Беккер (Becker) в вышедшей в 1964 г. книге «Человеческий капитал» [2] показал, как инвестиции в образование, в заботу о здоровье, в профессиональную переподготовку, в поддержание уважительных и бесконфликтных отношений с работниками повышают ценность персонала как ресурса эффективности бизнеса и экономического роста. Таким образом, человек может наращивать капитал, не только работая у станка, но и сидя за учебником или даже тренируясь в фитнес-зале. А главное, человек из «жертвы» отчуждения труда по Марксу становится ценным носителем неотчуждаемого капитала. Так родилось новое направление в менеджменте — управление человеческими ресурсами (human resources или, сокращенно, HR). Если раньше главным экспертом по оценке капитала был бухгалтер, учитывавший «бездушные» материальные активы, то теперь еще одним экспертом по капиталу становится «инженер человеческих душ» — HR-менеджер.
Джеймс Коулмен (Coleman) и Роберт Патнем (Putnam) в 1990-х годах развили концепцию социального капитала [3, 4]. Этот капитал измеряется количеством и эффективностью социальных структур. Построенные на взаимном доверии социальные связи, социальные группы, социальные институты способствуют бесконфликтному, с меньшими издержками ведению бизнеса и таким образом являются ресурсом экономического развития. Поэтому на уровне фирмы разумно тратить деньги на развитие корпоративной культуры и на поддержание связей с общественностью (public relations или, сокращенно, PR). А на уровне общества концепция соци-
ального капитала предполагает инвестиции в развитие местных общин и волонтерских организаций. Из концепции социального капитала также можно сделать вывод, что к экспертам по оценке капитала теперь следует отнести и РИ-менеджеров.
Всю вторую половину XX в. умножение форм капитала сопровождалось поиском концептуальных новинок в области управления человеческими ресурсами и общественными отношениями. Именно поэтому вошли в оборот такие понятия, как «интеллектуальная собственность», «политический капитал» и т. п. Вот теперь, а не во времена Маркса, общественный строй действительно можно назвать капитализмом. Все капитализируется, все превращается в ресурс, приносящий выгоды, всюду обнаруживаются объекты для перспективного инвестирования.
Особая заслуга в концептуализации многообразия капиталов принадлежит Пьеру Бурдье, который в 1980-х годах осуществил систематизацию, сопоставимую с той, что столетием раньше проделал Карл Маркс. Бурдье выделил экономический, культурный, социальный капиталы, а также символический капитал [5].
Экономический капитал в виде денег и прочих материальных активов обеспечивает владение. Институционально экономический капитал оформлен в праве собственности. Например, деньги дают возможность приобрести автомобиль. Но без умения управлять им владелец не может эффективно использовать свою собственность. В современной экономике подобная ситуация возникает, когда акционеры владеют предприятием, но не могут обойтись без квалифицированных менеджеров, инженеров, рабочих, умеющих использовать высокотехнологичное оборудование. Здесь требуется не экономический ресурс, а культурный — знания и умения. Культурный капитал в теории Бурдье — это знания и навыки работы с информацией, институционально оформленные в системе образовательных квалификаций. Культурный капитал требует вложений времени, сил, ресурсов в период обучения, а затем приносит отдачу своему владельцу, как в производстве, так и в потреблении. Например, не имея соответствующих культурных навыков, невозможно быть потребителем многих постиндустриальных производств вроде масс-медиа, торгово-развлекательных центров, а тем более художественных выставок и книгоиздания.
Социальный капитал в концепции Бурдье — это те связи, членство в тех группах, которые открывают доступ как к владению, так и к использованию благ. Даже при наличии денег и квалификации индивид может не получить доступа к благам, если он является чужаком в данной социальной среде. Таким образом, гарантией успеха и для индивида, и для корпорации, и для страны становится сбалансированное наращивание трех форм капитала — экономического, культурного, социального.
Наряду с тремя материальными капиталами, Бурдье выделил еще и символический капитал — престиж, который дают разнообразные знаки отличия, награды, титулы и т. п. Символический капитал обладает специфической силой: его обладатель привлекает внимание, и ему зачастую не надо быть владельцем, обладать квалификацией, добиваться членства в группах. Ему предоставляют блага, его стремятся обслуживать, его приглашают стать членом даже закрытых групп вроде клубов для «избранных». Символический капитал в анализе форм капитала у Бурдье занимает лишь четвертое место, однако именно эта форма обрела особую силу в конце XX — начале XXI в., когда капитализм опять трансформировался.
Виртуальный и гламурный капитал
В самом конце XX в. бухгалтеры с трудом, но научились учитывать в балансе компаний нематериальные активы, в первую очередь патенты и торговые марки. Но в это время доминировать начал капитал, который правильнее называть даже не символическим, а виртуальным.
Виртуализация вообще — это замещение реальных объектов образами [6]. В экономике такое замещение стало очевидным, когда бренды перевели конкуренцию из сферы материального производства в виртуальную реальность коммуникаций, где создаются изображаемые «особые качества» товара или фирмы, ценимые потребителями или инвесторами выше, чем фактически сделанное. Бренд — это не просто торговая марка, знак качества или престижа. Бренд — это комплексный образ и сеть отношений, погружающие людей в особый мир. На постиндустриальном рынке, перенасыщенном однотипными продуктами, создание бренда — это эффективное средство борьбы за самый дефицитный ресурс развитой экономики — внимание потребителей. На таком рынке продается не просто шампунь, а «сексапиль-ность», не просто автомобиль, а «респектабельность», не просто стиральный порошок, а «семейное благополучие». Образы, устойчиво ассоциирующиеся с продуктом и фирмой, не просто служат средством ориентации для потребителей. Образы становятся собственно предметом потребления.
Поэтому именно в конце XX в. брендинг оформился в особую сферу профессиональной деятельности и стал универсальной и общедоступной технологией создания в ходе коммуникаций виртуальной стоимости, которая может иногда значительно превышать стоимость реальных активов, вовлеченных в производство продукта. Так, например, по экспертным оценкам, выполненным в 2012 г. аналитической группой Interbrand, стоимость самого ценного мирового бренда Coca-Cola составляет почти 78 млрд долларов, что в полтора раза больше, чем совокупная стоимость всех активов компании, заявленная в корпоративном балансовом отчете. Аналитики другой фирмы — Millward Brown, давая практически ту же оценку бренду Coca-Cola, отводят ему в рейтинге лишь 5-е место, а самым ценным брендом считают Apple. В 2013 г. его оценили в 185 млрд долларов, то есть в сумму, приблизительно вдвое превышающую балансовую стоимость всех активов компании. Таким образом, специалисты по брендингу заметно превзошли и бухгалтеров, и специалистов по развитию человеческого и социального капиталов и стали ведущими экспертами по оценке и наращиванию капитала.
Наряду с созданием брендов, еще одной тенденцией экспансии виртуального капитала стало развитие биржевых торгов. На современных биржевых площадках также циркулируют не реальные продукты, а образы — репутации компаний и даже национальных валют и экономик. Фондовый рынок в развитых странах уже к концу прошлого столетия полностью оторвался от реальной экономики, и объем операций на нем в 2000 г. равнялся в Японии всему ВВП, а в США почти вдвое превышал ВВП. Но совершенно фантастически, словно персонажи в компьютерной игре, вели себя трейдеры на рынке так называемых деривативов — производных ценных бумаг, чья стоимость абсолютно виртуальна. Объем рынка деривативов оценивался в 2009 г. в 300 трлн долларов, что в десять раз больше, чем суммарный ВВП США и Европейского союза. Так что даже шок финансового кризиса 2008 г. не вернул этот виртуальный капитализм к реальности.
Однако в 2000-х годах логика виртуализации уже исчерпывает себя. Когда рынок перенасыщен брендами, они не дают больше конкурентных преимуществ. Они конкурируют уже не с «обычными», не имеющими специфического образа продуктами, а с множеством так же выстроенных брендов. Конкуренция образов теперь настолько интенсивна, что в борьбе за самый дефицитный ресурс — внимание целевых аудиторий рациональной стратегией теперь оказывается создание образов ярких до приторности и простых до примитивности. А это уже логика гламура. С 1930-х годов гламур был специфическим стилем жизни и с 1970-х — эстетической формой (глэм-рок), но сейчас гламур стал экономической логикой сверхнового капитализма. Глэм-капитализм возникает, когда производители на сверхконкурентном рынке должны очаровывать (по-английски — to glamour) потребителей и когда товары и услуги должны быть агрессивно красивыми, чтобы быть актуальным [7]. Чтобы делать деньги на актуальности, компании переходят от капитализации брендов к капитализации трендов. И процесс создания стоимости теперь больше связан с трендами, чем с брендами, не только в индустрии моды и шоу-бизнесе, но и в высокотехнологичных отраслях и финансовом секторе.
В стремлении создавать тренды наиболее продвинутые компании создают гла-мурно-промышленные комплексы (ГПК), соединяющие производителей, дизайнеров из мира моды, потребителей-трендоидов1. ГПК «размывают» привычные границы между отраслями и рынками и создают трансиндустрии, между различными брендами и создают трансбрендовые продукты, между фирмой и ее рынком и эксплуатируют не работников, а креативных потребителей.
Логика глэм-капитализма отчетливо проявляется в таких трансиндустриях, как индустрия роскоши, индустрия гостеприимства, индустрия развлечений, индустрия красоты и т. п. Каждая из них объединяет предприятия очень разные по продукту и технологии, но при этом одинаковые по методам создания стоимости. Например, производства автомобиля, телефона или кожаной сумки оказываются в одной трансиндустрии — индустрии роскоши, если они — гламуроемкие продукты от Porsche, Vertu, Louis Vuitton. Другой пример: производители косметики, пластические хирурги и издатели глянцевых журналов оказываются специалистами одного профиля — работниками еще одной трансиндустрии — индустрии красоты.
Каждая из глэм-индустрий росла в 2000-х годах в среднем вдвое быстрее экономики в целом. Например, в 2000 г. объем мирового рынка роскоши оценивался примерно в 70 млрд долларов, в 2005 — в 130 млрд долларов, то есть в среднем индустрия росла на 14% ежегодно. В кризисном 2009 г. наиболее крупные игроки на рынке роскоши пережили относительно небольшое снижение продаж: LVMH потеряла 0,81%, Richemont — 4,48; а некоторые компании даже демонстрировали рост: Gucci Group прибавила 0,31%, Hermés — 8,48%. В 2010 г. рынок роскоши вернулся к экстраординарным темпам роста: LVMH прибавила 19,2%, Richemont — 25,6%, Gucci Group — 18,3%, Hermés — 25,4%. Таким образом, можно видеть, что капитализация гламура обеспечивала рост продаж даже в условиях экономического кризиса.
Капитализация гламура также проявляется в создании трансбрендовых продуктов, когда производители из столь далеких, казалось бы, отраслей, как информационно-коммуникационные технологии (ИКТ) и мода, создают альянсы, направлен-
1 Трендоидами, видимо по аналогии с шизоидами, американский аналитик Джоел Коткин назвал в 2003 г. потребителей, наиболее чувствительных к модным тенденциям.
ные не на построение сильного бренда — устойчивой идентичности, отграниченной от других, а на скорейшее попадание в лидеры рынка, на создание актуальности. Стандарт таких альянсов, генерирующих стоимость как актуальность, задала в конце 1990-х годов компания Nokia, когда организовала разработку новых моделей мобильных телефонов совместно со специалистами по ИКТ и дизайнерами из индустрии моды. В 2000-х годах к тренду, созданному Nokia, подключились ГПК «Motorola — Dolce&Gabbana», «LG — Prada», «Acer — Ferrari», «Asus — Lamborghini», «Samsung — Armani» и т. д. Ставшие альтернативой смартфонам и ноутбукам глэм-фоны и глэмбуки могут служить для других индустрий универсальной моделью вывода на рынки гламуроемкого трансбрендового продукта.
Логика глэм-капитализма особенно отчетливо видна в компаниях, чья капитализация полностью основана на создании тренда — быстрого роста сообщества креативных потребителей, жаждущих быть среди лидеров модной тенденции. Наиболее яркий пример капитализации трендов дает компания Apple, сделавшая в 2000-х годах ставку на агрессивно красивые гаджеты, вызывающие эмоции, похожие на эротическое влечение2 и служащие в качестве «цифрового аксессуара». Предоставление необычных коммуникационных возможностей, используемых и активно развиваемых сообществом креативных потребителей, стало сверхуспешной бизнес-моделью. В результате компания, бывшая на грани банкротства, быстро вышла в глобальные лидеры продаж. Последовательно выпуская iMac, iPod, iPhone, iPad, компания создала не просто линейку продуктов, а линейку трендов. Капитализация трендов привела к тому, что Apple по стоимости акций стала в 2011 г. самой дорогой компанией в мире, и в апреле 2012 г. оценивалась в 600 млрд долларов, далеко обойдя традиционно лидировавших представителей нефтедобывающего и банковского секторов.
Другой пример капитализации тренда, возникшего на основе создания платформы для креативных коммуникаций, — это Интернет-проект Facebook. Стоимость этой компании в 2012 г., всего через 8 лет после основания, оценивалась примерно в 75-100 млрд долларов, и стоимость эта определяется не материальными активами, которых практически нет, не технологическими ноу-хау, которых вообще нет, а растущим сообществом из сотен миллионов пользователей, запустивших гигантские потоки контента, привлекающего внимание. Именно рост коммуникационной активности пользователей, проводящих свое свободное время в социальной сети, обеспечил 28-летнему владельцу Facebook Марку Цукербергу многомиллиардное состояние. И этот его капитал совершенно не похож на описанный Марксом «овеществленный труд», ставший результатом «эксплуатации рабочих».
Логика глэм-капитализма, диктующая капитализацию трендов, проявляет себя и на финансовых рынках. Наиболее динамичные финансовые организации 2000-х годов — хеджевые фонды, которые представляют собой закрытые и весьма «раскованные» с точки зрения свободы от внешнего контроля и регулирования клубы немногочисленных богатых и агрессивно действующих инвесторов, зарабатывающих исключительно на трендах (так называемых «коротких позициях»), а не на долговременных вложениях. В хеджевых фондах существуют входные барьеры, не допу-
2 Известно высказывание главы компании Apple Стива Джобса в ответ на вопрос о причине популярности новой операционной системы: «Мы сделали кнопки на экране такими красивыми, что их хочется лизнуть» [8, с. 244].
скающие в них клиентов с «маленькими» по их критериям суммами и отсутствием нужной для сильно рискующего инвестора «квалификации». В 1995 г. в мире насчитывалось приблизительно 2000 хеджевых фондов, которые управляли активами общим объемом около 220 млрд долларов; в 2000 г. было уже 3900 фондов с активами в 500 млрд; в 2005 — 8700 фондов с активами в 1,15 трлн. Финансовый кризис 2008 г. вызвал лишь короткое замедление темпов роста этого финансового сегмента. В 2010 г. число хеджевых фондов достигло 10 тыс. и объем активов под их управлением составил примерно 2 трлн долларов.
Виртуальный и гламурный капиталы — новейшие, но очевидно не последние формы капитализации как непрерывного процесса товарно-денежной экспансии. Что же может быть следующей трансформацией?
Глэм-капитализм опирается на право «интеллектуальной собственности» — копирайт. Компании-правообладатели исходят в своей стратегии и ценовой политике из того, что не только трендоиды и брендоиды, но все потребители должны платить за виртуальную (брендовую) и гламурную (трендовую) составляющие стоимости. И ответом становится «пиратство». Так называемые «убытки» правообладателей, не получающих «авторских» отчислений с «пиратских» продаж контрафактной продукции и раздачи контента в пиринговых сетях3, просто возвращают их доходы с уровня, определяемого относительно слабо эластичным спросом тех потребителей, кто готов платить больше других, на уровень рыночного равновесия. Лишая правообладателей возможности продавать каждую дешевую в изготовлении копию по цене созданного уникальным «живым» (прямо по Марксу) творчеством оригинала, «пираты» снижают рентабельность тренда.
Массы потребителей, не являющихся глэм-капиталистами и трендоидами, относятся к деятельности «пиратов» лояльно и даже благосклонно, несмотря на ее противозаконность. В результате «пиратская» продукция занимает значительную долю рынка не только в странах, которые критикуются за недостаточность мер по охране «интеллектуальной собственности», но и в странах с сильным правовым регулированием и развитым правосознанием граждан. Например, в 2008 г. доля «пиратского» программного обеспечения на персональных компьютерах составляла в Китае 80%, в России 68%, во Франции 40%, в Германии 27%, в США 20%.
«Пираты» подрывают основанный на производстве и ускоренной циркуляции образов режим глэм-капитализма, поэтому корпорации сначала пытаются подавить их деятельность. Но за «пиратами» стоят массы недовольных корпорациями потребителей, а это перспективные рынки, и поэтому компании все чаще переходят к капитализации этого «народного» протеста против виртуальности и гламура. Так, например, корпорации стали практиковать по сути «пиратство», занимаясь «растягиванием» бренда «вниз» и «вширь»: престижным брендом сами правообладатели прикрывают продукцию заведомо невысокого качества и предлагают ее массовому потребителю по приемлемым ценам. Таким же образом заимствованная у «пиратов» стратегия положена в основу бизнеса теми правообладателями, которые создают веб-сайты, где можно скачивать аудио- и видеозаписи, компьютерные программы по ценам в несколько раз ниже тех, на которых правообладатели настаивали еще
3 Так, от англ. peer-to-peer (равный — равному), называют сети пользователей, обменивающихся файлами в Интернете, например, по технологии торрент (от англ. torrent — поток).
несколько лет назад. Так капитализм снова демонстрирует свою способность поглотить и нейтрализовать антикапиталистические движения, сделав протест предметом и новой формой капитализации.
Литература
1. Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения. 2-е изд. Т. 23. М.: Политиздат, 1956. 838 с.
2. Becker G. Human Capital: A Theoretical and Empirical Analysis, with Special Reference to Education. Chicago: University of Chicago Press, 1964. 412 p.
3. Coleman J. Foundations of Social Theory. Cambridge (MA): Harvard University Press, 1994. 1012 p.
4. Putnam R. Bowling Alone: The Collapse and Revival of American Community. New York: Touchstone Books, 2001. 544 p.
5. Бурдье П. Формы капитала // Западная экономическая социология: хрестоматия современной классики. М.: РОССПЭН, 2004. 680 с.
6. Иванов Д. В. Виртуализация общества. СПб.: Петербургское востоковедение, 2000. 96 с.
7. Иванов Д. В. Глэм-капитализм. СПб.: Петербургское востоковедение, 2008. 176 с.
8. Риддерстрале Й., Нордстрем К. Караоке-капитализм. СПб.: Стокгольмская школа экономики в Санкт-Петербурге, 2004. 328 с.
Статья поступила в редакцию 25 октября 2013 г.
Контактная информация
Иванов Дмитрий Владиславович — доктор социологических наук, профессор; [email protected] Ivanov Dmitrii V. — Doctor of Sociology, Professor; [email protected]
