CC BY
60
подтягивания прошлого к настоящему» при замене устаревших определений новыми. Называя «хождения», «жития» и другие произведения русской литературы Х1-ХУ11 вв. очерками, термином, который она тогда не знала, следует иметь в виду синтетические жанровые образования с выраженными очерковыми рудиментами.
5. В. А. Алексеев говорит не только о генетической связи «путешествий» и путевых очерков, но и указывает на их принципиальные жанровые отличия. См.: Алексеев В. А. Очерк: спецкурс для студентов заочного отделения. Л., 1973. С. 9-10.
6. Там же. С. 10. Называя очерками произведения, опубликованные в «Примечаниях» к «Санкт-Петербургским ведомостям» в 1730 г., В. А. Алексеев просит «не подходить к ним со строгой меркой» в жанровом определении.
7. См.: Цейтлин А. Г. Становление реализма в русской литературе (Русский физиологический очерк). М., 1965. С. 5-30.
8. Там же. С. 7.
9. Там же.
10. Аотман Ю. М. Очерки по истории русской культуры XVIII века // Из истории русской культуры. Т. 4 (XVIII - начало XIX века). М., 1996. С. 97.
11. Глушков Н. И. Очерк в русской литературе. С. 4.
12. Алексеев В. А. Указ. соч. С. 12.
13. Глушков Н. И. Очерк в русской литературе. С. 4.
14. Алексеев В. А. Указ. соч. С. 12.
15. Там же.
16. Цейтлин А. Г. Указ. соч. С. 8.
17. Необходимо отметить и семейные автобиографические записки, мемуары XVП-XIX вв. (произведения А. Т. Болотова, И. М. Долгорукова, М. В. Данилова, И. И. Дмитриева, С. Н. Глинки и др.), носившие массовый характер в то время. Здесь авторы давали подробное описание истории рода, охватывавшей несколько поколений, в аспекте частной, внутрисемейной, домашней жизни.
18. Цейтлин А. Г. Указ. соч. С. 11.
19. Там же. С. 30.
20. Глушков Н. И. Очерк в русской литературе. С. 4.
21. Кулешов В. И. Предисловие // Русский очерк. 40-50-е годы XIX века. М., 1986. С. 6.
22. Рубакин Н. А. Этюды о русской читающей публике. СПб., 1895. С. 95.
23. Рейтблат А. И. От Бовы к Бальмонту: очерки по истории чтения в России во второй половине XIX века. М., 1991. С. 10.
24. Там же.
25. Русская литература и фольклор (первая половина XIX в.). Л., 1976. С. 334.
26. Маркович М. М. Роман Тургенева «Рудин» и традиции натуральной школы // Русская литература. 1981. № 2. С. 114.
27. См.: Поздеев В. А. Фольклор и литература в контексте «третьей культуры». М., 2002.
28. Канторович В. Литература и читатель (Заметки о социологии чтения). М., 1976. С. 15.
29. Там же. С. 16.
УДК 398
М. Н. Пирогова
КОНЦЕПТ «ЗВЕЗДА» В ЗАГОВОРНО-ЗАКЛИНАТЕЛЬНОЙ ПОЭЗИИ (НА МАТЕРИАЛЕ ВЯТСКИХ ЗАГОВОРОВ)
В настоящей статье поставлена актуальная проблема современной фольклористики - выявление концептуальных составляющих предметного мира русского заговора. Данная проблема решается на региональном материале (вятские заговоры) с привлечением других произведений фольклора и художественной литературы. Методика ментального описания заговора, предложенная автором, опирается на теоретические работы ведущих лингвистов и фольклористов страны и в целом способствует выработке оптимальных подходов к исследованию заговорных текстов.
In the present article the actual problem of modern folklore studies is put forward - revealing of conceptual components of the subject world of Russian magic word formulas. The given problem is considered on the regional material (Vyatka folklore) together with other products of folklore and fiction. A technique of mental description offered by the author leans against theoretical works of leading Russian linguists and specialists in folklore and as a whole promotes development of optimum approaches to magic formulas research.
Ключевые слова: концепт, лексема, менталь-ность, язык, культура.
Keywords: concept, lexeme, mentality, language, culture.
Заговоры представляют собой неотъемлемое звено национальной культуры. Связанные с представлениями человека об окружающем мире, заговоры несут в себе познавательный потенциал, имеют большую этнографическую, языкотворческую и художественную ценность. В последние десятилетия XX в. было опубликовано большое количество сборников текстов и специальных исследований, посвященных заговорно-заклинатель-ной поэзии (Т. А. Агапкина, А. Л. Топорков, Г. А. Барташевич, Л. Н. Виноградова, В. Л. Кля-ус). В них разработаны проблемы классификации, эволюции жанра заговора, характера этнических и локальных традиций, особенностей стихосложения заговорных текстов, их обрядовой магической функции.
Не менее важным, на наш взгляд, является ментальное описание заговорных текстов, поскольку заговор выступает как энциклопедический по преимуществу жанр: среди других жанров выделяется полнотой состава, организованностью частей в соответствии с неким ведущим признаком и, наконец, возможностью легкого и быстрого обозрения всего заговорного знания. Именно эти при-
© Пирогова М. Н., 2009
знаки позволяют раскрыть миросозерцание этносов в категориях и фактах родного языка, соединить в процессе познания интеллектуальные, духовные и волевые качества национального характера в типичных его проявлениях.
Предметом исследования в настоящей статье является тематико-семантическая группа «небесных» объектов, ярко представленная в славянских заговорных текстах, в том числе и Волго-Вятского региона. Необходимо отметить, что к данной семантической группе заговоров обращался лишь А. Л. Топорков в статье «Мотив "чудесного одевания" в русских заговорах ХУП-ХУШ вв.» [1].
Среди небесных объектов в заговорных текстах Волго-Вятского региона самым популярным является «звезда». Как правило, он репрезентирован лексемами «звезды», «звездочки», «звез-душки»: «Иду на ясный месяц, на частые звезды, на свято солнышко. Всем бы я казалась как ясный месяц, часты звезды» [2], «Там течет река, той я водою умоюся, белой зарею утруся, звездочкой подтычусь» [3], «Без меня, раба Божьего, не могут ни жить и ни быть, ни дня дневать, ни ночи ночевать, днем по солнышку, ночью по месяцу, по чистым, по мелким звездушкам, отныне до веки веков» [4].
В заговорном универсуме небесный объект «звезда» используется для обозначения пространственных характеристик сакрального космологического мирового пространства (во всех группах заговоров от сглаза, в заговорах от конкретной болезни и болезней вообще, в любовных заговорах): «Встану я, раба Божия, благословясь, перекрестясь, пойду из ворот в ворота, из дверей в двери, в восточную сторону, под ночным звездам» (от сглаза) [5], «Выходила раба Божья (имя) из двери в двери, из ворот в ворота, во чистое поле, под светел месяц, под частые звезды» (от лихорадки) [6]; «Встану, благословясь, пойду, перекрестясь, из дверей в двери, из ворот в ворота, под светел месяц, под часты звезды» (от всех болезней) [7]; «Иду на месяц, на частые звезды, на свято солнышко» (присушка) [8].
Он необходим и для обозначения количественных характеристик - «столько грехов прощается, сколько на небе звезд» [9].
Достаточно часто в заговорах, по преимуществу в любовных, красота имярека уподобляется сиянию «звезды» - «всем бы я казалась как ясные звезды» [10].
По лексической сочетаемости наиболее частотными для небесного объекта «звезда» являются эпитеты: частые, светлые, мелкие, алые, ясные, ночные, яркие, небесные, утренние, вечерние.
В то же время анализ лексемы «звезда» в заговорных текстах только с точки зрения лексического значения уже не представляется достаточно полным. Современная фольклористика
обращена к комплексному исследованию языкового знака, находящегося на пересечении двух областей - языка и культуры. В основе нового направления исследований - идея культурной семантики, впервые сформулированная Н. И. и С. М. Толстыми. Учеными была высказана мысль о том, что «современная лексическая семантика в своем стремлении наиболее полно очертить сферу значения отдельного слова приходит к необходимости, помимо собственно лексической семантики, описать коннотативную семантику, то есть область "надстраивающихся" над лексической семантикой прагматических, символических, культурных, энциклопедических и т. п. созначе-ний» [11]. Идея «вплетенности» (термин Н. И. и С. М. Толстых) культурной семантики в семантику языковую представляется, на наш взгляд, наиболее плодотворной для достижения цели настоящего исследования - выявления концептуальных составляющих основных семантических единиц заговоров (в частности, небесного объекта «звезда»). Вслед за В. В. Колесовым мы рассматриваем концепт как основную единицу менталь-ности культуры, которая в границах словесного знака предстает в своих содержательных формах как образ, как понятие и как символ [12].
«Звезда» в заговорных текстах действительно являет собой особую единицу языка и культуры, которой свойственен целый ряд отличительных признаков.
Во-первых, можно говорить о постоянстве данной единицы, находящем свое выражение в развертывании ее содержания и формы до логического конца. Так, концепт «звезда», репрезентированный как небесное тело, представлен практически во всех группах заговоров (от сглаза, на красоту, домоводческих и хозяйственных) и расположен чаще всего в начале заговора: «Выходила раба Божья (имя) из двери в двери, из ворот в ворота, во чистое поле, под светел месяц, под частые звезды» [13], таким образом подчеркивается связь имярека с сакральным мировым пространством. Звезды сопровождают идущего на пути к цели: «Господи, благословясь, встаю, перекрестясь, под чистое небо, под частые звезды. Дойду до Кия моря» [14]; «Стану я, благо-словясь, приду, перекрестясь, из дверей в двери, из ворот в ворота, в восточную сторону под утреннюю зорю, на вечернюю зорю, под красное солнце, под частые звезды, на окиан-сине море» [15]. Важно в данном контексте отметить и тот факт, что концепт «звезда» постоянно возобновляется в произведениях народного творчества, например в пословицах («Под счастливой/несчастливой звездой родился», «Закатилась моя звезда, мое красное солнышко», Небо - терем Божий, звезды - окна, откуда ангелы смотрят», «На семи поясах Бог поставил звездное течение»),
фразеологизмах («звезд с неба не хватает», «родиться под счастливой звездой», «путеводная звезда», «звезда закатилась»).
Во-вторых, можно говорить о сохранении постоянной связи лексемы «звезда» с производными по однозначному корню, в результате чего сохраняется семантический синкретизм значений корня как семантического инварианта всей словообразовательной модели. Таким образом, осуществляется его «вплетенность» в систему идеальных компонентов данной культуры. Наряду с репрезентацией концепта «звезда» в заговорах и произведениях народного творчества концепт «звезда» вербализуется и в художественных произведениях. Например, у символистов слово «звезда» и его ассоциации употреблены в творчестве З. Гиппиус - 68 раз, Мережковского -160 раз, О. Мандельштама - 274 раза, Л. Гумилева - 928 раз, И. А. Бунина - 1657 раз [16]. При этом наиболее ярко концепт «звезда» представлен в творчестве И. А. Бунина:
Не устану воспевать вас, звезды,
Вечно вы таинственны и юны, С детских лет я робко постигаю
Темных бездн сияющие руны. В детстве я любил вас безотчетно Сказкою вы нежною мерцали, В молодые годы только с вами Я делил надежды и печали.
И, быть может, я пойму вас, звезды, И мечта, быть может, воплотится, Что земным надеждам и печалям
Суждено с небесной тайной слиться [17].
Именно И. А. Бунин наиболее полно раскрыл концептуальное значение данного образа и создал свой метод, который оказался прямой противоположностью методу символистов. Символисты шли от слова к вещам, Бунин шел от вещи к словам. Символ для Бунина-поэта - это плоть тайны, и он останавливается в изумлении и восторге перед ней. Символисты же претендовали на знание этой тайны. Контраст между вечной красотой звезд и быстротечной красотой земной жизни - молодостью, любовью, приходящими на миг и уходящими навсегда, пронизывает острой болью творчество Бунина:
Как ныне я, мирьяды глаз следили Их древний путь. И в глубине веков Все, для кого они светили, Исчезли в ней, как след среди песков: Их было много, нежных и любивших,
И девушек, и юношей, и жен, Ночей и звезд, прозрачно серебривших Евфрат и Нил, Мемфис и Вавилон! [18]
Наконец, третьим признаком данной единицы необходимо признать общеобязательность ее для всех, кто сознает свою принадлежность к определенному типу культуры, причем этот признак находится в тесной взаимосвязи с приведенными выше. Концепт «звезда» представлен во всех группах заговоров, в произведениях народного творчества, в художественных произведениях, интерес к звездам сохраняется в сознании людей и в настоящее время. Так, по данным ассоциативного эксперимента, проведенного среди студентов-филологов в Марий Эл, наряду с репрезентацией концепта «звезда» как небесного тела присутствует и коннотативное значение - «звезда -человек из шоу-бизнеса».
В этом случае, утверждает В. В. Колесов, под концептом следует понимать не сопсер1:ш (понятие), а сопсерШш - «зародыш, зерно» первосмыс-ла, из которого и произрастают в процессе коммуникации все содержательные формы его воплощения в действительности [19]. Коннотатив-ный компонент как отражающий национальный колорит представлен в заговорах, например, такими эпитетами, как «частые», «мелкие», «яркие», «ясные». Наиболее распространенным является эпитет «частые», что соответствует представлению славян о том, что каждый человек имеет свою звезду, которая вместе с ним рождается, и, смотря по тому, озаряет ли его земную жизнь блеск счастья или омрачают его бедствия, светится то ярко, то сумрачно, а по смерти его упадет с небесного свода.
Из различных типов значения слова в ментальном описании концептов важно окказиональное или потенциальное как выражающее семантическую доминанту языкового знака, способную эксплицироваться и в необычных контекстуальных окружениях. В вятских заговорах концепт «звезда» тесно переплетается с поэтичным и запоминающимся мотивом «чудесного одевания звездами». Как отмечает А. Л. Топорков в статье «"Мотив чудесного одевания" в русских заговорах ХУП-ХУШ вв.», наиболее развернутые и красочные версии данного мотива характерны для заговоров, призванных воздействовать на власть и судей. В вятских заговорах концепт «звезда» реализуется в мотиве «чудесного одевания звездами» в группе так называемых любовных заговоров (присушки): «запояшуся частыми звездами» [20], «звездочками утычусь» [21], «звездами обвешусь» [22] и других, и связан с основной функцией заговорных текстов - обращением к всемогущим силам для достижения определенной цели.
Сигнификативная функция, связанная с актуализацией национального компонента в слове, связана с обоготворением звезд, что нашло свое отражение в группах заговоров от сглаза: «Про-
шу на помощь небо и звезды» [23], также в оберегах на частые случаи жизни: «У рабы твоей (имя) солнце перед глазами, месяц у ней за плечами, звезды все на нее смотрят. Звездочкой раба (имя) подвяжится, ничего не будет бояться» [24].
Следует отметить, что концепт «звезда» употребляется в вятских заговорах в неразрывной связи с лексемами «небо» - «месяц», а также с антонимичными лексемами «день» - «солнце», которые являются предвестниками концепта «звезда»: «Чтоб не грызло, не болело, ни туск-нуло, ни скумнуло у раба Божия младенца ни в какую пору, ни в какую зорю, ни днем по солнышку, ни ночью по месяцу, по частым мелким звездочкам, отныне и до веку, и во веки веков. Аминь!» [25]
Таким образом, в ходе изучения заговорных текстов Вятского края мы пришли к следующим выводам:
1) небесный объект «звезда» в вятских заговорах представлен в качестве концепта; в статье выявлена и сформулирована его семантическая доминанта, не изменяющаяся с течением времени: звезда - небесное тело;
2) концепт «звезда» является в вятских заговорах сюжетообразующим (звезды - путеуказу-ющие опоры на пути идущего к цели, символ небесной силы, дарующий помощь);
3) концепт «звезда» в вятских заговорах воплощает представление славян о неразрывной связи каждого человека со своей звездой, которая освещает всю его земную жизнь;
4) концепт «звезда» образно вербализуется в вятских заговорах, возобновляется в произведениях народного творчества, в художественных произведениях, в речи современного поколения, то есть функциональные свойства концепта: постоянство существования, художественная образность, общеобязательность для всех - еще раз подтверждают наше предположение о том, что небесный объект «звезда» представлен в качестве концепта.
Примечания
1. Заговорный текст. Генезис и структура. М.: Индрик, 2005. С. 143-174
2. Русские заговоры и заклинания: материалы фольклорных экспедиций 1953-1993 гг. / под ред. В. П. Аникина. М.: Изд-во МГУ, 1998. № 558. С. 113.
3. Там же. № 551. С. 112.
4. Там же. № 657. С. 132-133.
5. Там же. № 358. С. 83.
6. Там же. № 1745. С. 275.
7. Там же. № 2256. С. 348.
8. Там же. № 558. С. 113.
9. Там же. № 308. С. 75.
10. Там же. № 561. С. 114.
11. Толстой Н. И., Толстая С. М. Слово в обрядовом тексте (культурная семантика слав. *уеБ5е1- // Славянское языкознание. XI Междунар. съезд сла-
вистов. Братислава, сентябрь 1993 г. Доклады российской делегации. М., 1993. С. 162.
12. Колесов В. В. «Жизнь происходит от слова...». СПб.: «Златоуст», 1999. С. 81.
13. Русские заговоры и заклинания. № 1745. С. 275.
14. Там же. № 2209. С. 340.
15. Там же. № 1218. С. 212.
16. Иванова Н. Н. Словарь языка поэзии (образный арсенал русской лирики конца XVIII - начала XX в.). М.: ООО «Изд-во АСТ»: ООО «Изд-во Аст-рель»: ООО «Изд-во «Русские словари»: ООО «Тран-зиткнига», 2004. С. 205-213.
17. Бунин И. А. Собрание сочинений: в 6 т. Т. 1. Стихотворения 1888-1917 гг. М.: ТЕРРА, 1997. С. 89-90.
18. Бунин И. А. Собрание сочинений: в 6 т. Т. 5. Жизнь Арсеньева; Проза 1930 г.; Переводы; Стихотворения 1918-1952 г. М.: ТЕРРА, 1996. С. 397.
19. Колесов В. В. «Жизнь происходит от слова.». С. 86.
20. Русские заговоры и заклинания... № 560. С. 114.
21. Там же. № 565. С. 115.
22. Там же. № 2026. С. 308.
23. Там же. № 2185. С. 332-333.
24. Там же. № 2333. С. 369.
25. Там же. № 466. С. 99.
УДК 398.21
Д. В. Сокаева
МЕСТО И РОЛЬ ЧУДЕСНЫХ ОБЪЕКТОВ В ВОЛШЕБНОЙ СКАЗКЕ (НА МАТЕРИАЛЕ СЮЖЕТОВ 530, 530 АТ, СУС)
Статья посвящена рассмотрению чудесного объекта, а именно «свинки-золотой щетинки», в сюжете 530, 530 AT, СУС русской волшебной сказки. «Объектами» они названы в отличие от «предметов» потому, что наряду с предметами в это понятие включаются и существа, производящие действия. Парадигма чудесных объектов сюжета 530, 530 AT, СУС русской волшебной сказки включает помимо «свинки-золотой щетинки» «кобылицу-золотогривицу», «оленя золоторогого», «сивку-бурку», «жар-птицу» и т. д. Нами рассмотрено, как полисемия чудесного объекта реализуется в конкретных вариантах анализируемых сюжетов, как инвариантная модель воплощается в конкретном сказочном тексте.
The article is dedicated to the study of the miraculous object, "the pig the golden bristle" in the story number 530, 530 AT, SUS in "The Russian Fairy-tale". We call them objects not the items as this term includes not only the items but the beings who carry out actions as well. The paradigm of artistic objects in the story 530, 530 AT, SUS in "The Russian Fairy-tale" consists of "The pig the golden bristle" , "The mare the golden mane", "The deer the golden horn", "The grey-chestnut horse", "The golden bird" etc. We have studied how the polysemy of the miraculous object is expressed in the variants of the stories being studied, how the invariant model is embodied in the concrete fairy-tale.
© Сокаева Д. В., 2009
