CC BY
31
© 2011
М. Л. Бедрикова
КОНЦЕПТ «ТВОРЧЕСТВО» В МАЛОЙ ПРОЗЕ В. РАСПУТИНА 1980-2000 ГГ. КАК МАТЕРИАЛ ДЛЯ АНТОЛОГИИ ХУДОЖЕСТВЕННЫХ КОНЦЕПТОВ
В статье рассматривается концепт «Творчество» в прозе В. Г. Распутина 1980-2000-х гг. с экзистенциальных позиций. Автор статьи определяет возможные ассоциативные связи слов, строит ассоциативное поле, воссоздаёт концепт «Творчество».
Ключевые слова: проза В. Г. Распутина 1980-2000-х гг., концепт «Творчество», ассоциативные связи, ассоциативное поле.
В малой прозе В. Распутина особое место занимают рассказы с автобиографическим героем. Ещё в начале 1980 гг. критику привлекли произведения из цикла «Век живи — век люби», пронизанные экзистенциальными мотивами. В рассказах данного цикла, а также более поздних («Что передать вороне?», «Наташа» (1980-е), «Видение» (1997), «В непогоду», «Байкал передо мною» (2003)) фабула часто ослаблена, динамику психологического сюжета создаёт характерная «пограничная» ситуация, связанная с автобиографическим героем. Герой — писатель словно «выпадает» из «колеи» жизни, в центре подобных рассказов оказывается самопознание, самоанализ «субъекта». Целью жизни и способом познания «я» (понимания бытия, места в окружающем мире) становится творчество. В художественной концептосфере В. Распутина «Творчество» является одним из главных концептов. Слово «творчество» в произведениях писателя не встречается. Данный концепт репрезентируется такими именами, как «писательство», «сочинительная работа». «Писательство», «сочинительная работа» сами по себе, разумеется, не исчерпывают всего многообразия содержания концепта «Творчество». Анализ художественной прозы писателя в указанном выше аспекте тем не менее свидетельствует именно о широком понимании творчества В. Распутиным, мыслящим собственную художественную деятельность глобально. В этом плане для анализа концепта «Творчество» в произведениях писателя важно определить способы его (концепта) репрезентации. «Сочинительная работа», «писательство» существуют в сознании автора в многообразных связях с другими видами искусства. В «разбеге» ассоциаций художественные образы, неразрывно связанные с творчеством, рождаются из разных сфер: музыки, живописи, поэзии, архитектуры.
Возникает насущная необходимость в выявлении многочисленных ассоциативных связей слов, репрезентирующих словесное творчество именно в глобальном смысле: творчество как создание оригинальных, новых культурных или материальных произведений, ценностей. Исследование концепта «Творчество» необходимо для наиболее полного представления о художественной концептос-фере крупнейшего русского писателя-реалиста XX-XXI вв., для анализа творческой индивидуальности В. Распутина, характеристики самой природы образности его прозы, в которой соединились «личное и народное представления человека» [ Лихачёв 1993: 4].
Бедрикова Майя Леонидовна — кандидат филологических наук, профессор кафедры современной русской литературы Магнитогорского государственного университета. E-mail: ruslit20@masu.ru
В рассказе «Что передать вороне?» автор художественно исследует психологию творчества. Для анализа указанного концепта в данном рассказе и других произведениях писателя необходимо выявить, как говорилось выше, возможные ассоциативные связи слов, создающих ассоциативное поле концепта «Творчество». Обычно В. Распутин «подключает» ассоциативные параллели, помогающие обозначить «этапы» творческого процесса: вкус, запах, цвет, звук, состояние природы, внутреннее состояние субъекта. В произведении «Что передать вороне?», как и в других, так или иначе затрагивающих тему творчества, акт творчества сопровождают музыкальные ассоциации. Автобиографический герой говорит о «мучительных попытках отыскать нужный голос, который не спотыкался бы на каждой фразе, а, словно намагниченная струна, сам притягивал к себе необходимые для полного и точного звучания слова» [Распутин 2007, 2: 337]. Упоминание «голоса», «струны» непременно сопровождает описание поиска художником нужного слова. Возникающий ассоциативно в сознании образ струны, подобно камертону, приближает героя-писателя к особому состоянию созерцания, лада с самим собой, с окружающим миром. Состояние вдохновения безотчётно, оно прорастает сквозь «толщу» обыденности. Автобиографический герой слышит «звон», «эхо», «отголоски». Вдохновить может, например, церемония утреннего чая в одиночестве: «Вот наконец первый глоток!.. Как не сравнить тут, что торжественным колокольным ударом прозвучит он в твоём одиноком миру, возвещая полное пришествие нового дня, и, ничем не прерываемый, дозвучит до множественных, как рассыпавшееся эхо, отголосков» [Распутин 2007, 2: 352]. Комбинация сравнений, метафор, ассоциаций постепенно соединяется в некое целое, представляющее «ментальное образование», что и составляет концепт «Творчество».
В. Распутин подвергает рефлексии высокое состояние духа, которое рождается вне волевого усилия субъекта («я» художника). Фиксируется возникновение такого состояния на подступах к «работе»: это «направленное, но все ещё блуждающее внимание»; причем рациональное начало «сдвинуто» на периферию, мысль слишком «неопределённа» и «беспредметна». «И вдруг невесть с чего, как зрак, мелькнёт в этом тумане первая ответная мысль, слабая и неверная...» [Распутин 2007, 2: 353].
Для героя само время разделено: есть подлинное время (это время творчества) и есть дни «посторонней жизни», наполненные суетой, бытом. Странно: человеческая жизнь с её заботами названа «посторонней». В рассказе подчёркивается одиночество писателя, его «несовпадение» с собственным «я» («я никак не привыкну к себе»), даются пространные размышления о «подменных людях», о чувстве вины за «несовпадение с тем местом в мире, которое было отведено для другого».
Концепт «Творчество» непосредственно связан с концептом «Я». В контексте проблем экзистенциального характера рефлексия главного героя направлена на постижение «я», при этом несколько страниц посвящено тщательному анализу «разлада в душе», причине бесплодных попыток написать что-либо во время очередной «командировки» на Байкал. В произведениях В. Распутина можно встретить различные описания внутреннего состояния «я» во время творческого процесса и некоторых необходимых «условий» для успешного «протекания» такого состояния. Сравним: в более позднем рассказе «В непогоду» субъекту для твор-
ческой деятельности требуются «испытания», которые можно было бы преодолеть, или имитация подобного «испытания». В этом рассказе автобиографический герой переживает шторм на Байкале, находясь во время непогоды в маленьком «заячьем» домике на берегу моря. Автор подчёркивает, что преодоление внешних «препятствий» только подхлёстывает воображение писателя, побуждает к созданию гармоничного творения.
В ассоциативное поле концепта «Творчество» попадает концепт «Цель». «Цель» в представлении писателя должна вести художника по некоей «дороге» (пути), определённой свыше. Состояние неслиянности, нецельности автобиографического героя подчёркивает выстраиваемый В. Распутиным семантический ряд ключевых слов: во время пребывания на Байкале герой двигался «бесцельно и бестолково», звуки «глохли», даже вода в Байкале медленно набегала «правильными кругами». В тексте настойчиво повторяется слово «кружение»: «Они закружили меня. Скоро я уже плохо понимал, что я, где я и зачем я здесь, и понимания этого было мне не нужно! Многое из того, что заботило меня ещё вчера, и сегодня и представлялось важным, было теперь не нужно и отошло от меня с такой лёгкостью...» [Распутин 2007, 2: 355-356].
Описываемое В. Распутиным «кружение», смятение героя противоположно не только «творчеству», но также «посторонней жизни» (обычному человеческому существованию). Автобиографический герой выпал из «колеи» в результате глубокого внутреннего разлада («размагничивания струны»). Причиной стало некое волевое усилие, данное себе слово. До определённого момента писателю удавалось «спланировать», рассчитать вдохновение. Достаточно было оказаться в домике на берегу величественного древнего моря, где есть «своя гора», «свой ключик-ручеёк», «свои лиственницы» и даже. «своя ворона». Важные для творчества, разделяемые ипостаси (моменты вдохновения и обыкновенная суета) приходят в противоречие. Рациональное и эмоциональное сталкивается. То, что идёт от сердца (любовь к дочке), не может преодолеть «барьер», установленный самим же автобиографическим героем. Сказка-игра про «свою ворону» разрушается, отчуждение проникает в каждую «клеточку» особенной писательской жизни; прежде такие важные для писателя слова («слово», «долг», «работа») блекнут перед простыми человеческими чувствами любви и привязанности. Как видим, поиск автобиографическим героем прежней «колеи» жизни связан с обретением «цели», «направления», «дороги», что по сути может означать постепенное «оформление» творческого замысла, приведение самого субъекта творчества и художественного материала в состояние гармонии, выражающееся, напр., в гармонии «содержания» и «формы». Возникающие при этом связи слов свидетельствуют об устойчивой ассоциации творчества с движением по воображаемой верной прямой линии (линии жизни, дороге жизни, пути, «направленном внимании») к «цели».
Едва ли автобиографический герой В. Распутина понимает творчество только как высокое искусство, дарующее художнику бессмертие в слове. Так, в рассказе «Видение» писательство предстаёт как своего рода «игра». Концепт «Творчество» имеет в произведении имена: «сочинительная работа», «фантазия». Тем не менее на протяжении повествования автор выстраивает триаду «жизнь — смерть — бессмертие», и концепт «Творчество» становится частью её цепи.
В. Распутин указывает на миссию, особое право художника на создание иллюзии бесконечности жизни. Способом поддержания такой иллюзии становится игра со временем, способность «сжимать» и «растягивать», «останавливать» время в художественной литературе. В рассказе «Видение» постаревший герой-писатель признаётся в легкомысленно спасительном недумании о неотвратимости «последней черты»: «я заигрывал с этим чувством готовности», «я входил в роль, самоотверженно и вполне искренне играл её, всё существо моё умело меня убедить, что до отмеренной мне черты простирается бесконечная даль с бесконечным же вкушением радостей жизни. Но теперь-то я знаю, что обман в бесконечность кончился...» [Распутин 2007, 3: 430]. В данном произведении «творчество» / «сочинительная работа» мыслится как «обман», идущий от лукавого, как «заигрывание», «вхождение в роль» (пусть даже при искренней вере героя в личное бессмертие»). «Бесконечная даль» в контексте рассказа означает бесконечную жизнь, в целом же «бесконечность» — бессмертие.
В «Видении» герой подводит итоги творческого пути, но при этом нет обычных воспоминаний, есть вневременное состояние рефлексии. Постоянная погружённость в фантазию, с точки зрения автобиографического героя, может иметь непредсказуемые последствия: «И как знать, не наступает ли такой момент, когда фантазия способна разыграться не по вызову, не от умственных усилий, а самостоятельно и, осмелев, сделать меня своим героем» [Распутин 2007, 3: 432].
Художественное время в рассказе можно назвать судным, пространство при этом весьма условно, напоминает сказочное: две дороги (старая и ненаезженная), перепутье, старая ель, избушка. Внутренний мир героя включает такой элемент, необходимый для творчества, как образы родной природы и простора: «твои отчие пределы».
В поле концепта «Творчество» наблюдается важная ассоциация «творчество — осень». Пушкинская осень — образ идеального творческого состояния для писателя. Однако у В. Распутина этот рождённый пушкинским гением образ осени предстаёт в других очертаниях, ином наполнении. В рассказе «Видение» в данном образе запечатлелось надличностное, божественное: это «всесветная печаль», время, когда чаще всего «вспоминают Бога» [Распутин 2007, 3: 430]. Народно-поэтическое сравнение осени с течением человеческой жизни у В. Распутина сочетается с христианскими представлениями, отсюда «печаль», олицетворение («осень, прошедшая через волнения и боли», «смирившаяся»), мысли о Боге. Великолепен распутинский осенний пейзаж: «Сладко пахнут дымы, стелющиеся понизу <... > затихает ночной звездопад, обронив летние светлячки; избы по деревням стоят присадисто — точно пустили на зиму корни. И вся тяга вниз, к земле» [Распутин 2007, 3: 432]. Не случайно авторский комментарий описания включает сентенции о рождении «вечного, властного, судного». Размышления о творчестве, о смерти, об осени наполняют особым смыслом кажущееся уже расхожим высказывание: «все мы связаны в единую цепь жизни и в единый её смысл — и люди, и деревья, и птицы» [Распутин 2007, 3: 436].
Не менее важна для анализа концепта «Творчество» в малой прозе В. Распутина ассоциативная параллель «творчество — Байкал». В произведении «Байкал передо мною» герой осознает, что ему, наделённому писательским даром, в пер-
вую очередь могут открыться тайны древнего моря. Писатель словно настраивается на восприятие ритма Байкала как живого существа, его гармонии, пытается уловить «волну» Благодати, без которой невозможно творчество.
В указанном произведении в ассоциативном поле концепта «Творчество» появляется параллель «творчество — Бог / Божья благодать». Для писателя мир Байкала неотделим от Божьей благодати. Интересна ассоциация с потерянным раем. Байкал олицетворяет «естественный, родной нам мир», который человек утратил, «вылупившись из яйца». Подобно изгнанным из рая, герой жаждет возвращения в родные пределы, ищет на Байкале спасения от «безобразного мира».
Воображение рисует автобиографическому герою некий остров — «вылепившийся со дна морского» волшебный град Китеж. Писатель ждёт действенного участия Байкала в налаживании разладившегося земного бытия, буквально всматриваясь в его «ближние и дальние просторы». Ожидание «помощи», чуда не есть пассивное состояние героя, напротив, это активная работа души.
Байкал в свою очередь являет человеку своё творчество, когда на глазах у изумлённых наблюдателей море освобождается от ледяных оков, а из самой глубины показывается миру Китеж-град, только ледяной.
В. Распутин настаивает на целесообразности матери-природы, наделённой красотой и смыслом, заставляющей человека учитывать в своей деятельности и её, природы, «общую работу». «Общая работа» мыслится при этом как творческая. Творчество выступает как необходимое условие взаимодействия между человеком и Байкалом, человеком и природой.
Итак, концепт «Творчество» у В. Распутина выступает под именами «писательство», «сочинительная работа». Писатель мыслит собственную художественную деятельность глобально. Такое понимание «писательства», «сочинительной работы» питает ассоциативные связи с другими видами искусства. Концепт «Творчество» в малой прозе В. Распутина 1980-2000 гг. раскрывает важнейшие составляющие содержания в таких ассоциативных параллелях, как «звук струны / звон», «цель», «я», «игра», «бесконечность», «бессмертие», «дорога / путь», «смерть», «Бог», «божья благодать», «осень», «Байкал», «тайные знаки». Особенности вербализации данного концепта свидетельствуют также о тесной взаимосвязи центральных в прозе В. Распутина концептов: «Творчество», «Я», «Цель», «Смерть», «Бог», «Байкал», что характеризует в свою очередь своеобразие художественной концептосферы писателя, выявляет черты индивидуального авторского мировидения.
ЛИТЕРАТУРА
Лихачев Д. С. Концептосфера русского языка // Известия РАН. Сер. лит. и яз. — № 1. — Т. 52, 1993. — С. 3-9.
Распутин В. Г. Что передать вороне? // В. Г. Распутин Собр. соч.: в 4 т. — Иркутск: Сапронов, 2007. — Т. 2.: Последний срок: [повесть, рассказы]. — 2007. — С. 337-360.
Распутин В. Г. Видение // В. Г. Распутин. Собр. соч.: в 4 т. — Иркутск: Сапронов, 2007. — Т. 3: Живи и помни: [повесть, рассказы], 2007. — С. 429-437.
Распутин В. Г. Байкал передо мною // В. Г. Распутин. Собр. соч.: в 4 т. — Иркутск: Сапронов, 2007. — Т. 4: В ту же землю: [повесть, рассказы]. — С. 399-409.
