CC BY
23
УДК 811.512.142
DOI 10.17223/18137083/74/18
Концепт ТАШ 'камень' в карачаево-балкарской языковой картине мира
М. А. Ахматова
Кабардино-Балкарский государственный университет им. Х. М. Бербекова
Нальчик, Россия
Аннотация
Статья посвящена исследованию концепта ТАШ 'камень' в карачаево-балкарской языковой картине мира. Анализ данного концепта показал, что для карачаево-балкарцев камень является одним из краеугольных составляющих этнокультуры народа. Лексема таш довольно часто встречается в составе карачаево-балкарских паремий, фразеологизмов, которые выражают различные признаки, свойства, действия, состояния. Она является облигаторным компонентом различных сложных слов и словосочетаний, участвует в номинации географических объектов, различных горных пород, народных игр. Рассматриваемому концепту присущи такие когнитивные характеристики, как опора, основательность, вечность, жизнь, смерть и другие, он также служит для репрезентации состояния и черт характера человека. Ключевые слова
карачаево-балкарский язык, концепт, лингвокультура, этнографизмы, паремии, изо-морфность Для цитирования
Ахматова М. А. Концепт ТАШ 'камень' в карачаево-балкарской языковой картине мира // Сибирский филологический журнал. 2021. № 1. С. 239-251. DOI 10.17223/1813 7083/74/18
Concept of "tash" (stone) in the Karachay-Balkar language picture of the world
M. A. Akhmatova
Kabardino-Balkarian State University named after H. M. Berbekov Nalchik, Russian Federation
Annotation
This paper focuses on a multi-aspect study of the concept of "tash" (stone) in the Karachay-Balkar language picture of the world. The analysis of the available factual material has shown that for Karachays and Balkars, "tash" is quite an important component of the ethnic culture and reflects one of the relevant segments of the naive national picture of the world, encoded in the Karachay-Balkar literature and works of folklore. This fact is also due to significant functional and semantic features of the "tash" lexeme in the Karachay-Balkar language. This
© М. А. Ахматова, 2021
word serves as the basis for the formation of a large number of complex words and phrases, giving rise to the corpus of nominations of objects of the surrounding reality: place names, various rocks, etc. In addition, the word under consideration is highly productive in the sphere of terminology associated primarily with the everyday realities of the Karachay-Balkar ethnic group. "Tash" and related concepts are represented in the phraseological fund of the Karachay-Balkar language and paroemias reflecting various anthropomorphic features, in particular: characteristics, properties, actions, states, etc. The concept under consideration has such cognitive characteristics as support, solidity, eternity, life, death, and others and represents the status and the character of a person. Also, the concept of "tash" is realized in the texts of Karachay-Balkar folklore, myths, and in the works of Karachay-Balkar writers and poets, confirming its relevance for the linguistic consciousness of the Karachay-Balkar ethnic group.
Keywords
Karachay-Balkar language, concept, linguoculture, paroemias, isomorphism
For citation
Akhmatova M. A. Concept of "tash" (stone) in the Karachay-Balkar language picture of the world. Siberian Journal of Philology, 2021, no. 1, pp. 239-251. (in Russ.) DOI 10.17223/ 18137083/74/18
В современной лингвистической науке наблюдается устойчивый интерес к проблемам соотношения языка и культуры, что позволяет активизировать исследования, посвященные языковым картинам мира различных народов, так как именно в языке отражается система мировоззрения человека. «Осмысление мира людей как целостной системы и включение отражённых в сознании образов происходит в процессе языкового творчества, который совершается под влиянием чисто лингвистических и экстралингвистических установок. К последним можно отнести культурно-исторический путь развития, образ жизни народа, носителя языка, менталитет той этнокультурной общности, к которой принадлежит человек» [Ра-емгужина, 2009, с. 3]. Человек, познавая окружающий мир, закрепляет свое миропонимание в языковом сознании в образных выражениях, которые ассоциируются с культурно-национальными эталонами, стереотипами [Телия, 1986, с. 233]. Каждый язык формирует определенный комплекс представлений об окружающей действительности, «если мир - это человек и среда в их взаимодействии, то картина мира - результат переработки информации о среде и человеке» [Маслова, 2001, с. 64]. Формой жизнедеятельности этноса и окружающей его действительностью детерминируется появление целого ряда ключевых культурных концептов, образующих основу миропонимания и мировоззрения народа. Как отмечает Г. Р. Галиуллина, «язык является неотъемлемой частью бытия, он аккумулирует социально-культурный опыт общества и является одной из основных форм передачи народных традиций, тех наивных мифологических представлений народа, которые существовали на заре человечества» [2008, с. 197]. С помощью языка человек концептуализирует окружающую действительность.
В формировании картины мира человека участвует не только языковая система, но и личный опыт, знания, существующие в обществе традиции и другие социальные факторы, а также окружающий нас мир, которые неким образом преломляются, проходя сквозь призму языка, система образов переходит в человеческом сознании в систему значений [Маругина, Ламинская, 2010]. Мир воспринимается человеком через призму родной культуры, которая складывается под влиянием географических и климатических условий проживания народа, его ве-
рований, менталитета, строя языка и многого другого, что способствовало «возникновению объектов поклонения, впоследствии ставших неотъемлемой частью всей сущности социума. Для того чтобы понять жизнь, поведение и культуру древних людей, важно попытаться восстановить присущие им представления и ценности» [Галиуллина, 2008, с. 197].
Концепт КАМЕНЬ находит свою реализацию в текстах карачаево-балкарского фольклора, мифах и в произведениях карачаево-балкарских писателей и поэтов. Это свидетельствует в пользу того, что он достаточно релевантен для языкового сознания карачаево-балкарского этноса. В этом отношении небезынтересно следующее высказывание известного поэта К. Ш. Кулиева: «Я многим обязан камню. В горах он особый. Как ни странно, камень учил меня мыслить, учил сдержанности, оберегал, как и деревья, от многословья и болтливости в стихах, камнем гор порождены многие мои мысли. Теплый камень очага греет босые ноги ребенка, стены своего жилья горцы делают из камня, а также жернова водяных мельниц (ветряных у нас нет) и ограды. Косы, кинжалы, ножи точили на камне. И стреляли по врагам мои земляки, лежа за камнем, и отдыхали, сидя на камне, и раненые опирались на камень, и погибали люди часто от камня, сорвавшегося со скалы. Камень, наконец, становился надгробием жителя гор, сохраняя его имя на долгие годы. Камень сопровождал горца от рождения до смерти, он "общался" с ним каждый день» [1986, с. 305].
Различные характеристики рассматриваемого феномена представлены в мифологической картине мира карачаево-балкарского этноса. Так, например, текст карачаево-балкарского нартского эпоса начинается со слов: Эртте-эртте, дорбун-лада тургъанда, Таш тегене агъач элек болгъанда 'Давным-давно, когда (люди) обитали в пещерах, Когда каменное корыто и деревянное сито были', что говорит о первоначале, первообразе мира. По мнению З. А. Кучуковой, «здесь "каменное корыто" служит хранителем времени, длительной исторической памяти человека» [2005, с. 142]. В фольклорных и художественных текстах концепт ТАШ характеризуется рядом особенностей, которые выделяют его среди других культурных концептов. Данный фрагмент языковой картины мира дает возможность обнаружить соотношение между языковыми единицами и концептуальными структурами, сохранившими в сознании носителей языка знания о природном элементе, который объективно существует и который характеризируется определенными особенностями.
Еще древние тюрки считали камень символом мудрости. В казахском эпосе бросанием камня испытывали силу, в алтайском эпосе при помощи камня поражали врагов, хакасы курганный камень посвящали духу горы и т. д. [СИГТЯ, 2006, с. 689-690].
Как пишет Ф. Г. Хисамитдинова, таш 'камень' - «в мифологии один из первоэлементов мира; сакральный предмет, символ твердости, прочности; имеет как положительную, так и отрицательную семантику; символ неуязвимости; встречается во многих обрядах, запретах, благопожеланиях, проклятиях башкир» [2010, с. 284].
У карачаево-балкарцев особое отношение к камню. В их представлении камень является символом вечности, крепости, силы, устойчивости перед временем и т. д. Камень - вечный спутник горцев, он служил и служит им во всех сферах жизнедеятельности. Карачаевцы и балкарцы из камня строили къала 'башни', от жагъа 'очаги', сын таш 'каменные надгробья', хуна 'заборы' и т. д. В. П. Кобы-чев пишет, что «в балкарских ущельях на позднее Средневековье и Новое время
приходится самый расцвет каменного зодчества» [1972, с. 163]. Балкарцы были искусными камнетесами. Огромные каменные блоки, которые они использовали при строительстве, подходили друг к другу так точно, что строительная смесь почти не использовалась. Для хозяйственных построек применяли различную кладку: тюз хуна 'однорядная стена', улхузу хуна 'двухрядная стена (забор из щебня)', чырды / цырды 'стреха', хуна 'террасообразующая стена'.
Э. Б. Бернштейн писал, что «в Балкарии первоначально отдельные жилища располагались довольно свободно относительно друг друга, даже там, где была полная возможность поставить их на плоскости высокогорного плато над уступом скалы, их предпочитали строить так, чтобы хоть одну заднюю стену жилища составил вертикальный срез скалы как наиболее надежная опора для перекрытия. Словно человек не решался окончательно оторваться от той среды, которая была для него привычна, когда жилищем являлась пещера, найденная или вырубленная в массиве самой скалы» [1993, с. 5]. Для горца важно было чувствовать себя защищенным, поэтому камень (скала) был для него опорой:
Таулу ташха сыртын таяндырмай тынчаймаз 'Горец не отдохнет, пока не обопрется спиной о камень' (погов.);
Аталай а кече элгенип уянды, Ёрге туруп таш хунагъа таянды 'Аталай, вздрогнув, проснулся, Встал и прислонился к каменному забору' [АИГЭ, 2015, т. 1, с. 533].
Къала 'крепость', выстроенная из камня, олицетворяет собой Родину:
Нек дегенде, бурун заманладан бери ненча ёмюр ётдю, къала уа бюгюн да турады, алгъынча кюн балаланы уясыды - ас халкъны тыпыр ташы болгъанлай 'Сколько веков прошло с тех давних времен, а крепость и сегодня стоит, как и прежде являясь родным домом (Родиной) для детей солнца, - очажный камень народа асов'.
Камень когда-то служил для человека жилищем (дорбун 'пещера'), дверью (гыйы таш 'глыба'), кроватью (тау ташла 'горные камни'):
Сора кеч-ахшам болгъанда, эчкилени алып келип, кеси салып кетген ул-лу гыйыны дорбунну эшигинден алып, ичине жыйды. Аллына биягъы гыйы-ны салып бегитди 'Когда стемнело, (эмеген) пригнал коз, отодвинул в сторону громадную каменную глыбу, которой утром закрыл вход в пещеру и загнал туда (коз)' [Нарты..., 1994, с. 131];
Тау ташла тёшеклери болдула, дейди, Жууургъанлары кёкдеги акъ бу-лутла болдула, дейди 'Их тюфяки - горные камни, говорят, Их одеяло -белые облака, говорят' [Там же, с. 226].
Лексема таш довольно часто встречается в составе карачаево-балкарских паремий, которые выражают различные признаки, свойства, действия, состояния:
артыкъ сёз таш жарыр, артыкъ файда баш жарыр, букв.: 'лишнее слово камень расколет, излишество голову расколет', атлай билмеген ташха абыныр, букв.: 'кто не умеет ступать, тот на камень наткнется', батырлыкъ - отлукъ таш-ча, къоркъакълыкъ - жёге агъашча, букв.: 'смелость, как кремень, трусость, как липа', гюняхлыны таш къысар, букв.: 'грешного камень сдавит', жашха айт-санг - ташха жазгъанча, къартха айтсанг - къаргъа жазгъанча, букв.: 'молодому сказать - как на камне написать, старому - как на снегу написать', таш суу-
укъдан элгенмез, букв.: 'камень мороза не боится', тишсиз аууз - ташсыз тир-мен, букв.: 'беззубый рот - мельница без жерновов' и др.
Небезынтересен и фразеологический фонд карачаево-балкарского языка, включающий целый ряд фразеологических единиц со стержневым компонентом таш, которые выражают различные эмоциональные состояния, действия, признаки и т. д.: таш жаратылгъандан бери 'испокон веков', букв.: 'со времен появления камня', таш-агъач аша 'разозлиться, взбеситься', букв.: 'ешь камень-дерево', аякъларым буз таш болгъандыла 'у меня ноги окоченели', букв.: 'ноги превратились в ледяные камни', басар ташын танымазгъа 'сильно обрадоваться', букв.: 'не узнавать камень, на который будешь наступать', бачхасына таш атаргъа 'кого-либо обидеть', букв.: 'кинуть в чей-либо огород камень' и др.
Данная лексема входит и в состав этнографизмов: къол таш 'игра-состязание для юношей в толкании камня', отлукъ таш 'кремень', тузлукъ таш 'гнёт (в кадушке с солениями)', кюл таш 'игра-гадание', базман таш 'гиря', тирмен таш 'жернов', ташушкок 'каменное ружье (ружье с кремневым замком)', тыпыр таш 'очажный камень' и др.
В карачаево-балкарском языке встречаются каргыши 'проклятия' с компонентом таш 'камень'. Проклятия являются древнейшим жанром фольклора, мифологические истоки которого базируются на религиозных и магических представлениях этноса. Функция проклятия состоит в обращении к богу с различной просьбой - о смерти (в отношении кого-либо), ухудшения жизни, материального неблагополучия, препятствия в пути и т. д.:
- Зарлыгъынгы отунда башынг от болуп кюйсюн, Къолумдан ашагъа-нынг санга таш болуп тийсин! '- Пусть твоя голова сгорит в огне твоей зависти, Пусть то, что ты ел из моих рук, камнем ударит тебя!' [АИГС, 2015, т. 1, с. 156];
Ой, Къарачач, къайда энг, жанынг терк къурурукъ, Тирмен ташда, тохтамай, жети кюн буруллукъ! 'Ой, Карачач, где (ты) была, да сгинет вмиг твоя душа, Крутиться бы тебе между жерновами семь дней не переставая!' [Там же, с. 421].
В миропонимании карачаево-балкарцев камень являлся мерилом силы и мощи человека. В текстах карачаево-балкарского эпоса свою силу нарты испытывали при помощи различных действий с камнями: то поднимали, то кидали, то отбивали, то раскалывали камни:
Сосурукъ темир ылытхынны алып, къаягъа чыгъып, уллу ташланы оюп, энишге жибереди. Эмеген аланы къая тюбюне жетгинчи, башы бла уруп, къаяны башы бла аудуруп, Сосурукъну къоркъутхан окъуна этеди 'Сосурук взял железный лом, поднялся на скалу и стал сбрасывать оттуда вниз огромные камни. Эмеген же, стоя внизу, все эти камни отбивал головой (с такой силой), что они пролетали через скалу. Это даже испугало Сосурука' [Нарты..., 1994, с. 120];
- Энди кесими бир сынайым, - деп, лыппыр чакълы бир ташны сермеди. Ташны кётюргенде, бутлары тобукъгъа дери жерге батдыла. Ташны сил-деп, эгурну юсюне атханда уа, къаты суу ташла ун болуп къалдыла '- Ну, а теперь испытаю я и себя, - решил он (Карашауай) и, схватив, поднял камень с копну. Ноги его по колено провалились в землю. А когда бросил камень на огромную груду камней, превратил эти крепкие камни в пыль' [Там же, с. 189];
Эл ныгъышда олтурадыла къартла, Ташны сыгъып, сууун чыгъаргъан нартла 'На завалинке сидят старики-нарты, способные из камня выжать воду' [Нарты..., 1994, с. 142].
Горы также воспринимались как символ, как мерило мужества, удали и силы. Герой эпоса Ёрюзмек испытывал своего коня, перепрыгивая через горы; стрелы Дебета проходили сквозь горы и т. д.:
Бек сюйгенди таудан таугъа секирирге (Гемуда), Нарт элинде хар бир жерни билирге. Ол секиргенд ал бурун Къазман таугъа, Ол чыкъгъанды ан-дан сора Минги таугъа '(Гемуда) очень любил перепрыгивать через горы, На земле Нартов хотел знать все места. Сначала он прыгнул на гору Каз-ман, потом поднялся на Минги тау' [Там же, с. 179].
В карачаево-балкарском нартском эпосе камень символизирует женское начало. По данным некоторых текстов эпоса, Ёрюзмек появился из небесного камня, который упал на землю:
Къарагъанында, бир бек уллу терен чунгурну ортасында эки жарылгъ-ан бир уллу кёк ташны кёрдю. Аны ичинде уа бир тулпар жашчыкъ 'Внутри глубокой ямы (он) увидел расколовшийся огромный небесный камень. А внутри (камня) находился мальчик' [Там же, с. 74].
В другом тексте говорится о рождении Сосурука из камня:
Созукну урлугъу, огъу да атылды, дейле, Ол Сатанай олтургъан а со-стар ташха чачылды, дейле. Ол таш таууш эте, къымылдай болгъанды, дейле, Къаратон Сатанайны жюреги къууанчдан толгъанды, дейле, Таш тогъуз айны бууаз болуп а тургъанды, дейле, Таш жарылып а Сосурукъ андан туугъанды, дейле 'Семя Созука, как стрела, полетело, говорят, И попало в камень, на котором сидела Сатанай, говорят. Этот камень начал издавать звуки и шевелиться, говорят. И сердце бездетной Сатанай наполнилось счастьем, говорят, Камень девять месяцев был беременным, говорят, Камень раскололся и из него родился Сосурук, говорят' [Там же, с. 117].
Топонимика Карачая и Балкарии изобилует названиями с компонентом таш: Сосуркъаны ташы 'Камень Сосурука', Тапчан таш 'Камень-тапчан', Таш баула 'Каменные загоны', Таш тёнгереген 'Место, где скатился камень', Ташкёпюр 'Каменный мост', Таш-Ылышхыра, Ташлы-Тала 'Каменная поляна', Ташлы-Къол 'Каменное ущелье', Отлукъ таш 'Кремень'и др. [Хапаев, 2013]:
Ачейлары Ташлы Сыртда жашай эдиле, дейди, Алада юч жыйырма ат-лы бола эди, дейди 'Ачеевы жили в Ташлы Сырте, говорит, у них было шестьдесят конных, говорит' [Нарты., 1994, с. 262];
Акъ атынгы жюгенлери ариу кюмюш акъ тогъайлы, Ташлы Сыртда сени атмагъа эд эгечден туугъан ол ногъайлы 'Кольца уздечек твоего белого коня из красивого белого серебра, Как бы не застрелил тебя на Таш-лы-Сырте ногаец, сын твоей сестры' [АИГЭ 2015, т. 2, с. 52];
Къабартыдан къонакъларым Отлукъ Ташда сакълайла, Азнауурну кечге къалгъанды деп, атын-бетин бокълайла 'Мои гости из Кабарды ждут меня в Отлук-Таше, Имя-честь Азнаура порочат. За то, что он опаздывает' [Там же, с. 55].
Во времена язычества люди поклонялись священным камням и обращались к ним с различными просьбами:
Насып келип, жашай, артта бек абындыкъ, Амалсыздан Ташха, кел-
генбиз, табынып 'Счастливо жили мы, но потом сильно споткнулись, От
безысходности пришли поклониться к Камню' [АИГЭ, 2015, т. 1, с. 408].
С приходом мусульманства такое отношение к камням начинает порицаться и запрещаться:
Ташха ийнаннган ийнамындан чыгъар (посл.) 'Тот, кто верит в камни -
безбожник' .
Как пишет Х. Х. Биджиев, «в прошлом в Карачае у каждого селения и даже у каждого рода имелись свои священные камни» [1979, с. 114]. Культовые камни выполняли следующие функции: камни-оплодотворители, камни-исцелители, камни-покровители, камни-проклятия и др. Отдельно стоящий камень представлял собой тотем, сакральный символ. В Карачае и Балкарии известны следующие камни.
• Къадау таш / мурдор таш - «1. камень особой твердой породы; 2. основа, краеугольный камень» [ТСКБЯ, 2005. с. 465]. Символизирует собой основу чего-либо: Тюзлюк - ара юйюрню къадау ташы 'Правда - основа семьи' (погов.); Къа-рачайны къадау ташы 'краеугольный камень Карачая'. Горцы у этого камня возносили молитвы за счастье, здоровье, удачу.
• Налат таш «камень проклятия»: Налатны - налат ташха 'Проклятие -на камень проклятия' (погов.).
• Ырыс таш 'камень суеверия'. Каждый, кто проходил мимо этого камня, должен был оставить что-нибудь с просьбой о добре, о мире [Хаджиева, 1996, с. 56].
• Ышхайты таш 'Камень Ышхайты'. Во времена язычества существовало поверье, если возле этого камня коптить кабана (свинью), то урожай не будет съеден жуками, так как всякая зараза от этого запаха разбежится [Там же].
• Къош ташла 'Камень Кош'. Этому камню поклонялись и несли различные угощения, прося его о чем-л. [Там же].
• Элия таш 'Камень Элия'. Люди с различной проказой приходили к камню с просьбой об исцелении [Там же].
• Кёкташ 'Небесный камень'. По преданию, люди во время страшного мора бежали в горы. Одна из женщин поставила на камень колыбель с младенцем, и на нем якобы остались следы дужек колыбели.
• Къашха таш 'Лысый камень'. Управившись с трудным делом, люди шли на поклонение к этому камню [Джуртубаев, 1991, с. 61].
• Тотур ташы. Покровительства Тотура просили в обряде, связанном с первым выходом юноши на охоту. Также верили, что он может разорить человека, выслав волков на его стадо [Там же, с. 120]. Также устраивали праздник в честь этого камня (резали жертвенный скот, пели и плясали вокруг камня), прося у него помощи [Хаджиева, 1996, с. 8].
• Камень Аштотур. Проезжая мимо камня Аштотур, человек должен был спешиваться; охотники, идя на охоту, оставляли там одну из стрел своих, а по возвращении - часть добычи [Карачаевцы и балкарцы, 2014, с. 529].
• Чоппаны ташы. Ритуальная пляска вокруг камня Чоппы сопровождалась песней с просьбой о дожде [Там же].
• Сосуркъаны ташы 'Камень Сосурука'. Карачаево-балкарцы устраивали около этого камня поминки [Карачаевцы и балкарцы, 2014, с. 515].
Особо почитались камни бесплодными женщинами. Они молились, приносили дары камням: Мамукъ таш (мамукъ 'вата' + таш 'камень'), Байрым ташла 'Камни Байрым' - бездетные молились, прося ребенка; женщины, у которых были дети молились за детей.
В текстах карачаево-балкарского нартского эпоса встречаются камни, которые пользовались особым вниманием у народа.
• Нарт ташы. Если родился ребенок, то его купали в воде, налитой на этот камень: Жаш барып, тюз белинден кётюрюп (ташны), элтип бир кюнлюм къа-быргъагъа сюеди, ма бюгюн ол Огъары Чегемде тургъан Нарт ташы олду 'Юноша подошел, поднял (камень), понес и прислонил к южному склону (горы). Это и есть камень Нартов, который по сей день находится в Нижнем Чегеме' [Нарты., 1994, с. 75].
• Чариш таш 'камень на месте скачек': Сора нартла чариш ташха жыйы-лышхандыла. Чариш ташдан чаба туруп, жолларыны жартысы кёк тенгизни юсю бла болгъанды 'Все нарты собрались к камню, откуда начинались скачки. От этого камня половина их пути проходила по морю' [Там же, с. 192].
• Союм таш 'Камень жертвоприношения': Эки эмеген да Сибилчини алып кетип, союм ташха жатдырып, геммеш чындыла бла къолун-аягъын байладыла 'Два эмегена схватили Сибилчи, потащили к камню, на котором резали скот, и связали ему руки и ноги ремнями из шкуры буйвола' [Там же, с. 222].
• Бердибий таш 'Камень Бердибия': - Къач кешенеден жортханын бузмай, Бердибий ташына киши жеталмайды, - деп ишни ангылатды (Ёрюзмекге Дебет) '- Никто не может пробежать без отдыха от Кач кешене до Камня Бердибия, -объяснил (Дебет Ёрюзмеку)' [Там же, с. 75].
• Оноу этиучю таш 'Совещательный камень': Аны бла Фук ёлгенди да, Ёрюзмек Фукну орнуна оноу этиучю ташха олтургъанды. Алай бла Ёрюзмек нартлагъа оноу эте жашагъанды 'Когда Фук умер, Ёрюзмек вместо него стал главою нартов. Так он жил, управляя нартами' [Там же, с. 90].
В камне закодирована информация об этногенезе социума. Тюрки, в том числе карачаевцы и балкарцы, по-особому относились к камню, они воздвигали памятники из камня (в основном это были надгробные камни), на которых оставляли информацию для будущих поколений. Первоначально могила обозначалась безымянной глыбой или куском камня, склепами, каменными ящиками, а впоследствии - каменными стелами (кешене 'гробница, мавзолей', шиякы 'склеп, гробница', сын таш 'надгробие, надгробный памятник'):
Айланып, айланып, болмайды, бир жерде тапмайды. Келип, былайда, бу
сын ташла болгъан жерде жатады кече 'Долго искал, но нигде не нашел.
Пришел и прилег вечером у надгробия';
Гитче къолну аягъы - Ёмюрлени сыфаты. Кешенеле былайда - Эмина-
ны шагъаты 'Подножье Гитче кол - Образ веков. Крепости здесь - Свидетели чумы' [Там же, с. 238].
Особую группу камней составляют «следовики». Это валуны с углублениями, которые напоминают отпечаток ступни человека. В нартском эпосе встречаются сюжеты о том, как на камнях оставляют свои следы герои эпоса. Это есть камни-следовики, которые связаны с началом каменосечного искусства древних народов.
Былайда, Къумушну бери жанында, бир уллу таш бар эди да, ол ташны юсюнде аны атыны, кесини да аякъ ызлары тюшюб тюрленмей турадыла 'Здесь, на этой стороне Кумуша был огромный камень. На нем остались следы коня (Карашауая) и его самого' [Нарты, 1994, с. 127];
Гемуда секирип, бирси таудан жерге тюшгенде, ал аягъы бла уллу жассы ташны басханды. Гемуда асыры залимден, кючю бла келип ташха тийгенде, аны ал аягъы ташха батханды. Ол тартып аны андан чыгъ-аргъандан сора, аны туякъ ызы ташда къалгъанды 'Когда Гемуда спрыгнул с горы, он наступил передней ногой на большой черный камень. Гему-да был очень мощный, поэтому его передняя нога провалилась в камень. Когда он выдернул ногу оттуда, оставил след копыта на камне' [Там же, с. 212].
С исторической точки зрения карачаево-балкарские оюнла 'игры' были связаны с определенными праздниками, обрядами. Камень был одним из важных элементов таких игр. У карачаево-балкарцев существовали такие игры, как къол таш или имбаш таш (где къол 'рука', имбаш 'плечо'), кюч таш (кюч 'сила'), аркъа таш (аркъа 'спина'), юч таш 'три камня' и др.:
- Оюнлары не зат эди? - Оюнлары имбаш ташды. - Ташлары уа не ки-бикди? - Эки ёгюзню арасында Жюрюген а гебен кибик '- А что у них за игра? - А игра их (называется) - толкание камня. - А камень у них на что похож? - На стог сена, который волокут два вола' [Там же, с. 185];
Гебен кибик суу ташланы къолташ этип атханды (Алауган) '(Алауган) метал речные валуны величиной со стог сена' [Там же, с. 151];
Анда уа бир ариу къыз бар, бешташ ойнай, Бир къозучукъда къатында къаудан чайнай 'Там какая-то красивая девушка играла в бешташ, Рядом с ней ягненок жевал сухую траву' [АИГЭ, 2015, с. 529].
У карачаево-балкарцев широко был распространен вид мантики - гадание на камешках - таш салыу 'сев камней', который берет свое начало из язычества. Приведем пример из текста нартского эпоса:
- Бу не сейирди, не аламатды? - деп, Къайгъыгъа къалгъандыла, Барып, эллеринде обурла таматасы Жанханайны чакъырып, беш таш салдыргъ-андыла '- Что же это такое? - говорили. Они стали беспокоиться. Позвали колдунью Жанханай, чтобы она погадала на камушках' [Нарты..., 1994, с. 191].
Камень использовался и как музыкальный инструмент:
Алауган терк окъуна балдыргъан къаурадан кесине сыбызгъы этеди. Ёрюзмек, къара ажирлени къуйрукъларындан тюкле алып, кесине къыл къобуз этип согъады. Сосурукъ эки ташны алып, бир бирге урады 'Алауган быстро смастерил из тростника себе свирель. Ёрюзмек, взяв волосы из хвостов черных жеребцов, сделал себе скрипку. Сосурук, взяв два камня, начал стучат ими' [Там же, с. 225].
В своих домах предки карачаево-балкарцев очажный камень использовали и как тайник, надежное хранилище:
- От жагъаны тыпыр ташыны тюбюнде бир къара къошун болур. Аны ичинде къара жау болур '- Под очажным камнем есть черный кувшин. В нем есть черный жир' [Там же, с. 148];
- Атангы жатхан къабыры бусагъатда да турады. Минг гёренке ташны тюбюнде аты, саууту да бар эди '- Могила твоего отца и сейчас в сохранности. Под камнем в тысяча гёренке находились его конь и оружие [Нарты., 1994, с. 260].
Камень символизирует конец жизненного пути человека (в сочетании со словом сын «надгробье»): Къабырны белгиси - сын таш 'Знак могилы - надгробье'.
Къаншау-бийими, сау эсе, ол Таш бизге айтыр, Ёлген эсе уа сын ташын салырбыз, къайытып 'Если мой князь Каншау жив, тот Камень скажет нам, А если он умер, то, вернувшись, установим его надгробье' [АИГЭ, 2015, т. 1, с. 407].
Жизнь сравнивается с движением жерновов мельницы. Народ жив до тех пор, пока крутятся тирмен ташла 'жернова его мельницы'. Остановка движения жерновов мельницы символизирует смерть: Тирмен ташы бурулады 'Жернова (его) мельницы крутятся (еще)' (погов.).
Человек, способный стать опорой, воспринимается как камень:
- Билемисе, ма ол сени жашынгды, Къартлыгъынгда сен таяныр та-шынгды '- Знаешь, он твой сын, Опора твоя в старости' [Нарты., 1994, с. 93];
Ёрюзмек а нарт элини башыды, Нарт элини таянырыкъ ташыды! 'Ёрюзмек - глава нартов, Опора Страны Нартов' [Там же, с. 125].
В целом для камня релевантны следующие характеристики. Вечность, упорядоченность, основательность: Ауур таш жеринден тепмез, акъыллы адам элинден кёчмез 'Тяжелый камень с места не сдвинется, умный человек не переедет из (своего) села' (погов.); Чолпан жулдуз жулдузланы башыды, Темиркъазакъ кёкню тепмез ташыды 'Венера главная из звезд, Полярная звезда -неподвижный камень неба' .
Камень есть очищающее средство: Жети ташдан ётген суу жангыдан таза болур 'Вода, прошедшая через семь камней, становится чистой' .
Манера говорить: Къазаннга таш атып тёнгеретгенча да сёлешеди 'Говорит (так шумно, громко), будь-то бы в казан бросили камень и катят его'; Сёлешиую ташны ташхаургъанча 'Говорит, как камень о камень стучит'.
Камень также служит для репрезентации состояния и черт характера человека. Состояние: Мин дей болур эд юсюне. Мен а таш эдим, кёреед, Къычырыкъ этип, жыладым, Тауушум чыкъмад тышына 'Наверное, просил меня сесть на него, а я окаменел, он видел, Потом я заплакал, закричал, Но я не издал звука' [АИГЭ, 2015, т. 1, с. 57]; - Эй, улан, не этесе былайда, Таш да жарылды, жол да бюгюлдю, Сен а тураса сирелип, таш болуп, ташны къатында? '- Эй, молодец, что ты делаешь здесь, И камень раскололся, и дорога прогнулась, А ты стоишь, окаменев, возле камня' [Там же, с. 57]. Черты характера:
1) жестокость: Кюйсюзню башы башды, жюреги уа ташды 'У жестокого (человека) голова - голова, а сердце - камень' (погов.);
2) сдержанность - качество человека, которое высоко ценится в народе: Са-бырлыгъынгы ташха байла 'Привяжи свою сдержанность к камню' (погов.);
3) благородство - одно из составляющих морального образа человека: Асыл -ташдан, акъыл - башдан 'Благородство от камня, ум от головы' (погов.);
4) терпимость - это часть ментальной души народа, которая сравнивается с твердостью камня: Таш къаргъа да, отха да чыдагъанча, Чыдады ол адам хар къыйынлыкъгъа 'Тот человек выдержал все трудности, подобно камню, который выдержал и снег, и огонь' [Кулиев, 2010, с. 319];
5) неуживчивость: Хунагъа жарамагъан таш кибик 'Как камень, непригодный для забора' (погов.); Таш юсюнде таш къоймагъан 'Не оставляющий камень на камне (человек)' (погов.).
Таким образом, анализ языковой экспликации концепта ТАШ 'камень' показал, что для карачаево-балкарцев он является одним из важных составляющих этнокультуры. Для рассматриваемого концепта актуальны такие когнитивные характеристики, как вечность, основательность, опора и др. Он также служит для репрезентации состояния и черт характера человека, таких, как благородство, жестокость, сдержанность, неуживчивость и т. д.
Список литературы
АИГЭ - Аланский историко-героический эпос / Сост. М. Ч. Джуртубаев: В 3 т. Нальчик: Тетраграф, 2015. Т. 1. 655 с.; Т. 2. 479 с.
Бернштейн Э. Б. Архитектура балкарского народного жилища. М.: Дикси, 1993. 160 с.
Биджиев Х. Х. Погребальные памятники Карачая Х1У-ХУШ вв. // Вопросы средневековой истории народов Карачаево-Черкесии. Черкесск, 1979. С. 63-146.
Галиуллина Г. Р. Космологические воззрения в татарской антропонимической картине мира // Учен. зап. Казан. гос. ун-та. Казань, 2008. Т. 150, кн. 2. С. 197205.
Джуртубаев М. Ч. Древние верования балкарцев и карачаевцев: Краткий очерк. Нальчик: Эльбрус, 1991. 256 с.
Древнетюркский словарь / ред. В.М. Наделяев, Д.М. Насилов, Э.Р. Тенишев, А.М. Щербак. Л.: Наука, 1969. 676 с.
Карачаевцы и балкарцы / Под ред. М. Д. Каракетова, Х.-М. А. Сабанчиева. М.: Наука, 2014. 815 с.
Кобычев В. П. Типы жилищ у народов Северо-Западного Кавказа в середине XIX в. // Кавказский этнографический сборник. М., 1972. Т. 99. С. 150-167.
Кулиев К. Ш. Поэт всегда с людьми: Статьи, эссе. М.: Сов. писатель, 1986. 336 с.
Кулиев К. Ш. Собр. соч.: В 6 т. Нальчик: Эльбрус, 2010. Т. 4. 592 с.
Кучукова З. А. Онтологический метакод как ядро этнопоэтики (карачаево-балкарская ментальность в зеркале поэзии). Нальчик: Изд-во М. и В. Котляровых, 2005. 312 с.
Маругина Н. И., Ламинская Д. А. Концепт «Природа» в русской и английской языковых картинах мира // Язык и культура. 2010. № 2 (10). С. 36-46.
Маслова В. А. Лингвокультурология: Учеб. пособие для студентов высших учебных заведений. М.: Академия, 2001. 208 с.
Нарты. Героический эпос карачаевцев и балкарцев. М.: Наука: Изд. фирма «Восточная литература», 1994. 656 с.
Раемгужина З. М. Башкирский антропонимикон в свете языковой картины мира: Дис. ... д-ра филол. наук. Уфа, 2009. 300 с.
СИГТЯ - Сравнительно-историческая грамматика тюркских языков. Пратюрк-ский язык-основа. Картина мира пратюркского этноса по данным языка / Отв. ред. Э. Р. Тенишев, А. В. Дыбо. М.: Наука, 2006. 908 с.
Телия В. Н. Коннотативный аспект семантики номинативных единиц. М.: Наука, 1986. 242 с.
ТСКБЯ - Толковый словарь карачаево-балкарского языка: В 3 т. Нальчик: ЭЛЬ-ФА, 2005. Т. 3: С-Я. 1157 с.
Хаджиева Т. М. Карачаево-балкарский фольклор. Хрестоматия. Нальчик: ЭЛЬФА, 1996. 592 с.
Хапаев С. А. Географические названия Карачая и Балкарии. М., 2013. 576 с.
Хисамитдинова Ф. Г. Мифологический словарь башкирского языка. М.: Наука, 2010. 452 с.
References
Alanskiy istoriko-geroicheskiy epos [Alan historical and heroic epic]. Dzhurtubaev M. Ch. (Comp.). Nal'chik, Tetragraf, 2015, vol. 1, 655 p.; vol. 2, 479 p.
Bernshteyn E. B. Arkhitektura balkarskogo narodnogo zhilishcha [Architecture of the Balkar people's home]. Moscow, Diksi, 1993, 160 p.
Bidzhiev Kh. Kh. Pogrebal'nye pamyatniki Karachaya 14-18 vv. [Funerary monuments of Karachay, 14th - 18th centuries]. In: Voprosy srednevekovoy istorii narodov Karachaevo-Cherkesii [Questions of medieval history of the peoples of Karachay-Cher-kessia]. Cherkessk, 1979, pp. 63-146.
Drevnetyurkskiy slovar' [Ancient Turkic dictionary]. V. M. Nadelyaev, D. M. Nasi-lov, E. R. Tenishev, A. M. Shcherbak (Eds). Leningrad, Nauka, 1969, 676 p.
Dzhurtubaev M. Ch. Drevnie verovaniya balkartsev i karachaevtsev: Kratkiy ocherk [The ancient beliefs of the Balkars and Karachays: a brief outline]. Nal'chik, El'brus, 1991, 256 p.
Galiullina G. R. Kosmologicheskie vozzreniya v tatarskoy antroponimicheskoy kartine mira [Cosmological views in the Tatar anthroponymic picture of the world]. Uchenye Zapiski Kazanskogo Universiteta. Seriya Gumanitarnye Nauki (Proceedings of Kazan University. Humanities Series). 2008, vol. 150, pp. 197-205.
Karachaevtsy i balkartsy [Karachais and Balkars]. M. D. Karaketov, Kh.-M. A. Sa-banchiev (Eds). Moscow, 2014, 815 p.
Khadzhieva T. M. Karachaevo-balkarskiy fol 'klor. Khrestomatiya [Karachay-balkar folklore. Reader]. Nalchik, EL"-FA, 1996, 592 p.
Khapaev S. A. Geograficheskie nazvaniya Karachaya i Balkarii [Geographical names of Karachay and Balkaria]. Moscow, 2013, 576 p.
Khisamitdinova F. G. Mifologicheskiy slovar' bashkirskogo yazyka [Mythological dictionary of the Bashkir language]. Moscow, Nauka, 2010, 452 p.
Kobychev V. P. Tipy zhilishch u narodov Severo-Zapadnogo Kavkaza v seredine 19 v. [Types of dwellings among the peoples of the Northwestern Caucasus in the middle of the 19th century]. In: Kavkazskiy etnograficheskiy sbornik [Caucasian ethnographic collection]. Moscow, 1972, vol. 99, pp. 150-167.
Kuchukova Z. A. Ontologicheskiy metakod kak yadro etnopoetiki (karachaevo-bal-karskaya mental'nost' v zerkale poezii) [Ontological metacode as the core of ethno-poetics: (Karachay-Balkar mentality in the mirror of poetry)]. Nal'chik, Izd. M. i V. Kot-lyarovyh, 2005, 312 p.
Kuliev K. Sh. Poet vsegda s lyud'mi: Stat'i, esse [The poet is always with people: articles, essays]. Moscow, Sov. pisatel', 1986, 336 p.
Kuliev K. Sh. Sobr. soch.: V 6 t. [Collected works: In 6 vols]. Nal'chik, El'brus, 2010, vol. 4, 592 p.
Marugina N. I., Laminskaya D. A. Kontsept "Priroda" v russkoy i angliyskoy yazy-kovykh kartinakh mira [The concept "Nature" in Russian and English language pictures of the world]. Language and Culture. 2010, no. 2 (10), pp. 36-46.
Maslova V. A. Lingvokul'turologiya: Ucheb. posobie dlya studentov vysshikh uchebnykh zavedeniy [Linguoculturology: Textbook for students of higher educational institutions]. Moscow, Akademiya, 2001, 208 p.
Narty. Geroicheskiy epos karachaevtsev i balkartsev [Narts. Heroic epos of the Karachais and Balkars]. Moscow, Nauka, Vost. lit., 1994, 656 p.
Raemguzhina Z. M. Bashkirskiy antroponimikon v svete yazykovoy kartiny mira [Bashkir anthroponymicon in the light of language picture of the world]. Dr. philol. sci. diss. Ufa, 2009, 300 p.
Sravnitel'no-istoricheskaya grammatika tyurkskikh yazykov. Pratyurkskiy yazyk-osnova. Kartina mira pratyurkskogo etnosa po dannym yazyka [Comparative-historical grammar of Turkic languages. The Pratyurkic basis of language. The Proto-Turkic eth-nos worldview according to the language data]. E. R. Tenishev, A. V. Dybo (Eds). Moscow, Nauka, 2006, 908 p.
Tolkovyy slovar' karachaevo-balkarskogo yazyka: V 3 t. [Explanatory dictionary of the Karachay-Balkar language: In 3 vols]. Nalchik, EL"-FA,: 2005, vol. 3. S-Yz, 1057 p.
Сведения об авторе
Ахматова Мариям Ахматовна - кандидат филологических наук, доцент кафедры карачаево-балкарской филологии Кабардино-Балкарского государственного университета им. Х. М. Бербекова (Нальчик, Россия)
mari.ahmatova@yandex.ru
ORCID 0000-0002-0507-395X
Information about the author
Maryam A. Akhmatova - Candidate of Philology, Associate Professor of the Kara-chay-Balkar Philology Department, Kabardino-Balkarian State University named after H. M. Berbekov (Nalchik, Russian Federation)
mari.ahmatova@yandex.ru
ORCID 0000-0002-0507-395X
