CC BY
64
В литературном тувинском языке глаголы условного наклонения в 1-ом и 2-ом лицах имеют двойные аффиксы: бар + зы + м + за 'если я пойду', бар + зы + м + за 'если ты пойдешь', бар + зы + выс + са 'если мы пойдем', бар + зы + мар + за 'если вы пойдете'.
11. Особенностью составных глаголов является то, что в качестве первого компонента выступает причастие будущего времени на -ар/... и его отрицательная форма -мас/..., а в роли вспомогательного глагола в большинстве случаев употребляется бол- 'быть, являться; становиться, делаться': шаанда кешти ыштаар болхан лит. шаанда кешти ыштаар турган 'раньше обычно окуривали кожу (при выделке)', момгул свс билбес болган мен лит. моол дыл билбес турган мен '(в то время) я не знал монгольский язык', эки ажылчынга турган болган букв. 'числился хорошим работником' лит. эки ажылдап турган 'хорошо работал'. Такого рода примеры в настоящее
Библиографический список
время можно услышать также в речи носителей тоджинского диалекта.
Если сравнить, в тувинском литературном языке более употребительными являются составные глаголы из двух или более компонентов, первый из которых имеет деепричастные формы на -п/..., -а, -е, -й, а в качестве вспомогательного глагола употребляются четыре основных тур-, чыт-, олур-, чор- и свыше двадцати других глаголов [9 с. 159-164].
Анализ морфологических форм слов свидетельствует о том, что в речи тухаларов сохранились языковые особенности, которые использовались в более раннем периоде развития тувинского языка.
Предварительный анализ данного фактического материала показывает, что изучение речи тухаларов в фонетическом, лексическом, также грамматическом аспектах до настоящего времени остаётся актуальным и требует более полного изучения.
1. Хийс Г. Особенности тувинской речи жителей Цэнгэла. Кызыл: РИО ТувГУ, 2009.
2. Бадарч Б. Лексика животноводства в цэнгэльском диалекте тувинского языка. Кызыл: РИО ТувГУ, 2009.
3. Уламсурэн Ц. Особенности тувинской речи жителей Кобдо. Москва: «Реглет», 2013.
4. Ragagnin Elisabetta. Archaic linguistic features in Khovsgol aymag's sayan varieties. Тюркская руника: язык, история, культура: материалы международной научной конференции. Абакан: Хакасское книжное издадельство, 2013.
5. Куулар Е.М., Сувандии Н.Д. Тыва дылда иви ажыл-агыйыныцлексиказы. Кызыл: РИО ТувГУ, 2014.
6. Куулар Е.М Особенности речи цаатанов Хубсугульского аймака Монголии Филологические науки. Вопросы теории и практики. Тамбов, 2015; 3 (45).
7. Чадамба З.Б. Тоджинский диалект тувинского языка. Кызыл: Тувинское книжное издательство, 1974.
8. Серебренников Б.А., Гаджиева Н.З. Сравнительно-историческая грамматика тюркских языков. Москва: «Наука», 1986.
9. Сат Ш.Ч., Салзынмаа Е.Б. Амгы тыва литературлуг дыл. Фонетика, лексика, морфология. Кызыл: Тыванын ном ундурер чери, 1980.
References
1. Hijs G. Osobennosti tuvinskojrechizhitelej C'eng'ela. Kyzyl: RIO TuvGU, 2009.
2. Badarch B. Leksika zhivotnovodstva vc'eng'el'skom dialekte tuvinskogo yazyka. Kyzyl: RIO TuvGU, 2009.
3. Ulamsur'en C. Osobennosti tuvinskoj rechi zhitelej Kobdo. Moskva: «Reglet», 2013.
4. Ragagnin Elisabetta. Archaic linguistic features in Khovsgol aymag's sayan varieties. Tyurkskaya runika: yazyk, istoriya, kul'tura: materialy mezhdunarodnoj nauchnoj konferencii. Abakan: Hakasskoe knizhnoe izdadel'stvo, 2013.
5. Kuular E.M., Suvandii N.D. Tyva dylda ivi azhyl-agyjynyq leksikazy. Kyzyl: RIO TuvGU, 2014.
6. Kuular E.M Osobennosti rechi caatanov Hubsugul'skogo ajmaka Mongolii Filologicheskie nauki. Voprosy teorii i praktiki. Tambov, 2015; 3 (45).
7. Chadamba Z.B. Todzhinskij dialekt tuvinskogo yazyka. Kyzyl: Tuvinskoe knizhnoe izdatel'stvo, 1974.
8. Serebrennikov B.A., Gadzhieva N.Z. Sravnitel'no-istoricheskaya grammatika tyurkskih yazykov. Moskva: «Nauka», 1986.
9. Sat Sh.Ch., Salzynmaa E.B. Amgy tyva literaturlug dyl. Fonetika, leksika, morfologiya. Kyzyl: Tyvanyn nom yndyrer cheri, 1980.
Статья поступила в редакцию 03.11.15
УДК 398+398.22 (571.52)
Khertek L.K., Cand. of Sciences (Philology), senior teacher, Tuvan State University (Kyzyl, Russia),
E-mail: lidia.hertek@yandex.ru
CONCEPT OF "MOTHER" IN TUVAN HEROIC EPICS. The article is dedicated to a relevant problem of linguistic description of epic texts. The emphasis is placed on the analysis of a concept of "mother" as a separate fragment of the world picture in Tuvan heroic epics. The author undertakes a task to study lexical material in which this concept verbalizes. The paper establishes and describes a whole range of meanings of the words ie and ava that make up the concept of "mother" in the Tuvan heroic epics. Distinctive features of their semantic structure, connotations, syntagmatic relations, their syntactic function, occurrence in stable expressions are shown. The author analyzes the basic level of the semantics of the concept. In the research the author uses ethnographic and eth-nolinguistic data. The study determines two levels in the semantic structure of the concept "mother": semantic level, which becomes apparent, when the word mother is used in an epic text, and basic level, which manifests itself, when a cognitive model designated by this word, is formed.
Key words: linguistics of folklore, Tuvan heroic epics, concept, representative, lexeme, denotatum, semantic structure, syntagmatic relation.
Л.К. Хертек, канд. филол. наук, ст. преп., Тувинский государственный университет, г. Кызыл,
E-mail: lidia.hertek@yandex.ru
КОНЦЕПТ "МАТЬ" В ТУВИНСКИХ ГЕРОИЧЕСКИХ СКАЗАНИЯХ
Статья посвящена актуальной проблеме лингвистического описания эпических текстов. Основное содержание исследования составляет анализ концепта «мать» как отдельного фрагмента картины мира в тувинских героических сказаниях. Автором ставится задача изучить лексический материал, вербализирующий данный концепт. В работе устанавливается и описывается вся совокупность значений слов «ие» и «ава», составляющих в тувинских сказаниях анализируемый концепт, особенности их семантической структуры, коннотации, синтагматические связи, выполняемая синтаксическая функция, вхождение в состав устойчивых выражений. Значительное внимание уделяется анализу глубинного уровня семантики концепта, выявлению исходных представлений, лежащих в его основе, для чего автор привлекает этнографический и этнолингвистический материал. В результате исследования установлено, что семантическая структура концепта «мать» в тувинских сказаниях включает два уровня: уровень семантики, который проявляется в реальных условиях употребления слова в эпическом тексте, и глубинный уровень, когда выстраивается когнитивная модель, обозначаемая данным словом.
Ключевые слова: лингвофольклористика, тувинские героические сказания, концепт, репрезентант, лексема, денотат, семантическая структура, синтагматическая связь.
В современной лингвофольклористике активно исследуется фольклорный текст как средство постижения этнической мен-тальности и традиционно-культурных смыслов [1]. Как справедливо отмечает М.А. Бобунова, картина мира и языковая картина коррелируются так, что по данным лексических и грамматических значений можно восстановить соответствующий фрагмент наивной картины мира [2]. В этом аспекте тувинские фольклорные тексты, в том числе эпические, до сих пор не изучались. В имеющихся исследованиях по тувинской фольклористике, по-свящённых героическому эпосу, затрагиваются проблемы его генезиса и эволюции, поэтики и стиля (Л.В. Гребнев, Д.С. Куулар, С.М. Орус-оол и др.). Одним из важнейших задач, стоящих сегодня перед тувинской фольклористикой, является лингвистическое описание фольклорных текстов и создание на основе этих исследований словаря фольклора как способа репрезентации фольклорной и языковой картины мира. Началом тувинской фольклорной лексикографии можно считать словарики непонятных устаревших слов и предметных указателей, составленные и включенные в сборники фольклора известным эпосоведом С.М. Орус-оол.
В данной работе исследуется семантическая структура лексемы «мать» в тувинских героических сказаниях (Прим.: далее для обозначения понятия тувинские героические сказания используется аббревиатура ТГС). Свою задачу мы видим в установлении и описании всей совокупности значений слов, составляющих в ТГС концепт «мать». Семантика и функция концепта определяется нами средствами эпического текста, в то же время для реконструкции исходных представлений, лежащих в основе его семантики, привлекается этнографический и языковой материал. Анализируемый концепт является одним из основных категорий среди общечеловеческих социально-культурных универсалий. Несомненно, он занимает значительное место в языковой и эпической картине мира тувинцев.
В языке и быту тувинцев имеется два наименования матери - «ие», «ава». Причём в обычной жизни тувинцы предпочитают употреблять слово «ава». Лексема «ие» обладает определенной стилистической маркированностью и употребляется в основном в книжной речи. Однако лексема «ие» может часто употребляться совместно с лексемой «ада» - отец, образуя гипероним «ада-ие» (букв. «отец-мать») в значении родители.
В тувинском героическом эпосе образ матери протагониста один из ключевых образов. Женские персонажи в тюркско-мон-гольской эпической традиции, как полагают многие исследователи, формировались в контексте представлений, отражающих становление родового общества с материнским правом (В.М. Жирмунский, Л.П. Потапов, Е.Н. Кузьмина, РС. Липец, А.Ш. Кичиков). Идея культового почитания женщины-матери получила отражение в их материальной и духовной культуре, изобразительном искусстве и несомненно в эпосе. В.М. Жирмунский писал, что у тюркских и монгольских народов независимое и почётное положение женщин сохранялось ещё в средние века, а участие женщин-воительниц в боевых предприятиях своего рода и племени засвидетельствовано многими источниками [3, с. 219, 221]. Л.П. Потапов приводит интересные сведения о господстве у далеких предков тувинцев материнского рода. Так, факт постройки юрты родственниками невесты отражает, по мнению учёного, то, что брак у тувинцев был матрилокальным, и жених после свадьбы переселялся к невесте [4, с. 233]. Проявлением следов авункулата является и то, что тувинцы до сих пор считают родственников по линии матери более близкими, чем по линии отца (ср. тув. пословица Ада торели ырак, ие торели чоок (букв. Родственники отца - далекие, родственники матери - близкие. - Перевод автора)).
Представим свод употреблений лексем, вербализирующих концепт «мать», в тувинской эпической традиции. При его составлении нами использовалась методика, разработанная курскими лингвофольклористами М.А. Бобуновой и А.Т. Хроленко. Материалом послужили тексты двух авторитетных в научном отношении эпических сказаний «Хунан-Кара» и «Бокту-Кириш, Бо-ра-Шээлей», изданных в серии «Памятники фольклора народов Сибири и Дальнего Востока».
Слово «ие» в Толковом словаре тувинского языка многозначное: 1. «Уругларнын авазы» (букв. «мать, мама детей»); 2. Тол торээн амытан (букв. «самка по отношению к детенышам») [5, с. 579].
Согласно данным этимологического словаря тувинского языка, лексема «ие» имеет общетюркское происхождение и обычно рассматривается в ряду тюркских слов ана, ене и их соответствий со значениями «мать, мама, матушка; бабушка; тетя; самка, особь женского пола» [6, с. 345 - 346].
Конкорданс лексемы «ие» в ТГС «Хунан-Кара» следующий (здесь и далее перевод текстов А.В. Кудиярова) [7]:
1) «Хинин иезинин / Ижи бистиг /Хачызы-биле-даа кезер-ге». - «Его пуповину и материнскими, / C двумя лезвиями, / Ножницами перерезали» [8, с. 66];
2) «Иези-биле тудуш-даа чыдып чыдар бооп тур эвеспе аан». - «С матерью соединенный лежал, оказывается» [8, с. 66];
3) «Хайыралыг мени торээн ием-даа». - «Дорогая моя мать, родившая меня» [8, с. 68];
4) «Иезинин изиг эмиинин судун / Эмзирер ужур окта чок, / Назынынга бачыттыг оол-дур». - «Горячим молоком / Из материнской груди/Кормить нельзя» [8, с. 70];
5) «Ийи шивишкин иезинге чагып-ла чыткан иргин» [8, с. 78];
6) «Биеэги-ле ийи шивишкини, иези база-ла» [8, с. 90];
7) «Чус сес хуулар Сай-Тоюн кадын иези» [8, с. 94];
8) «Адазынын корбээн черин оглу коор, ачай, / Иезинин корбээн черин кызы коор ужурлуг, ачай. / Бенин корбээн черин / Кулун коор ужурлуг, /Мен чоруптайн». - «Землю, что не увидел отец, / Сын должен увидеть, отец! / Землю, что не увидела мать, / Дочь должна увидеть, отец! / Землю, что не увидела кобылица, /Жеребёнок должен увидеть, отец!» [8, с. 98];
9) «Иен адаан шолан кымыл? - / Дээр болгай». - «Как твоё прозвище, /Данное матерью» [8, с. 98];
10) «Ада-иезинин ийи аразында орган иргин ийин». -«Между отцом и матерью сел» [8, с. 114];
11) Аът бооп келгештин / Иеден торуп келгенден бээр / Аян-чорукка барган эвес мен. / Иеден торуттунгеш, Хунан-Ка-ра сен, /Чаа-дайын аян-чорукка барган эвес сен». - «Как я стал конем, родившись от матери (кобылицы), я далеко не ходил. /И ты, Хунан-Кара, родившись от матери, на битву-войну далеко не ходил» [8, с. 138];
12) «Эки ада-иеннин / Чагылга созу-ле бар болгай». - «Родителей добрых есть ведь слово-наказ» [8, с. 142];
13) «Иезинин уш кырлан эртинезин делгереди». - «Три драгоценности своей матери» [8, с. 178];
14) «Сен болза Чер, Дээр / Ада-иелиг болгай сен» - «У тебя мать-отец/Небо с Землей» [8, с. 214];
15) «Сен баксыраар болзунза, /Чер, Дээр ада-иенни кыйгы-рар сен, эжим». - «Если тебе плохо придется, / Своих мать-отца - Землю и Небо - / Ты призовешь, друг мой» [8, с. 216];
16) «Адаан-моорейлиг кижини / Уулелиг кижи / Ада-иези, Аъды, хеви болчур боор ийикпе, / Уулези-ле билгей, эжим». -«Разве тому, кто состязается, / Мать ли с отцом, / Конь ли, одежда /Могут защитниками быть» [8, с. 216];
17) «Кайызы-даа олгенинин шорузу, Ада-иезин кыйгыр-бас бооп туруп турлар». - «Кто бы ни погиб - сам виноват: / Мать-отца не призывать» [8, с. 216];
18) «Алдыы оран, Устуу оран / Ада-ием канчалдын, чоон-дун?» - «Верхний мир, Нижний мир / Отец мой и мать?» [8, с. 228];
19) «Ада-иези-даа сагыжынга кире берген». - «Мать-отец в его мысли вошли» [8, с. 236];
20) «Ада-иезинин улуг оонун орну». - «Место большой родительской юрты» [8, с. 236];
21) «Ада-иезинин олурар черинин ийи аразынга езулуг олу-руп». - «И там, где сидели его отец и мать» [8, с. 238];
22) «Ада-иезинин соондува». - «За отцом с матерью» [8, с. 244];
23) «Эът дылдыг мээн ада-ием». - «Мои отец и мать / С гладкими языками» [8, с. 250];
24) «Ада-иемнин амыр-мендизин / Айтырып алырым кайы ийик». - «В здравии ли мои отец и мать» [8, с. 260];
25) «Бодунун кижи торелгетенден торуттунген / Кыр-ган ада-иезин». - «А своих старых родителей / От которых рожденный/Как от представителей рода людского» [8, с. 292].
Таким образом, лексема «ие» зафиксирована в 25 словоупотреблениях. Рассмотрим семантическое наполнение концепта «ие» в данном ТГС. Анализируемая лексема употребляется в
словосочетании «иезинин хачызы-биле» - «материнскими ножницами». Выступает в форме относительного прилагательного «иезинин». Концепты обладают свойством дополнять другие рядом располагающиеся концепты посредством своей семантики, поэтому в номинативное поле рассматриваемого концепта вовлекаются признаки лексемы «пуповина», перерезаемой материнскими ножницами. Пуповина, согласно тувинским поверьям, это средоточие жизни, центральная точка человеческого тела. Выстраивается смысловая связь «мать - пуповина - жизнь».
Следующее употребление лексемы «иези-биле тудуш» -«с матерью соединенный» (пуповиной) продолжает развивать смысловую связь матери и ребёнка, их генетическое и биологическое родство.
Далее развивается мотив «тяжести материнства»: «Дорогая моя мать, родившая меня» / Ничего уже не видит, / Темнота перед ней». - «Хайыралыг мени торээн ием-даа» /Карак-кулаа козулбейн, /Карангылап орар болу берди» [8, с. 68]. У тувинцев есть выражение «Караа чыраан» (букв. «глаза просветлели») о родившей женщине. Анализируемая лексема характеризуется прилагательным «хайыралыг», которое может включать помимо заявленного «дорогая», такие смысловые компоненты, как «горячо любимая», «милая».
«Иезинин изиг эмиинин судун» - «горячим молоком из материнской груди» можно рассматривать как знак родства. В.М. Жирмунский отмечал, что кормление грудью чужеземного богатыря в эпосе было равнозначно его принятию в родовой коллектив [9, с. 28]. Этот обряд имеет этнографические параллели. По данным Л.В. Гребнева, подобный обряд входил в число норм обычного права тувинцев. «Приёмного ребёнка (азыранды кижи) мать принимала к своей груди, давала ему нюхать её и поила его овечьим или коровьим молоком из чашки, накрытой хадаком» [10, с. 131]. В тувинском сказании «Алдай-Буучу» есть эпизод, когда герой, отведавший молока матери своего противника, лишается права на вражду и месть. Так, богатырь Хан-Буудай становится братом убитых им трёх сыновей старухи. «Ам чаа чипке-нин ийи борбак сарыг чуве / Мээн эмиимнин суду чуве, оглум, / Силер болза, ам мээн оолдарым-биле / Чангыс иенин судун иш-кен / Алышкылар-дыр силер. / Дунмаларын диргизип салывыт, оглум! - деп / Кадай дилеп, чапшып олурган чувен эргин» (букв. «Только что съеденные тобой два желтых шарика, / То молоко из моих грудей, сынок. / Теперь ты с моими сыновьями братья, / Вскормленные молоком одной матери. / Оживи и отпусти своих братьев, сынок! - / Упрашивала, умоляла старуха») [11, с. 39] (Прим.: здесь перевод осуществлён автором статьи).
В конструкциях «кадын иези» актуализируется такой компонент семантики как социальная роль. А.В. Кудияров без перевода оставляет слово «кадын», который здесь однозначно может быть переведён как «царица-мать».
Примечательно сочетание «шивишкин иези», в котором матерью называется «шивишкин» - служанка, выполняющая функции матери, она заботится о ребенке, кормит, растит его. Когнитивный компонент «биологическое родство» у анализируемого концепта пропадает, появляется контекстуальная семантика «неродная мать», «заменившая мать» или «альтернативная мать».
Лексема «мать» употребляется в паремии: «Адазынын кор-бээн черин оглу коор, ачай, / Иезинин корбээн черин кызы коор ужурлуг, ачай. / Бенин корбээн черин / Кулун коор ужурлуг». -«Землю, что не увидел отец, / Сын должен увидеть, отец! / Землю, что не увидела мать, / Дочь должна увидеть, отец! / Землю, что не увидела кобылица, /Жеребенок должен увидеть, отец!» [8, с. 98]. Выступает в форме Р. п. «иезинин» в функции дополнения. В значении актуализируется семантика «продолжение рода», которую создают выстроенные в паремии параллели: отец-сын, мать-дочь, кобылица-жеребенок.
Употребление концепта «ие» совместно с «шола» в контексте «Иен адаан шолан кымыл? / «Как твое прозвище, данное матерью?» вбирает в себя семантику этих слов и позволяет выстроить ассоциативную связь с обрядовым действом имянаречения, которому в сюжете ТГС уделяется большое внимание. Семантика этого обряда обусловлена верой в то, что имена обладают магической силой, они ниспосланы свыше. Подобное отношение к выбору имени ребенка долгое время сохранялось в тувинской семье. Имя ребёнку давалось на третий день после его рождения старейшим человеком в роду либо священнос-лужителем-лама, иногда нарекала именем принимавшая роды женщина. Одновременно с именем ребенку обязательно давали прозвище (тув. «шола»), т. н. «второе имя» (тув. «ойзу адаан»),
которое призвано было оберегать ребенка от дурных людей и, в особенности, от нечистой силы. Прозвище воспринимается как заветное, сакральное слово, своеобразный оберег, данный матерью своему ребенку. Так выстраивается дополнительная семантика «мать, оберегающая своего ребенка».
«Аът иеден» реализуется второе словарное значение лексемы «ие» как обозначение животной особи женского пола по отношению к своим детенышам.
Употребление анализируемого концепта в словосочетании «иезинин эртинези» - «драгоценности своей матери». «Эр-тине» - здесь они призваны помогать герою и защищать его. В традиционных представлениях тюрко-монгольских народов есть понятие «тос эртине», т. е. девять святынь [12, с. 18]. Эти святыни имеют особое сакральное предназначение, в алтайских богатырских сказках словом «эрдине» называют драгоценность, которая «умерших поднимает, угасших зажигает». Здесь использование в сочетании с «эртине» привносит такой когнитивный компонент, как оберег, защита.
А также значения порождения «Чер, Дээр ада-иелиг» - «своих мать-отца - Землю и Небо». Подобное идиоматичное употребление концепта «чер-ие» с признанием права материнства за землей обычное явление для ТГС. В традиционной культуре концепт порождающей земли связан с общей идеей материнства и плодородия. В ТГС мать-Земля не имеет зримого облика, но всегда акцентируется ее женская природа «чер-ие» - «мать-земля». Мать-земля - это некий плодоносящий мрак, в нем слились понятия материнской утробы и темного лона природы, все из себя порождающего и все обратно поглощающего. Возможно, этот образ восходит к древнему культу хтонической богини-матери, отмеченному почти у всех народов, тувинский эпос сохранил отголоски этого древнейшего концепта.
Исследуемый концепт номинирован развернутым словосочетанием: «Алдыы оран, Устуу оран ада-ием». - «Верхний мир, Нижний мир / Отец мой и мать». Здесь указывается на связь героя по материнской линии с духом Земли - Нижним миром, что находит подтверждение в тувинской мифологии, в которой культ материнского начала сохранялся очень долго в виде обожествления матери-земли, локализирующейся в Нижнем мире.
Исследуем синтагматические связи лексемы «ие». Слово встречается в атрибутивно-номинативных словосочетаниях «хинин иезинин хачызы», «иезинин суду» в качестве атрибутивного определения «иезинин» - «материнский». Лексема в данных сочетаниях реализует семантику «естественное, биологическое родство». Выявляются атрибутивные определения к лексеме «ада-ие» - «отец и мать»: «кырган» - старые, «эки» -хорошие, «эът дылдыг ада-ием» - «с гладким языком мать и отец», последнее определение дается в противопоставлении «скотина с шершавым языком», вероятно, в значении «говорящие человеческим языком».
Итак, концепт «ие» представлен в следующих грамматических формах: в качестве относительного прилагательного «иезинин» - «материнский»; в предложно-падежных формах «иези-биле» - «с матерью», с аффиксами в притяжательном значении «ием-даа» - «моя мать», «иен» - «твоя мать». Выявляется в синтагматических связях с лексемами «шивишкин иези», «кадын иези», «аът...иеден». Встречается в идиоматических сочетаниях, содержащих ключевую лексему-репрезентант. Также анализируемый концепт включен в состав сложного слова «ада-ие», образуя гипероним «родители». Рассматриваемые словоформы в тексте выступают в роли и главного члена подлежащего, и второстепенного члена предложения - дополнения и определения.
Отметим все случаи использования лексемы «ие», репрезентирующего анализируемый концепт, в ТГС «Бокту-Кириш, Бо-ра-Шээлей» [13]:
1) «База бис ышкаш ада-иезинден чарылган хоокуйну!» - «Без отца-матери тоже, как мы, остался, бедняжка!» [13, с. 306];
2) «Бистин ада-иелеривис чугаалажып органын». - «Разговор отца-матери наших» [13, с. 310];
3) «Иевистин суккан чувезин». - «Что наша мать спрятала» [13, с. 316];
4) «Ада-иезинин эргеледип адап чораан адын». - «Имена, какими отец-мать ласково их называли» [13, с. 316];
5) «Мээн ием торээн ийи эмиимни». - «Гоуди мои, матерью рождённые» [13, с. 348];
6) Иеден торээ-ле чуве каап корбээн». - «С рождения матерью никому не удалось» [13, с. 406, 484];
7) «Кырган ада-ием силерден мен». - «С вами, мои старенькие мать и отец» [13, с. 444];
8) «Ада-иезинин соонче базып». - «И следом за отцом и матерью отправились» [13, с. 458];
9) «Силер кырган ада-иенер/Азырап карактап чорунар». -«О старых отце и матери / Вы заботьтесь» [13, с. 460];
10) «Кырган ада-иезин сактып». - «Старые мать с отцом вспоминаются» [13, с. 470];
11) «Кырган ада-иезинин кайнаар барганын». - «Куда его старых с матерью увели» [13, с. 472];
12) «Сээн ада-иеннин чугаазын дыннаарымга». - «Разговор твоих матери и отца услышал» [13, с. 474];
13) «Мен-даа ада-иенин». - «За мать и отца отправляюсь» [13, с. 474];
14) «Иелернин торуп кагган». - «Матерями рожденных» [13, с. 482, 520];
15) «Кырган ада-иези-биле». - «Со старыми отцом и матерью» [13, с. 486];
16) «Иезинге кырган-даа болза, / Озен-Куланы мундур-гаш». - «На Озен-Кула, хоть он и старый, / Мать свою посадил» [13, с. 486];
17) «Кырган ада-иезин аал соонга». - «Старым отцу с матерью за аалом» [13, с. 492];
18) «Ада-иези ужелээ шайлап, хоорежип олургаш». -«Отец, мать и сын - втроем, угощаясь, беседовать стали» [13, с. 502];
19) «Чаа, оглум, ада-иен бис». - «Ну, сын мой, мы - отец с матерью» [13, с. 502];
20) «Иевистен ожээн-даа чок». - «Нет ни мести от наших матерей унаследованных» [13, с. 522];
21) «Аалынга келгеш, ада-иезинге чораан чоруун». - «В аал приехал, о поездке своей отцу-матери» [13, с. 524].
Лексема «ие» в ТГС «Бокту-Кириш, Бора-Шээлей» зафиксирована в 22 словоупотреблениях. Концепт «ие» представлен в различных падежных формах: «ием» - «моя мать» в контексте «мээн ием торээн ийи эмиимни» - «груди мои, моей матерью рожденные» и «иевистин» - «нашей матери», «иезинге» -«своей матери», «иевистен» - «от своей матери». Концепт реализует притяжательную семантику, которой подчеркивается биологическое, генетическое родство. Встречаются формы «иелернин» - «матерей», «иеден» - «от матери», выражающих обобщающую семантику, что матерью может называться любая женщина, родившая детей и выполняющая определенные функции в их жизни. Наиболее часто употребляется в сочетании «ада-ие» в значении гиперонима «родители» - 13 случаев. Кроме того, замечено использование концепта в качестве корневой морфемы в случае обозначение родства, устанавливаемого посредством сватовства. Так, корень «ие» обнаруживается в наименовании тещи - «кат-ие». В данном сказании лексема встречается в 3 контекстах. «Чаа, хаан-катым, кадын кат-ием». - «Вот что, хаан-тесть мой, ханша-теща моя» [13, с. 408, 424]. «Иже албас мен ийин, хаан катым, кат-ием». -«Я не стану ее пить, хаан-тесть мой, ханша-теща моя» [13, с. 414].
Рассмотрим особенности семантического пространства анализируемого концепта, основными составляющими которого являются связи с другими словами. Итак, прежде всего концепт выстраивает синтагматические связи со словами, содержащими сему «рождение»: «ием торээн» - «матерью рожденные», «(мээн) ием торээн» - «моя мать родила», «иеден торээ-ле» -«после рождения матерью». Таким образом, концепт «ие» в большинстве случаев используется для номинации родной матери. Наиболее часто используются такие наименования признаков концепта: «хайыралыг» - «дорогая», «мени торээн» - «меня родившая», «камгалаар уш эртинези» - «хранящие меня три драгоценности». Таким образом, присутствует понимание, что рождение, вскармливание, защита - основные качества матери. Слово может выступать в форме «иези» - «его мать» в роли субъекта, встречается форма «ием» - «моя мать», «иен» -«твоя мать». Один раз концепт «ие» был употреблен в связи с мотивом о «мести унаследованной». Однако в большинстве случаев слово репрезентируется в парной конструкции «ада-ие» - «отец-мать», которое представляет собой семантическое целое «родители», при этом в номинации дифференцируются женское и мужское начала. Особенности употребления анализируемого концепта в тексте таковы, что в большинстве случаев «ие» выступает в роли объекта, выполняя синтаксическую функцию второстепенных членов. Гипероним «ада-ие» часто выпол-
няет функцию подлежащего и сопровождается определением «кырган» - «старые».
Другой репрезентант анализируемого концепта «мать» - денотат «ава». Лексическое значение «ава» в Толковом словаре тувинского языка определяется следующим образом: 1. «Ки-жини торуп каан азы ону толу кылдыр азырап алган херээжен кижи» (букв. «Женщина, родившая ребенка или воспитавшая его как своего»); 2. Дириг амытаннын чаш толунун иези кыс амытан (букв. самка по отношению к детенышам»); 3. Кадайынга хамаа-рыштыр ажыглаар адалга уткалыг сос (мать - обращение мужа к жене) [14, с. 49]. Что касается происхождения лексемы «ава», то в Этимологическом словаре тувинского языка дается справка, что слово общетюркское, имеет соответствия с «аба - отец, дядя; дед, предок; мать, старшая сестра» [15, с. 45].
В ТГС «Хунан-Кара» лексема «ава» зафиксирована в одном словоупотреблении: «Иезинин орар черинче «Авай», - деп кыл-чанайнып» (букв. «На место, что мать занимала, /Исподлобья глядит, / «Мама», - говорит») [8, с. 238]. Здесь «авай» выполняет функцию обращения. Употребление сразу двух наименований «ие» и «авай» в пределах одного предложения привносит коннотацию «с любовью, нежностью и лаской» в семантику лексемы «авай».
В ТГС «Бокту-Кириш, Бора-Шээлей» конкорданс «ава» следующий:
1) «Авазынын ыяш чарып оккулуп турган». - «Мать им дрова колола» [13, с. 306];
2) «Авазынын эдилеп чораан эди болгаш кедип чораан хеви». - «Вещи, какими мать пользовалась» [13, с. 316];
3) «Уруг-даа «авай, ачай» - деп олургаш». - «Мама, отец», - девушка им говорила» [13, с. 442];
4) «Чузун ынчап олурар, ачай, авай?» - «Что же вы, мама, отец?» [13, с. 456];
5) «Мону аванга аппарып бер». - «Отнеси это маме» [13, с. 464];
6) «Авазынын олурар оон айтырып алгаш». - «Про юрту, где его мать спросил» [13, с. 486].
Лексема представлена в 6 употреблениях. Отметим семантические компоненты лексемы «ава». В двух случаях лексема выступает в форме обращения «авай» - «мама». Другие грамматические формы, такие, как «аванга» - «своей матери» с притяжательным значением, «авазынын» - «матери» - с обобщенным значением. Лексическое значение анализируемого концепта «ава» соотносится с пониманием матери как женщины, дающей жизнь своему ребенку. В контексте выстраивается синтагматическая связь с предикатами, отражающими бытовые обязанности, выполняемые женщиной-матерью: «авазынын ыяш чарып оккулуп турган балдызын» - «топор своей матери, мать им дрова рубила», «авазынын эдилеп чораан эди болгаш кедип чораан хеви» - «вещи, какими мать пользовалась, одежда, какую она носила»; «авазынын олурар оон айтырып алгаш» [13, с. 486]. Слово выступает в синтаксической функции определения и дополнения. Также можно отметить лексему «чаавай», содержащий в своей структуре корень «-ава-». «Чаавай» - термин родства, в переводе означает «невестка». В ТГС отмечен в двух контекстах: «Чаавайларым келди» - «Невестки мои пришли» [13, с. 438]; «Чааваларынын келгенин, / Чаавалары олурген деп» - «О том, как невестки пришли, / О том, как невестки ее погубили» [13, с. 442].
Итак, концепт «мать» представлен в анализируемых ТГС посредством двух денотатов: «ие» и «ава». Он также включен в устойчивые идиоматические сочетания и паремию «ие кор-бээнин кызы коор» - «(то), что не видела мать, дочь должна увидеть». Учет всех употреблений концепта в пределах двух текстов, а также фиксация словообразовательных связей, показал, что денотат «ие» используется гораздо чаще, чем денотат «ава»: в ТГС «Хунан-Кара» 25 и 1, в ТГС «Бокту-Кириш, Бора-Шээлей» - 22 и 6. Таким образом, основным репрезентантом концепта «мать» в ТГС является лексема «ие», менее употребительна лексема «ава».
Семантическая структура концепта «мать» в тувинских сказаниях, представленная данными лексемами, включает разные уровни: уровень семантики, который проявляется в реальных условиях употребления слова в обычном словарном значении, и глубинный уровень, когда выстраивается когнитивная модель, ментальный образ, обозначаемый данным словом. В большинстве контекстов лексема «ие» и её производные репрезентируют уровень семантики, когда реализуется словарное значение, т. е. являются обозначением женщины, родившей ребенка. При этом
для эпического миропонимания важно биологическое и генетическое родство между протагонистом и его матерью. Кроме того, анализируемый концепт проявляет и другое словарное значение в номинации кобылицы-матери - «аът-ие». Другие формы имени концепта, такие, как «кадын иези», «шивишкин иези» являются диминутивными наименованиями. Довольно часто денотат «ие» в ТГС выступает в составе гиперонима «ада-ие». А также качестве корневого элемента входит в структуру слова «кат-ие» - теща. Глубинный уровень ментального образа проявляется в синтагматических связях: выстраиваются такие семантические отношения как «пуповиной соедиённый», «горячим молоком из материнской груди» выкормленный, «матерью наречённый сакральным именем», «матерью оберегаемый». К таким же особенностям словоупотребления можно отнести номинации «чер, дээр ада-иелиг», «устуу оран, алдыы оран ада-ием», которые являются репрезентацией древней мифологемы. Денотат «ава»
Библиографический список
в ТГС обладает исключительно положительными коннотациями, употребляется гораздо реже, реализует первый уровень семантики. Выбор лексемы «ава» несёт информацию о личностном отношении и подразумевает установление близких эмоциональных связей между протагонистом и его матерью. Лексема часто выступает как обращение с коннотативным ласкательным значением. Также слово в качестве корневого компонента входит в структуру термина родства «чаавай».
Таким образом, концепт мать в тувинских героических сказаниях представлен с помощью различных лексем, словосочетаний, идиоматических выражений. Концепт как осмысление образа матери несет информацию о сложном комплексе представлений, охватывающих наиболее важные стороны жизни общества. Он включает понятия архаичной когнитивной парадигмы тувинцев, т. к. апеллирует ко временному периоду, когда складывалась и формировалась тувинская эпическая традиция.
1. Бобунова М.А., Хроленко А.Т. Словарь языка русского фольклора: Лексика былины: в 2 ч. Курск: Курский государственный университет, 2006.
2. Бобунова М.А. Фольклорная лексикография: становление, теоретические и практические результаты и перспективы. Курский государственный университет, 2004.
3. Жирмунский В.М. Сказание об Алпамыше и богатырская сказка. Москва: Восточная литература, 1960.
4. Потапов Л.П. Очерки народного быта тувинцев. Москва: Наука, 1969.
5. Ие. Толковый словарь тувинского языка. Под редакцией Д.А. Монгуша. Новосибирск: Наука, 2003; Т.1 (А-Й): 579.
6. Ие. Этимологический словарь тувинского языка. Сост. Б.И. Татаринцев. Новосибирск: Наука, 2002; (Т. II: Д, Ё, И, Й): 345-346.
7. Кудияров А.В. Перевод текстов, комментарии к переводу. Тувинские героические сказания. Сост. С.М. Орус-оол. Новосибирск: Наука. Сиб. предприятие РАН, 1997; (Памятники фольклора народов Сибири и Дальнего Востока; Т. 12).
8. Хунан-Кара: Тувинские героические сказания. Сост. С.М. Орус-оол. Новосибирск: Наука. Сиб. предприятие РАН, 1997; (Памятники фольклора народов Сибири и Дальнего Востока; Т. 12): 54 - 297.
9. Жирмунский В.М. Народный героический эпос. Сравнительно-исторические очерки. Москва-Ленинград: Государственное издательство художественной литературы, 1962.
10. Гребнев Л.В. Тувинский героический эпос (Опыт историко-этнографического анализа). Москва: Восточная литература, 1960.
11. Алдай-Буучу: Тувинские героические сказания. Составитель С.М. Орус-оол. Кызыл: Тувинское книжное издательство, 1993; Т. 2: 3 - 96.
12. Куулар Д.С. Тувинский фольклор в контексте центральноазиатских устно-поэтических традиций. Диссертация ... доктора филологических наук. Улан-Удэ, 2000.
13. Бокту-Кириш, Бора-Шээлей: Тувинские героические сказания. Составитель С.М. Орус-оол. Новосибирск: Наука. Сибирское предприятие РАН, 1997; (Памятники фольклора народов Сибири и Дальнего Востока; Т. 12): 298 - 527.
14. Ава. Толковый словарь тувинского языка. Под редакцией Д.А. Монгуша. Новосибирск: Наука, 2003; Т.1(А-Й): 49.
15. Ава. Этимологический словарь тувинского языка. Составитель Б.И. Татаринцев. Новосибирск: Наука, 2000; Т. I (А-Б): 45.
References
1. Bobunova M.A., Hrolenko A.T. Slovar'yazyka russkogo fol'klora: Leksika byliny: v 2 ch. Kursk: Kurskij gosudarstvennyj universitet, 2006.
2. Bobunova M.A. Fol'klornaya leksikografiya: stanovlenie, teoreticheskie i prakticheskie rezul'taty i perspektivy. Kurskij gosudarstvennyj universitet, 2004.
3. Zhirmunskij V.M. Skazanie ob Alpamyshe i bogatyrskaya skazka. Moskva: Vostochnaya literatura, 1960.
4. Potapov L.P. Ocherki narodnogo byta tuvincev. Moskva: Nauka, 1969.
5. le. Tolkovyj slovar' tuvinskogo yazyka. Pod redakciej D.A. Mongusha. Novosibirsk: Nauka, 2003; T.1 (A-J): 579.
6. le. 'Etimologicheskijslovar' tuvinskogo yazyka. Sost. B.l. Tatarincev. Novosibirsk: Nauka, 2002; (T. II: D, E, I, J): 345-346.
7. Kudiyarov A.V. Perevod tekstov, kommentarii k perevodu. Tuvinskie geroicheskie skazaniya. Sost. S.M. Orus-ool. Novosibirsk: Nauka. Sib. predpriyatie RAN, 1997; (Pamyatniki fol'klora narodov Sibiri i Dal'nego Vostoka; T. 12).
8. Hunan-Kara: Tuvinskie geroicheskie skazaniya. Sost. S.M. Orus-ool. Novosibirsk: Nauka. Sib. predpriyatie RAN, 1997; (Pamyatniki fol'klora narodov Sibiri i Dal'nego Vostoka; T. 12): 54 - 297.
9. Zhirmunskij V.M. Narodnyj geroicheskij 'epos. Sravnitel'no-istoricheskie ocherki. Moskva-Leningrad: Gosudarstvennoe izdatel'stvo hudozhestvennoj literatury, 1962.
10. Grebnev L.V. Tuvinskij geroicheskij 'epos (Opyt istoriko-'etnograficheskogo analiza). Moskva: Vostochnaya literatura, 1960.
11. Aldaj-Buuchu: Tuvinskie geroicheskie skazaniya. Sostavitel' S.M. Orus-ool. Kyzyl: Tuvinskoe knizhnoe izdatel'stvo, 1993; T. 2: 3 - 96.
12. Kuular D.S. Tuvinskij fol'klor v kontekste central'noaziatskih ustno-po'eticheskih tradicij. Dissertaciya ... doktora filologicheskih nauk. Ulan-Ud'e, 2000.
13. Boktu-Kirish, Bora-Sh'e'elej: Tuvinskie geroicheskie skazaniya. Sostavitel' S.M. Orus-ool. Novosibirsk: Nauka. Sibirskoe predpriyatie RAN, 1997; (Pamyatniki fol'klora narodov Sibiri i Dal'nego Vostoka; T. 12): 298 - 527.
14. Ava. Tolkovyj slovar' tuvinskogo yazyka. Pod redakciej D.A. Mongusha. Novosibirsk: Nauka, 2003; T.1(A-J): 49.
15. Ava. 'Etimologicheskij slovar' tuvinskogo yazyka. Sostavitel' B.I. Tatarincev. Novosibirsk: Nauka, 2000; T. I (A-B): 45.
Статья поступила в редакцию 26.10.15
УДК 811.11
Cherepanova Ye.A, senior teacher, Foreign Languages Department, Gorno-Altaisk State University (Gorno-Altaisk, Russia), E-mail: ekaterinacherepanova@rambler.ru
FEATURES OF REALIZATION OF DONATIVE ACTION "KAUF" IN THE CONSCIOUSNESS OF THE GERMAN LANGUAGE.
The article studies features, which are characteristic of realization of a donative action, when it changes the possessive relations. The research of verbal representation of donation in its broad meaning is founded on cultural interdependence of the language and thought. A componential analysis of verbal lexemes and interpretation of statements with semantics of "Kauf" (German 'buying') allow revealing the specifics in how an act of donation is realized in the focus of the German national culture. While revealing the cultural specifics, the concepts of "Ordnung", "Sparsamkeit," Angst", "Sicherheit" are viewed. These concepts are treaded as essential constant cultural indicators of the German language consciousness.
Key words: donative action, donativity, subject-object relationship, language consciousness, concept.
