CC BY
100
УДК 801.3(=82)
ББК 81.2 Р
О. Н. Кондратьева
г. Кемерово, Россия
Концепт душа в зеркале орнитологической метафоры
Статья посвящена изучению роли орнитологической метафоры в концептуализации внутреннего мира человека на разных этапах развития общества и языка. Анализируется значение мифологии и религии в возникновении подобных метафор, а также их дальнейшая судьба в древнерусской литературе и литературе нового времени, устанавливается их специфика.
Ключевые слова: когнитивная лингвистика, концепт, концептуализация, орнитологическая метафора, душа, диахрония.
O. N. Kondratyeva
Kemerovo, Russia
Concept Soul in the Mirror of the Ornithological Metaphor
This article is devoted to the analysis of ornithological metaphor which is used in representation of inner world in diachronic aspect of the Russian language. The role of mythology and religion in occurrence of similar metaphors is analyzed, as well as their further destiny in the Old Russian literature and the literature of new time, their specific character is stated.
Keywords: cognitive linguistics, concept, conceptualization, ornithological metaphor, soul, diachrony.
Процесс концептуализации действительности, механизмы формирования концептуальной картины мира и структуры отдельных концептов, а также специфика их объективации в языке являются одной из основных областей рассмотрения современной лингвистики. Концепт - ментальная единица, и он объективируется в языке. Одним из основных способов репрезентации концепта является метафора, в которой антропоцентрическая лингвистика увидела «глобальное свойство языгка, один из способов мышления о мире и познания мира» [2, с. 5]. Таким образом, метафоре отводится центральная роль в понимании и структурировании действительности.
Метафора понимается нами как когнитивная операция над понятиями, «средство концептуализации, позволяющее осмыслить ту или иную область действительности в терминах понятийных структур, изначально сложившихся на базе опыта, полученного в других областях» [4]. Особенно велика роль метафоры «для тех сфер отражения действительности, которые не даны в непосредственных ощущениях» [7, с. 3]. Именно с помощью метафоры происходит объективация в языке концептов внутреннего мира человека.
Задачей настоящего исследования является установление роли орнитологиче-
ской метафоры в репрезентации внутреннего мира человека, в частности, концепта «душа». Для этого необходимо обратиться к мифологии и Библии как источникам возникновения подобных метафор, рассмотреть особенности их функционирования в древнерусских текстах, проанализировать дальнейшую судьбу в литературе нового времени.
Душа человека с древнейших времён уподоблялась птице. Данное сравнение было основано как на языческих, так и на христианских воззрениях. Представления о связи души и птиц были характерны для мифологических картин мира большинства народов [5; 9]. У славян также существовали представления, приписывающие душе зооморфный образ, уподобляющий души птицам. Подобные образы использовались для характеристики души, покинувшей тело человека на определённое время (сон) или навечно (смерть) [1, с. 296-303; 8, с. 164-166].
Существенную роль в сопоставлении души человека и птицы имело Священное Писание. Уподобление бегства человека от опасностей птице, летящей на гору, и птице, вырвавшейся из силков, встречается в Псалтири: На господа оуповахъ, каку речете диши моей: превитай по горамъ, Йку птица (Пс. 10: 1); Душа наша Йку птица избавис# ^ сЬти лов#щихъ: сЬть сокришис#, и мы избавлени быпхомь (Пс. 123: 7).
© Кондратьева О. Н., 2011
63
Как видно из приведённых примеров, метафора «душа - птица» реализует в Священном Писании идею беззащитности, душа предстаёт как объект охоты, её преследуют, стремятся опутать сетями, таким образом описывается духовная жизнь человека, стремление избежать греха и суетности.
Аналогичная ситуация наблюдается в древнерусской литературе. Книжники развивают образы, заложенные Священным Писанием: аще ли же уловлена будет (душа) от диавола малодушия сетьми и увязнет ногты в мърежах слабости жития сего суетнаго, не возможет противустати и малому искушению, нашедшему на ню («Послания Иосифа Волоцкого»); госпоже Богородице, Дево, рожшия Царя Не-беснаго, смертоноснаго часа не минухся, избави душу раба своего, имярекъ, от сети ловящихъ (И. Грозный. «Канон Ангелу Грозному, воеводе»). Душа-Мптица" вязнет в суетной жизни, дьявол с помощью искушений стремится заманить её в сети, душа стремится этого избежать.
В древнерусских текстах орнитологическая метафора использовалась также в контекстах, где речь шла о смерти человека, душа, подобно птице, выпархивала из тела: отторже ми душю и скоро иско-чи из мене, ис тЪла, яко птица от тенета («Повесть о споре жизни и смерти»).
Метафора «душа-птенец» актуализировала беззащитность души, её подверженность новым религиозным веяниям: съели тебе старицы белевки, проглотили твою душу, аки птенца, отлучили тебе от насъ! («Повесть о боярыне Морозовой»).
Душа могла описываться признаками конкретных птиц. Данная метафора, широко распространённая в фольклорных текстах, в книжных текстах Древней Руси встречалась достаточно редко. Душа уподоблялась голубице (ср. образ Св. Духа-голубя в тексте Библии): и царская душа в той церкви (теле - О. К. ), яко голубица крылы посребренными, между рамия ея блисталася («Послания А. Курбского И. Грозному»).
Как правило, орнитологические метафоры в характеристике души имели положительную оценку, хотя были возможны и исключения. Так, лишённая добродетелей душа уподоблялась птице «худой и страш-ливой», птице с повреждённым пером: а котораа душа пуста тех триех сил добро-детелных есть, уподобися птици худе и
страшливи, котораа не стрепит ни перо худо ветром инде помечено («Послания Максима Грека»).
Таким образом, в древнерусской литературе метафора «душа-птица» восходила к тексту Священного Писания и использовалась для описания религиозной жизни человека, демонстрируя беззащитность души, стремление избежать искушений и прегрешений, нахождение в теле человека и выход из тела человека после его смерти.
Литература XVШ-XX вв. продолжает традицию использования орнитологических метафор в описании души. Можно отметить, что данная метафора переживает новое рождение. Это проявляется как в значительном увеличении орнитологических метафор, так и в их детальной структурированности.
Прежде всего, при уподоблении души птице начинает использоваться целый ряд лексем - птица, птаха, пернатая, пичуга, птенец: Птица-то душа наша грешная, а волк -бес... (В. И. Немирович-Данченко. «Соловки»); Душа моя! гостья ты мира: Не ты ли перната сия? - Воспой же бессмертие, лира! Восстану, восстану и я (Г. Р. Державин. «Ласточка»); Душа! Психея! Птенчик желторотый! Тебе не выброситься из гнезда (Б. Лившиц. «Полутораглазый стрелец»); Душа твоя - бездарная пичуга, завидующая соловью. (А. Вознесенский. «Хамельонья душа»); Душа моя! Милая птица! Пернатый комочек тепла! (М. Левин. «Из Дэвидсона»).
Происходит расширение ряда конкретных видов птиц, с которыми может сопоставляться душа человека. В основном это образы птиц, которые активно использовались в фольклоре и Библии и положительно оценивались в русской лингвокультуре. Чаще всего душа уподобляется голубю, горлице, лебедю, ласточке: Ты взорами орлица, Достойная отца; Душою голубица, Достойная венца (Г. Р. Державин. «Графине Орловой»); Душа же - белая голубка Из девственной страны отцов (М. Ройзман «О, мне, быть может, и отрадно...»); Горючий поцелуй - и горлицей в груди Душа не-вестная блаженно задрожала (Вяч. Иванов. «Огненный змей»); В певчую прорезь, в запекшийся пыл - Лебедем душу свою упустил! (М. Цветаева. «Стихи к Блоку»); И дрогнет лебедь пробуждённый, Моя бессмертная душа (М. Лохвицкая. «Спящий лебедь»); Душа, как ласточка в прилёт, В созвучий домик опустелый Пушинку первую несёт.
(Н. Клюев. «Путешествие»); Одинока, нелюдима Вьётся ласточкой душа (Г. В. Иванов. «Я тебя не вспоминаю»); Превыспрення душа, парящий мой орел, Для обществу добра, куда б не возлетел? (В. П. Петров. «Плач на кончину князя Потёмкина»).
Реже душа сопоставляется с соколом, вороном, совой, филином, стрижом, гусем, чайкой, гагарой [7, с. 96-98]: Если кто теряет своего лебедя, то среди судеб на четвёртом небе будет жить другая его душа-птица: душа-сокол, что роднится с богами; душа-филин, что роднится с духами; душа-ворон, что роднится с предками; или та душа, что живёт среди людей, которая у каждого человека выглядит своей птицей (А. Иванов. «Сердце Пармы»).
Уподобление души птице также реализуется посредством глагольной метафоры, в результате душе приписываются действия, характерные для жизнедеятельности птиц. Душа ''оперяется'', ''трепещет'', ''летает'', ''порхает'', ''парит'', ''поёт'' и т. д. Так, детство человека метафорически может быть представлено как некое ''гнездо'', в котором ''вылупилась'' и ''оперилась'' душа человека: детство - наипрекраснейшая пора жизни, свет в ночи, голубая мечта, синяя птица, гнёздышко, где вылупилась и оперилась их душа и куда их якобы неудержимо тянет обратно, Ира вернуться в детство не мечтала (Г. Маркосян-Каспер. «Кариатиды»).
Наиболее частотными при характеристике души являются предикаты со значением движения и полёта. Данная группа представлена глаголами лететь, парить, реять, взвиваться, устремляться, выпархивать и их производными: И на крылах воображенья, Как ластица, скиталица полей, Летит душа, сбирая наслажденья (П. А. Катенин. «Златые времена»); Он почувствовал в эту минуту, что не пьяница он и злодей, а взметнувшаяся, как птица в бурю, российская душа и что для геройских дел он пригоден не хуже другого (А. Н. Толстой. «Хождение по мукам»). Как видно из приведённых примеров, ''полёт'' души является обычно метафорой воображения, воодушевления, творческого процесса.
Сохраняется в литературе нового времени и тенденция использования метафор ''выпархивания'' души из тела для описания смерти человека: Каплуном-то вместо голубя - Порх! Душа - при вскрытии (М. Цветаева. «Квиты: Вами я объедена»); Раскрытый рот, через который вылетела
душа, хлопотливые крылья косынки над прахом (М. Цветаева. «О Германии»); Говори, если не хочешь, чтобы твоя трусливая душа вылетела из тела (А. Р. Беляев. «Человек-амфибия»); Для начала навстречу вооружённым мужчинам взвился крылатый чёрный зверёк, сидевший, оказывается, на груди Волкодава, и в неверном факельном свете на миг померещилось - вылетела душа! (М. Семёнова. «Волкодав»).
Душа предстаёт птицей, рвущейся на волю. В этих случаях тело человека и его отдельные части (рёбра, грудь) метафорически концептуализируются как клетка, гнездо, в которых душа бьётся, трепещет и рвётся на волю. Подобные метафоры характерны как для религиозного, так и для поэтического дискурсов: тело не является как бы изношенной одеждой, которую мы сбросили с плеч, из которой, как из клетки, выпорхнула душа (митрополит Антоний. «Православие и западный мир»); Как два крыла, Душа в груди забилась... и вдохнула... (В. И. Иванов. «Психея»); Душа! Психея! Птенчик желторотый! Тебе не выброситься из гнезда (Б. Лившиц. «Полутораглазый стрелец»); Птица клетке костной дает развод (М. Цветаева. «На заре - наимедленнейшая кровь...»).
Орнитологическая метафора в описании души может реализовываться посредством описания внешнего вида птицы, характеристики значимых особенностей её строения: клюва, крыльев, оперения и т. д. Доминантым в этом случае является приписывание душе ''крыльев''. Прослеживается чёткая закономерность: наличие крыльев у души метафорически характеризует пребывание в состоянии положительных эмоций, восторг, прилив жизненных сил. ''Окрылённость'' души особенно характерна для юного возраста, когда много энергии, жизнь эмоционально и событийно насыщена: Но я чувствовал крылья души своей, когда был юн (Б. Васильев. «Были и небыли»).
Появление у души крыльев связывается с переломными моментами в жизни: Обломки свергнутых кумирен Я собираю не спеша: Мой путь далёк, мой путь эфирен, И крылья чувствует душа (К. М. Фофанов. «Возрождение») и выходом из подавленного состояния: И у меня вдруг точно крылья выросли на душе, я повеселела, стало мне легко и опять захотелось работать, работать... (А. П. Чехов. «Три сестры»).
С такими же переломными моментами и с положительными эмоциями связывается ''расправление'' крыльев: Ты влечёшь к высотам незакатных огней, Где желанья властней и больней, Где расправлены крылья бессмертной души, Мой далекий, мой близкий, спеши! (М. Лохвицкая. «В разлуке»); Грудь замерла, и развернула крыла Душа, о тех возжегшися мольбой, За кем чертог свой Мать-Земля закрыла (В. И. Иванов. «Феофил и Мария»); Бывают дни, когда, оковы сокруша, Встряхнёт нежданно мощными крылами, Восстав от сна, бессмертная душа (М. Лохвицкая. «Бывают дни, когда - в пустые разговоры ...»); Мазурка сладостно и звучно, И весело, и радостно гремит, Со мной красавица летит, На крыльях радости душа моя стремится (И. П. Мятлев. «Фантазия на мазурку Шопена»).
Соответственно, отрицательные эмоциональные состояния препятствуют ''расправлению'' душевных ''крыльев'': крылья соколины Душа расправила б моя, Когда бы ранние кручины Из урны бешеной судьбины Не проливались на меня! (В. Г. Тепляков. «Оправданье»).
Переживание отрицательных эмоций может быть также представлено с помощью метафор ''повреждения'' душевных ''крыльев'': Тяжки были ему муки существования, пропадала вера в жизнь, величайшим счастьем начинало казаться небытие; с подбитыми крыльями, душа бессильно погружалась в угрюмый туман отчаяния (В. В. Вересаев. «Аполлон и Дионис»); хитро льстили неопытным наклонностям порывистого, смятенного сердца её и мало-помалу резали крылья у вольной, свободной души, не способной, наконец, ни к восстанию, ни к свободному порыву в настоящую жизнь. (Ф. М. Достоевский. «Хозяйка»).
Показателем усталости, апатии и разочарования являются сложенные или поникшие ''крылья'' души: И, истомясь, сложила крылья Вольнолюбивая душа... И на снегу, едва дыша, Он впал в спокойствие бессилья (А. М. Жемчужников. «Сны»); Крылья моей души повисли. Я вспомнил её ночные слова и почувствовал, что не в состоянии забыть эту грубость (Ф. Искандер. «Поэт»).
Орнитологическая метафора позволяет репрезентировать такие свойства души, как её вольнолюбие, стремление к свободе, независимость от уз и преград: С той поры, развернувшая крылья, Начинает душа свой полёт, И пред нею напрасны усилья Всех препятствий и тесных тенет (В. А. Рождественский «Есть какая-то вещая сила...»); В самом деле хороша, Бесконечно старомодна, Тучка, ласточка, душа! Я привязан, ты - свободна (А. С. Куш-нер. «То, что мы зовём душою»).
Таким образом, орнитологическая метафора является значимым способом осмысления концепта «душа». Метафора «душа -птица» имеет мифолого-религиозные истоки, однако в литературе нового времени она обогащается новым содержанием, что проявляется в увеличении способов репрезентации данной метафоры и в разнообразии ситуаций, описываемых с её помощью. Изучаемая метафора способна характеризовать разные моменты жизни человека - рождение и смерть, эмоциональные подъёмы и спады, вдохновение и разочарования, прилив жизненной энергии и бессилие. В заключение отметим, что орнитологическая метафора создаёт образ души как особой сущности, лёгкой, подвижной, обладающей свободой передвижения и стремлением к небесам.
Список литературы
1. Афанасьев А. Н. Происхождение мифа. Статьи по фольклору, этнографии и мифологии. М. : Индрик, 1996. 640 с.
2. Балашова Л. В. Метафора в диахронии (на материале русского языка Х1-ХХ веков). Саратов : Изд-во Сарат. ун-та, 1998. 216 с.
3. Библия. М. : Российское библейское общество, 1997. 1660 с.
4. Кобозева И. М. К формальной репрезентации метафор в рамках когнитивного подхода. иКЬ:
www.dialog-21.ru/archive_article.asp7param =7339&y=2002&vol=6077
5. Маковский М. М. Сравнительный словарь мифологической символики в индоевропейских языках. Образ мира и миры образов. М. : ВЛАДОС, 1996. 416 с.
6. Пименова М. В. Дух и душа: особенности концептуализации. Кемерово : Графика. 386 с.
7. Телия В. Н. Предисловие // Роль человеческого фактора в языке: Язык и картина мира / отв. ред. Б. А. Серебренников. М. : Наука, 1988. С. 173-204.
8. Толстая С. М. Душа // Славянские древности. Этнолингвистический словарь / под ред.
Н. И. Толстого. М. : Международные отношения,1999. Т. 2. С. 162-167.
9. Трессидер Д. Словарь символов. М. : Гранд, 1999. 454 с.
