CC BY
46
вых экспериментов. Автор следует одному из принципов перевода поэзии - стихотворение переводится стихотворением. Однако нередко переводчику приходилось менять ритм стихотворения, что объясняется просодическим различием строя двух языков. Якутский силлабический стих передается, главным образом, пятистопным и шестистопным ямбом, в метрическом репертуаре самой А. Ахматовой, связанным с поэмным и элегическим жанром, передающим патетическую, торжественную интонацию. На этом фоне выделяется факт использования трехстопного анапеста, значимого для воспроизведения личной, лирической интонации.
Как правило, Ахматова сохраняет характер рифмовки - перекрестная рифма в оригинале остается перекрестной и в переводе, однако нередко меняется тип рифмы при переводе: женская рифма меняется на мужскую рифму и наоборот
Композиционная и строфическая организация стиха Л. Попова менее всего подверглась замене, стилистическая замена и добавления в большинстве слу-
Библиографический список
чаев не влияют на смысл или окраску стихотворений. Исключение представляет многозначительная замена «сосна», «ель» на «кедр» по нашему предположению свидетельствующая о факте органичного совпадения переводческой интенции и эстетики оригинала, в результате которого Ахматова сочла возможным обогатить исходный текст сокровенным подтекстом, восходящим к ее биографическому коду.
Хотя Ахматова не ставила свои переводы в общий ряд с собственными стихотворениями, как это делали Пушкин и Лермонтов, но никогда не переводила равнодушно, ее внутренний отклик мог быть сильнее или слабее, но чувствуется он в каждом переводе. По собственному признанию, Анна Ахматова не имела переводческого честолюбия, считала перевод трудным и благородным искусством и не стремилась подыскивать материал, близкий по духу и поэтике, однако в случае переводческой интерпретации произведений якутского поэта Л. Попова видим, что ей удалось далекий, на первый взгляд, материал сделать понятней и ближе.
1. Гаспаров М.Л. Подстрочник и мера точности. О русской поэзии. Анализы. Интерпретации. Характеристики. Москва: Азбука, 2001: 361 - 372.
2. Чуковская Л.К. Записки об Анне Ахматовой. Available at: http://www.rulit.me/books/zapiski-ob-anne-ahmatovoj-1952-1962-litres-read-212379-16.html
3. Кормилов С.И., Аманова ГА. Метрика, рифма и строфика в русских переводах из корейской поэзии (А.А. Ахматова, А.Л. Жовтис, Г.Б. Ярославцев). Вестник Московского университета. Серия Филология. 2013; № 4: 92 - 115.
4. Кормилов С.И., Аманова Г.А. Стих русских переводов из корейской поэзии (1950-1980-е годы). Известия РАН. Серия литературы и языка. 2015; Т. 74, № 2: 2 - 27.
5. Попов Л.А. Талыллыбытайымньылар. Якутск: Якутскай: Саха сиринээдикиннигэиздательствота, 1969.
6. Попов Л.А. Утро над Леной. Стихи и поэмы. Авторизованный перевод с якутского. Москва - Якутск: Якутское книжное изд-во, 1953.
7. Тарановский К.Ф. Русские двусложные размеры. Статьи о стихе. Москва: Языки славянской культуры, 2010.
8. Гаспаров М.Л. Стих Ахматовой: четыре его этапа. Available at: http://ahmatova.niv.ru/ahmatova/kritika/gasparov-stih-ahmatovoj-chetyre-ego-etapa.htm
9. Попов Л.А. Свет над тайгой: Стихотворения и поэмы. Авторизованный перевод с якутского. Москва: Сов. писатель, 1953.
10. Гаспаров М. Русский трехударный дольник ХХ в. Теория стиха. Ленинград: Издательство Академии наук СССР 1968: 60 - 61. Available at: http://biblio.imli.ru/images/ abook/teoriya/Teoriya_stiha_1968.pdf
11. Попов Л.А. Снегопад. Стихи и поэмы. Перевод с якутского. Москва: ГИХЛ, 1963.
12. Козубовская Г.П., Малышева Е.В. Восточные переводы А. Ахматовой. Available at: https://cyberleninka.rU/article/n/vostochnye-perevody-a-ahmatovoy
13. Тименчик РД. О «Библейской» тайнописи у Ахматовой. Звезда. 1995; № 10: 201 - 207.
References
1. Gasparov M.L. Podstrochnik i mera tochnosti. O russkoj po'ezii. Analizy. Interpretacii. Harakieristiki. Moskva: Azbuka, 2001: 361 - 372.
2. Chukovskaya L.K. Zapiskiob Anne Ahmatovoj. Available at: http://www.rulit.me/books/zapiski-ob-anne-ahmatovoj-1952-1962-litres-read-212379-16.html
3. Kormilov S.I., Amanova G.A. Metrika, rifma i strofika v russkih perevodah iz korejskoj po'ezii (A.A. Ahmatova, A.L. Zhovtis, G.B. Yaroslavcev). Vestnik Moskovskogo universiteta. Seriya Filologiya. 2013; № 4: 92 - 115.
4. Kormilov S.I., Amanova G.A. Stih russkih perevodov iz korejskoj po'ezii (1950-1980-e gody). Izvestiya RAN. Seriya literatury i yazyka. 2015; T. 74, № 2: 2 - 27.
5. Popov L.A. Talyllybytajymn'ylar. Yakutsk: Yakutskaj: Saha sirin'e'egikinnig'eizdatel'stvota, 1969.
6. Popov L.A. Utro nad Lenoj. Stihi i po'emy. Avtorizovannyj perevod s yakutskogo. Moskva - Yakutsk: Yakutskoe knizhnoe izd-vo, 1953.
7. Taranovskij K.F. Russkie dvuslozhnye razmery. Stat'i o stihe. Moskva: Yazyki slavyanskoj kul'tury, 2010.
8. Gasparov M.L. Stih Ahmatovoj: chetyre ego 'etapa. Available at: http://ahmatova.niv.ru/ahmatova/kritika/gasparov-stih-ahmatovoj-chetyre-ego-etapa.htm
9. Popov L.A. Svet nad tajgoj: Stihotvoreniya ipo'emy. Avtorizovannyj perevod s yakutskogo. Moskva: Sov. pisatel', 1953.
10. Gasparov M. Russkij trehudarnyj dol'nik HH v. Teoriya stiha. Leningrad: Izdatel'stvo Akademii nauk SSSR, 1968: 60 - 61. Available at: http://biblio.imli.ru/images/abook/teoriya/ Teoriya_stiha_1968.pdf
11. Popov L.A. Snegopad. Stihiipo'emy. Perevod s yakutskogo. Moskva: GIHL, 1963.
12. Kozubovskaya G.P., Malysheva E.V. Vostochnye perevody A. Ahmatovoj. Available at: https://cyberleninka.ru/article/n/vostochnye-perevody-a-ahmatovoy
13. Timenchik R.D. O «Biblejskoj» tajnopisi u Ahmatovoj. Zvezda. 1995; № 10: 201 - 207.
Статья поступила в редакцию 11.11.19
УДК 80 DOI: 10.24411/1991-5497-2019-10177
Yastremskaya Yu.A., Cand. of Sciences (Philology), Shadrinsk State Pedagogical University (Shadrinsk, Russia), E-mail: ja22-4@bk.ru
Shupletsova Yu.A., Cand. of Sciences (Philology), senior lecturer, Shadrinsk State Pedagogical University (Shadrinsk, Russia), E-mail: 5ok@bk.ru
CONTRAST AS THE MAIN RHETORICAL DEVICE TO GIVE PUBLICITY TO ACCIDENTS. Media coverage of emergency events are most difficult aspect of journalism. The subject of this research is accident pieces, where the reader's emotional engagement with the text is studied. The results of the analysis of publications about the events of January 2019 in Magnitogorsk after the explosion of household gas are presented in this research. The key device to form this engagement is contrast, which is considered to be not just a rhetorical device, but mainly the basis of dualistic view of life. The work gives expression in mass media texts in two ways: figurative and linguistic. The contrast in the article is viewed in its time dynamics. It is also considered how the author's attitude alters to keep readers interested in world events, with information changing fast. Social and political topics are added to the tragedy's facts with time. The contrast "we (the country) - they (the state)" rises in publications: "we act - they watch and discuss".
Key words: mass media, accidents, contrast, figurative contrast, linguistic contrast.
Ю.А. Ястремская, канд. филол. наук, Шадринский государственный педагогический университет, г. Шадринск, E-mail: ja22-4@bk.ru
Ю.А. Шуплецова, канд. филол. наук, доц., Шадринский государственный педагогический университет, г. Шадринск, E-mail: 5ok@bk.ru
КОНТРАСТ КАК ОСНОВНОЙ ПРИЕМ ОСВЕЩЕНИЯ ЧРЕЗВЫЧАЙНЫХ ПРОИСШЕСТВИЙ В МЕДИА
Освещение в СМИ чрезвычайных событий - самый сложный аспект журналистики. Объектом настоящего исследования стали материалы о чрезвычайных происшествиях, которые рассматриваются с позиций создания эмоциональной вовлеченности читателя в текст Материалом для анализа стали медийные тексты, освещающие события января 2019 года в г Магнитогорске после взрыва бытового газа. Основой для ее формирования становится популярный прием контраста не просто как художественный прием, но, прежде всего, как основа дуалистического восприятия мира, что в свою очередь выражается в медийных текстах на нескольких уровнях: образном и языковом. В статье контраст раскрывается в его временной динамике и смене векторов отражения авторской позиции с целью сохранения внимания аудитории, теряющей интерес к событиям в мире, где смена информации стремительна и неудержима. Социальные и политические темы со временем добавляются к фактам трагедии. Контраст «мы (страна) - они (государство)» повышается в публикациях: мы действуем, они смотрят и обсуждают.
Ключевые слова: медиа, чрезвычайные происшествия, контраст, образный контраст, языковой контраст.
Медийные материалы о чрезвычайных происшествиях всегда имеют широкий общественный резонанс, поскольку связаны с разрушениями, гибелью людей и материальными потерями, теми негативными событиями, которые «представляются людям более зримыми, эффектными и выпуклыми по сравнению с положительными» [1, с. 145] и воспринимаются читателями как угроза для своей жизни или жизни близких людей: «У людей, просматривающих выпуски новостей со специальными репортажами о чрезвычайных ситуациях и катастрофах, наблюдается симптоматика, схожая с симптоматикой пострадавших людей, оказавшихся в эпицентре подобных событий» [2, с. 33]. Специалисты психологической службы МЧС России выделяют телезрителей в группу «вторично пострадавших» в чрезвычайной ситуации» [2, с. 33]. В силу этого материалы о ЧП становятся плодотворной основой для постановки профессиональных этических вопросов в сфере СМИ, основной целью которых должно стать «нахождение оптимальной формы подобной трансляции», поскольку «людям необходимо подготовиться и практически, и психологически к долговременной ситуации угрозы, научиться эффективно реагировать на возникшую опасность» [3, с. 33].
Поэтому неудивительно, что в материалах о чрезвычайных происшествиях наблюдается особый подход к освещению событий, когда журналисты трансформируют событие из «фрагмента реальности в образ» [4]. В этом случае основным способом интерпретации события, согласно С.В. Мохиревой, становятся эмоционально заряженные слова, имеющие трагедийную семантику (трагедия, катастрофа, крушение), усиление происходит за счет добавления прилагательных, которые удваивают воздействующий эффект (трагическая катастрофа, чудовищная трагедия) [4].
Медиа при освещении чрезвычайных происшествий создают особую картину мира, в которой происходит смещение функции от информирования о событии к созданию образа события. А.В. Тарканов утверждает, что журналистским сообщениям о чрезвычайных происшествиях и террористических акциях именно аудитория задает тон повествования и требует яркого, красочного и образного освещения. Подобные материалы воспринимаются аудиторией как «наиболее достоверные и не подвергающиеся сомнению источники», хотя чаще всего это лишь «взгляды авторов на проблему, не имеющие под собой никакой доказательной базы» [5, с. 5].
Для создания специфического тона повествования и поддержания длительного интереса аудитории применяется художественный прием контраста, позволяющий четко разграничить обыденное, обычное, рутинное и шокирующее, трагичное, нарушающее привычные порядок событие. Таким образом создается необходимый конфликт как движущая сила материала.
Контраст в широком смысле трактуется как «резкая противоположность» [6, с. 286]. Это понятие уточняется и конкретизируется в зависимости от рассматриваемой научной области и подхода (в философии, эстетике, психологии, семантике, стилистике, герменевтике, литературоведении и т.д.). Достаточно подробное описание контраста представлено в работах лингвистов (Андреевой ПВ., Данилевской Н.В., Арутюновой Н.Д., Матвеевой Т.В., Марченко К.Н., Новикова Л.А. и др.). Исходя из объекта исследования в настоящей статье (медийные тексты о чрезвычайных происшествиях), считаем, что наиболее близким лингвистическим толкованием контраста будет определение ПВ. Андреевой: «Контраст - это один из важнейших принципов выдвижения значимой информации. Он фокусирует внимание читателей на определенных моментах сообщения, подчеркивая их противоречивость и несовместимость» [7, с. 12].
В данной работе контраст рассматривается как междисциплинарное понятие, где важным в первую очередь выступает утверждение о том, что, опираясь на диалектический закон единства и борьбы противоположностей, контраст лег в основу определения и осмысления мира, окружающего человека, в силу чего стал известен как одна из древнейших основ народного сознания, отраженного в творчестве. Применительно к медийным текстам, по словам Сергеевой Ю.М. и Уваровой Е.А., контраст - «важнейший инструмент систематизации явлений окружающей действительности в сознании индивида, с одной стороны, и как эстетическая категория, свойственная любому виду искусства, с другой стороны» [8, с. 346].
В качестве предмета настоящего исследования представлен анализ материалов о чрезвычайных происшествиях на примере событий января 2019 года в г. Магнитогорске после взрыва бытового газа с целью выявления функций и специфики ключевого приема - контраста (образного и языкового).
Контраст позволяет сформировать в сознании читателя эмоциональный отклик, перерастающий в определенного рода привязанность, поскольку создается ощущение личной вовлеченности в происходящее через близкие для каждого элементы окружающей действительности, разрушенные в одно мгновение, а также базирующийся на страхах человека, порожденных ярким, метафорическим противопоставлением.
Образные контрасты в материалах о чрезвычайных происшествиях выстраиваются вокруг трех основных образов: взрослые (родители) - дети - дом. Их выбор обусловлен, прежде всего, категориями обыденности, близости читателю, стереотипизорованными за время существования человечества и ассоциативно связанными с понятиями «уют», «тепло», «любовь», «защита». Эти знакомые ассоциации, привычные и кажущиеся нерушимыми, становятся ключевыми для выстраивания контраста применительно к трем центральным образам. Мгновенное изменение обыденной картины мира повергает в шок, пробуждает страх.
Но ассоциативный уровень противопоставления «было - стало» недостаточно устойчив, поэтому авторы начинают дополнение этих образов второстепенными, но связанными с тем же ассоциативным рядом. В случае с предновогодними событиями в г Магнитогорске - это ёлка, подарки, мирный сон и т.д. Ощущения ужаса чрезвычайного происшествия сопровождаются осознанием, что счастье исчезло: «ожидавшие чуда и Деда Мороза» дети превращаются в жертв, не просто пострадавших, а погибших. Страх потери ребенка формирует ощущение трагизма сам по себе, а в совокупности с противопоставлением беззащитного, но счастливого малыша, превращается в катастрофический дисбаланс мирового существования. Поэтому как «фантастическое чудо» в чреде «закономерных смертей» воспринимается спасение 11-месячного мальчика Вани Фокина из-под завалов дома. Подчеркивается исключительность ситуации, когда кажется невероятным, что «спустя 35 часов, когда на улице мороз до минус 25 градусов, под бетонными плитами - кто-то живой. И не просто кто-то, а младенец».
Не уступает по ощущению трагизма и образ взрослых, «мирно спавших», «наряжавших в домах ёлки», «заворачивавших подарки для деток, целуя их на ночь», «ожидавших... доброго, светлого и радостного», многим из которых теперь не суждено никогда проснуться. Мирный сон противопоставляется неожиданной, бессмысленной и неоправданной смерти людей, которая отобрала завтрашний день, ожидания и цели. Так при помощи контраста образной системы создается еще один страх - страх смерти, в данном случае еще и массовой, масштабной, а, самое главное - беспричинной. Люди оказались бессильны в ситуации чрезвычайного происшествия, не смогли защитить себя и своих близких. Так снова появляется виктимность при создании образа уже взрослого человека, кричащего «от страха и ужаса». Все это дополняется образом дома («как много тепла было в этом доме»), от которого остались только стены, только отдельные вещи, больше нет единства, больше нет уверенности в защищенности родными стенами: «на балконе седьмого этажа - единственной выстоявшей части чьей-то квартиры -продолжают сушиться вещи». Все рассмотренные образы отмечены в медийных материалах как «душераздирающее зрелище».
Образный контраст формируется на основе языкового контраста, противопоставлении языковых единиц, обладающих противоположной коннотацией. Это проявляется чаще всего на примере имен прилагательных: «тихое, мирное утро», «ожидали. доброго, светлого и радостного» - «душераздирающее зрелище». Контраст выстраивается и на сочетании сухости языка, фактографическом описании последствий чрезвычайного происшествия и намеренной художественности, эмоциональности непосредственных событий трагедии: «На детской площадке и рядышком с 6 подъездом - гора цветов, лампад, свечей, игрушек» - «заворачивали подарки для деток, целуя их на ночь», спали, «не допуская мысли, что завтра останутся без дома, а для кого-то завтра не наступит никогда.».
Чем ближе материал к времени происшествия, тем более личным является контраст, формирующий у читателя эффект вовлеченности в происходящее, однако спустя два-три дня после описываемых событий его вектор меняется. У этого явления существует несколько причин, во-первых, внимание читателя переключается на другие события в стране и мире, во-вторых, свою роль играет усталость от негативных явлений и акцент современных медиа именно на трагедиях, катастрофах, милитаристических темах и т.д., в-третьих, участники событий именно в это время начинают противопоставлять себя как монополизирующих горе пострадавших всей стране, не способной понять глубину их трагедии. Поэтому авторы материалов для поддержания интереса аудитории переключают их внимание на актуальные темы, так контраст из эмоционально-личного переходит в общественно-политический.
Трансформация контраста, в котором к непосредственным фактам трагедии одного города начинают примешиваться общественно-политические темы, иллюстрируется через описание действий спасателей и властей в противовес действиям обычных людей, где первые действуют по приказу и холодному расчету, а вторые - по личной инициативе, основанной на сопереживании. Образный контраст «власть - люди» на языковом уровне передается преимущественно за счет семантики глаголов, описывающих действия. Для тех, кто представляет сторонних участников, характерно использование глаголов пассивной семантики: «спасатели наблюдают», «власти планируют», кроме того, их действия никогда не сопровождаются деталями, конкретизирующими, эмоционально наполняемыми. Это намеренное языковое абстрагирование становится антитезой живого, образного и детализированного описания поведения простых людей: «соседи начали приносить эвакуированным теплую одежду», «сколько народу предложили собственную жилплощадь для оставшихся без крыши над головой, таксисты бесплатно возили людей с вещами». Такой контраст позволяет сохранить вик-тимность образов, но уже не только пострадавших, но и всего населения России, вынужденного справляться с трагедией самостоятельно. И главная задача контраста «власть - люди» заключается в необходимости актуализации материала для читателя, которому первоначальные эмоции и страхи, с ними связанные, становятся явлением вторичным, забытым, частично пережитым.
Таким образом, контраст как образный, так и языковой становится основой создания материалов о чрезвычайных происшествиях, что можно проследить на примере медийных текстов о событиях января 2019 года в г. Магнитогорске после взрыва бытового газа. Его главная функция - эмоциональное вовлечение читателя в происходящее и удержание его продолжительного интереса в динамично сменяющейся новостной картине мира.
Библиографический список
1. Мельник ГС., Михайлов С.А. Сокрытие информации как отсутствие культуры безопасности. Гуманитарный вектор. Серия: История, политология. 2013; № 3: 145 - 153.
2. Демченко Ю., Удилова И.Я., Шевцов С.А. Психологические особенности информирования населения в условиях чрезвычайной ситуации. Современные проблемы гражданской защиты. 2014; № 1: 32 - 35.
3. Ениколопов С.Н., Мкртчян А.А. Психологические последствия терроризма и роль СМИ в процессе их формирования. Национальный психологический журнал. 2010; № 2: 41 - 46.
4. Мохирева С.В. Вариативность репрезентации вербального события в СМИ. Вестник Томского государственного университета. 2013; № 373: 19 - 22.
5. Тараканов А.В. Терроризм и СМИ: проблемы взаимодействия. Вестник Кемеровского государственного университета. 2008; 3: 5 - 9.
6. Ожегов С.И. Словарь русского языка. Москва: Оникс: Мир и образование, 2008.
7. Андреева ГВ. Актуализация категории противоположности в художественном тексте. Актуальные проблемы стилистики декодирования, теория интертекстуальности в семантике слова и высказывания. Санкт-Петербург: Изд-во Санкт-Петербургского университета, 1998: 10 - 17.
8. Сергеева Ю.М., Уварова Е.А. Контраст как композиционная основа новостного текста (на материале информационного портала «TheOnion»). Филологические науки. Вопросы теории и практики. Тамбов: Грамота. 2018; Ч. 2, № 10 (88): 345 - 350.
References
1. Mel'nikG.S., Mihajlov S.A. Sokrytie informacii kak otsutstvie kul'tury bezopasnosti. Gumanitarnyj vektor. Seriya: Istoriya, politologiya. 2013; № 3: 145 - 153.
2. Demchenko Yu., Udilova I.Ya., Shevcov S.A. Psihologicheskie osobennosti informirovaniya naseleniya v usloviyah chrezvychajnoj situacii. Sovremennyeproblemygrazhdanskoj zaschity. 2014; № 1: 32 - 35.
3. Enikolopov S.N., Mkrtchyan A.A. Psihologicheskie posledstviya terrorizma i rol' SMI v processe ih formirovaniya. Nacional'nyjpsihologicheskijzhurnal. 2010; № 2: 41 - 46.
4. Mohireva S.V. Variativnost' reprezentacii verbal'nogo sobytiya v SMI. Vestnik Tomskogo gosudarstvennogo universiteta. 2013; № 373: 19 - 22.
5. Tarakanov A.V. Terrorizm i SMI: problemy vzaimodejstviya. Vestnik Kemerovskogo gosudarstvennogo universiteta. 2008; 3: 5 - 9.
6. Ozhegov S.I. Slovar'russkogoyazyka. Moskva: Oniks: Mir i obrazovanie, 2008.
7. Andreeva G.V. Aktualizaciya kategorii protivopolozhnosti v hudozhestvennom tekste. Aktual'nye problemy stilistiki dekodirovaniya, teoriya intertekstual'nosti v semantike slova i vyskazyvaniya. Sankt-Peterburg: Izd-vo Sankt-Peterburgskogo universiteta, 1998: 10 - 17.
8. Sergeeva Yu.M., Uvarova E.A. Kontrast kak kompozicionnaya osnova novostnogo teksta (na materiale informacionnogo portala «TheOnion»). Filologicheskie nauki. Voprosy teorii i praktiki. Tambov: Gramota. 2018; Ch. 2, № 10 (88): 345 - 350.
Статья поступила в редакцию 08.11.19
УДК 81.27 DOI: 10.24411/1991-5497-2019-10178
Pekarskaya I.V., Doctor of Sciences (Philology), Professor, Khakass State University n.a. N.F. Katanov (Abakan, Russia), E-mail: pecar-61@mail.ru
LINGUOPERSONOLOGICAL FUNCTIONING OF THE PHENOMENON OF THE SIMILE IN THE MODERN ARTISTIC DISCOURSE (LINGUISTIC PORTRAIT OF THE SIBERIAN WRITER VLADIMIR TOPILIN). The article consists of two parts, closely interconnected: the first determines the second. In the first (introductory) part, the author briefly outlines the linguistic status of the phenomenon of "simile", which is previously described. The paper defines the "simile", on the one hand, as the paradigmatic principle of constructing eloquives (both tropes and stylistic figures), on the other hand (the traditional interpretation from the time Ancient canon), as an independent eloquitive-trope. This information precedes the second part of the article, which (with reference to the status paradigmatic role of the simile) describes the specifics of its linguopersonological functioning both as a principle for organizing figurative and expressive means and as an explicit trope "simile" (in contrast to the implicit trope "simile" - metaphor). The description of the semantic and functional features of the simile is based on the material of the art discourse of the Siberian writer Vladimir Topilin. The language of his novel "The Path of Women's Tears", like any other, is distinguished by expressiveness, which provides a high degree of pragmatism precisely due to the use of the phenomenon of simile in its different statuses. Many types of the simile-trope, used by V. Topilin in the text of the named novel, were not noted either in old or in new rhetoric and stylistics. In addition, the article discusses the contaminative and convergent structures of figurative-expressive verbal complexes, which include the phenomenon of the simile, giving the text a unique imagery and highlighting the power of the words of the talented Siberian writer, the person with great natural talent.
Key words: simile, paradigmatic principle, eloquives, tropes, figures, linguistic personology, idiostyle, contamination, convergence, heterogeneity, homogeneity.
И.В. Пекарская, д-р филол. наук, проф., Хакасский государственный университет имени Н.Ф. Катанова, г. Абакан,
E- mail: pecar-61@mail.ru
ЛИНГВОПЕРСОНОЛОГИЧЕСКОЕ ФУНКЦИОНИРОВАНИЕ ФЕНОМЕНА СРАВНЕНИЯ В СОВРЕМЕННОМ ХУДОЖЕСТВЕННОМ ДИСКУРСЕ (ЛИНГВОПОРТРЕТ СИБИРСКОГО ПИСАТЕЛЯ ВЛАДИМИРА ТОПИЛИНА)
Статья состоит из двух частей, тесно взаимосвязанных между собой: первая предопределяет вторую. В первой, вступительной, части коротко оговаривается подробно описанный нами ранее лингвистический статус феномена «сравнение», который мы дефиницировали, с одной стороны, как парадигматический принцип построения элокутивов (как тропов, так и стилистических фигур), с другой стороны (традиционная трактовка со времён Античного канона), как самостоятельный элокутив-троп. Данная информация предваряет вторую часть статьи, в которой со ссылкой на статусную парадигматическую роль сравнения описывается специфика его лингвоперсонологического функционирования и как принципа организации изобразительно-выразительных средств, и как эксплицитного тропа сравнения (в отличие от имплицитного тропа сравнения - метафоры). Описание семантико-функциональных особенностей сравнения проводится на материале художественного дискурса сибирского писателя Владимира Топилина. Язык его произведения «Тропа бабьих слёз», как и любого другого творения названного писателя, отличается выразительностью, обеспечивающей высокую степень прагматики именно за счёт использования феномена сравнения в разных его статусах. Ряд типов сравнения-тропа, используемые В. Топилиным в тексте названного произведения, не были отмечены ни в старых, ни в новых риториках и стилистиках. Кроме того, в статье рассматриваются контаминационные и конвергентные структуры изобразительно-выразительных словесных комплексов, в которые входит феномен сравнения, придавая тексту уникальную образность и высвечивая силу слова талантливого сибирского писателя-«самородка».
Ключевые слова: сравнение, парадигматический принцип, элокутивы, тропы, фигуры, лингвоперсонология, идиостиль, контаминация, конвергенция, гетерогенность, гомогенность.
Проблема создания яркой, убедительной речи (как устной, так и письменной) во все времена, начиная со времён Античного канона, волновала коммуникантов. Риторика из «искусства воздействовать» и «науки воздействовать» превратилась, в том числе, в «искусство воздействовать речью» и «науку воздействовать речью» после того, как Квинтилиан описал «теорию тропов и фигур речи», в которой троп сравнения являлся одним из основополагающих усилителей речевого воздействия через «укрупнение подобного».
Как в своё время утверждали, «всё гениальное просто». Вместе с тем заметим, что нет ничего более сложного и неоднозначного, чем простое. Этот оксю-моронный парадокс в полной мере относится к феномену сравнения и особенностям его языковой и речевой экспликации.
С одной стороны, понятие сравнения «прозрачно» даже в практике бытовой коммуникации: любой ребёнок не затруднится в ответе на вопрос: что такое сравнение? В профессиональной коммуникации тоже есть прецеденты языковой
