CC BY
19
КОНСТРУКЦИЯ С ПЕРИФЕРИЙНЫМ ОБЛАДАЕМЫМ В КАЛМЫЦКОМ ЯЗЫКЕ1
1. Введение
1.1. Конструкция с внешним посессором Отношения между посессором и обладаемым (они же отношения принадлежности, они же посессивные отношения) в языках мира выражаются множеством различных способов. Наиболее распространенный из них — это конструкция с внутренним посессором, т. е. конструкция, в которой посессор является зависимым при обладаемом. Примером внутреннего посессора может служить слово дома в примере (1).
(1) порог дома
Наряду с конструкцией с внутренним посессором в языке может существовать также конструкция с внешним посессором. Один из типичных примеров конструкции с внешним посессором
— предложение (2).
(2) Петр целовал ей руку2.
Внешний посессор отличается от внутреннего прежде всего тем, что он выражен вне составляющей, возглавляемой обладаемым. При этом, если обладаемое является релятивным именем, обязательная валентность на посессора при нем оказывается незаполненной (как в примере (2)).
1 Материал собран в экспедиции 2008 г. в поселок Тугтун Кетченеровского района Калмыкии при частичной поддержке гранта РФФИ № 07-06-00278 «Создание корпусов глоссированных текстов на малых языках России: нанайский, удэгейский, калмыцкий» и гранта Роснауки «Вариативность валентности многоместных предикатов».
Хотелось бы поблагодарить А. Л. Леонтьеву за множество ценных замечаний, высказанных по поводу более ранних версий этой статьи и учтенных мною в процессе редактирования.
Примеры (2) и (3) взяты из [Апресян 1983].
76
Труды ИЛИ РАН. Том У, часть 2. СПб., 2009.
Как указывают Э. Кениг и М. Хаспельмат, «во всех языках есть конструкции с внутренним посессором, но не во всех есть конструкции с внешним посессором»3 [Кбт§, Ыа8ре1ша1Ь 1997: 591]. Однако количества языков, в которых внешний посессор встречается, — и, соответственно, разнообразия материала — более чем достаточно, чтобы вызвать среди исследователей непримиримые споры о границе этого явления. Из спорных случаев, перечисленных в [Кбт§ 2001: 971], для данной статьи будет иметь значение только тот, при котором посессор занимает позицию прямого дополнения, предусмотренную аргументной структурой предиката, а обладаемое выражено в какой-либо периферийной позиции (т. е. не в качестве ядерного актанта глагола), как в (3).
(3) Петр поцеловал ее в губы.
Основанием для того, чтобы не считать слово ее в примере (3) внешним посессором, для некоторых исследователей является тот факт, что глагол поцеловать и в своем условно обычном употреблении (см. (4)) предполагает наличие прямого дополнения. В этом отношении (3) отличается от (2): у глагола целовать в его обычном употреблении отсутствует валентность на дополнение в дативе.
(4) Путник поцеловал / целовал порог своего дома.
В данной статье примеры, подобные (3), будут рассматри-
4
ваться как частные случаи конструкции с внешним посессором . В дальнейшем для них будет использоваться выражение конструкция с внешним посессором в аккузативе5.
3 «Toutes les langues ont des constuctions a possesseur interne, toutes n’ont pas de constructions a possesseur externe».
4 В случаях, аналогичных (3), усматривается внешний посессор также в работах [Кибрик 2003; Konig, Haspelmath 1997; Konig 2001 и др.].
5 Для сходного класса случаев предлагались обозначения «possessor splitting» [Podlesskaya, Rakhilina 1999] и «конструкция с экстрапозицией обладаемого» [Кибрик 2003], но в настоящей работе эти термины использоваться не будут.
1.2. Конструкция с периферийным обладаемым
Конструкцией с периферийным обладаемым здесь и далее будет называться такая выражающая посессивные отношения конструкция, в которой обладаемое находится в периферийной позиции, при том что в некоторых условиях само обладаемое или подобные ему объекты могут занимать позицию прямого дополнения при использованном в предложении предикате.
Примером конструкции с периферийным обладаемым является (3). Как несложно заметить, этот пример относится также к конструкции с внешним посессором в аккузативе. Если бы это было верно для всех примеров конструкции с периферийным обладаемым, выделять ее значило бы плодить сущности. Однако в калмыцком языке находятся примеры, которые можно отнести к конструкции с периферийным обладаемым, несмотря на то, что посессор в них внутренний. Таким образом, объем понятий «конструкция с периферийным обладаемым» и «конструкция с внешним посессором в аккузативе» оказывается различным.
В разделе 3.1 я надеюсь показать, что объединение в одну конструкцию классических случаев конструкции с внешним посессором в аккузативе и упомянутых выше примеров (с внутренним посессором и обладаемым на периферии) не будет объединением несвязанных между собой явлений по случайному формальному признаку; пока же прошу временно принять эту конструкцию в качестве условного и пока не обоснованного объединения группы примеров.
2. Способы оформления посессора и обладаемого при глаголах физического контакта в калмыцком языке
Посессивные отношения при глаголах физического контакта в калмыцком языке могут быть выражены следующими способами:
1. конструкция с внутренним посессором (5): посессор стоит в генитиве или не выражен отдельным словом, а форма обладаемого определяется актантной рамкой глагола:
(5) noxa mini kob-m6 zuu-va
собака я.GEN нога-P.1SG кусать-PST
‘Собака укусила меня за ногу (букв.: укусила мою ногу)’.
2. конструкция с внешним посессором в дативе (6):
посессор стоит в дативе, обладаемое — в аккузативе. (Эта модель оформления в статье рассматриваться не будет.)
(6) eka-nJ kUUkb-n-d-an____________Us-i-n1
мать-КЗ дочь-EXT-DAT-P.REFL волосы-АСС-ЕЗ
samla-v
расчесывать-PST
‘Мать причесала дочери волосы’.
3. конструкция с периферийным обладаемым: при переходном глаголе обладаемое стоит в одном из периферийных падежей (аблативе, инструменталисе или, возможно, дативе7), посессор либо стоит в аккузативе (7), либо стоит в генитиве (8), либо не выражен отдельным словом (9)8:
6 Отсутствие показателя аккузатива на прямом дополнении в этом случае и далее в некоторых других примерах статьи связано с явлением дифференцированного маркирования объекта, о котором см. в [Коношенко, настоящий сборник], и к рассматриваемым вопросам прямого отношения не имеет.
7 Последняя стратегия — с обладаемым в дативе — сильно ограничена и используется только с теми глаголами, которые и вне конструкции достаточно свободно допускают оформление своего единственного аргумента дативом, а не аккузативом: tUs- ‘опереться’ и tuss- ‘попасть’, — а примеры, в которых посессор при обладаемом в дативе оформлялся бы аккузативом, а не генитивом, редки и недостаточно надежны. Таким образом, не исключено, что и посессор, и обладаемое в таких примерах находятся на своих закономерных местах, предусмотренных синтаксическими валентностями слов, входящих в предложение, а если так, то эту группу примеров вряд ли можно отнести к рассматриваемой конструкции.
Примеры с обладаемым в дативе в статье рассматриваться не будут.
8 Еще один логически возможный вариант — с посессором в дативе и обладаемым в каком-либо периферийном падеже — в примерах не встречался.
(7) mini Ur-iga noxa kol-asa-nJ zuu-va
я.GEN друг-ACC собака rora-ABL^ кусать-PST
‘Собака укусила моего друга за ногу’.
(8) noxa mini kol-asa zuu-va
собака я.GEN нога-ABL кусать-PST
‘Собака укусила меня за ногу (букв.: укусила за мою ногу)’.
(9) noxa kol-asa-m zuu-va
собака rora-ABL^^G кусать-PST
‘Собака укусила меня за ногу (букв.: укусила за мою ногу)’.
Посессивный показатель на обладаемом факультативен, если при обладаемом есть посессор в генитиве; в остальных случаях он обязателен.
З. Некоторые свойства конструкции с периферийным обладаемым
3.1. Оформление посессора
Как видно из сказанного в разделе 2, если в рамках конструкции с периферийным обладаемым посессор получает выражение, он может стоять в аккузативе (в этом случае он зависит от глагола) или в генитиве (в этом случае он является зависимым обладаемого9).
9 Предположить, что в этом случае посессор также зависит от глагола, мешают, по крайней мере, три факта грамматики калмыцкого языка.
Во-первых, грамматики, описывающие калмыцкий [Очиров 1964; Пюрбеев 1993], не упоминают ни одного случая, в котором у глагола было бы дополнение в генитиве.
Во-вторых, в случае с оформлением посессора генитивом, но не аккузативом возможно отсутствие посессивного показателя на обладаемом. Это логично связать с тем, что посессор в генитиве является внутренним, поскольку и вне конструкции наблюдается то же самое: если у релятивного имени есть внутренний посессор, то посессивный показатель становится необязателен.
Наконец, в случае с оформлением посессора аккузативом, но не генитивом, между посессором и обладаемым могут находиться слова, не являющиеся зависимыми ни посессора, ни обладаемого (например, подлежащее предложения, как в (7)). Если бы посессор в генитиве занимал ту же синтаксическую позицию, что и посессор в аккузативе, было бы логично ждать для них одинаковых ограничений на возможный порядок слов.
Интересно, что оформление обладаемого не аккузативом возможно не только в том случае, когда позиция прямого дополнения занята посессором, но и при внутреннем посессоре, как выше в примере (8).
Было бы естественным предположить, что в этом последнем случае периферийная позиция обладаемого объясняется какими-то причинами, независимыми от наличия в предложении посессора. Однако такое объяснение не всегда возможно. Так, различие между примерами (10) и (11), приводящее к различию в синтаксическом поведении глагольного зависимого, как кажется, невозможно описать без указания на наличие в примере (11) посессивных отношений.
(10) UUds / *UUd-ar tUlks-0
дверь дверь-INS толкать-IMP
‘Толкни дверь’.
(11) Baats r Badma-n ныгк-ar-n1 tUlk-сэ
Батыр Бадма-GEN спина-1Ш-Р.3 толкать-EVD
‘Батыр толкнул Бадму в спину (букв.: толкнул в спину Бадмы)’.
Как видно по примеру (10), внутренний аргумент глагола tUlks- ‘толкать’ в нейтральном контексте не может оформляться инструменталисом. Однако в примере (11), где при этом аргументе в качестве зависимого появляется посессор, такое оформление оказывается возможным.
Следовательно, на оформление обладаемого при глаголах контакта влияет не только заполненность или незаполненность посессором позиции прямого дополнения, но и сам факт наличия посессивных отношений. Речь идет не о произвольных посессивных отношениях, а, как правило, об отношениях части и целого; т. е. мое утверждение не означает, что в предложении со значением ‘Толкни дверь Бадмы’ появление посессора как-либо повлияет на оформление слова со значением ‘дверь’.
Аналогичное (хотя и значительно менее распространенное) явление можно наблюдать и в русском языке: см. (12а) и (13а) при значительно меньшей допустимости (12б) и (13б).
(12а) Я мысленно взял за конец каната, раскрутил над головой получившееся произведение, и забросил куда подальше10.
(12б) 77Я мысленно взял за канат (...)
(13а) Мы проследовали за ним во внутренний дворик, где он ударил по краю стены. Один кирпич с грохотом свалился на пол.
(13б) (...) где он ударил по стене 77(рукой).
Примеры, подобные (11), так же как (12а) и (13а), достаточно неожиданны.
Во-первых, неясно, что заставляет дополнения в примерах (10) и (11) вести себя по-разному, так как различие в синтаксическом окружении этих дополнений вряд ли можно считать существенным.
Во-вторых, синтаксическое и семантическое сходство таких примеров с обычными случаями конструкции с внешним посессором настолько сильно, что было бы логично ожидать сходного их описания; однако обычный подход к описанию конструкции с внешним посессором в аккузативе оказывается неприменим к примерам, подобным (11). Во всех известных мне работах, как-либо объясняющих «смещение» обладаемого на периферию, оно рассматривается как следствие «подъема» посессора в позицию прямого дополнения11 [Кибрик 2003; Haspelmath 1999 и др.]. Очевидно, что для примера (11) это объяснение не подходит, так как посессор в этом примере находится на своем обычном месте, а обладаемое все же «смещается» на периферию.
Чтобы дать возможное объяснение, позволю себе небольшое отступление на материале русского языка. Описываемое явление в калмыцком и в русском проявляет сходные свойства, так что кажется возможным распространить предлагаемое объяснение и на калмыцкие примеры.
10 Примеры на русский язык найдены с помощью поисковых систем в Интернете, за исключением примера (15), заимствованного из Национального корпуса русского языка (ruscorpora.ru).
11 При этом заключенные в кавычки термины иногда используются только метафорически и собственно трансформации не подразумевают.
Итак, можно предположить, что периферийное обладаемое в рассматриваемой конструкции — частный случай глагольного зависимого типа «по столу» в (14)12.
(14) ударить рукой по столу13
В случаях, подобных (14), когда при глаголе возможно как прямое дополнение, так и предложная группа, использование последнего варианта обычно говорит о сравнительно меньшей вовлеченности объекта14. Малая вовлеченность объекта значительно естественней, если в ситуации присутствует другой, более сильно вовлеченный, участник. Этот участник может быть в том числе инструментом, как рука в примере (14), или самим агенсом, как Маргарита в примере (15). (Ср. с примером (16), в котором речь идет, очевидно, не о воздействии на агенс и, соответственно, невозможно употребление предложной группы на месте глагольного зависимого.)
(15) Прицелившись, чтобы не задеть за какой-нибудь провод, она покрепче сжала щетку и в мгновение оказалась выше злополучного дома. [М. А. Булгаков. Мастер и Маргарита]
(16) Здесь мыли осторожно, стараясь не задеть проводов, переходников, стабилизаторов / ??за провода, переходники, стабилизаторы.
12
12 Ср. у Ю. Д. Апресяна:
Особенно показательны (...) пары типа бить кого-л. прикладом по спине и бить прикладом по воротам, в которых группы по спине и по воротам должны получить одну и ту же синтаксическую интерпретацию [Апресян 1983: 7].
13 Для таких случаев используется термин «конативная альтернация», подробнее о них см., например, в [Levin 1993], а также в [Dixon 1991].
14 Ср. о подобных случаях в английском:
В действительности очень немногие переходные глаголы допускают постановку перед объектом предлога, указывающего на отсутствие у глагола некоторых характерных свойств, обычно связанных с синтаксической позицией прямого дополнения [Dixon 1991: 280, выделено мной. — М. Х.].
Кроме того, сильно вовлеченным может оказаться участник, частью которого является данный, т. е. посессор, — а это, если учесть, что речь с самого начала идет о периферийном глагольном зависимом, автоматически дает конструкцию с периферийным обладаемым15. Для сильно вовлеченного в ситуацию посессора естественнее всего быть в позиции прямого дополнения, но это не единственная возможность; т. е. внешний посессор в позиции прямого дополнения является благоприятным, но не необходимым условием для периферийного обладаемого. Из этого следует, что конструкция с внешним посессором в аккузативе — хоть и наиболее частотный, но не единственный вариант конструкции с периферийным обладаемым.
Итак, оказывается, что конструкция с внешним посессором в аккузативе — частный случай конструкции с периферийным обладаемым, а эта последняя в свою очередь принадлежит к еще более широкому классу примеров, в которых по исключительно семантическим причинам происходит понижение ранга объекта. Кажется разумным предположить, что это же объяснение актуально не только для самого общего случая, но и для остальных двух составляющих этой матрешки.
Калмыцкому языку примеры, подобные (14), с глагольным зависимым на периферии также не чужды, так что конструкция с периферийным обладаемым может найти себе достойное место рядом с предложениями, аналогичными (17). (В данном случае возможность выражения зависимого на периферии, вероятно, связана с воздействием, которое оказывается на невыраженного агентивного участника.)
15 Перечисленные варианты: агенс, инструмент, которым совершается действие, и посессор — не исчерпывают всех возможностей, однако определяют наиболее предсказуемые и частотные из них. В самом деле, если физический контакт происходит в некоторой точке, логично, что он прежде всего воздействует на тела, непосредственно с этой точкой соприкасающиеся, а это, во-первых, минимальные из релевантных для контекста контактирующих объектов (т. е., например, рука и спина), а во-вторых, произвольные сущности, частью которых являются эти тела (т. е., например, бьющий и обладатель спины). Эти четыре возможности (так как в контакт обычно вступает два тела, а объект редко рассматривается как составная часть более чем одной сущности) соответствуют четырем основным типам задействованных объектов: инструмент и объект воздействия, а также агенс и посессор.
(17) шегто-Сэ ЪатШ-аьэ Ъат-хэ кє^-ґа
метро-БЛТ ручка-ЛБЬ брать-РС.ГОТ дело-Л880С
‘В метро нужно держаться за поручень’, {чтобы не упасть}.
Далее, получается, что в калмыцком языке в рамках конструкции с периферийным обладаемым посессор может быть выражен как аккузативом, так и генитивом, а это неизбежно вызывает вопрос о различиях между этими двумя вариантами. Вероятно, на оформление посессора влияют различные факторы, один из которых — степень его вовлеченности в ситуацию. Это различие можно проследить на примерах (18) и (19).
(18) Ыса поха-яэ / °Кпоха-п16 sUUl-аsэ-nJ
№О.1МР собака-ЛСС собака-ОЕК хвост-ЛБЬ-Р.3
їаїз -0!
тянуть-1МР
‘Не хватай собаку за хвост!’ {Ей же больно!}
(19) Ьіса поха-п / *поха-яэ кітґа sUUl-аsэ-n}
№О.1МР собака-ОЕК собака-ЛСС грязный хвост-ЛБЬ-Р.3
Ъатэ -0
держать-1МР
‘Не хватай собаку за (ее) грязный хвост (букв.: Не хватай за грязный хвост собаки)’. {Ты испачкаешь руки}.
Вероятно, возможность использования конструкции с внешним посессором, недоступная в (19), в (18) связана с заданной контекстом высокой и весьма болезненной степенью вовлеченности собаки в ситуацию17.
16 о «ОК»
Знаком здесь и далее отмечены варианты, которые принимаются информантами как возможные, но, как правило, не порождаются при переводе русских стимулов.
Между примерами (18) и (19) есть и еще одно существенное различие: в примере (19) при обладаемом есть нерестриктивное определение, что невозможно при внешнем посессоре. Последнее ограничение является универсальным:
Универсальной является следующая характеристика конструкций с внешним посессором: обладаемое [в этих конструкциях] не может быть распространено нерестриктивным прилагательным [Копід, ИаБреішаїЬ 1997: 534].
Таблица 1. Распределение аблативного и инструментального оформления обладаемого
Основной способ оформления обладаемого аблатив инструменталис
второй способ оформления исключен или находится на грани допустимости cimka - ‘щипать’ cir- ‘тянуть’ maaj- ‘чесать’ tat- ‘тянуть’ tevar- ‘обнимать’, ‘обхватывать’ ЮтЭ - ‘цеплять’ xaz- ‘кусать’ zuu- ‘кусать’ евкэ - ‘бить’ Ыу- ‘бросать’ 1аат- ‘порезать’ 1шэ - ‘попадать’ ха- ‘стрелять’
второй способ оформления сравнительно редок, но допустим atxa - ‘сжимать в руке’ av- ‘брать’ ЬОт- ‘держать’ sornca - ‘притянуть’ (букв.: ‘примагнитить’) saa- ‘колоть’ Umsa - ‘целовать’ xatxa - ‘ткнуть’ И- ‘гладить’ 1$кэ 1- ‘лягать’ хааг- ‘лягать’
3.2. Оформление обладаемого
Для каждого из рассматривавшихся глаголов в его обычном использовании наблюдается явное предпочтение какого-то одного способа оформления обладаемого: аблативом либо инструменталисом. При этом для части глаголов второй вариант оформления является недопустимым, для части — только менее частотным. Распределение глаголов по получающимся четырем группам можно посмотреть в Таблице 1.
Так, например, с глаголом сішкз - ‘щипать’ возможен аблатив, но не инструменталис (20), с глаголом ш- ‘бросать’ — инструменталис, но не аблатив (21).
(20) киикэ-п ЪИ-ап_________________кат-азз п /
девочка-ЕХТ себя-Р.КЕБЬ рука-ЛБЬ.Р.КЕБЬ
*кат-атп сішкз-V
рука-ІШ.Р.КЕБЬ ущипнуть-Р8Т ‘Девочка ущипнула себя за руку’.
(21) ВаСшэ поха-п________їоіка-кат / Чоіка-казз
Бадма собака-ОЕК голова-ІШ голова-ЛБЬ
еоіи-кат шэ-V
камень-ІШ бросить-Р8Т
‘Бадма бросил камнем собаке в голову (букв.: в голову собаки)’.
По данным Таблицы 1 можно вывести ряд признаков, часто характеризующих действия в столбце «аблатив», но не «инструменталис»:
1. контактность и, в частности:
1.1. компонент движения, лежащий за воображаемой плоскостью, отделяющей предмет от остального мира, «зацепление»;
1.2. немгновенное и плотное взаимодействие с поверхностью;
1.3. задействованность малой (компактно расположенной) части поверхности;
2. движение «на себя», в сторону агенса.
Ни один из этих признаков нельзя считать определяющим, так как для каждого из них можно найти глагол, этим признаком не наделенный, однако отдающий предпочтение аблативу. Достаточно привести два примера: глагол 8отпеэ - ‘примагнитить’ не обладает признаками 1.1—1.3, а глагол шаа%- ‘чесать’ не обладает признаком 2,
— следовательно, на любой из признаков есть «исключения».
Представляется, что объединение этих признаков не случайно и может быть объяснено через одно из основных значений аблатива — значение отделения части от целого («предмет как целое, от которого изымается, берется какая-либо часть» [Пюрбе-ев 1993: 181]). Если представить себе некую субстанцию, от которой отделяется часть, то действие по отделению будет с высокой долей вероятности обладать именно этими характеристиками. Можно предположить, что компоненты значения 1.1—1.3 и 2 так часто оказываются связаны со значением «отделение части от целого», что становится возможным такое значение аблатива, в котором отсутствует изначальная семантика отделения, однако присутствуют некоторые из этих, ранее необязательных, компонентов.
Наименее очевидной кажется взаимосвязь между значением отделения и признаком 1.3. Аргументом в пользу того, что эта взаимосвязь все же существует, может служить еще одно значение аблатива в калмыцком — партитив (22).
(22) пап-Сэ ха$-а8э о%э-0
я-БЛТ каша-ЛБЬ дать-ІМР
‘Дай мне каши’.
Как в случае с партитивом, так и в конструкции с периферийным обладаемым производным от значения «отделение части от субстанции» оказывается компонент значения «незначительная величина задействованной части».
Все упомянутые выше признаки характеризуют глаголы, обладаемое при которых в рамках рассматриваемой конструкции оформляется чаще (или всегда) аблативом. Резонно предположить, что есть также признаки, более характерные для глаголов, требующих на обладаемом инструменталиса. Однако по крайней мере часть этих признаков (которую можно получить отрицанием признаков из списка, полученного выше) кажется следствием того, что инструменталис оказался встроен в одну систему с аблативом, так что в контекстах, где использование аблатива максимально естественно, инструменталис оказался редким или даже невозможным. Это, впрочем, не исключает наличие собственных признаков, одним из которых, возможно, является движение от себя18.
В ряде случаев при одной и той же глагольной лексеме различается оформление зависимых. Так, при глаголе Шікз- ‘толкать’ в случае, если действие предполагает компонент «зацепления» (более точную формулировку см. в списке на с. 87) и немгновенный контакт с поверхностью, более приемлемым оказывается вариант с аблативом на обладаемом (23), иначе — с инструменталисом на обладаемом (24).
(23) ииС-іяз ЪатШ-а.\э-гі / '"'ЪатШ-ат-п1 Мкэ-0 дверь-ЛСС ручка-ЛБЬ-Р.3 ручка-ІШ-Р.3 толкать-ІМР ‘Толкни дверь за ручку’.
(24) Вааґзт ВаСша-яэ питк-ат-гі / ?nuтк-asэ-п’
Батыр Бадма-ЛСС спина-ІШ-Р.3 спина-ЛБЬ-Р.3
ґиік-сз
толкать-ЕУБ
‘Батыр толкнул Бадму в спину’.
18 Движение от себя нельзя приравнять к отсутствию движения на себя, так как есть и глаголы, для которых определенное направление движения неочевидно, например, гии- ‘кусать’.
При глаголе еокэ - ‘ударить’ в случае, если действие гарантированно предполагает задействованность компактно расположенной части поверхности, оказывается возможным оформление обладаемого аблативом (25), недопустимое в других случаях (26).
(25) кагёэ кыы1^ты1-1яэ_____tolкa-кasэ-П / °кю1ка-каг-П
орел цыпленок-АСС голова-АБЬ-Р.3 голова-1Ш-Р.3
еокэ-V
ударить-Р8Т
‘Орел клюнул цыпленка в голову’.
(26) Baatэг Байт-1яэ________tolкa-кaг-nJ / *tolкa-кasэ-и1
Батыр Бадма-АСС голова-1Ш-Р.3 голова-АБЬ-Р.3
еокэ-V
ударить-Р8Т
‘Батыр ударил Бадму по голове’.
Как можно заметить, выбор аблатива или инструменталиса на обладаемом в этом случае — когда при разных вариантах оформления совпадает глагольная лексема — в целом подчиняется тем же закономерностям, которые описывались в начале этого раздела, так что было бы странным считать, что здесь идет речь о двух различных явлениях (т. е. о распределении вариантов оформления по глаголам и об альтернациях в разных случаях использования одного и того же глагола). Если признать, что необходимо некоторое общее описание, то возможным оказывается распространить объяснение для примеров (23)-(26) на все остальные, но не наоборот (так как объяснение через свойства глагола различий в парах (23), (24) и (25), (26) принципиально невозможно, иначе пришлось бы говорить о том, что в этих примерах представлены разные глаголы).
Таким образом, можно заключить, что способ оформления обладаемого в конструкции с периферийным обладаемым (и — уже — в конструкции с внешним посессором в аккузативе) не является свойством глагольной лексемы, а определяется характером
обозначаемой ситуации (который часто, но не всегда зависит от глагола)19.
В этом свете Таблицу 1 следует понимать следующим образом: в Таблице показаны варианты оформления, в нейтральном случае соответствующие перечисленным глагольным значениям.
4. Сфера применения конструкции: уточнение
Одной из основных характеристик, определяющих возможность или невозможность употребления конструкции с внешним посессором, в типологической литературе признается вовлеченность посессора в ситуацию. В [Konig, Haspelmath 1997], а также в [Haspelmath 1999] указывается, что этот признак, как правило, находит отражение в нескольких независимых характеристиках посессора, обладаемого и предиката, причем каждой из этих характеристик соответствует своя иерархия. Одна из них — иерархия по степени неотчуждаемости (The Inalienability Hierarchy): от частей тела (максимальная вовлеченность) до произвольных
определенных в данном контексте объектов (минимальная
20
вовлеченность) .
В связи с этим возникает вопрос: раз степень неотчуждаемости рассматривается только как проявление более общего признака вовлеченности, верно ли, что она актуальна только в той мере, в которой различает ситуации, в которые посессор вовлечен в большей или меньшей степени? В частности, не будет ли требование наличия посессивного отношения между участниками только следствием того, что именно при нем обычно происходит сильное воздействие на одного участника посредством воздействия на другого? Как кажется, ответ на этот вопрос дают калмыцкие предложения (27) и (28).
19 тт
При определенном понимании термина «лексема» можно предположить, что в примерах (25) и (26) они различаются, однако примеры (23) и (24) кажутся в этом смысле бесспорными.
20 Последний вариант Э. Кениг и М. Хаспельмат иллюстрируют немецким примером, который означает ‘Она отнесла мой чемодан в номер гостиницы’, при том что буквально он переводился бы как ‘Она мне отнесла чемодан в номер гостиницы’ [Konig, БжрйшаШ 1997: 573].
(27) kdvU-n masi-ga_________dees-ar I
мальчик-EXT машина-ACC веревка-INS *dees-n-asn tat-jn jov-na
веревка-EXT-ABL тянуть-CV.IPFV идти-PRS
‘Мальчик тянет машинку за веревку’.
(28) kdvU-n masi-gn_________dees-n-asn-nJ I
мальчик-EXT машина-ACC веревка-EXT-ABL-P.3 *dees-ar-nJ tat-jn jov-na
веревка-^-ЕЗ тянуть-CV.IPFV идти-PRS
‘Мальчик тянет машинку за веревку (букв.: за ее веревку)’.
Различие между примерами (27) и (28) заключается в том, что во втором из них на существительном deesnn ‘веревка’ есть посессивный показатель (т. е., вероятно, веревка воспринимается говорящим как часть машины, так как сложно представить себе какой-либо другой вид посессивных отношений между этими предметами). Можно заметить, что использование аблатива (который, как правило, появляется на обладаемом при глаголе tat- ‘тянуть’, см. Таблицу 1) возможно во втором, но не в первом случае, т. е. конструкция с внешним посессором возможна только при наличии посессивных отношений. (Инструменталис в примере (27), вероятно, использован в своем прямом значении — инструмента, при помощи которого агенс совершает действие — и к конструкции прямого отношения не имеет). Этот результат достаточно предсказуем, но от этого не менее интересен: предложения (27) и (28) в обычном случае описывают одну и ту же ситуацию внешней действительности21, в которой, однако, двумя различными способами оцениваются отношения между участниками, что сказывается на возможности или невозможности применения конструкции. Получается, что в примерах (27) и (28) машина вовлечена в ситуацию в равной мере, однако конструкция может использоваться только в (28), а значит, степень отчуждаемости обладаемого важна не только как проявление признака вовлеченности.
21 Теоретически можно представить себе ситуацию, к которой будет применимо только предложение (27), например, когда веревка обмотана вокруг колес и определенно не является частью машины, однако такие ситуации скорее маргинальны, а противопоставление по оформлению обладаемого остается актуальным для всех случаев.
Хотелось бы отметить, что речь идет не о наличии или отсутствии у обладаемого обязательной валентности на посессор, а именно об особенностях восприятия ситуации: в противном случае пришлось бы говорить о двух словах йввъэи, таких что каждое из них означает ‘веревка’, но у одного есть обязательная валентность на посессор, а у другого нет.
5. Выводы
1. В калмыцком языке (и не только) возможна конструкция, в которой на синтаксическое поведение обладаемого влияет само наличие в ситуации посессора, что, возможно, позволяет включить эту конструкцию (в свою очередь включающую, как подвариант, один из видов конструкции с внешним посессором) в более широкий класс. Таким образом, это необычное явление калмыцкого языка оказывается интересным не только само по себе, но и как источник информации о природе более распространенной в языках мира конструкции с внешним посессором.
В частности, оказывается, что в тех случаях, когда обладаемое в конструкции с внешним посессором находится на периферии, это вызвано причинами не столько синтаксическими (занятость позиции прямого дополнения), сколько семантическими (малая вовлеченность обладаемого в ситуацию).
2. В калмыцком языке существует две возможности периферийного оформления обладаемого: с помощью инструменталиса и с помощью аблатива. Выбор аблатива коррелирует с такими признаками, как контактность и движение «на себя», т. е. в сторону агенса.
Литература
Апресян Ю. Д. 1983. Синтаксические средства выражения посессив-ности // Иванов Вяч. Вс., Молошная Т. Н., Николаева Т. М. (ред.). Категория притяжательности в славянских и балканских языках. Тезисы совещания. М. С. 4-9.
Кибрик А. Е. 2003. Внешний посессор в русском языке // Кибрик А. Е.
Константы и переменные языка. СПб.: Алетейя. С. 307-319. Коношенко М. Б. Дифференцированное маркирование объекта в калмыцком языке. Настоящий сборник.
Очиров У У 1964. Грамматика калмыцкого языка: синтаксис. Элиста: Калмгосиздат.
Пюрбеев Г. Ц. 1993. Историко-сопоставительные исследования по грамматике монгольских языков. М.: Наука.
Dixon R. M. W. 1991. A New Approach to English Grammar, On Semantic Principles. Oxford: Oxford University Press.
Haspelmath M. 1999. External Possession in a European Areal Perspective // Payne D. L., Barshi I. (eds.). External possession. Amsterdam; Philadelphia: John Benjamins. P. 109-136.
Konig E. 2001. Internal and External Possessors // Haspelmath M. et al. (eds.). Language typology and language universals: an international handbook, Vol. 2. Berlin; New York. P. 370-379.
Konig E., Haspelmath M. 1997. Les constructions a posesseur externe dans les langues d’Europe // Feuillet J. (ed.). Actance et valance dans les langues de l’Europe. Berlin: Mouton de Gruyter. P. 525-606.
Levin B. 1993. English Verb Classes and Alternations: A Preliminary Investigation. Chicago: University of Chicago Press.
Podlesskaya V. I., Rakhilina E. V. 1999. External Possession, Reflexivization and Body Parts in Russian // Payne D. L., Barshi I. (eds.). External possession. Amsterdam; Philadelphia: John Benjamins. P. 505-522.
