CC BY
94
ФИЛОСОФИЯ И МЕТОДОЛОГИЯ ПРАВА
КОНСТИТУЦИЯ: ДИАЛЕКТИКА УНИВЕРСАЛЬНОГО И КОНТЕКСТУАЛЬНОГО
И.Л. Честнов
Кафедра теории и истории государства и права, Санкт-Петербургский юридический институт (филиал) Академии Генеральной прокуратуры Российской Федерации, Литейный пр., 44, Санкт-Петербург 191104, Российская Федерация (e-mail: [email protected]).
Автор показывает диалектику универсального и контекстуального применительно к пониманию конституции. Универсальный подход раскрывается на основе делиберативной теории Ю. Хабермаса. Несостоятельность данной теории, по мнению автора, обусловлена невозможностью коммуникации, свободной от принуждения. Коммуникативная теория Ю. Хабермаса не дает рационального ответа, кто и как формирует вопросы, выносимые на обсуждение общественности, как определяется наиболее обоснованная позиция.
Конституционный порядок конструируется механизмами господства. Конституция, с точки зрения автора, представляет собой политико-правовые принципы устройства социума. Эти принципы не могут не быть абстрактными. Их содержание определяется историческим и социокультурным контекстом. Поэтому невозможно универсальное содержательное определение конституции. Только некоторые общие принципы могут быть универсальными. Универсальность конституции и права в целом — это их социальное назначение. У всех народов и во все времена существовали и существуют конститутивные для соответствующего социума нормы. Для нормального функционирования рыночной экономики необходимыми — конститутивными — являются конституционные и гражданско-правовые нормы, закрепляющие право частной собственности, добровольность заключения договоров, запрет на монополию и др. Демократическая политическая система невозможна без норм, закрепляющих свободные и регулярно проводимые выборы, свободу средств массовой информации, многопартийность и др. Функциональное назначение конституции заключается в том, чтобы нормировать те взаимодействия между людьми как носителями социальных статусов, которые являются наиболее важными, жизненно необходимыми.
Универсальность конституции — это абстракция самого высокого порядка, выражающая априорные условия возможности существования человека и общества. Наполнить конституцию конкретным содержанием можно только в соответствующем историческом и социокультурном контексте.
8т Конституция, универсальность, контекстуальность, коммуникация, де-либеративная теория Ю. Хабермаса, социальный конструктивизм, дискурс-анализ.
Процессы, происходящие в современном мире, именуемом постиндустриальным, информационным социумом или обществом риска, характеризуются двумя разнонаправленными тенденциями: глобализацией и локализацией. Глобализация в правовой сфере — это универсализация, можно сказать, унификация политико-правовых институтов. Отсюда возникает соблазн всемирно-политических и глобально-правовых проектов, охватывающих все человечество. Одним из таковых является проект конституциона-лизации мира, или всемирной, общемировой конституции, восходящий к идее И. Канта о «вечном мире» во «всемирной республике». Его сторонником и пропагандистом является выдающийся немецкий философ и социолог Ю. Хабермас1. По его мнению, сегодня во весь голос заявила о себе тенденция «смены перспективы от классического международного права к политической конституции мирового общества», и это «уже не чисто мысленная конструкция. К такой смене перспективы сегодняшнее сознание вынуждает сама общественная реальность, в той мере, в какой функциональные системы воспринимаемого в стадии становления мирового общества пересекают национальные границы, возникают чрезвычайно большие расходы прежде невиданного порядка — и тем самым потребность в регулировании, которое превосходит существующие способности к политическому действию. Это касается не только неуравновешенности экономической части системы и беспрепятственно ускоряющейся после финансового кризиса 2008 года спекуляции. Аналогичная потребность в глобальном регулировании возникла также из-за экологической несбалансированности и рисков, связанных с высокими технологиями. С такими проблемными ситуациями мирового общества сегодня сталкиваются не отдельные государства или коалиции государств, а политика как таковая»2. Для решения этих и подобного рода про-
1 См.: Хабермас Ю. Эссе к конституции Европы. М., 2013; он же. Вовлечение Другого. Очерки политической теории. СПб., 2001. С. 277—331; он же. Расколотый Запад. М., 2008. С. 103—136; он же. Между натурализмом и религией. Философские статьи. М., 2011. С. 293—331.
2
Хабермас Ю. Эссе к конституции Европы. С. 87—88. ТРУДЫ ИНСТИТУТА ГОСУДАРСТВА И ПРАВА РАН 1/2017
блем и предлагается «всемирная конституция», создаваемая «гражданами мира и гражданами государств» и выражающая принципы «универсальной этики», воплощаемые в праве: недопущения «агрессивных войн и нарушений прав человека»3.
Не ставя под сомнение значимость изысканий, возможно, последнего великого философа, направленных, несомненно, на благую цель — недопущение в мире войн и нарушений прав человека, нельзя не высказать ряд критических замечаний по поводу перспектив такого проекта. Главная причина состоит в том, что универсальная содержательно определенная конституция, с нашей точки зрения, невозможна в принципе.
Конституция, при «минимальном» ее определении, представляет собой политико-правовые принципы устройства социума. «Всякий постоянный общественный союз нуждается в устройстве, — писал Г. Еллинек, — согласно которому выражалась бы и приводилась в исполнение его воля, отграничивалась бы область его деятельности, определялось бы положение членов в союзе и их взаимные отношения. Подобное устройство носит название конституции. Таким образом, у каждого государства имеется своя конституция. Государство, лишенное конституции, было бы анар-хией»4. По мнению К. Шмитта, конституция «в абсолютном смысле может прежде всего означать реальный способ бытия, присущий всякому политическому единству»5. Приведенные высказывания подтверждают идею, сформулированную автором этих строк несколько лет назад, а именно: конституция в антропологическом смысле существует в любом обществе и представляет собой нор-
3 «Если сообщество народов ограничивается деятельностью по обеспечению мира и защите прав человека, — пишет Ю. Хабермас, — то солидарность граждан мира, в отличие от солидарности граждан государства, не нужны «сильные» нравственные установки, практики общей политической культуры и жизненных форм. Для солидарности граждан мира достаточно созвучия морального возмущения массовыми нарушениями прав человека и очевидным пренебрежением к запрету на агрессивные военные действия. Для объединения общества граждан мира достаточно единства чувства в негативных оценках массовой преступности. Однозначные негативные функции универсалистской этики справедливости — обязанность недопущения агрессивных войн и нарушений прав человека — задают в конечном счете и шкалу для правовых суждении международных судебных институтов и политических решений ООН» (Хабермас Ю. Расколотый Запад. С. 133).
4 Цит. по: Хрестоматия по конституционному праву: Учеб. пособие. Т. 1 / Сост. H.A. Богданова и Д.Г. Шустров. СПб., 2012. С. 483.
5 Там же. С. 653.
мы, которые закрепляют принципы его (общества) организации6. Однако могут ли эти нормы или принципы права быть содержательно универсальными в условиях мультикультурализма, неустранимого многообразия форм и способов социальной, в том числе и политико-правовой, организации человечества? Признание того, что минимальное разнообразие необходимо для выживания любой системы, вынуждает не согласиться с теми авторами, которые видят будущее международного права и «всемирной конституции» в тех правилах, которые устанавливает сверхдержава (если она есть), в идеале — неся либеральную миссию7.
Невозможность содержательной и одновременно универсальной всемирной конституции вытекает также из принципа неопределенности, присущего (пост)современному мировоззрению. Социальная реальность (включая, конечно, и правовой ее момент, аспект), определяемая социальными представлениями, принципиально вероятностна, нестабильна и сложна, подвержена рискам саморазрушения. Человеческое познание всегда неполно, оно не является «зеркалом Природы» (термин Р. Рорти), а опосредовано множеством факторов, в том числе социокультурным контекстом, в связи с чем принцип научной объективности познания трансформируется в интерсубъективность. Поэтому достижение всеобщего блага — о чем мечтали мыслители эпохи Просвещения — оказывается нереализуемым. Собственно в этом — признании «погрешимости» научных изысканий и неустранимости исторического и социокультурного контекста из научного познания — и состоит переход науки от классической стадии ее эволюции к неклассической и пост(не)классической.
В такой ситуации неопределенности (комплексности, контин-гентности, перманентной нестабильности) в качестве средства
6 См.: Честнов И.Л. Философско-правовые проблемы конституционализма //Актуальные проблемы конституционного права: Учебник для вузов. Ч. 1 / Под ред. В.П. Журавлева, А.Э. Чернокова. СПб., 2012. С. 5—67; он же. Онтология конституционализма: диалого-антропологический подход // Философия права и конституционализм. Материалы четвертых философско-правовых чтений памяти академика В.С. Нерсесянца. Москва, 2 октября 2009 г. / Под ред. В.Г. Графского, М.М. Славина. М., 2010. С. 145—159.
7
Подробнее см.: Хардт М., Негри А. Империя. М., 2004. Эту перспективу не исключает, не являясь ее сторонником, и Ю. Хабермас, отмечая «определенный дальтонизм» Канта — его аисторизм и «равнодушие к проблеме культурных различий, заостренной ранними романтиками» (Хабермас Ю. Расколотый Запад. С. 135).
если не преодоления ее, то, по крайней мере, снижения, выступает теория и практика коммуникации. Так, Ю. Хабермас, понимая невозможность универсального содержательного обоснования социальных норм, формулирует коммуникативную концепцию социальной нормативности, основанную на формальной, дискурсивной, делиберативной рациональности. «Основное положение этики дискурса, — пишет мыслитель, — запрещает особо выделять, ссылаясь на философский авторитет, какие-либо моральные содержания (например, определенные принципы справедливого распределения) и раз и навсегда закреплять их средствами морали»8. Тем самым обосновывается, что социальные и, следовательно, правовые нормы, включая, несомненно, и конституционные, притязают не на истину, а на социальную значимость, проявляющуюся через их принятие или признание универсальной аудиторией. При этом «универсальность аудитории» является лишь потенциальной, так как предполагается, что любой желающий может — но не обязан — принять участие в обсуждении (делиберации) и формировании нормы. «Каждая действенная норма должна удовлетворять тому условию, что прямые и побочные действия, которые общее следование ей возымеет для удовлетворения интересов каждого отдельного индивида, могут быть без какого бы принуждения приняты всеми, до кого она имеет касательство»9.
Условием, обеспечивающим признание нормы, претендующей на значимость, по мнению Ю. Хабермаса, является принцип универсализации — «идеальная языковая ситуация», в рамках которой происходит одобрение нормы со стороны всех затрагиваемых ее лиц. К условиям процесса коммуникации он причисляет иммунитет против подавления и неравенства, симметричность коммуникации, руководство одним мотивом — мотивом совместного поиска истины и, наконец, допущение идеального «неограниченного коммуникативного сообщества».
В полном соответствии с идеей социального конструктивизма тем самым утверждается, что конституция не есть некая данность, вытекающая из «природы вещей», открываемой «законодательным Разумом», а, как и любой социальный институт, представляет собой социальный конструкт, результат социального конструиро-
8
Хабермас Ю. Моральное сознание и коммуникативное действие. СПб., 2001. С. 182.
9 Там же. С. 179.
вания власти. Однако на этом мое согласие с влиятельной теорией делиберативного конституционализма заканчивается.
Дело в том, что концепция делиберативного (коммуникативного, процедурного) обоснования конституции Ю. Хабермаса сегодня представляется не более чем утопией. «Идея, будто может существовать состояние коммуникации, — указывал М. Фуко, — которая будет такова, что игры истины смогут циркулировать в ней без препятствий, без давления и последствий принуждения, на мой взгляд, принадлежит к порядку утопии»10. Более того, современная государственная рациональность, по изысканиям М. Фуко, коренится в теории государственного интереса, состоящего в самосохранении, и концепции полиции как тотальном управлении всей жизнедеятельностью человека. Кто формирует «повестку дня» предельно широкого — универсального — политического форума, на котором происходит выработка конституционных норм; кто селектирует те позиции, которые достойны обсуждения; по каким критериям происходит определение «победителя» в конкурентной борьбе идей, на этом форуме представленных? На эти вопросы де-либеративная теория вразумительные ответы дать не в состоянии.
С позиций критического дискурс-анализа (Э. Лаклоу, Ш. Муфф, Н. Фэркло и др.), конституционный порядок как продукт социального контроля конструируется механизмами господства, которые включают, по мнению С. Люкса, «внедрение представлений (и последующий надзор за их укоренением) о сексуальной и ментальной "нормальности", о стандартах моды и мифах красоты, а также о гендерных ролях и возрастных категориях и, кроме того, об идеологических границах — например, между приватным и публичным, рыночным и нерыночным; это также бесчисленные формы и способы подавляющего навязывания стереотипов, форматирования и подачи информации в масс-медиа и в политических кампаниях и проч.»11.
Таким образом, содержательная универсальность конституции вообще и конституции «всемирной республики» невозможна. Но означает ли это невозможность универсальности конституции и права вообще? Поспешным был бы радикально отрицательный ответ на этот вопрос.
10 Фуко М.Интеллектуалы и власть: Избранные политические статьи, выступления и интервью. Ч. 1. М., 2002. С. 266.
11 Льюкс С. Власть: Радикальный взгляд. М., 2010. С. 176.
Для того чтобы разобраться в нем, необходимо проанализировать диалог универсального и контекстуального, релятивного в праве. Существует ли универсальное право (а значит, и конституция) и представление о его общих — для всех времен и народов — признаках? Иными словами, есть ли нечто общее, что свойственно явлениям и процессам, именуемым юридической теорией (точнее — теориями или различными концепциями права) термином право (конституция), с учетом его исторической изменчивости, культурной обусловленности и многогранности? Если оно есть, то как реализуется в единичном — юридически значимых действиях людей?
Мировоззрение, господствующее со второй половины ХХ в. и до наших дней, казалось бы, не дает оснований для положительного ответа на вопрос о возможности универсального права.
Признавая справедливость идей, сформулированных многими известными учеными относительно контекстуальности, релятивности права, в то же время заметим, что в любом социуме имеются нормы, которые обеспечивают его воспроизводство. Это конститутивные для экономики, политики и других интеракций, из которых складывается общность людей, нормы, без которых эти общественные отношения (интеракции и их ментальные образы) не смогут нормально функционировать. Например, без закрепления права частной собственности невозможна нормальная рыночная экономика; без нормы, устанавливающей правила проведения свободных выборов невозможна демократическая политическая система; без запрета убийств в какой-либо форме (хотя бы обычаем кровной мести) ни один социум не в состоянии выжить. Проблема их выявления — одна из насущных для теории права. Сегодня невозможно сформулировать универсальные содержательные критерии их экспликации, тем более что наука не в состоянии описать и объяснить объект исследования полностью, целиком, аподиктично. Но это не означает, что их нет. Для их обнаружения требуется социолого-пра-вовое исследование данного конкретного социума, призванное зафиксировать, в том числе «качественными методами», широко распространенные, многократно используемые и положительно оцениваемые нормы (правила) и практики их использования в повседневной жизнедеятельности как правоприменителями, так и обывателями, их легитимность и эффективность.
Таким образом, универсальность права (и конституции) — это его социальное назначение. У всех народов и во все времена существовали и существуют конститутивные для соответствующего со-
циума нормы. Они-то и должны, как представляется, именоваться правом. Иными словами, правовыми, с этой точки зрения, могут быть названы только такие нормы, закрепленные в соответствующих формах (источниках), которые объективно являются функционально значимыми — обеспечивают как минимум выживание, а как максимум — достижение желаемого уровня функционирования социума, а сегодня — всего человечества12. Так, ни одно общество не может обойтись без уголовно-правовых запретов убийства, кражи, грабежа и других преступлений mala in se13. Для нормального функционирования рыночной экономики необходимыми (конститутивными) являются конституционные и гражданско-правовые нормы, закрепляющие право частной собственности, альтернативность форм собственности, добровольность заключения договоров, запрет на монополию и др. Для демократической политической системы невозможно обойтись без норм, регулирующих свободные и регулярно проводимые выборы, свободу средств массовой информации, многопартийность и т.д. Конечно, выявить функциональную значимость отдельных норм достаточно проблематично, тем более что многие нормативные правовые акты занимают «нейтральное» положение по отношению к сформулированному критерию14. Но можно выявить «неправовые» нормы (точ-
12
Интересно, что это положение вполне согласуется с идеями таких ученых-юристов, как Г. Харт и Л. Фуллер. «Минимум естественного права» Г. Харта, по сути, есть проявление «естественного закона» — стремление всех живых существ к выживанию, самосохранению. «Чтобы поднять... вопрос о том, как люди должны жить вместе, мы должны исходить из того, что их целью в общем-то и является жить» (Харт Г.Л.А. Понятие права. СПб., 2007. С. 194). Л. Фуллер полагал, что не выживание составляет цель всех человеческих существ, а «поддержание коммуникации» (Фуллер Л.Л. Мораль права. М., 2007. С. 221). Следует заметить, что для поддержания коммуникации необходимо «трансцендентное» условие — наличие социума. Поэтому обеспечение его самосохранения является более фундаментальным принципом по сравнению с поддержанием коммуникации.
13
При этом неважно, в какой форме эти нормы закрепляются — законодательства, религиозных максим, обычаев и т.д. Главное, что без них в обществе восторжествует анархия, и оно прекратит свое существование.
14 т
Так, «нейтральными» можно считать многие процессуальные или организационные нормативные правовые акты, закрепляющие процедуры и структуру органов государственной власти, для которых важно само по себе единообразие порядка деятельности. Не так важно, по какой стороне должен двигаться автотранспорт — по правой либо, как в Англии или Японии, по левой. Важно, чтобы движение было по одной стороне, что и является функционально значимым для дорожного движения.
нее — статьи нормативных правовых актов), например, по таким косвенным признакам, как распространенность, многократное использование и положительная оценка. Если правило поведения по какой-то причине не распространено среди широких слоев общества, не используется (применяется) правоприменителем и (или) населением и отрицательно оценивается общественным правосознанием, то такая статья нормативного правового акта или целый нормативный правовой акт не обладает функциональной значимостью и не может считаться нормой права.
Универсальность конституции — это абстракция самого высокого порядка как априорные условия возможности существования человека, общества, права. Наполнить ее конкретным содержанием можно только в соответствующем историческом и социокультурном контексте. Функциональное назначение конституции, с нашей точки зрения, состоит как раз в том, чтобы нормировать (устанавливать рамки, границы) те взаимодействия между людьми, носителями социальных статусов, которые являются наиболее важными, жизненно необходимыми. Взаимность признания прав и обязанностей — сущностный признак права для А.В. Полякова — может быть таковым, если это взаимное признание не приводит к социальной или экологической катастрофе, в противном случае некому будет признавать друг друга и вступать в правовые коммуникации15. В так понимаемой функциональной значимости права, с моей точки зрения, коренится трансцендентный16, сущностный признак права, отличающий право от других социальных норм. Очевидно, что взаимное признание правил этикета не относится к праву, хотя взаимность в них ничуть не меньше, чем в реализации многих нормативных правовых актов. Но их нарушение не приведет к деградации, аномии в обществе, а вот отсутствие норм (образцов поведения, реализуемых в практиках) рыночной конкуренции или свободных выборов приводит к деградации рыночной экономики и демократической политической системы.
15 Можно ли полагать сущностью, назначением права взаимное признание прав и обязанностей? А для чего, собственно, это необходимо? Как минимум, для удовлетворения человеческих потребностей. Но потребности будут удовлетворены только в том случае, если механизмы и условия их удовлетворения будут воспроизводиться снова и снова, т.е. будет обеспечено нормальное функционирование общества.
16 Почему трансцендентный? Потому что он находится за пределами права — в обществе.
Поэтому не все социальные нормы объективно выполняют функцию социальной интеграции, как полагает, например, Н.В. Варла-
17
мова , а только некоторые — которые и следует именовать правовыми.
БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЙ СПИСОК
Варламова Н.В. Нормативность права: проблемы интерпретации // Труды Института государства и права РАН. 2013. № 4. С. 76—115.
Варламова Н.В. Специфика правового общения в системе социального взаимодействия // Правовое общение. Постановка проблемы: монография / Под ред. Л.С. Мамута. М.: Юрлитинформ, 2012. С. 4—29.
Льюкс С. Власть: Радикальный взгляд. М.: Изд. дом Гос. ун-та — Высшей школы экономики, 2010. — 240 с.
Фуко М. Интеллектуалы и власть: Избранные политические статьи, выступления и интервью. Ч. 1. М.: Праксис, 2002. — 384 с.
Фуллер Л.Л. Мораль права. М.: ИРИСЭН, 2007. — 308 с.
Хабермас Ю. Вовлечение Другого. Очерки политической теории. СПб.: Наука, 2001. — 417 с.
Хабермас Ю. Между натурализмом и религией. Философские статьи. М.: Издательство «Весь Мир», 2011. — 336 с.
Хабермас Ю. Моральное сознание и коммуникативное действие. СПб.: Наука, 2001. — 380 с.
Хабермас Ю. Расколотый Запад. М.: Издательство «Весь Мир», 2008. — 192 с.
Хабермас Ю. Эссе к конституции Европы. М.: Издательство «Весь Мир», 2013. — 144 с.
Хардт М, Негри А. Империя. М.: Праксис, 2004. — 440 с.
Харт Г.Л.А. Понятие права. СПб.: Издательство С.-Петерб. ун-та, 2007. — 302 с.
Хрестоматия по конституционному праву: Учеб. пособие. Т. 1: История, теория и методология конституционного права. Учение о конституции / Сост. H.A. Богданова, Д.Г. Шустров. СПб.: Изд. дом «Алеф Пресс», 2012. — 858 с.
Честнов И.Л. Онтология конституционализма: диалого-антропологи-ческий подход // Философия права и конституционализм. Материалы
17
См.: Варламова Н.В. Специфика правового общения в системе социального взаимодействия // Правовое общение. Постановка проблемы / Под ред. Л.С. Мамута. М., 2012. С. 4—5; она же. Нормативность права: проблемы интерпретации // Труды Института государства и права РАН. 2013. № 4. С. 76.
четвертых философско-правовых чтений памяти академика В.С. Нерсе-сянца. Москва, 2 октября 2009 г. / Под ред. В.Г. Графского, М.М. Славина. М.: Институт государства и права РАН, 2010. С. 145—159.
Честнов И.Л. Философско-правовые проблемы конституционализма // Актуальные проблемы конституционного права: Учебник для вузов. Ч. 1 / Под ред. В.П. Журавлева, А.Э. Чернокова. СПб.: ИВЭСЭП, 2012. С. 5—67.
CONSTITUTION: THE DIALECTIC OF THE UNIVERSAL AND THE CONTEXTUAL
Ilya L. Chestnov
Theory and History of State and Law Department, Saint-Petersburg Law Institute (Branch), Academy of the Office of the Prosecutor General of the Russian Federation, 44 Liteyny Prosp., St. Petersburg 191104, Russian Federation (e-mail: [email protected]).
The author attempts to demonstrate the dialectics of the universal and the contextual approaches in constitutional analysis. The universal approach is set out in connection with the Jurgen Habermas deliberative theory and its communicative concept. The author suggests that communicative theory rests on a false foundation due to the fact that there can never be communications that are completely free from the oppression. Furthermore, he notes that the theory fails to offer rational answers to key questions about the issues that are brought to public debate such as who will make their determinations and how these determinations will be produced in order to identify the best reasonable decision.
Constitutional order implies and is built by the mechanisms of dominance. In author's view Constitution is intended to be a statement of some political and legal principles of social order which should be abstract. Their content depends on the society's historical and cultural context. While the content of the constitution can't be universal, some of its underlying principles should be.
The social purpose inherent in every constitution is considered to be the single reason for constitutional universality. People have been creating constituent norms to the establishment of social order continuously throughout human history. Constituent norms are essential for the functioning of market economy, particularly those designed to protect property, free will of contracting parties and to prohibit monopoly. No democratic system should exist without the norms which provide free elections hold at reasonable intervals, free mass media, multiparty system. The function of the constitution is to regulate the most vital interactions in the society among individuals according to their legal status.
Universality of constitution is an abstract and high ranked concept which implies the presence of a priori terms of personal existence within a society. The constitution is filled with content and becomes meaningful within its larger historical and socio-cultural context.
8т Constitution, universality, contextuality, communication, deliberative theory of Jürgen Habermas, social constructivism, discourse analysis.
REFERENCES
Chestnov I.L. Filosofsko-pravovye problemy konstitutsionalizma [Philosophical and Legal Problems of Constitutionalism]. Aktual'nye problemy konstitutsionnogo prava: Uchebnik dlya vuzov [Topical Problems of Constitutional Law: the Textbook for High Schools] (V.P. Zhuravlev & A.E. Chernokov eds.). Part 1. St. Petersburg: IVESEP, 2012, pp. 5—67 (in Russ.).
Chestnov I.L. Ontologiya konstitutsionalizma: dialogo-antropologicheskii podkhod [Ontology of Constitutionalism: Dialogical and Anthropological Approach]. Filosofiya prava i konstitutsionalizm: Materialy chetvertykh filosofsko-pravovykh chteniipamyati akademika V.S. Nersesyantsa [Philosophy of Law and Constitutionalism: Materials of the Fourth Philosophical and Legal Readings in Memory of Academician V.S. Nersesyants]. Moscow, October 2, 2009 (V.G. Grafskii & M.M. Slavin eds.). Moscow: Institute of State and Law, RAS, 2010, pp. 145—159 (in Russ.).
Fuller L.L. Moral'prava [The Morality of Law]. Moscow: IRISEN, 2007, 308 p. (in Russ.).
Foucault M. Intellektualy i vlast: Izbrannyepoliticheskie stat'i, vystupleniya i interv'yu [Intellectuals and Power: Selected Political Articles, Speeches and Interviews]. Part 1. Moscow: Praksis, 2002, 384 p. (in Russ.).
Habermas J. Esse k konstitutsii Evropy [Essay Towards a Constitution for Europe]. Moscow: Izdatel'stvo "Ves' Mir", 2013, 144 p. (in Russ.).
Habermas J. Vovlechenie Drugogo: Ocherki politicheskoi teorii [The Inclusion of the Other: Studies in Political Theory]. St. Petersburg: Nauka, 2001, 417 p. (in Russ.).
Habermas J. Mezhdu naturalizmom i religiei: Filosofskie stat'i [Between Naturalism and Religion: Philosophical Essays]. Moscow: Izdatel'stvo "Ves' Mir", 2011, 336 p. (in Russ.).
Habermas J. Moral'noe soznanie i kommunikativnoe deistvie [Moral Consciousness and Communicative Action]. St. Petersburg: Nauka, 2001, 380 p. (in Russ.).
Habermas J. Raskolotyi Zapad [The Divided West]. Moscow: Izdatel'stvo "Ves' Mir", 2008, 192 p. (in Russ.).
Hardt M., Negri A. Imperiya [Empire]. Moscow: Praksis, 2004, 440 p. (in Russ.).
Hart H.L.A. Ponyatie prava [The Concept of Law]. St. Petersburg: Izdatel'stvo S.-Peterb. un-ta, 2007, 302 p. (in Russ.).
Khrestomatiya po konstitutsionnomu pravu: Ucheb. posobie. In 3 vol. Vol. 1: Istoriya, teoriya i metodologiya konstitutsionnogo prava. Uchenie o konstitutsii
[Constitutional Law Reader: Manual. Vol. 1: History, Theory and Methodology. Constitutional Theory] (N.A. Bogdanova & D.G. Shustrov eds.). St. Petersburg: Izd. dom "Alef Press", 2012, 858 p. (in Russ.).
Lukes S. Vlast': Radikal'nyi vzglyad [Power: a Radical View]. Moscow: Izd. dom Gos. un-ta Vysshei shkoly ekonomiki, 2010, 240 p. (in Russ.).
Varlamova N.V. Normativnost' prava: problemy interpretatsii [The Normative Substance of Law: Problems of Interpretation]. Trudy Instituta gosudarstva i prava RAN [Proceedings of the Institute of State and Law of the RAS], 2013, no. 4, pp. 76—115 (in Russ.).
Varlamova N.V. Spetsifika pravovogo obshcheniya v sisteme sotsial'nogo vzaimodeistviya [The Specifics of Legal Communication in the System of Social Interaction]. Pravovoe obshchenie. Postanovka problemy: monografiya [Legal Communication. Statement of the Problem: Monograph] (L.S. Mamut ed.). Moscow: Yurlitinform, 2012, pp. 4—29 (in Russ.).
