CC BY
40
П. У. Кузнецов
КОНСТИТУЦИОННЫЕ ПОНЯТИЯ ИНФОРМАЦИОННОЙ СФЕРЫ КАК ЦЕННОСТИ МЕТОДОЛОГИЧЕСКОГО ПОРЯДКА
В информационном обществе важную роль призваны играть правовые ценности, закрепляемые в конституции государства. Они представляют собой фундамент правового регулирования отношений в информационной сфере. Автор отстаивает точку зрения, что ценности в юриспруденции всегда терминологически выражены, закрепляются в форме категорий и понятий, которые отражают их генеральную сущность.
Используемый автором аксиологический подход позволяет рассматривать конституционные понятия и категории как элементы мыслительной деятельности человека. Исследуется ценностная и методологическая сущность таких конституционных категорий, как информационная свобода, неприкосновенность частной жизни, безопасность и др. Анализируется роль Конституционного Суда РФ в толковании данных категорий применительно к правоотношениям в информационной сфере. Показано, как те или иные конституционные ценности выступают ограничителями конституционных прав и свобод человека и гражданина.
Автор обращает внимание на то, что в ряде случаев юридическая терминология, связанная с использованием вычислительной техники и систем телекоммуникации, вводилась в оборот ситуативно, без учета ценностного и методологического потенциала соответствующих понятий и категорий.
Ключевые слова: конституционные ценности, мыслительная деятельность, конституционные понятия и категории, свобода информации, информационная безопасность, информация о частной жизни, персональные данные
Ценности в системе координат социума не сводятся к материальным и духовным благам, потребностям и интересам, хотя имеют самое существенное значение для жизни человека и общества. Они находятся в смыслообразую-щей области человеческой деятельности, поэтому ценностная сфера, несомненно, обладает статусом социально значимой для деятельности людей в обществе [Введение в философию 2003: 491]. В философской литературе подчеркивается, что ценности «составляют область объективного духа как вместилища всех возможных целей и смыслов человеческой жизнедеятельности» [Краткий философский словарь 2009: 436-437].
В национальном правовом пространстве установленные и защищаемые Конституцией РФ ценности, т. е. общественные блага, имеют фундаментальное, всеобщее правовое значение. Сущность конституционных ценностей заключается в том, что они устанавливают исходные начала пользования материальными и нематериальными благами [Маврин 2012: 3-4].
Нормативно-правообразующее значение конституционных ценностей состоит в том, что с их помощью Конституционный Суд РФ выявляет и оценивает правовые модели организации тех
или иных сфер общественных отношений, преодолевает пробелы и дефекты в правовом регулировании и одновременно определяет тенденции развития конституционных отношений, обосновывает конституционную стратегию совершенствования законодательства по направлениям, попавшим в сферу конституционного нормоконтроля [Бондарь 2009: 3].
Конституционные ценностные положения (в том числе понятия и категории) как правовой инструментарий конституционности особого качества являются конституционными основаниями права [Зорькин 2013: 15], поскольку они не только концентрируют в себе правовые основы жизни страны, но и служат фундаментом стратегии ее развития и мировоззрения граждан. Эта позиция имеет большое методологическое значение, поскольку общеправовые понятия и категории конституционного права выступают важным средством обеспечения единства российского права. Их отраслевые трансляция и конкретизация должны либо сохранять то же значение, либо не искажать их конституционный смысл [Конституционное право России 2008: 16].
Следовательно, общеправовые категории и понятия, в которых отражаются признаки кон-
ОБРАЗОВАНИЕ ПРАКТИКА НАУКА
ституционного состояния явлении жизни, наполняются новым методологическим содержанием, имеющим значение для всех отраслеИ права.
Конституционные ценности терминологически всегда выражены в форме понятий и категории. Отметим, что словесное оформление конституционных ценностей должно обладать смысловым единством и системностью, поскольку в концентрированном виде выражает еще и цивилизационные явления.
Например, идея информационной свободы в свое время была закреплена в ст. 19 Всеобщей декларации прав человека 1948 г.: «Каждый че-
Терминологическое оформление процессов внедрения и использования сложной вычислительной техники и систем телекоммуникации на протяжении многих лет проходило ситуативно
ловек имеет право на свободу убеждений и на свободное выражение их; это право включает свободу беспрепятственно придерживаться своих убеждений и свободу искать, получать и распространять информацию и идеи любыми средствами и независимо от государственных границ». Названная норма стала основой включения в Конституцию РФ права на информацию как ценности современного общества. А. Г. Лисицын-Светланов в связи с этим подчеркивает, что во Всеобщей декларации прав человека и других международных документах действительно зафиксированы вневременные ценности, без которых невозможно нормальное развитие человеческого общества [Лисицын-Светланов 2009: 8].
Не исключено, что отдельные конституционные положения стали следствием компромиссов (например, ч. 4 ст. 15 Конституции РФ о соотношении национальной правовой системы и общепризнанных принципов и норм международного права). Сказанное в первую очередь касается конституционной конструкции о приоритете положений норм международного права, если они устанавливают иные правила, чем предусмотренные законом РФ. Приведенное конституционное положение приобрело особую актуальность в последние годы, когда под разными предлогами в условиях глобализации принципы и нормы международного права стали подменяться так называемыми стандартами. Как правильно отмечает В. Д. Зорькин, назрел кризис баланса национальных и общемировых правовых стандартов. И далее: «Здесь можно согласиться с теми исследователями, которые по-
лагают, что глобализация ведет к формированию не единого мирового гражданского общества (во всяком случае, не какого-то однородного образования), а более сложного и многосоставного комплекса согласованных или, по крайней мере, согласуемых правовых систем, точнее, национальных и цивилизационных стандартов права и прав человека» [Зорькин 2014: 14].
Н. С. Бондарь [2009: 1-2] верно полагает, что методологическую ценность конституционных положений, в том числе понятий и категорий, необходимо рассматривать:
с общетеоретических позиций конституционной аксиологии - для выявления сущности, содержания и системы конституционных ценностей, характера их влияния на судебно-правовую практику;
в прагматически-прикладном плане, т. е. как элемент не только аксиологии, но и конституционной праксиологии - для разработки инструментария по применению органами конституционного правосудия конституционных ценностей при решении конкретных дел.
Здесь следует остановиться на формальнологическом смысле вводимых в правовой оборот конституционных понятий и категорий, используемых применительно к отношениям в сфере информации. Какое значение этот смысл имеет для науки и законодательной практики и каково значение методологического аспекта рассматриваемого вопроса?
Известно, что многие понятия, используемые в информационной сфере, вошли в правовой оборот если не случайно, то во многом в результате сложившейся практики информатизации нашей жизни. Терминологическое оформление процессов внедрения и использования сложной вычислительной техники и систем телекоммуникации на протяжении многих лет проходило ситуативно и без строгого осмысления вводимых в наш лексикон слов и словосочетаний.
Плохо это или хорошо - трудно сказать. Скорее, это проявление закономерности процесса информатизации жизни. Термины выбирались практикой без их адаптации к общественным реалиям, без их строгого анализа и когнитивной обработки применительно к нормотворче-ской деятельности. Этот процесс осложнялся еще и тем, что многие слова, имеющие иноязычное происхождение, в русскоязычную практику переносились без перевода. И реальная человеческая деятельность, хотя и с трудом, но все же воспринимала такие сложные технические слова из области физики и математики. Да и сейчас эта практика продолжается.
Однако заметим, что термин (лат. termi-пит - граница, предел, конец чего-либо) есть
слово или словосочетание естественного языка, обозначающее предмет, объект или их свойства. Термин должен соответствовать строго определенному понятию науки, техники и других сфер знания, деятельности [Кондаков 1971: 518].
В отличие от термина, в котором сущность предметов и явлений проявляется только в схеме и строгих формальных рамках, понятие имеет более содержательное логическое основание. Как известно, у понятия есть два значения. В первом значении это один из существенных элементов мыслительного процесса, а во втором - мыслимая абстракция, включающая многие качественные стороны и признаки предметов и явлений. Оба эти значения имеют глубинные смысловые методологические основания. Более того, они тесно связаны между собой, взаимозависимы и дополняют друг друга. От правильного выбора понятий в науке и практике зависят ясность и точность всей системы рассуждений.
В правовой науке понятие чаще рассматривается как результат мыслительного процесса (абстракция) [Черданцев 2015: 39]. Толковый словарь русского языка С. И. Ожегова тоже трактует понятие как логически оформленную общую мысль о классе предметов и явлений.
Понятие - это общее имя, имеющее относительно ясное и устойчивое содержание и сравнительно четко очерченный объем. Оно характеризуется содержанием (совокупностью существенных признаков) и объемом (предметами, мыслимыми в понятии) [Черданцев 2015: 40]. Понятие в данном случае рассматривается как результат абстрагирования общих свойств и отношений предметов и явлений с помощью отличительных и существенных признаков [Рузавин 1997: 36].
В контексте настоящего исследования хотелось бы рассмотреть понятие в первом его значении, т. е. как элемент самой мыслительной деятельности, процесса познания наряду с другими элементами - суждением и умозаключением. Хотя, конечно, в рамках отдельной статьи трудно описать все многообразие правовых смыслов мыслительной деятельности. Сознавая сложность успешного решения этой задачи, сделаем только попытку к нему приблизиться.
Основываясь на выводах ученых, внесших особый вклад в теорию мышления (П. К. Анохин, Л. С. Выготский, А. Н. Леонтьев и др.), отметим, что мыслительный процесс обычно рассматривается как овладение человеком системой исторически выработанных знаний, зафиксированных в значениях слов. Постепенно он совершает все более сложные мыслительные
действия и операции со словами, усваивая их смысл и значение, оценивает их пригодность для использования. «Познавательный результат таких действий, отражаемый в словесной форме, приобретает характер, резко отличающий его от результатов непосредственно чувственного отражения... Будучи передаваем в процессе речевого общения другим людям, он входит в систему знаний, составляющих содержание сознания коллектива, общества. При этом формирующиеся у отдельных людей представления, понятия, идеи подвергаются отбору и уточнению в соответствии с критерием уже не индивидуальной практики, неизбежно узко ограниченной и подверженной влиянию случайности, а несоизмеримо более широкой и богатой практики общественной» [Леонтьев 1972: 96].
Описанные мыслительные операции соединяют внутреннюю мыслительную деятельность и внешнюю среду [Леонтьев 1972: 104], активно влияющую на формирование внутренней информационной картины (совокупность ее понятий) отдельного человека.
Понятие представляет собой когнитивный портал коммуникации человека с окружающим миром, одно из важных средств и даже механизмов этой коммуникации. И от того, как настроен этот механизм, от того, каковы его ресурсные запасы, зависит и качество жизни человека. Если понятийный ресурс достаточно полный, ясный, то человеку легче ориентироваться в жизни, особенно в правовой сфере. И наоборот, если когнитивный запас человека ограничен либо в его ресурсной базе заложены сложные и непонятные ему правовые обозначения, то он ограничен в деятельной жизни и развитии.
Для нас особо важна когнитивная деятельность членов законодательных органов, поскольку именно они участвуют в формировании правовых понятий и наделении их определениями. В результате их мыслительной деятельности законодательство наполняется правовыми смыслами, отсюда такая деятельность носит название правообразующей, т. е. оформляет нашу жизнь в правовую форму. Законодатель формирует тот самый понятийный ресурс качества жизни. Отсюда и выдвигаемые к нему требования высокого правосознания, культуры правовой мысли, предполагающей сообразова-ние законодательного формирования правовой реальности с «действительным образом происходящего» [Малинова 2016: 45].
Наконец, представители правоприменительной сферы также формируют и настраивают свой понятийный коммуникативный ресурс в контексте взаимодействия государственных органов с гражданами и обществом.
ОБРАЗОВАНИЕ ПРАКТИКА НАУКА
Об этом необходимо помнить при формировании терминологии и понятийного аппарата человеческой деятельности на уровне права и законодательства. Термины и понятия, вводимые в правовой оборот, особенно на законодательном уровне, выполняют прежде всего функцию названного когнитивного портала, связывающего правоприменителя и обычного человека. В силу этого они принимают еще и значение основания правосознания и правовой культуры. С их помощью все субъекты ориентируются в пространстве правоотношений, благодаря чему определяется «фарватер» развития общества в правильном направлении.
Однако вернемся к ценностям и понятиям Конституции РФ. Аксиологический анализ установленных и защищаемых Конституцией РФ ценностей, оформляемых терминами и понятиями, необходим, поскольку они имеют фундаментальное значение для правового обустройства информационной сферы, особенно такие, как суверенитет, безопасность, жизнь, здоровье, свобода, нравственность, частная жизнь и ее неприкосновенность. Но ведь названные категории имеют общее социокультурное значение и на конституционный уровень они возвышены в силу верховенства права [Зорькин 2014]. Для информационной сферы они особо значимы, поскольку в условиях развития глобального информационного общества преломляются сквозь его преимущества, вызовы и угрозы.
Отраслевое же использование конституционных категорий и понятий, как подчеркивает В. Е. Чиркин, ориентируется на генеральную сущность явлений, которые в них отражены. «Генеральная конституционная сущность явления, отраженная в его термине, как правило, социально нейтральна, хотя само конкретное явление, регулируемое нормами конституционного права, может иметь явно выраженное политическое или социальное содержание» [Чиркин 2013: 27]. Конституционные понятия и категории следует признать общеправовыми, поскольку в разных отраслях права они соответствующим образом конкретизируются, при этом их отраслевая трансляция (повторим) должна либо сохранять те же значения, либо не искажать их конституционный смысл [Конституционное право России 2008: 16].
Как же происходит трансформация названных категорий в термины и понятия информационного пространства человеческой деятельности?
Преимущественно развитие терминологической основы информационной сферы проходит сложный путь ситуационно-рационального использования сложных технических терминов и
внесения их в тексты официальных документов и нормативных правовых актов. Об этом свидетельствует язык федеральных законов в области информатизации («Об информации, информационных технологиях и о защите информации», «Об электронной подписи», «О связи» и др.). Законы, а особенно подзаконные акты буквально наполнены сложными техническими терминами и понятиями, дефиниции которых весьма трудны для восприятия и толкования.
Нередко в легальных определениях грубо нарушаются законы логики, по которым должны формулироваться правила и требования к фиксации текста дефиниции, в частности правило отражения в определении существенных предметных признаков и оптимальности объема понятий [Черданцев 2015: 47-72]. Ярким примером нарушения этих правил и наличия логических дефектов является состоящее из 110 слов определение термина «электронные денежные средства» в Федеральном законе от 27 июня 2011 г. № 161-ФЗ «О национальной платежной системе». Современные приемы юридической техники при включении в правовое поле сложных технических и технологических терминов законодатель использует нечасто, поэтому субъекты, применяющие право, да и обычные граждане воспринимают их с огромным трудом.
Думается, что корень названной проблемы лежит в том, что законодатель не в полной мере использует потенциал общеправовых категорий, содержащихся в тексте Конституции РФ. Ведь именно они формируют конституционные модели сложных законодательных преобразований в информационной сфере, служат образцом правового проецирования информационного пространства на конкретно-ситуационном уровне.
Особое значение для информационной сферы имеют такие конституционные ценности, как свобода, неприкосновенность частной жизни, безопасность, нравственность, здоровье и др.
Всеобщность конституционных явлений (в том числе конституционных ценностей и категорий) и их генеральная сущность проявляются в конституционных дозволениях и запретах, имеющих наиболее общий характер.
Например, в ч. 3 ст. 17 Конституции РФ сформулировано правило-запрет: «Осуществление прав и свобод человека и гражданина не должно нарушать права и свободы других лиц». Эта конституционная конструкция устанавливает общецивилизационный нравственный императив «Во всем поступай таким образом, как ты хотел бы, чтобы остальные поступали по отношению к тебе», который имеет глубинные исторические корни и закреплен в главной книге всех времен и народов - Библии.
Приведенный конституционный запрет определяет также границы конституционного дозволения - прав и свобод человека и гражданина. Как правильно отмечает В. Д. Зорькин, такими границами являются права и свободы других лиц. Он пишет: «Посредством норм права свобода индивида отграничивается от свободы других. Следовательно, свобода индивида не должна использоваться для нарушения самих этих норм, а также иных конституционных институтов как ценностей, необходимых для реализации и защиты свободы» [Зорькин 2008: 10-11].
Здесь усматривается пересечение разнонаправленных векторов реализации правового статуса субъектов права. Первый направлен на реализацию прав и свобод одного субъекта права, второй - на реализацию прав и свобод других. Пространство, где базовые элементы правовых статусов соприкасаются, есть зона возможных конфликтов интересов. Задачей науки и законодателя является установление нейтральных зон между границами правовых статусов, чтобы не допускать такие конфликты либо, по меньшей мере, создать гарантии их нейтрализации.
В информационной среде (области динамичного развития правового регулирования) актуальным является дисбаланс дозволений и запретов в сфере распространения и использования информации с помощью сети Интернет. Возможность владельцев сайтов (страниц) в сети Интернет фактически беспрепятственно распространять информацию не сбалансирована запретом на злоупотребление информационной свободой, в том числе на распространение безнравственного контента.
Пределы реализации прав владельцев сайтов (страниц) при этом расширяются, в то время как пределы реализации прав пользователей информации, наоборот, уменьшаются. Следовательно, названные субъекты права находятся в неравном положении. Более того, владелец сайта имеет еще и технологические преимущества по ограничению доступа к информации на своем сайте. Все это противоречит ч. 1 ст. 19 Конституции РФ, которая провозглашает такую конституционную ценность, как равенство всех субъектов перед законом.
Нередко инициатором формирования юридических оснований для снижения неопределенности и предупреждения конфликта правовых статусов выступает Конституционный Суд РФ. Например, в Постановлении от 9 июля 2013 г. № 18-П по делу о проверке конституционности положений пунктов 1, 5 и 6 статьи 152 Гражданского кодекса Российской Федерации в связи с жалобой гражданина Е. В. Крылова
он указал следующее: «...В силу предписаний статей 17 (часть 3) и 21 (часть 1) Конституции Российской Федерации правам гражданина, в отношении которого распространены сведения, порочащие его честь, достоинство или деловую репутацию, должно быть отдано предпочтение перед интересами владельца использованного для размещения таких сведений сайта, с тем чтобы достоинство личности в любом случае было восстановлено». Кроме того, здесь же Конституционный Суд РФ признал необходимым «введение в правовое регулирование дополнительных законодательных гарантий защиты чести, достоинства и деловой репутации, учитывающих существенное изменение способов распространения информации и отвечающих современным условиям ее движения в сети Интернет, зачастую сопоставимого по широте охвата аудитории с деятельностью средств массовой информации».
Иначе говоря, Суд инициировал устранение правовой неопределенности в вопросе о защите прав граждан при распространении сведений, порочащих их честь, достоинство или деловую репутацию в сети Интернет, и установил приоритет запрета на злоупотребление свободой распространения информации владельцами сайтов.
Установление правовых гарантий, предупреждающих возникновение конфликтных ситуаций на уровне реализации прав и свобод, в том числе обязанности воздерживаться от нарушения прав и свобод других лиц и запрета на злоупотребление информационной свободой, в нормах информационного права во многом зависит от того, как сформулирована ответственность за нарушение такого запрета.
Нормы-гарантии, на конституционном уровне закрепляющие важнейшие ценности цивилизации - неприкосновенность частной жизни, личной и семейной тайны, тайны телефонных переговоров и иных сообщений, - содержатся в ст. 23 Конституции РФ, в которой сформулировано общее правило о неприкосновенности частного бытия каждого.
Сама частная жизнь как фрагмент личностного бытия, как правильно отмечает В. М. Баранов, не может быть предметом правового регулирования [Баранов 1999: 36-37], однако информация о человеке и его жизни становится его идентификатором и мостиком для общественной деятельности. Выделение индивидуальных признаков связывает человека с обществом и всеми его институтами [Информационное право 2009: 473], его индивидуальные качества и свойства дают ему возможность быть активным, участвовать в профессиональной и общественной деятельности.
ОБРАЗОВАНИЕ ПРАКТИКА НАУКА
Возможность выделения индивидуальных признаков человека и формулирования их в виде сведений является главным фактором при определении этого нематериального блага в качестве объекта правовой защиты.
Категорична и норма ч. 1 ст. 24 Конституции РФ, которая запрещает сбор, хранение, использование и распространение информации о частной жизни лица без его согласия. Очевидно, что сформулированный в ней запрет касается не частной жизни в целом, а только сведений о личной жизни человека. Такая информация включает в себя: паспортные и биографические данные (фамилия, имя, отчество, дата и место рождения, адрес, место работы или учебы, семейное положение и пр.); сведения о социальном, профессиональном и имущественном положении, национальной принадлежности, религиозных убеждениях, интимной жизни; сведения о доходах и расходах; медицинские сведения о состоянии здоровья и физиологических особенностях человека (биометрические данные) и др.
Однако эти сведения отражают не только частную жизнь, но и некоторые параметры (характеристики), которые позволяют установить личность человека, т. е. его идентифицировать. Это и сведения, которые человек хотел бы скрыть от окружающих. Например, сведения о доходах и расходах, религиозных убеждениях, информация о состоянии здоровья и физиологических особенностях, которые нередко влияют на профессиональную деятельность человека, его участие в общественной жизни.
Именно эти свойства информации о человеке включены в качестве признаков в понятие персональных данных в Федеральном законе «О персональных данных» и ст. 2 Конвенции Совета Европы о защите физических лиц при автоматизированной обработке персональных данных (ЕТЯ № 108), которую Россия ратифицировала в декабре 2005 г. (правда, с существенными оговорками).
Как уже отмечалось выше, конституционные понятия обладают категориальными признаками и имеют определяющее значение при формулировании отраслевых правовых понятий и конструкций. Таким признакам соответствует и конституционная категория «безопасность». Ее методологическая ценность состоит в том, что это прежде всего системообразующая категория. Это дает основание рассматривать проблему безопасности в разных ракурсах, в том числе с позиций обеспечения состояния защищенности объектов и систем, имеющих общественное и государственное значение.
Безопасность как конституционная категория и ценность имеет два значения: это и обще-
ственно значимое благо, и нормативное основание ограничения свободы.
Социальная ценность безопасности как блага проявляется в защищенности интересов личности, общества и государства от внешних и внутренних воздействий (угроз). Такие угрозы могут негативно влиять на личность, общество и государство, выводя их из состояния гомео-стаза, т. е. устойчивого и целостного состояния развития.
Поэтому смысловое значение термина «безопасность системы (объекта)» нужно рассматривать в двух аспектах. С одной стороны, это отсутствие опасных воздействий на систему внешних объектов, что может нарушить ее нормальное функционирование, т. е. способность находиться в состоянии равновесия при взаимодействии со средой своего существования. С другой стороны, это отсутствие опасных воздействий данной системы (объекта) на внешние системы (объекты), способных нарушить их функционирование.
Именно такое понимание категории «безопасность» стало традиционным при ее использовании в текстах официальных концептуальных документов и нормативных правовых актов, в том числе в Конституции России.
Безопасность как нормативный определитель меры свободы закреплена в ч. 3 ст. 55 Конституции РФ: «Права и свободы человека и гражданина могут быть ограничены федеральным законом только в той мере, в какой это необходимо в целях защиты основ конституционного строя, нравственности, здоровья, прав и законных интересов других лиц, обеспечения обороны страны и безопасности государства».
В этой конституционной норме установлены и пределы распространения свободы, т. е. пределы пространства безопасности. Вновь перед нами (как в ч. 3 ст. 17 Конституции РФ) формула, сочетающая дозволение и ограничение, имеющая большое значение для информационной сферы человеческой деятельности. В ней раскрывается смысл равновесия между дозволением и ограничением, между дозволением информационной свободы волеизъявления индивида и запретом использовать ее в целях нарушения безопасности государства, между необходимостью ограничения свободы и справедливостью установления такого ограничения. Конституционный Суд РФ в Постановлении от 30 октября 2003 г. № 15-П обращает внимание на соответствие ограничения конституционно защищаемых прав и свобод (ценностей) его целям, а публичных интересов безопасности -требованиям справедливости, адекватности, соразмерности, Тем самым Суд подчеркнул, что
реализация таких интересов может быть допустима исключительно для защиты конституционно значимых ценностей, в частности безопасности. При этом Суд напомнил о том, что норма ч. 3 ст. 55 Конституции РФ носит общий характер, еще раз подчеркнув категориальное значение понятий «безопасность», «здоровье», «нравственность» и др.
В условиях глобализации обострились риски человеческой деятельности, особенно воен-
ного, экологического, террористического, техногенного и информационного характера - они приобретают кумулятивный эффект, дополняя друг друга [Зорькин 2013: 396]. Поэтому безопасность как конституционная категория и ценность становится фактором, имеющим глобальный характер и обеспечивающим сдерживание и нейтрализацию названных общих для цивилизации рисков, особенно в информационной сфере.
Список литературы
Баранов В. М. О законодательном определении категории «частная жизнь» // Право граждан на информацию и защита неприкосновенности частной жизни: сб. тр. Н. Новгород: Нижегор. юрид. ин-т МВД РФ, 1999. С. 31-37.
Бондарь Н. С. Конституционные ценности - категория действующего права (в контексте практики Конституционного Суда России) // Журнал конституционного правосудия. 2009. № 6. С. 1-11.
Введение в философию: учеб. пособие для вузов / авт. колл.: Фролов И. Т. и др. М.: Республика, 2003. 623 с.
Зорькин В. Д. Аксиологические аспекты Конституции России // Сравнительное конституционное обозрение. 2008. № 4. С. 7-20.
Зорькин В. Д. Право в условиях глобальных перемен. М.: Норма, 2013. 495 с.
Зорькин В. Д. Цивилизация права: современный контекст // Журнал конституционного правосудия. 2014. № 5. С. 1-15.
Информационное право: актуальные проблемы теории и практики / под общ. ред. И. Л. Бачило. М.: Юрайт, 2009. 544 с.
Кондаков Н. И. Логический словарь. М.: Наука, 1971. 720 с.
Конституционное право России: учеб. / отв. ред. А. Н. Кокотов, М. И. Кукушкин. М.: Норма, 2008. 583 с.
Краткий философский словарь / под ред. А. П. Алексеева. М.: ТК Велби, Проспект, 2009. 496 с.
Леонтьев А. Н. Проблема деятельности в психологии // Вопросы психологии. 1972. № 9. С. 95-108.
Лисицын-Светланов А. Г. Всеобщая декларация прав человека - концептуальная основа правового развития в современном мире // Всеобщая декларация прав человека: универсализм и многообразие опытов. М.: ИГП РАН, 2009. С. 8-13.
Маврин С. П. Конституционные ценности и их роль в российской правовой системе // Журнал конституционного правосудия. 2012. № 3. С. 1-13.
Малинова И. П. Философия права и юридическая герменевтика: моногр. М.: Норма; ИНФРА-М, 2016. 176 с.
Рузавин Г. И. Основы логики и аргументации: учеб. пособие для студентов. М.: ЮНИТИ-ДА-НА, 1997. 351 с.
Черданцев А. Ф. Логико-языковые феномены в юриспруденции. М.: Норма, 2015. 319 с.
Чиркин В. Е. Конституционная терминология: моногр. М.: Норма; ИНФРА-М, 2013. 272 с.
-
Петр Уварович Кузнецов - доктор юридических наук, профессор, заведующий кафедрой информационного права Уральского государственного юридического университета (Екатеринбург). 620137, Российская Федерация, Екатеринбург, ул. Комсомольская, д. 21. E-mail: nich@usla.ru.
ОБРАЗОВАНИЕ ПРАКТИКА НАУКА
Constitutional Concepts of Information Sphere as Methodological Values
In the informational society legal values stipulated in the constitution of a state tend to play a significant role. They are the fundament of legal regulation in informational sphere. The author argues that values in jurisprudence always have terminological expression and can be reflected through concepts and categories.
Axiological approach used by the author allows for the constitutional concepts and categories to be regarded as elements of cognitive activity of a human being. The author analyses axiological and methodological aspects of such categories as information freedom, privacy, safety and others. The role of the Russian Constitutional Court in interpretation of these categories with regard to legal relations in informational sphere. It is shown that different constitutional values serve as the limits of realization of constitutional rights and freedoms of a man and a citizen.
The author points out that in some cases legal terminology connected with using computers and systems of telecommunication was introduced into law in a situation-dependent way, without taking into consideration axiological and methodological potential of relevant concepts and categories.
Key words: constitutional values, mental activity, constitutional concepts and categories, freedom of information, information security, information privacy, personal data
References
Alekseev A. P. (ed.) Kratkii filosofskii slovar' [Brief Philosophical Dictionary], Moscow, TK Velbi, Prospekt, 2009, 496 p.
Bachilo I. L. (ed.) Informatsionnoe pravo: actual'nye problemy teorii i praktiki [Informational Law: Topical Issues of Theory and Practice], Moscow, Yurait, 2009, 544 p.
Baranov V. M. O zakonodatel'nom opredelenii kategorii «chastnaya zhizn'» [On the Legal Definition of Conception of Privacy], Pravo grazhdan na informatsiyu i zashchita neprikosnovennosti chastnoi zhizni: sb. tr. [Citizens' Right to Information and Protection of Inviolability of Private Life: a collection of papers], Nizhnii Novgorod, Nizhegor. yurid. in-t MVD RF, 1999, pp. 31-37.
Bondar' N. S. Konstitutsionnye tsennosti - kategoriya deistvuyushchego prava (v kontekste praktiki Konstitutsionnogo Suda Rossii) [Constitutional Values as a Category of Current Law (in the Context of Practice of the Russian Constitutional Court)], Zhurnal konstitutsionnogo pravosudiya, 2009, no. 6, pp. 1-11.
Cherdantsev A. F. Logiko-yazykovye fenomeny v yurisprudentsii [Logical and Linguistic Phenomena in Jurisprudence], Moscow, Norma, 2015, 319 p.
Chirkin V. E. Konstitutsionnaya terminologiya: monogr. [Constitutional Terminology: a monograph], Moscow, Norma, INFRA-M, 2013, 272 p.
Frolov I. T. et. al. Vvedenie v filosofiyu: ucheb. posobie dlya vuzov [Introduction to Philisiohy: a training manual for higher schools], Moscow, Respublika, 2003, 623 p.
Kokotov A. N., Kukushkin M. I. (eds.) Konstitutsionnoe pravo Rossii: ucheb. [Constitutional Law of Russia: a textbook], Moscow, Norma, 2008, 583 p.
Kondakov N. I. Logicheskii slovar' [Logical Dictionary], Moscow, Nauka, 1971, 720 p.
Leont'ev A. N. Problema deyatel'nosti v psikhologii [A Problem of Activity in Psychology], Voprosy psikhologii, 1972, no. 9, pp. 95-108.
Lisitsyn-Svetlanov A. G. Vseobshchaya deklaratsiya prav cheloveka - kontseptual'naya osnova pravovogo razvitiya v sovremennom mire [The Universal Declaration of Human Rights - a Conceptual Base of Legal Development in Modern World], Vseobshchaya deklaratsiya prav cheloveka: universalizm i mnogoobrazie opytov [The Universal Declaration of Human Rights: Universalism and Diversity of Experiences], Moscow, IGP RAN, 2009, pp. 8-13.
Malinova I. P. Filosofiya prava iyuridicheskaya germenevtika: monogr. [Philosophy of Law and Legal Hermeneutics: a monograph], Moscow, Norma, INFRA-M, 2016, 176 p.
Mavrin M. P. Konstitutsionnye tsennosti i ikh rol' v rossiiskoi pravovoi sisteme [Constitutional Values and their Role in the Russian Legal System], Zhurnal konstitutsionnogo pravosudiya, 2012, no. 3, pp. 1-13.
Ruzavin G. I. Osnovy logiki i argumentatsii: ucheb. posobie dlya studentov [Bases of Logic and Argumentation: a training manual for students], Moscow, YuNITI-DANA, 1997, 351 p.
Zor'kin V. D. Aksiologicheskie aspekty Konstitutsii Rossii [Axiological Aspects of the Russian Constitution], Sravnitel'noe konstitutsionnoe obozrenie, 2008, no. 4, pp. 7-20.
Zor'kin V. D. Pravo v usloviyakh global'nykh peremen [Law in the Conditions of Global Changes], Moscow, Norma, 2013, 495 p.
Zor'kin V. D. Tsivilizatsiya prava: sovremennyi kontekst [Civilization of Law: a Modern Context], Zhurnal konstitutsionnogo pravosudiya, 2014, no. 5, pp. 1-15.
Petr Kuznetsov - doctor of juridical sciences, professor, head of the Information law chair, Ural State Law University (Yekaterinburg). 620137, Russian Federation, Yekaterinburg, Komsomol'skaya str., 21. E-mail: nich@usla.ru.
Дата поступления в редакцию / Received: 01.12.2017
Дата принятия решения об опубликовании / Accepted: 22.12.2017
(Екатеринбург, 3-8 октября 201В года) Выпуск 2
Уральский форум конституционалистов (Екатеринбург, 3-8 октября 2016 года). - Екатеринбург: Издательский дом Уральского государственного юридического университета, 2017. - Выпуск 2. - 308 с.
Сборник включает в себя материалы второго Уральского форума конституционалистов, посвященные проблемам конституционализма, механизму реализации и защиты конституционных прав и свобод граждан, вопросам муниципального права и конституционного судебного процесса. Кроме того, представлены статьи по конституционному праву зарубежных стран и сравнительному конституционному праву.
Правоведам, представителям государственных органов и органов местного самоуправления, студентам, аспирантам, преподавателям юридических вузов и всем, кто интересуется вопросами конституционного права
