CC BY
175
Конституционно-правовой статус юридической науки в ситуации концептуальной неопределенности
Статья посвящена вопросам современного состояния и новых тенденций эволюции категориального определения феномена конституционно-правового статуса в ситуации поиска новых концептуальных оснований развития российской правовой системы.
Ключевые слова: правовой статус, конституционное право, правопонимание, категория, типы правопонимания.
I.V. Muhachev, Doctor of law, professor, ^ief of the chair of constitutional and international law of North Caucasian Federal University; tel.: 89289029736;
M.I. Tsapko, Master of law, assistant professor of administrative and financial law department of North Caucasian Federal University; tel.: 89188809265.
Constitutional legal status of jurisprudential science in the situation of conseptual uncertainty
This article is devoted to questions of a current state and new tendencies of evolution of category definition of a phenomenon of constitutional legal status in a situation of search of the new conceptual bases of development of the Russian legal system.
Key words: legal status, constitutional law, law understanding, category, law understanding types.
Мухачев Игорь Владимирович
доктор юридических наук, профессор,
заведующий кафедрой конституционного и международного права Северо-Кавказского федерального университета (тел.: 89289029736)
Цапко Максим Иванович
кандидат юридических наук,
доцент кафедры административного и финансового права
Северо-Кавказского федерального университета
(тел.: 89188809265)_
Категория конституционно-правового статуса является одной из важнейших, центральных категорий современного конституционного права. Представляя повышенный интерес для исследователей, категория конституционно-правового статуса, как предмет и общетеоретических и практико-ориентированных дискуссий ярко отражает кризисные явления в юридической науке. Значительные успехи, достигнутые в осмыслении феномена конституционно-правового статуса применительно к отдельным субъектам или группам субъектов конституционного права, одновременно углубляли разрыв между двумя основными концепциями, претендующими на парадигмальный уровень, и порождали все новые препятствия на пути к формированию универсальной категории.
С известной долей условности, указанные концепции можно описать как основанные на юснатуралистском и позитивистском право-понимании соответственно. Не останавливаясь подробно на дискуссии pro et contra, об-
ратим внимание на их давно замеченную своеобразную «специализацию». Юснатура-лизм служит своеобразным концептуальным основанием для рассмотрения конституционно-правового статуса личности, а позитивизм - публично-властных субъектов. Это позволяет говорить о неполноте этих концепций с точки зрения задачи научного описания современной социально-правовой реальности.
На современном этапе версий и трактовок обеих концепций правопонимания достаточно много, что усугубляется еще и терминологической путаницей, порожденной таким своеобразным приемом научного спора, как самостоятельное, зачастую - утрированное наименование подходов оппонентов (например, «этатистский нормативизм», «антиюридический позитивизм» и т.д.).
При этом иные современные методологические подходы к праву, такие как феноменология, герменевтика, антропология, синергетика права, коммуникативная и диалогическая теории, не только не претендуют на парадиг-мальный статус, но и весьма незначительно
используются отечественными отраслевыми науками, в том числе и конституционным правом.
Несмотря на значительное число работ, посвященных анализу понятия и содержания феномена конституционно-правового статуса, в том числе выполненных на общетеоретическом уровне, круг рассматриваемых в них теоретических вопросов редко выходит за рамки следующих трех: формулирование определения, в рамках импонирующего автору подхода; разрешение вопроса об абстрактном и конкретном, общем и индивидуальном в рассматриваемом феномене; определение структуры и перечня элементов статуса с их последующим описанием.
При этом, несмотря на достаточное внимание к вопросу соотношения абстрактного и конкретного в конституционно-правовом статусе, даже уверенный и однозначный ответ на него остается за рамками оснований определения структуры статуса. Нередко не только происходит смешение элементов, отражающих абстрактное и конкретное, но и включение в состав элементов самостоятельных юридических феноменов, не соотносимых с конституционно-правовым статусом как часть и целое, а являющихся условием для возникновения статуса (это утверждение касается, прежде всего, дискуссии о соотношении конституционно-правового статуса и правосубъектности) [14, с. 6-9].
Рассмотрим наиболее востребованные конституционно-правовой наукой подходы к определению понятия и содержания конституционно-правового статуса. Так, А.Н. Лебедев указывает, что под статусом субъекта права следует понимать правовое положение субъекта права по отношению к другим субъектам права, с которыми он потенциально может вступать в правоотношения. Содержанием правового статуса является совокупность прав и обязанностей субъекта права, которые он может потенциально приобретать, вступая в возможные правоотношения [4, с. 26].
В свое время, весьма значимым для развития представлений о конституционно-правовом статусе было общетеоретическое определение правового статуса личности Н.В. Витруком, который указывал: «В юридической литературе под правовым статусом личности обычно понимают систему прав и обязанностей, которые предоставлены личности по закону... Характеристика личности как субъекта права и правоотношений в различных отраслевых науках, как правило, связывается не только с юридическими правами и обязанностями, но и с другими правовыми качествами, в первую очередь с ее правоспо-
собностью и дееспособностью. Решая, в данном случае, задачу показать все юридические качества личности в их единстве, необходимо на наш взгляд, раскрывать статус личности в широком плане, комплексно, не сводя его к системе юридических прав и обязанностей личности как субъекта права». Н.В. Витрук определил, что основное содержание правового статуса субъекта права - личности -составляют права и обязанности, предоставленные субъекту права по закону. Вместе с тем, он также подчеркнул необходимость включения в правовой статус личности и иных юридических качеств, например, правосубъектности, что в дальнейшем серьезным образом критиковалось рядом авторов [2, с. 24-26]. Таким образом, было выделено ядро, важнейшие элементы и второстепенные.
Как показывает анализ других работ по данной проблематике, для советского периода было достаточно характерно рассмотрение правового статуса субъекта права как сложного явления, которое включает в себя различную совокупность структурных элементов. При этом определение статуса осуществлялось через совокупность его элементов. Так, например, дополняя ставший общепринятым подход, состоящий в отождествлении статуса с системой юридических прав и обязанностей, А.И. Лепешкин включил в структуру статуса гарантии [5, с. 3-11], Б.В. Щетинин - гражданство [13, с. 4], Л.Д. Воеводин - правоспособность и принципы [3, с. 42-50], Н.И. Матузов - общую (статутную) ответственность [6, с. 189-205].
В.А. Патюлин выделил применительно к правому статусу личности сле-дующие элементы - гражданство, общую правоспособность, основные права и обязанности, включая конституционные, а также конституционно закрепленный принцип их равноправия [9, с. 230]. М.С. Строгович структурными компонентами правового статуса, помимо прав и обязанностей, назвал гарантии прав, юридическую ответственность за выполнение обязанностей [10, с. 33-35].
Учитывая вышесказанное, можно с уверенностью утверждать, что в юридической литературе правовой статус изначально рассматривался как сложное явление, которое выходило за рамки системы юридических прав и обязанностей и включало в себя различную совокупность структурных элементов - правоспособность, дееспособностью, деликто-способность (ответственность), гарантии реализации прав и свобод и т.д.
Рассматривая структурные элементы правового статуса личности, разработанные вышеуказанными исследователями, Н.В. Витрук
67
предложил науке конституционного права ввести новые дефиниции в понятийный аппарат. Он выдвинул идею о необходимости терминологического различия между правовым положением и правовым статусом. При этом правовой статус составляли исключительно права и обязанности личности, а правовое положение - все существующие юридические признаки и качества личности. Соответственно, правовой статус личности был признан ядром ее правового положения [2, с. 24-26]. Следовательно, правовое положение субъекта права явилось более широким понятием по отношению к правовому статусу. Данная теория, основанная на необходимости разделения правового положения и статуса личности, была поддержана Р.О. Халфиной [11, с. 123] и А.Ю. Якимовым [14, с. 6-9]. В настоящее время продолжается дискуссия о наименовании, основаниях выделения и соотношении правового статуса и правового положения, что осложняется этимологическим родством терминов.
Несмотря на различные точки зрения, высказываемые в юридической литературе по поводу содержания правового статуса субъектов права, можно выделить две основные из них. Представители первой - это сторонники узкого подхода, которые включают в понятие статуса лишь субъективные права и юридические обязанности (применительно к личности) или компетенцию (применительно к органам власти). Однако большинство исследователей, изучающих правовой статус публичных субъектов - органов государственной власти и управления, используют иной, более широкий подход. Такой подход к пониманию исследуемого явления представляется оправданным в особенности, когда речь идет не только о нормативном проявлении статуса, но и о его доктринальном понимании.
Среди попыток системного подхода, с разделением комплекса абстрактных и конкретных элементов, и соответственно, юридической конструкции конституционно-правового статуса и фактического правового положения субъекта конституционно-правовых отношений, наибольший интерес вызывает предложенная Н.А. Богдановой. В основе системы была положена дихотомия нормативного и фактического в конституционно-правовом статусе. Смысл концепции Н.А. Богдановой состоит в том, что нормативный конституционно-правовой статус закрепляет на соответствующем уровне законодательства правовое положение субъектов (участников) конституционно-правовых отношений, а, в сою очередь, под фактическим статусом понимается реальное положение субъекта конституционно-правовых отношений в связи с примене-
нием норм конституционного права в конкретных социально-политических условиях [1, с. 4-5].
На наш взгляд, рассматриваемый вопрос может быть разрешен следующим образом: конституционно-правовой статус - это основанное на конституционном законодательстве структурно-сложное образование, отражающее положение субъекта в социально-политической системе. Конституционно-правовой статус складывается из норм конституционного законодательства (юридический статус); индивидуальных правовых актов и социальной исполнимости норм законодательства и правовых актов (фактическое положение).
Соответственно, вопрос определения структуры и содержания для юридического статуса может быть решен посредством построения юридической конструкции, а фактическое положение показано через перечень элементов, отражающих социальную исполнимость норм конституционного законодательства, закрепляющих конституционно-правовой статус и индивидуальных правовых актов, принятых на основе законодательства.
Между тем, ситуация концептуальной неопределенности, разработка новых концепций, и, тем более парадигмальные претензии (своего рода, попытки синтеза, создания «единой теории поля» в праве) актуализируют постоян-ный научный поиск и переосмысление прошлых теоретических наработок, пересмотр некоторых, несколько утративших научную новизну, а, в ряде случаев - критично осмысленных и «пройденных» подходов к статусу.
Так, Р.О. Халфина в феномене статуса выделяла статику (стабильность) правового состояния субъекта, которую предлагают рассматривать как правовой статус со стабильным правовым состоянием субъекта, и динамику (изменчивость) правового состояния субъекта - его правовое положение, которое рассматривается как постоянно изменяющуюся совокупность прав и обязанностей субъекта, обусловленную его вступлением в те или иные правоотношения [11, с. 123].
Несмотря на полемичность подобного подхода, он открывает возможность осмысления феномена статуса, как системного явления, которое возможно рассмотреть в рамках не только структурно-функционального подхода, не как совокупность устойчивых связей и функциональных элементов, а как комплекс внутренних и межсубъектных противоречий, путей их трансформации и преодоления для достижения гомеостаза системы, как в его частном случае - системы конституционно-правового статуса, так и в общем - системы
конституционного права и правовой системы в целом.
Гомеостаз в переводе с греческого означает равновесие, стабильность (homolos - подобный, одинаковый и stasis - неподвижность). Этот термин впервые появился в середине XIX - начале XX в. и получил применение, преимущественно в естественных науках. Принцип гомеостаз был также задействован в социологии, экономике и некоторых других сферах жизни общества. Это позволяет сделать вывод о междисциплинарном значении данного понятия. Гомеостатические процессы выделяются как один из трех типов процесса самоорганизации и представляют собой поддержание определенного уровня организации при изменении внешних и внутренних условий функционирования системы и действуют по принципу отрицательной обратной связи.
Рассматривая общество как целостный социальный организм, социальную систему, в нем можно выделить общественные явления, существование которых жизненно необходимо для данного типа общественного устройства. Свойство сложных социальных организмов, поддерживать в определенных границах внутреннее равновесие, стабильность определенных характеристик получило название «гомеостазис». Реальность постоянно меняется. Но при любых изменениях реальности что-то в ней всегда оказывается неизменным или, по крайней мере, преемственным. А значит, это неизменное и преемственное неизбежно сохраняется и в базисных описаниях реальности. При этом следует иметь в виду, что устойчивость не характеризуется неизменностью процессов - они постоянно меняются, однако в условиях «нормы» колебания ограничены сравнительно жесткими рамками. Выход за пределы «нормы» приводит к постепенному разрушению константы, а, в конечном счете - дезорганизации системы.
Думается, средства и способы достижения социально-правового гомеостаза наиболее комплиментарны именно современным позитивистским представлениям о праве. Не углубляясь подробно в данную проблему, отметим, что социальной основой либертарианства является социальный конфликт, защита условного собственника от т.н. «притязаний», от «несовместимых с правом привилегий», от финансирования льгот для «социально слабых», стремящихся, например, по словам Р. Пайпса, удовлетворить свои требования «за чужой счет», осуществить подрыв присущих праву отношений эквивалентного обмена, а тем самым правового принципа формального равенства [8, с. 374]. Можно
с достаточной степенью уверенности утверждать, что реализация принципа формального равенства исключает достижение социальной стабильности.
Следующий аргумент состоит в том, что советское государственное право также имело в своей основе позитивистские установки, соответственно сегодняшняя система, во многом сохранив преемственность с советской в ряде сущностных установок, в значительной части остается постсоветской. Несмотря на обширную, и в ряде случаев достаточно справедливую критику той же нормативной теории правоведами социалистических стран (главным образом - за «буржуазные» абстракции, а во многих случаях это было ответом на критику советского государственного права нормативистами), по методологическим установкам данные подходы были близки. На данный момент, подход, сочетающий методологические достижения нормативизма и государственного (этатистского) позитивизма советского права является преобладающим среди российских юри-стов-государствоведов.
В самые последние годы наблюдается нарастание критического отношения к радикальному либертарианству (которое представлено, прежде всего, работами В.С. Нерсесянца), и возвращение «этатистского нормативизма» в качестве методологической основы в ранее оставленные им по политико-идеологическим причинам правовые институты [7, с. 3-14]. Сам термин «этатистский нормативизм» нельзя признать удачным, это в каком-то смысле ярлык, а не термин, однако традиционные терминологические производные от позитивизма невозможны, так как в философии понятия «неопозитивизм» и «постпозитивизм» обозначают совсем другие методологии (последний - суть отрицание важнейших позитивистских установок, и фактически ближе к либертарианской парадигме). Можно противопоставить «этатистскому», как якобы патримониальному началу, рациональное (в веберовском смысле). Но и термин «рациональный нормативизм» не в полной мере безупречен, позволяя лишь обозначить новизну, и как можно дальше уйти от навязываемого отождествления позитивистского понимания права и «ле-гизма». Вероятно, наиболее удачным будет создание нового термина, отражающего сущность рассматриваемой парадигмы, без привязки к терминологическим «костылям», наподобие «пост-» и «нео-».
В нашей стране, конец 80-х - начало 90-х гг. ХХ в. ознаменовались провозглашением отказа от идеологии и части методологических установок, характерных для совет-
69
ского правопонимания. Если не брать в расчет теорию государства и права, то наиболее детерминированная идеологическими установками наука государственного права испытала на себе наиболее сильное влияние господствующей в «западных демократиях», естественно-правовой доктрины. Фактически, произошел своего рода парадигмальный переворот, но, поскольку он затронул скорее идеологические (считается, что произошла деидеологизация) и аксиологические, нежели сущностные основания понимания права. Категориальный аппарат и методологический инструментарий, однако не испытали на себе того влияния, которое характерно для смены парадигмы. Скорее, произошла не смена, а разрушение советской парадигмы, с частичным ее замещением концепциями юснатура-листской доктрины. Безусловно, произошел массовый отказ от марксистко-ленинского подхода, во многих случаях выступавшего, к сожалению, не полноценным подходом в исследованиях, а сводившегося к квазинаучным «ритуальным» процедурам, которые лишали его подлинного исследовательского значения.
Как отмечает И.Л. Честнов, главный недостаток существующих концепций права - и позитивистских, и естественно-правовых - их аксиоматичность и, как следствие, «кодифи-каторское (дедуктивное) мышление». Отсюда вытекает их претензия на построение закрытой системы адекватных и точных знаний, обосновывающих логическую замкнутость и совершенство как законодательства, так и правопорядка [12, с. 284]. Позитивистская парадигма в правотворчестве, что характерно, нередко влечет и построение замкнутых систем в реальности. С другой стороны, присущая юснатуралистской парадигме сакрализация некоторых прав личности и чуть ли не противопоставление государства и гражданского общества, представляют собой не меньшую угрозу.
Тем не менее, несмотря на известные недостатки позитивизма, в его рамках вполне можно развивать стабилизирующие социальную реальность концепции и подходы к отдельным категориям конституционного права, тем более таким, как конституционно-правовой статус, в чьем системном осмыслении заложено решение проблемы взаимодействия личности и государства в сегодняшней ситуации не только концептуальной неопределенности, но и своего рода «эпохи неочевидности» - неочевидности рисков и вызовов цивилизационного перехода, неочевидности существования самой возможности устойчивого развития, неочевидности последствий интенсивного развития высоких технологий,
повышенной уязвимости социальных институтов к информационному воздействию, нарастающего морального релятивизма и правового нигилизма.
1. Богданова Н.А. Категория статуса в конституционном праве // Вестник Московского университета. Серия 11. Право. 1998. № 3.
2. Витрук Н.В. Основы теории правового положения личности в социалистическом обществе. М., 1979.
3. Воеводин Л.Д. Содержание правового положения личности в науке советского государственного права // Советское государство и право. 1965. № 2.
4. Лебедев А.Н. Статус субъекта Российской Федерации: основы концепции, конституционная модель, практика. М., 1999.
5. Лепешкин А. И. Правовое положение советских граждан. М., 1966.
6. Матузов Н.И. Личность. Права. Демократия. Теоретические проблемы субъективного права. Саратов, 1972.
7. Матюхин А.А. Поиски оснований право-понимания в условиях общественных изменений. Алма-Ата, 2003.
8. Пайпс Р. Собственность и свобода. М., 2000.
9. Патюлин В.А. Государство и личность в СССР. М., 1974.
10. Строгович М.С. Вопросы теории прав личности // Философия и современность. М., 1976.
11. Халфина Р. О. Общее учение о правоотношениях. М., 1974.
12. Честнов И.Л. Принцип диалога в современной теории права. Дис. ... д-ра юрид. наук. СПб, 2002.
13. Щетинин Б. В. Гражданин и социалистическое государство // Советское государство и право. 1975. № 2.
14. Якимов А.Ю. Статус субъекта права // Государство и право. 2003. № 4.
1. Bogdanova N.A. Category of status in constitutional law // Bulletin of Moscow University. Series 11. Law. 1998. № 3.
2. Vitruk NV. Bases of the theory of personality's legal status in socialist society. M., 1979.
3. Voyevodin L.D. The maintenance of legal status of personality in a science of Soviet state law // Soviet State and Law. 1965. № 2.
4. Lebedev A.N. Status of the subject of Russian Federation: concept bases, constitutional model, practice. M., 1999.
5. Lepeshkin A.I. Legal status of Soviet citizens. M., 1966.
6. Matuzov N.I. Personality. Rights. Democracy. Theoretical problems of subjective law. Saratov. 1972.
70
7. Matyuhin A.A. Searches of bases of law understanding in conditions of public changes. Alma-Ata, 2003.
8. Pipes R. Property and freedom. Moscow, 2000.
9. Patyulin V.A. State and personality in the USSR. M, 1974.
10. Strogovich M.S. Questions oftheory of personality's rights // Philosophy and Present. M, 1976.
11. Halfina R.O. The general doctrine on legal relationship. M., 1974.
12. Chestnov I.L. Dialogue principle in the modern theory of law. Dis. ... Doctor of law. SPb., 2002.
13. Schetinin B.V. Citizen and socialist state // Soviet State and Law. 1975. № 2.
14. Yakimov A.Yu. Status of law's subject // State and Law. 2003. № 4.
71
