CC BY
180
Вестник ПСТГУ I: Богословие. Философия
2014. Вып. 5 (55). С. 26-44
Пузович Владислав, доцент, д-р богосл. наук, Университет в Белграде, Православный богословский факультет vpuzovic@bfspc.bg.ac.rs
Константинопольский патриархат и православная диаспора в XX в.:
ПОЛЕМИКА ВОКРУГ СОЗДАНИЯ ЭКЗАРХАТА ПРАВОСЛАВНЫХ РУССКИХ ЦЕРКВЕЙ В ЗАПАДНОЙ ЕВРОПЕ
В статье рассматриваются исторические обстоятельства создания Экзархата православных русских церквей под юрисдикцией Константинопольского патриархата в Западной Европе в 1931 г. Данное событие оказалось одним из переломных в истории православного рассеяния в XX в. На примере этого события были рассмотрены и проанализированы две экклезиологические концепции, касающиеся того, какую роль участники дискуссии отводят Константинопольскому патриархату в православной диаспоре. Первая концепция состоит в том, что только Константинопольский патриархат имеет право юрисдикции над православной диаспорой, в то время как вторая концепция такую необходимость отвергает, подчеркивая, что юрисдикцию над своими православными диаспорами должны иметь национальные Церкви. Противоборство этих концепций стало характерной чертой в истории Православной Церкви в XX в.
Вопрос о положении, авторитете и объеме полномочий Константинопольского патриархата в сообществе Православных Церквей оказался одним из самых сложных в межправославных отношениях в XX в. Особенно остро этот вопрос стоял для тех территорий, которые не входили в каноническую юрисдикцию поместных Православных Церквей и на которых, в силу исторических обстоятельств, в особенности Первой мировой войны и большевистской революции в России, нашли прибежище множество православных христиан. Массовая православная эмиграция — это специфическое для всего XX в. и беспрецедентное в истории Православной Церкви явление, поставившее проблему юрисдикции над православными верующими в диаспорах. Константинопольский патриархат настаивал на исключительном праве юрисдикции над православными приходами за пределами канонических территорий автокефальных Церквей, но некоторые поместные Церкви жестко сопротивлялись такой позиции, и это противостояние проходит через весь XX век. Поскольку самой многочисленной этнической группой православных эмигрантов были русские, спорный вопрос о юрисдикции наиболее болезненно сказывался на отношениях Константинопольского патриархата и Русской Церкви. Отношения эти дополнительно осложнялись
В. Пузович
тем, что и сама Русская Церковь вследствие трагических исторических событий оказалась разделенной. Характерным примером, показывающим сложность вышеупомянутой проблемы, является создание в 1931 г. Экзархата православных русских церквей в Западной Европе под юрисдикцией Константинопольского патриархата. На этом примере можно проследить, каких экклезиологических концепций придерживались стороны в развернувшейся после создания экзархата дискуссии.
Исторический контекст создания Экзархата православных русских церквей в Западной Европе
Присутствие структур Православной Церкви на территории Западной Европы до 20-х гг. XX в. было минимальным и сводилось к юрисдикции митрополита Санкт-Петербургского (через посредство его викария, епископа Кронштадтского) над русскими церквями, находившимися большей частью при дипломатических представительствах Российской империи в столицах западноевропейских государств. Обстоятельства, при которых были основаны эти церкви, определяли и характер их деятельности: целью была не миссия, а исключительно удовлетворение религиозных потребностей российского дипломатического корпуса, а также немногочисленных русских, проживавших в крупных европейских городах.
Помимо вышеупомянутой российской юрисдикции, существовавшей с XVII в., во второй половине XIX в. в Западной Европе вследствие увеличения числа греческих эмигрантов (самые многочисленные греческие колонии были во Франции и Великобритании) встал вопрос о «греческой юрисдикции». Спор между Константинопольским патриархатом и Церковью Греции длился десятилетиями, а закончился тем, что Константинопольский патриархат и греческое государство заключили 2 марта 1908 г. соглашение, согласно которому юрисдикцию над греческими эмигрантами в Европе получил Афинский синод.
Крупные и драматичные геополитические изменения, произошедшие в Европе после Первой мировой войны, привели к тому, что в 20-е и 30-е гг. XX в. в западноевропейские государства переселились несколько сотен тысяч православных эмигрантов. Среди них больше всего было русских, покинувших родину после большевистского переворота 1917 г. Несколько меньшую долю православных эмигрантов составляли греки, покинувшие Турцию и Грецию из-за нестабильной обстановки на юге Балканского полуострова, которую спровоцировала «великая катастрофа» в Малой Азии.
Изменившиеся обстоятельства оказали существенное влияние на устройство Православной Церкви в Западной Европе: структуры Православной Церкви, существовавшие там до Первой мировой войны, уже не могли удовлетворять религиозные потребности сотен тысяч вновь прибывших православных эмигрантов. Поэтому, если посмотреть на ситуацию в пастырском аспекте, создание в 1920-х гг. православных церковных структур, основанное на этническом принципе, было асбсолютно оправданным шагом: учитывая многочисленность русских и греческих эмигрантов в Западной Европе, вполне понятно, что были созданы русские и греческие (константинопольские) церковные структуры.
Создание новых структур Православной Церкви в Западной Европе началось в период между 1920 и 1922 гг. Первыми их создали русские. Согласно решению Временного высшего церковного управления Юго-Востока России, принятому в Симферополе 2 октября 1920 г., управляющим западноевропейскими русскими православными церквями с правами епархиального архиерея был назначен эмигрировавший из России архиепископ Житомирский и Волынский Евло-гий (Георгиевский)1. Через полгода это решение (Указ № 424 от 8 апреля 1921 г.) подтвердил Священный синод Московского патриархата во главе с патриархом Тихоном2. Для представителей русских церковных кругов (как московских, так и эмигрантских) создание вышеупомянутой церковной структуры с центром в Париже и во главе с архиепископом (с 1922 г. митрополитом) Евлогием, было логическим продолжением русской юрисдикции (через посредство митрополита Санкт-Петербургского) над западноевропейскими территориями.
Несколько позже, в 1922 г., в Западной Европе была создана греческая церковная структура. Решением Священного Синода Константинопольского патриархата под председательством патриарха Мелетия IV (Метаксакиса) от 5 апреля 1922 г. была основана Фиатирская митрополия с центром в Лондоне, глава которой одновременно являлся экзархом Константинопольского патриарха в Западной и Центральной Европе. Для представителей константинопольских церковных кругов данное решение имело двойной смысл: с одной стороны, оно вписывалось в процесс перехода юрисдикции над греческой диаспорой от Греческой Церкви к Константинопольскому патриархату3, с другой — оно рассматривалось как начало передачи под юрисдикцию Константинопольского патриархата всех православных диаспор.
Таким образом, в начале 20-х гг. XX в. в Западной Европе были созданы две параллельные структуры Православной Церкви. Если взглянуть на ситуацию шире, то это была лишь часть «параллелизма юрисдикций», который в тот период формировался по всему миру, т. е. везде, где находились православные эмигранты и где главными действующими лицами были Русская и Константинопольская Церкви. Данный параллелизм очень быстро перешел в открытый конфликт юрисдикций между Русской и Константинопольской Церквями, который во многом определил межправославные отношения в течение всего XX в.
В выстраивавшихся взаимоотношениях Церквей в православной эмиграции весьма специфической, а позже и решающей для дальнейшего развития событий оказалась позиция митрополита Евлогия. На формирование его позиции повлиял своеобразный внутрирусский церковный параллелизм по линии Московский патриархат — Русская Православная Церковь Заграницей, формировавшийся в течение 1920-х гг. Имея в виду тот факт, что позиция митрополита Евлогия в
1 Евлогий (Георгиевский), митр. Путь моей жизни: воспоминания митрополита Евлогия (Георгиевского), изложенные по его рассказам Т. Манухиной. М., 1994. С. 344.
2 Акты Святейшего Тихона, Патриарха Московского и всея России, позднейшие документы и переписка о каноническом преемстве высшей церковной власти 1917—1943 / М. Е. Губо-нин, сост. М., 1994. С. 174; Евлогий (Георгиевский). Указ. соч. С. 354—355.
3 Первого марта 1922 г. патриарх Мелетий IV издал энциклику, в которой заявил о возвращении юрисдикции над греческой диаспорой Константинопольскому патриархату (см.: 'ЕккАпсяаатгкп ¿Лебега. 1922. 'Аргб. 11. Т. 129-130).
Западной Европе основывалась на решениях двух русских церковных центров (Москва и Сремски-Карловцы)4, можно констатировать, что русский митрополит был в определенной степени канонически зависим от обоих центров.
Отношения между Московским патриархатом и Заграничным Архиерейским синодом в Сремских-Карловцах в течение 1920-х гг. ухудшались, и положение митрополита Евлогия становилось все сложнее. Несмотря на некоторые разногласия с «карловчанами», митрополит Евлогий вплоть до 1926 г. считал себя относящимся к Русской Церкви Заграницей с центром в г. Сремски-Карловцы. Переломный период (1926—1927 гг.) в отношениях между митрополитом Евлоги-ем и Заграничным Архиерейским синодом был связан с конфликтом, возникшим по поводу переустройства «епархии» Евлогия5. К этому конфликту прибавилось также требование заместителя патриаршего местоблюстителя митрополита Нижегородского Сергия (Страгородского), направленное клиру Русской Церкви Заграницей, письменно заявить о лояльности к советскому коммунистическому режиму. Возник двойной раскол: между Московским патриархатом и Архиерейским синодом Русской Церкви Заграницей, с одной стороны, и между Архиерейским синодом Русской Церкви Заграницей и митрополитом Евлогием, с другой стороны. В отличие от Заграничного синода, решительно отказавшегося на заседании 5 сентября 1927 г. подписать акт о лояльности к большевистскому режиму и заявившего в силу этого о прекращении административных отношений с московским церковным центром6, митрополиту Евлогию удалось договориться с митрополитом Сергием и остаться таким образом в каноническом единстве с Московским патриархатом.
Однако единство между митрополитом Евлогием и Московским патриархатом, возглавляемым митрополитом Сергием, долго не продлилось. Из-за постоянно увеличивающегося давления на митрополита Сергия со стороны большевиков и требования дополнительно «дисциплинировать» зарубежный клир, с одной стороны, и в силу все возрастающего недовольства русской паствы в Западной Европе из-за пассивности митрополита Евлогия в осуждении комму-
4 Помимо уже упоминавшихся решений южнорусского Временного церковного управления и Московского патриархата 1920—1921 гг., которыми митрополиту Евлогию были вверено управление русскими церквями в Западной Европе, в течение 1921 и 1922 гг. (в тот период, когда уже в значительной мере были сформированы структуры Русской Православной Церкви Заграницей с центром в г. Сремски-Карловцы) были опубликованы дополнительные подтверждения приведенных решений, причем со стороны обоих русских церковных центров: Указ № 318 управления Русской Православной Церкви Заграницей в г. Сремски-Карловцы от 15 апреля 1921 г. и указ № 347 (348) Московского патриархата от 5 мая 1922 г. (Евлогий (Георгиевский). Указ. соч. С. 344; ГА РФ. Ф. 6343. Оп. 1. Д. 4. Л. 5).
5 Многолетние трения между Заграничным Архиерейским синодом и митрополитом Ев-логием достигли кульминации в 1926 г., когда Заграничный Архиерейский собор без согласия митрополита Евлогия забрал из-под власти последнего русские церкви в Германии и сформировал из них отдельную епархию во главе с епископом Тихоном (Лященко). Из-за этого митрополит Евлогий покинул собор, заявив, что больше не признает его власть, за что был запрещен в священнослужении и обвинен в учинении раскола (см.: Агеев Д. А. Экзархат православных русских приходов в Западной Европе. Хроника взаимоотношений с Русской Православной Церковью // Церковно-исторический вестник. 2005—2006. № 12—13. С. 12—13).
6 ГА РФ. Ф. 6343. Оп. 1. Д. 2. Л. 97-98.
нистических преступлений, с другой стороны, отношения между московским и парижским центрами в период с 1927 по 1930 г. непрестанно ухудшались. Все это в итоге привело к конфликту между митрополитами Сергием и Евлогием и к устранению митрополита Евлогия от руководства русской западноевропейской епархией в 1930 г.
Конфликт между митрополитом Евлогием и московскими церковными властями оказался переломным моментом для русской епархии в Западной Европе, более того — одним из ключевых моментов в истории православного рассеяния вообще. Главное последствие этого конфликта — обращение в феврале 1931 г. митрополита Евлогия к Константинопольскому патриарху Фотию II с просьбой о защите.
Прежде чем приступить к изложению и анализу данного поступка митрополита Евлогия, необходимо иметь в виду, что отношения между константинопольскими и русскими церковными властями в течение 20-х и 30-х гг. XX в. все время ухудшались. Если конкретнее, то в течение означенного периода Константинопольский патриархат и Русская Церковь (Московский патриархат и Русская Церковь Заграницей) не могли найти компромисс по следующим вопросам: 1) статус церковных областей в Восточной, Центральной и Северной Европе, оказавшихся после распада Российской империи на территории новых независимых государств; 2) позиция Константинопольского патриархата по отношению к обновленческому расколу в Советской России; 3) отношение Константинопольского патриархата к русским церковным структурам за рубежом. Основная проблема, стоящая за всеми этими дискуссиями, — это проблема положения Константинопольского патриархата в православном мире. Иначе говоря, со всем драматизмом был поставлен вопрос о канонической роли и о полномочиях Константинопольского патриархата в межправославных спорах, а особый акцент делался на роли Константинопольского патриархата в управлении церковными структурами диаспоры.
В таких непростых условиях и последовало обращение русского митрополита в Западной Европе Евлогия к патриарху Фотию II. Оказавшись под двойным запретом в священнослужении (на него наложили запрет и Москва, и Сремски-Карловцы), митрополит Евлогий в феврале 1931 г. отправился в Константинополь и обратился за помощью к Константинопольскому патриарху. В результате 17 февраля 1931 г. был издан патриарший томос, в котором объявлялось о создании Экзархата православных русских церквей в Западной Европе в юрисдикции Константинопольского патриархата и о назначении митрополита Евлогия экзархом Контантинопольского патриарха7. Архипастырское послание в связи с созданием Экзархата митрополит Евлогий опубликовал 25 февраля8, после чего последовала публикация циркулярного письма епархиального управления, в котором были даны указания о претворении в жизнь решений, связанных с основанием экзархата (28 февраля того же года)9. Важно напомнить, что реше-
7 ГА РФ. Ф. 6343. Оп. 1. Д. 253. Л. 2; Церковный вестник западноевропейской епархии. 1931. № 2. С. 2—3; Евлогий (Георгиевский). Указ. соч. С. 572—574.
8 Церковный вестник западноевропейской епархии. 1931. № 2. С. 4—5.
9 Там же.
ние о создании экзархата было встречено с одобрением большинством людей, входивших в епархию Евлогия, а особенно мощную поддержку такому шагу митрополит Евлогий нашел в кругах Свято-Сергиевского института в Париже, чьи выдающиеся профессора и тогда, и позднее обосновывали и оправдывали вхождение в константинопольскую юрисдикцию с точки зрения экклезиологии.
Но с другой стороны последовала жесткая реакция московских и русских зарубежных церковных кругов. Русские церковные центры, хотя и находились в состоянии острого конфликта, дали одинаковую оценку переходу митрополита Евлогия в Константинопольскую Церковь: они посчитали, что это был поступок, нарушающий каноны, и приравняли его к «предательству Матери (Русской) Церкви». Как из Москвы, так и из русского церковного центра в г. Сремски-Карловцы патриарху Фотию II были направлены ноты протеста10. В это же время заместитель патриаршего местоблюстителя митрополит Сергий (через митрополита Вильнюсского Елевферия) и глава Русской Церкви Заграницей митрополит Антоний (Храповицкий) обратились к главам остальных поместных Церквей с просьбой выразить свое мнение по поводу действий Константинопольского патриарха и митрополита Евлогия, дав понять, что сами они считают такие действия противоречащими канонам, поступками, которые могут нанести вред и остальным поместным Церквям. Больше других ждали ответа от Сербского патриарха Варнавы (Росича), имея в виду тот факт, что Сербская Церковь в тот период занимала особую позицию по русским церковным вопросам, поскольку покровительствовала Русской Церкви Заграницей11. Таким образом, вопрос о
10 Митрополит Антоний от имени Заграничного Архиерейского синода направил патриарху Фотию II письмо с выражением протеста 11 марта 1931 года (ГА РФ. Ф. 6343. Оп. 1. Д. 253. Л. 12-14). Митрополит Сергий от имени синода Московского патриархата направил ноту протеста 8 июня того же года (Журнал Московской патриархии в 1931-1935 годы. М., 2001. С. 73-75). Патриарх Фотий ответил только митрополиту Сергию, написав ему письмо (№ 1428) 25 июня 1931 г. (см.: Голос литовской православной епархии. 1932. № 1. С. 3-5; Церковь и время. 2002. № 2. С. 247-250), тогда как главу русского Заграничного Архиерейского синода ответом не удостоил, продемонстрировав таким образом отношение Константинопольского патриархата к вопросу о каноничности существования Русской Церкви Заграницей. 15 октября 1931 г. митрополит Сергий направил Константинопольскому патриарху обстоятельный ответ (№ 7623) (см.: Голос литовской православной епархии. 1932. № 1. С. 5-8; Журнал Московской патриархии в 1931-1935 годы. С. 85-88; Церковь и время. 2002. № 2. С. 253-256). На это письмо ответа из Константинополя не последовало, но поступил ответ из Парижа, составленный профессором Свято-Сергиевского института протоиереем Григорием Петровичем Ломако (см.: ЛомакоГ. Голос пастыря // Церковный вестник западноевропейской епархии. 1931. № 12. С. 13-16). Это письмо продолжило неофициальную полемику, ведшуюся впоследствии на страницах различных, в основном эмигрантских, церковных журналов.
11 На письмо митрополита Антония (№ 210 от 12 марта и № 384 от 11 апреля 1931 г.) (АС СПЦ. Папка: Руска загранична Црква — исторща (без пагинации); Папка: Руска Православна Црква у иностранству (без пагинации)) и письмо митрополита Елевферия от имени Московского патриархата, написанное в мае 1931 года (см.: Голос литовской православной епархии. 1932. № 2. С. 31-33), патриарх Варнава ответил тем, что, получив одобрение Сербского Синода (АС № 72 / Зап. 122, от 13/26 сентября 1931 г.) (АС СПЦ. Папка: Руска загранична Црква — исторща (без пагинации)), направил через епископа Бачского Иринея (Чирича) и епископа Тимочского Эмилиана (Пиперковича) ноту протеста патриарху Константинопольскому Фотию II в связи с его «неканоническими действиями». Об этом патриарх Сербский
русской епархии в Западной Европе стал актуальным для всего православного мира.
В контексте этого вопроса участники начавшейся полемики (начало 30-х гг. XX в.) стали более ясно формулировать различные экклезиологические концепции устройства Церкви в православной диаспоре. Особенно резко приверженцы разных концепций расходились во взгляде на роль Константинопольского патриархата. Последствия данной экклезиологической дискуссии мы можем наблюдать в течение всего XX в.: периода, когда «экклезиологический вопрос» стал в Православной Церкви основным.
Каноническая аргументация участников полемики об Экзархате православных русских церквей в Западной Европе
В документах начала 30-х гг. XX в., связанных с полемикой вокруг создания экзархата и с вопросом о церковной организации православного рассеяния, нашли отражение две основные экклезиологические концепции: 1) концепция, согласно которой юрисдикция над всеми православными диаспорами принадлежит Константинопольскому патриархату; 2) концепция, согласно которой юрисдикция над определенной этнической группой эмигрантов принадлежит Матери-Церкви (т. е. национальной Церкви). Приверженцами первой концепции в данной полемике были Константинопольский патриарх Фотий II и его русский экзарх в Западной Европе митрополит Евлогий, в то время как вторую концепцию отстаивали заместитель патриаршего местоблюстителя митрополит Сергий, председатель Заграничного Архиерейского синода митрополит Антоний и патриарх Сербский Варнава.
Приводимая двумя сторонами каноническая аргументация содержала в себе различные взгляды на многочисленные в то время (да и сейчас) спорные церковные вопросы, из которых надо отдельно отметить следующие: апелляционное право Константинопольского патриарха в контексте 9-го и 17-го канонов Халкидонского собора и толкование 28-го канона того же собора в связи с православными диаспорами. Из противоположных толкований этих канонов проистекали различия во взглядах на роли Константинопольского патриархата и национальных Матерей-Церквей, которые они должны играть для православных диаспор.
На развитие экклезиологической аргументации Константинопольского патриархата решающее влияние оказал Мелетий (Метаксакис), в 1921—1923 гг. — Константинопольский патриарх Мелетий IV, а в 1926—1935 гг. — Александрийский патриарх Мелетий II. Применительно к вопросу об устроении Церкви в православной диаспоре Мелетий ссылается на 28-й канон IV Вселенского собора, а конкретнее на ту его часть, в которой говорится о юрисдикции Константинопольского патриархата над епископами «в варварских землях» (¿V тог; РарРармоТс;)12. Под «варварскими землями» патриарх Мелетий подразумевал
известил митрополита Елевферия в письме от 14 февраля 1932 г. (см.: Голос литовской православной епархии. 1932. № 2. С. 29-30).
12 £uvтаYpа т&у беíwv каг {ер^ каv6vwv / Г. А. РаЛЛп, М. ПотЛ^, ек. Аб^ла 1852. 2. 281.
все области в мире, находящиеся за пределами канонических территорий поместных православных Церквей. Данное мнение Мелетий ясно излагает в своем письме от 27 апреля 1923 г. митрополиту Евлогию (в то время архиерею Русской Церкви Заграницей) в связи с вопросом о Церкви в Чехословакии. Отмечая, что область юрисдикции Русской Церкви ясно определена в томосе о ее автокефалии и совпадает с границами русского государства, патриарх Мелетий заявляет, что попечение обо всех без исключения церковных общинах, находящихся вне границ как Русской Церкви, так и других автокефальных Церквей, в соответствии с 28-м правилом IV Вселенского собора принадлежит Вселенскому патриаршему престолу в Константинополе13.
Несколько лет спустя, в 1927 г., Мелетий (Метаксакис) уже в качестве Александрийского патриарха в связи с возникшими внутри Русской Церкви Заграницей неурядицами (конфликт между Заграничным Архиерейским синодом и митрополитом Евлогием) повторил вышеупомянутую аргументацию. В письме председателю Заграничного Архиерейского синода митрополиту Антонию (№ 1551) от 5 июля 1927 г.14 патриарх Мелетий полностью отрицает каноничность существования какой бы то ни было «зарубежной Церкви», в том числе и русской15, и еще раз, ссылаясь на 28-й канон Халкидонского собора, опровергает каноничность власти митрополита Евлогия в Европе. В этот раз Мелетий более прямо, чем в 1923 г., говорит о территории Европы (вне пределов поместных Церквей) в соответствии с 28-м каноном как о «варварских землях». Он решительно заявляет, что русские архиереи не имеют никакого права рукополагать ни священников, ни епископов «в варварских землях», а именно за пределами России, в епархиях, которые канонически подчинены Вселенскому патриархату, например в Европе, где уже есть законная, каноническая архиерейская власть в лице архиепископа Фиатирского16. На этом основании патриарх Мелетий опровергает каноничность назначения Евлогия епископом в Париже, в том месте, где уже есть законно назначенный православный архиерей. Затем Мелетий заключает, что патриарх Тихон, возложив на митрополита Евлогия окормление русских в Западной Европе, нарушил 28-й канон IV Вселенского собора: данным каноном определятся, что епископы в варварских диоцезах должны рукополагаться святейшим престолом Константинопольской Церкви, и поэтому все православные верующие, живущие в Европе за пределами территорий своих Православных
13 Бурега В. В. Взаимоотношения митрополита Евлогия (Георгиевского) с Константинопольским патриархатом в первой половине 1920-х годов: к постановке проблемы // Церковно-исторический вестник. 2005-2006. № 12-13. С. 70-71.
14 АС СПЦ. Папка: Руска загранична Црква — исторща (без пагинации). Целиком письмо опубликовано в официальном печатном органе Александрийского патриархата «Панте-нос» (По^та™о^. 1927. №29. 2. 514-516) и в журнале «Ортодоксиа», в полемической статье профессора Э. Фотиадиса (полемика с профессором Сергеем Викторовичем Троицким) (Е. Ф. 'Е^ афор^пя арброи // 'Орбобо^а. 1948. №23. 2. 228-231).
15 Патриарх Мелетий подчеркнул, что каноны не знают «зарубежья», для них актуальны исключительно границы Церквей (АС СПЦ. Папка: Руска загранична Црква — исторща (без пагинации)).
16 Там же.
Церквей, в том числе и русские, должны признавать каноническую власть только патриарха Константинопольского и рукоположенных только им епископов17.
Канонические аргументы патриарха Мелетия (Метаксакиса) явились фундаментом для принятия в 1931 г. патриархом Фотием, в ответ на обращение митрополита Евлогия, решения о создании Экзархата православных русских церквей в Западной Европе. Хотя в патриаршем томосе от 17 февраля 1931 г. отсутствует как прямая ссылка на 28-й канон IV Вселенского собора, так и отдельное обоснование экклезиологической аргументации, как это сделано в упомянутых выше письмах патриарха Мелетия, патриарх Фотий, явно опираясь на уже хорошо известную тогда позицию Константинополя, упоминает о прерогативах Константинопольского патриархата по отношению к православным диаспорам. В начале томоса патриарх Фотий, очевидно ссылаясь на апелляционное право Константинопольского патриарха, заявляет, что обращение русского митрополита к Константинопольскому патриаршему престолу базировалось на канонических правах Константинопольской Церкви, а также и на том факте, что Константинопольская Церковь является Церковью-Матерью для Русской Церкви. Решение Константинопольской Церкви, как было подчеркнуто, принято вследствие обращения митрополита Евлогия и на основании того, что попечение над православными — это и право, и обязанность святейшего Вселенского престола18.
Однако после жесткой реакции из Москвы и со стороны Заграничного Архиерейского синода патриарх Фотий был вынужден дополнительно пояснить и усилить аргуменацию о прерогативах Константинопольского патриархата в отношении православных диаспор. В письме № 1428 митрополиту Сергию от 25 июня 1931 г. Константинопольский патриарх подчеркивает, что его вмешательство в дела Русской Церкви в Западной Европе основывалось «на каноническом и моральном долге» и что оно было продиктовано необходимостью «материнской заботы о православном народе, его поддержки», как и необходимостью «попечения о благе всей Святой Сестры Русской Церкви»19. Фотий отмечает, что в 1920-е гг. Константинопольский патриархат «из-за любви и заботы об общем благе Церкви» добровольно воздерживался от необходимого вмешательства в дела русских церквей в Западной Европе, и это, как особенно подчеркивает патриарх, несмотря на то что у Константинопольского патриархата есть «каноническое право выносить решения в отношении существующих в диаспорах приходов»20. Однако когда к Константинопольскому престолу обратился митрополит Евлогий, тогда, по словам патриарха Фотия, Константинопольский патриархат «как канонический судья той области, в которой православному народу грозил хаос, и как тот, которому доверено попечение о нуждах Православных Церквей повсюду», вынужден был вмешаться21.
17 АС СПЦ. Папка: Руска загранична Црква — исторща (без пагинации)
18 ГА РФ. Ф. 6343. Оп. 1. Д. 253. Л. 2.
19 Голос литовской православной епархии. 1932. № 1. С. 3.
20 Там же. С. 4.
21 Там же.
Хорошо известно, что сам митрополит Евлогий в 20-е гг. подобную аргументацию решительно отвергал. Когда в 1924 г. между ним и Константинопольским патриархом возник конфликт в связи с уже упоминавшимся спором по поводу церковной юрисдикции в Чехословакии, а также с запретом в священнослуже-нии находившихся в Константинополе русских архиереев Зарубежной Церкви, в ответ на письмо Константинопольского патриарха Григория VII от 28 июня 1924 г., в котором патриарх выражает надежду, что митрополит Евлогий подчинится решениям Константинопольского патриархата в связи с Чехословакией22, русский митрополит приводит подробнейшее на тот период опровержение эк-клезиологической аргументации Константинополя23.
Его доказательная база основывается на нескольких постулатах. Во-первых, опираясь на этнический принцип церковного устройства, митрополит Евлогий заявляет, что Русская Церковь в Чехословакии имеет юрисдикцию исключительно над православными русскими, а не над православными чехами. Во-вторых, ссылаясь на исторический факт, что русские церковные структуры существовали в Чехословакии до константинопольских (при этом Евлогий имеет в виду несколько последних веков, тогда как патриарх Григорий уходит в более далекое прошлое и упоминает миссию святых братьев Кирилла и Мефодия в Моравии), митрополит Евлогий отмечает, что никто не может забрать эти церкви без благословения русского патриарха. Таким образом, Евлогий косвенно обвиняет Константинопольский патриархат в том, что тот пользуется тяжелым положением Московского патриархата, чтобы нарушить права Русской Церкви24.
Однако главная аргументация митрополита Евлогия касается опровержения того, как Константинополь толкует 28-й канон Халкидонского собора. Прямо упоминая письмо бывшего Константинопольского патриарха Мелетия IV от 27 апреля 1923 г., митрополит Евлогий отмечает следующее: текст 28-го правила IV Вселенского собора, возвышая положение и расширяя права Константинопольского патриарха, дает последнему власть рукополагать епископов на определенных территориях Понта, Асии и Фракии не для всех вообще иноплеменников, но только для тех, которые живут в упомянутых областях. Другое толкование этого канона, по словам митрополита Евлогия, лишило бы права миссии все остальные автокефальные Церкви, и в конечном счете привело бы к утверждению, что Русская, Румынская и Сербская Церкви не имеют права на автокефалию. 28-е правило совсем не означает, рассуждает далее Евлогий, что власть всех других автокефальных Церквей, кроме Константинопольской, ограничивается территорией тех государств, в которых они находятся, и что они не могут посылать свои миссии в другие страны. Мнение, высказанное патриархом Мелетием, не имеет основания в святых канонах и не оправдывается ни историей, ни церковной практикой. Наконец, как заключает Евлогий, в составе Русской Церкви были и есть зарубежные епархии в Северной Америке, в Японии, в Китае и в Западной Европе. У Сербской Церкви есть своя Будимская епархия в Венгрии;
22 ГА РФ. Ф. 6343. Оп. 1. Д. 6. Л. 230-230 об.
23 Там же. Л. 231-232 об.
24 Там же. Л. 231-232.
Сербская Церковь считает, что область закарпатских русинов в Чехословакии находится под ее надзором по праву исторического приоритета миссии25.
Приведенные рассуждения митрополита Евлогия из письма патриарху Григорию VII неоднократно использовались представителями Русской Церкви в дальнейшей полемике относительно роли Константинопольского патриархата в диаспорах. Эти же аргументы митрополит Евлогий повторил и во втором письме Константинопольскому патриарху, от 6 июля 1924 г., по поводу запрета в свя-щеннослужении двух русских архиереев Русской Церкви Заграницей в Констан-тинополе26.
Изменения в позиции митрополита Евлогия стали очевидными уже в 1927 г., в критический момент конфликта с Заграничным Архиерейским синодом. Митрополит Евлогий, находясь под запретом в священнослужении и еще не успев договориться с митрополитом Сергием, обратился за помощью к Константинопольскому патриарху Василию III, который объявил неканоничным как решение Заграничного синода о запрете митрополита Евлогия в священнослужении, так и сам этот синод. Но это был только пролог к тому, что случилось позже, в 1931 г. В этот раз, снова оказавшись под запретом и со стороны церковного центра в Москве, и со стороны церковного центра в Сремских-Карловцах, митрополит Евлогий обратился за помощью к Константинопольскому патриарху Фотию II. Данное обращение к Константинополю Евлогий обосновал следующим образом: по его словам, согласно церковным канонам и церковной практике, как древней, так и новой, любая Церковь и любой епископ имеют право апелляции ко Вселенскому патриарху в тех случаях, когда они не находят справедливости у своих церковных властей27. Таким образом, в центр дискуссии о структуре Церкви в православных диаспорах митрополит Евлогий поставил право апелляции к Константинопольскому патриаршему престолу на основе 9-го и 17-го канонов IV Вселенского собора. Если иметь в виду, что такой аргумент впервые привел русский архиерей, это стало переломным моментом для всей ситуации в православных диаспорах.
После создания экзархата в 1931 г. каноническая аргументация митрополита Евлогия, касающаяся устройства Церкви в православных диаспорах, претерпела существенные изменения по сравнению с предшествующей. И хотя формально данная аргументация, оправдывавшая новую юрисдикцию, не была основана на противоречивом 28-м каноне Халкидонского собора, против константинопольского толкования которого Евлогий несколькими годами раньше горячо выступал, по существу это было оправдание именно константинопольского прочтения канонов. В архипастырском послании, направленном пастве через восемь дней после издания томоса патриарха Фотия, митрополит Евлогий постарался прежде всего успокоить верующих, подчеркнув, что создание экзархата в юрисдикции Константинополя — это временная мера, вызванная невозможностью адекватного общения с Москвой, что ситуация войдет в прежнее русло, как только общение снова наладится. Истолковав текст константинопольского то-
25 ГА РФ. Ф. 6343. Оп. 1. Д. 6. Л. 232-232 об.
26 Там же. Д. 252б. Л. 132 об. - 133.
27 Евлогий (Георгиевский). Указ. соч. С. 571.
моса в смысле намека на возвращение в русскую юрисдикцию (хотя в самом тексте об этом не было ни слова) и заявив, что, несмотря на перемену юрисдикции, единство с Русской Церковью не прервалось28, митрополит Евлогий перешел к канонической аргументации, с помощью которой оправдал переход в состав другой Церкви. И хотя данная аргументация не была изложена в деталях, ее можно рассматривать в качестве фундамента, который много десятилетий (вплоть до 1970 г. и дела об «американской автокефалии») использовало «евлогианское течение» в русской эмиграции, прежде всего в Свято-Сергиевском институте в Париже, а позже в Свято-Владимирской семинарии в Нью-Йорке. Если коротко — митрополит Евлогий заявил, что русские церкви в Западной Европе взяты под защиту «Первенствующим Иерархом всей Православной Церкви», что они получили защиту от «нашей духовной Праматери, т. е. Матери нашей Матери — Русской Церкви, и от авторитета Вселенского Престола, в соответствии со священными канонами»29.
После публикации архипастырского послания последовала разработка приведенной канонической аргументации, в которой, помимо митрополита Евло-гия, участвовали ведущие сотрудники Свято-Сергиевского института. Эта эк-клезиологическая концепция излагалась в основном на страницах печатного органа Русского экзархата «Церковный вестник западноевропейской епархии»30. Защищать константинопольскую юрисдикцию в Западной Европе еще раз пришлось в ноябре 1931 г. и самому митрополиту Евлогию в послании священству своей епархии. Это было связано с усилившимся вмешательством в ситуацию митрополита Вильнюсского Елевферия, которому Московский патриархат дал полномочия взять управление над русскими церквями в Западной Европе. Критикуя Елевферия, только что назначенный константинопольский экзарх Евло-гий отмечает, что для промосковского митрополита не имеют значения решения первенствующего иерарха вселенской Православной Церкви, верховного носителя Ее единства, а затем выражает сожаление по поводу того, что в церковном сознании ослабла и помрачилась идея единства вселенской Церкви. Своими действиями, говорит далее Евлогий, митрополит Елевферий явно выступает против
28 Церковный вестник западноевропейской епархии. 1931. № 2. С. 4.
29 Там же.
30 Уже в марте 1931 г. в данном Вестнике появилась анонимная статья, в которой была развернута экклезиологическая аргументация, оправдывавшая обращение митрополита Евлогия к Константинополю. Суть ее в следующем: принимая во внимание тот факт, что последние решения из Москвы (запрет в священнослужении митрополита Евлогия) сделали невозможным общение с московскими церковными властями, автор текста подчеркивает: «Единственным выходом из создавшегося положения является временное решение, которое было бы принято на основе не собственного рассуждения о себе, но голоса Вселенской Церкви». Автор обращает особое внимание на то, что статус Русской Церкви в Западной Европе решен не актами спорящих сторон (имеется в виду Московский патриархат и митрополит Евлогий), а соборным актом законного органа первенствующей в Православии автокефальной Церкви, которая в соответствии с канонами IV Вселенского собора располагает особыми полномочиями в вопросах отношений между Церквями (см.: Доклад Приходского Совета Александр оневской Свято-Троицкой Церкви Приходскому Собранию о положении Западно-Европейской Русской Православной Церкви, в отчетном 1930 году // Церковный вестник западноевропейской епархии. 1931. № 3. С. 29-30).
воли Вселенского патриархата, прямо ее не признает и игнорирует его церковный авторитет, подтвержденный голосом всей Православной Церкви на Вселенских соборах. Отвергая обвинения Елевферия (и в то же время обвинения «карлов-чан») в предательстве Русской Матери-Церкви, митрополит Евлогий приводит аргумент, что он и его сторонники ставят принцип вселенского единства Церкви выше всякой поместной церковной самостоятельности или автокефалии31. Этот аргумент является сутью экклезиологической концепции, сформулированной в кругах Свято-Сергиевского института. Впоследствии данная доказательная база станет характерной чертой русской «парижско-нью-йоркской экклезиологиче-ской школы».
Экклезиологической концепции Константинопольского патриархата, поддерживаемой с 1931 г. представителями Экзархата православных русских церквей в Западной Европе, была противопоставлена другая концепция, чьми главными выразителями в тот период были представители Московского патриархата и Русской Церкви Заграницей («карловчане»), поддерживаемые патриархом Сербским Варнавой.
Представители двух русских церковных центров (Москва и Сремски-Карловцы), хотя и резко расходились во взглядах, заняли в связи с событиями 1931 г. в вопросе о русских церковных структурах в Западной Европе единую позицию. Поскольку первым отреагировал на ситуацию Заграничный Архиерейский синод, необходимо коротко остановиться на прежних экклезиологиче-ских взглядах его представителей (в 1920-е гг.) в связи с устройством Церкви в православных диаспорах. Не углубляясь в проблему аргументации «карловчан» о собственной каноничности (проблема этнической юрисдикции на территориях других поместных Церквей и по всему миру), следует кратко осветить их позицию по поводу роли Константинопольского патриархата, которую последний должен играть в диаспорах.
Можно констатировать, что в течение 20-х гг. позиция эта менялась в соответствии с изменениями в отношениях между Константинополем и архиереями Русской Церкви Заграницей. До 1923-1924 гг. «карловчане» выражали единодушное мнение об особой роли Константинопольского патриархата в отношениях между православными и даже в отношении православных диаспор32. Но по мере того как разгорался русско-константинопольский конфликт, «карловчане» постепенно шли к отрицанию особой роли Константинопольского патриархата в диаспорах и выражали эту позицию все резче. Фундаментом такой позиции Русской Церкви Заграницей в тот период явились рассмотренные выше аргу-
31 Церковный вестник западноевропейской епархии. 1931. № 11. С. 2.
32 В тот период, когда еще существовало Временное высшее церковное управление на Юго-Востоке России (структура, которая позже станет основой для создания Русской Церкви Заграницей), оно уже принимало решения, очевидным образом признававшие особую роль Константинопольского патриархата для православных диаспор. Например, 15 октября 1920 г. Временное высшее церковное управление, рассмотрев состояние дел в русской духовной миссии в Китае, приняло решение, что в случае необходимости эта миссия перейдет в подчинение Константинопольскому патриархату, о чем в адрес последнего было составлено соответствующее письмо (ГА РФ. Ф. 3696. Оп. 1. Д. 25. Л. 83 об. - 84).
менты митрополита Евлогия, приведенные им в письмах Константинопольскому патриарху Григорию VII в течение 1924 г.33
Почти через месяц после создания экзархата, 11 марта 1931 г., митрополит Антоний направил патриарху Фотию письмо, в котором выражал по этому поводу протест34. Очевидно, что приведенная в письме экклезиологическая аргументация представляет собой расширение и углубление позиции митрополита Евлогия 1924 г. Главное, по словам митрополита Антония, то, что Константинопольский патриарх, создав Экзархат русских церквей под собственной юрисдикцией, нарушил как священный и неприкосновенный принцип независимости автокефальных Церквей (здесь митрополит Антоний ссылается на 2-й канон II Вселенского собора, 8-й канон III Вселенского собора и каноническое послание Карфагенского собора Римскому папе Целестину), так и принцип иерархического подчинения (здесь приводится ссылка на 15-й канон Трулльско-го собора)35. Особенно настаивает митрополит Антоний на том, что, по его словам, священные каноны не дают Вселенскому патриарху права власти над другими автокефальными Церквями — Вселенский патриарх считается лишь первым среди равных, ему уделено лишь первенство чести36. Позицию же Константинопольского патриархата о своей роли в православных диаспорах, основанную на 28-м Халкидонском каноне, митрополит Антоний называет «папистской теорией», против которой много раз выступали остальные поместные Церкви. Заявляя в конце письма, что притязания Константинополя в ситуации с митрополитом Евлогием являются антиканоническими, митрополит Антоний завершает свою аргументацию цитатой из блаженнопочившего патриарха Московского Тихона: когда шли споры с Константинопольским патриархатом вокруг церковных областей в Восточной Европе, патриарх Тихон сказал, что для него и его сторонников так и осталось неясным, на основании каких канонов Константинопольский патриархат считает себя вправе распространять свою власть на часть территорий Русской Церкви37.
Немного позже похожая реакция последовала из Москвы. Митрополит Сергий в 1931 г. направил патриарху Фотию два письма: от 8 июня38 и от 15 октября39. Учитывая тот факт, что во втором письме (№ 7623 от 15 октября 1931 г.), в отличие от первого (от 8 июня 1931 г.), содержится более серьезная каноническая аргументация, следует обратить особое внимание именно на второе письмо.
В данном документе, представляющем собой ответ на письмо патриарха Фо-тия № 1428 от 25 июня 1931 г.40, митрополит Сергий, комментируя аргумент патриарха о моральном и каноническом долге попечения о Церквях, не входящих
33 ГА РФ. Ф. 6343. Оп. 1. Д. 6. Л. 231-232 об.; Д. 252б. Л. 130-133 об.
34 Там же. Д. 253. Л. 12-14.
35 Там же. Л. 12.
36 Там же. Л. 13.
37 Там же. Л. 14.
38 Журнал Московской патриархии в 1931-1935 годы... С. 73-75.
39 Голос литовской православной епархии. 1931. № 1. С. 5-8; Журнал Московской патриархии в 1931-1935 годы... С. 85-88; Церковь и время. 2002. № 2. С. 253-256.
40 Голос литовской православной епархии. 1932. № 1. С. 3-5; Церковь и время. 2002. № 2. С. 247-250.
в состав Константинопольского патриархата, констатирует, что моральное обязательство попечения о Церквях, оказавшихся в чрезвычайных обстоятельствах, принадлежит не только Константинопольскому патриархату (хотя, как отмечает Сергий, прежде всего все-таки ему, как первому среди предстоятелей Церквей), но и всем автокефальным Церквям. И хотя Константинопольский патриархат несомненно является первым в православном мире, он не имеет канонических полномочий на какое бы то ни было право власти над другими Церквями41.
Комментируя спорное прочтение 17-го канона IV Вселенского собора в контексте апелляционного права Константинопольского патриархата, митрополит Сергий ссылается на комментарии Иоанна Зонары и заявляет, что данный канон позволяет апеллировать к Константинопольскому патриаршему престолу только епископам Константинопольского патриархата. Епископы же, подчиненные другим патриархам, должны обращаться как к последней инстанции к собственному патриарху42.
Не оставил без внимания митрополит Сергий и аргументы Константинополя в связи с 28-м каноном Халкидонского собора об особых правах Константинопольского патриархата в православных диаспорах. Сергий категорически утверждает, что в данном каноне нет ничего, что давало бы Константинопольскому патриарху основание претендовать на право юрисдикции над территориями Западной Европы. В данном каноне четко говорится о юрисдикции Константинопольского патриархата над территориями диоцезов Фракии, Понта и Асии, а также над епископами «варваров» на границах данных областей43. Что же касается «варварских земель» Западной Европы, то они, по словам митрополита Сергия, в период принятия данного канона определенно относились к пастырской компетенции Римского епископа. После отпадения Римского епископа не было принято, как утверждает митрополит Сергий, никакого общецерковного и для всех обязательного акта, согласно которому территории Римского патриархата были бы присоединены к Константинопольскому патриархату. Поэтому до сих пор никогда ни одной поместной Церкви «не приходило в голову» просить благословения у Константинопольского патриарха на возведение храмов на территориях Западной Европы44. И даже если у Константинопольского патриарха на основании его первенства чести и есть определенные права в Западной Европе как на территории, на которой живут представители разных православных диаспор, это не значит, что патриарх, как подчеркивает митрополит Сергий, имеет право пренебрегать мнением церковных структур на этой территории: данные
41 В этом контексте митрополит Сергий отмечает, что Константинопольский патриарх не имеет права ни назначать главу других Церквей, ни вмешиваться в их жизнь, диктуя им свои административные решения, ни отменять решения их канонических властей, ни забирать себе без позволения местных церковных властей чужих клириков (см.: Журнал Московской патриархии в 1931-1935 годы... С. 85).
42 Там же.
43 Ссылаясь на Феодора Вальсамона, митрополит Сергий отмечает, что под данными «варварами» имеются в виду аланы и россы, которые жили на территориях вокруг Черного моря (см.: Там же. С. 86).
44 Там же.
структуры в действительности существуют намного дольше, чем какая бы то ни было юрисдикция Константинополя над этими областями.
В заключение митрополит Сергий отмечает, что не выдерживает критики и аргумент, согласно которому Экзархат русских церквей был создан ради блага Церкви и ради мира церковного: очевидно, что это не так, а ровно наоборот — раздор стал еще сильнее, и есть реальная угроза, что мир между Церквями полностью нарушится45.
Мнение русских церковных властей (как московских, так и зарубежных) по вопросу вмешательства Константинопольского патриарха в дела Русской Церкви в Западной Европе разделял и патриарх Сербский Варнава (Росич)46. В письме митрополиту Вильнюсскому Елевферию47, которое представляло собой ответ на просьбу митрополита Сергия к Сербскому патриарху о поддержке в связи с событиями в Западной Европе, патриарх Варнава говорит о неканоничности обращения митрополита Евлогия к Константинопольскому патриархату. Сербский патриарх подчеркивает, что это явилось причиной прекращения канонических отношений между Сербской Церковью и митрополитом Евлогием48.
Давая оценку акту Константинопольского патриарха Фотия о создании экзархата, Сербский патриарх, поддерживая позицию митрополита Сергия, заявляет, что речь идет о «канонически неправильном поступке» и о вмешательстве Константинопольского патриархата в дела автокефальной Русской Церк-ви49. Патриарх Варнава ставит митрополита Елевферия в известность о том, что сербская сторона уже направила Константинопольскому патриаршему престолу через епископа Бачского Иринея (Чирича) и епископа Тимокского Эмилиана (Пиперковича) ноту протеста, заявив при этом, что Сербская Церковь будет и дальше требовать от Константинопольского патриархата «не отступать от канонических основ в своих отношениях с другими автокефальными православными Церквями-сестрами50».
45 Журнал Московской патриархии в 1931-1935 годы... С. 87.
46 В данном случае патриарх Варнава отреагировал на инициативу русских церковных властей в Москве и в Сремских Карловцах. Чтобы лучше понять реакцию Сербского патриарха, необходимо иметь в виду, что в то время и сам Сербский патриархат спорил с Константинопольским патриархатом по поводу Будимского епископата Сербской Церкви: патриарх Фотий через несколько месяцев после «дела Евлогия» написал Сербскому патриарху письмо (от 30 мая 1931 г.) по поводу Будимского епископата, в котором выразил мнение Константинопольского патриархата, что все православные христиане, находящиеся вне канонических границ национальных Церквей (в том числе и православные христиане сербского Будимского епископата), должны «на основании канонического порядка» подчиняться юрисдикции Константинопольского патриаршего престола (подробнее о письме см.: Троицки С. В. Изабране студще из црквеног права. Београд, 2008. С. 151-152).
47 Письмо патриарха Варнавы митрополиту Елевферию от 14 февраля 1932 года // Голос литовской православной епархии. 1932. № 2. С. 29-30.
48 Там же. С. 30.
49 Там же.
50 Там же. Позиция патриарха Варнавы по поводу константинопольско-русской дискуссии о Русской Церкви в Западной Европе не осталась без отклика в греческих церковных кругах, о чем свидетельствует статья профессора П. Трембеласа, опубликованная в официальном печатном органе Греческой Церкви «Экклесиа» ('Ехх^л^а. 1932. №24. С. 196-205). В данной статье профессор Трембелас резко критикует позицию Сербского патриарха. Статья вызвала
* * *
Полемика по поводу создания в 1931 г. Экзархата русских церквей — пример лишь одного из многих споров, раздиравших православные диаспоры в период между двумя войнами и серьезно нарушавших единство Православной Церкви. Таким образом, православное рассеяние, вместо того чтобы стать местом свидетельства о православии, православной миссией в инославном мире, стало эпицентром межправославных споров о юрисдикции, и разобранный в статье пример полемики в связи с созданием Экзархата русских церквей в Западной Европе чрезвычайно показателен в отношении всех православных диаспор в XX в.
Ключевые слова: Константинопольский патриархат, Московский патриархат, Сербский патриархат, Русский Экзархат в Западной Европе, православная диаспора, юрисдикция, Автономия, автокефалия, первенство.
The Patriarchate of Constantinople and the Orthodox Diaspora in the 20th century:
POLEMICS AROUND THE CREATION OF AN EXARCHATE
of the Russian Orthodox Churches in Western Europe
V. Puzovich
The author considers the historical circumstances of the creation of the Exarchate of the Russian Orthodox Churches under the jurisdiction of the Patriarchate of Constantinople in Western Europe in 1931. This event was a crucial one for the fates of the Orthodox Diaspora in the 20th century. It exemplified two ecclesiological concepts bearing on the role of the Patriarchate of Constantinople in the Orthodox Diaspora ascribed to it by the participants of the discussion. The first of these concepts maintains that only the patriarchate of Constantinople has the right of jurisdiction over the Orthodox Diaspora, while the second one rules this necessity out and emphatically states that the jurisdiction over their respective Diasporas should be exercised by the national Churches. The opposition of these two concepts has become a characteristic trait of the Orthodox history in the 20th century.
Keywords: Patriarchate of Constantinople, Patriarchate of Moscow, Patriarchate of Serbia, Russian Exarchate in Western Europe, Orthodox Diaspora, jurisdiction, autonomy, autocephaly, primacy.
волну полемики, начавшуюся с ответа профессора Сергея Викторовича Троицкого (в то время юридического консультанта Святого Архиерейского синода Сербской Православной Церкви) (см.: Троицки С. В. Црквена ]урисдикци|а над православном дщаспором. Сремски Карловци, 1932).
Список литературы
1. Агеев Д. А. Экзархат православных русских приходов в Западной Европе. Хроника взаимоотношений с Русской Православной Церковью // Церковно-исторический вестник. 2005-2006. № 12-13. С. 5-53.
2. Акты Святейшего Тихона, Патриарха Московского и всея России, позднейшие документы и переписка о каноническом преемстве высшей церковной власти 1917-1943 / М. Е. Губонин, сост. М., 1994.
3. Архипастырское послание Высокопреосвященнейшего Митрополита Евлогия, от 25 февраля 1931 года // Церковный вестник западноевропейской епархии. 1931. № 2. С. 4-5.
4. Бурега В. В. Взаимоотношения митрополита Евлогия (Георгиевского) с Константинопольским патриархатом в первой половине 1920-х годов: к постановке проблемы // Церковно-исторический вестник. 2005-2006. № 12-13. С. 67-77.
5. Доклад Приходского Совета Александроневской Свято-Троицкой Церкви Приходскому Собранию о положении Западно-Европейской Русской Православной Церкви, в отчетном 1930 году // Церковный вестник западноевропейской епархии. 1931. № 3. С. 19-32.
6. Евлогий (Георгиевский), митр. Путь моей жизни: воспоминания митрополита Евлогия (Георгиевского), изложенные по его рассказам Т. Манухиной. М., 1994.
7. Журнал Московской патриархии в 1931-1935 годы. М., 2001.
8. Из переписки Заместителя Патриаршего Местоблюстителя митрополита Нижегородского Сергия (Страгородского) и митрополита Евлогия, управляющего православными русскими церквами в Западной Европе. 1927-1928 // Церковь и время. 1998. № 2 (5). С. 75-110.
9. Ломако Г. Голос пастыря // Церковный вестник западноевропейской епархии. 1931. № 12. С. 13-16.
10. Обращение Высокопреосвященнейшего Митрополита Евлогия к духовенству от 31 октября 1931 года // Церковный вестник западноевропейской епархии. 1931. № 11. С. 1-3.
11. Послание Патриарха Фотия Митрополиту Сергию от 25 июня 1931 года // Голос литовской православной епархии. 1932. № 1. С. 3-5.
12. Письмо Сербского патриарха Варнавы митрополиту Вильнюсскому Елевферию от 14 февраля 1932 года // Голос литовской православной епархии. 1932. № 2. С. 29-30.
13. Письмо митрополита Вильнюсского Елевферия Сербскому патриарху Варнаве // Голос литовской православной епархии. 1932. № 2. С. 31-33.
14. Троицки С. В. Црквена ]урисдикцща над православном дщаспором. Сремски Карлов-ци, 1932.
15. Троицки С. В. Изабране студще из црквеног права. Београд, 2008.
16. Е. Ф. афорто етод арЭрои // 'ОрЭобо^а. 1948. Т. 23. 2. 210-240.
17. Е^птура ка1 каv6vыv /Г. А. РаЛЛп, М. ПотЛ^, ёк. АЭ^тоц 1852.
