CC BY
50
Библиографический список
1. Шанский Н.М. Лексикология современного русского языка. Москва, 2003: 313.
2. Гиберт М.К. Особенности современного понятия «travel» в журналистских материалах о путешествиях. Материалы Международной научно-практической конференции «Филологические чтения», 15-16 декабря, Оренбург: ООО ИПК «Университет», 2016: 729 - 732.
3. Морковкин В.В. Основные функции лексических единиц. Вестник РУДН. Серия «Вопросы образования: языки и специальность». 2007; 1: 43 - 51.
4. Мернова М. Традиции: как стать королевой Свазиленда. Вокруг света. 2017; 9: 44.
5. Нестерова Н. Выходные: Вильнюс, Литва. Conde Nast Traveller. 2016; 10: 36.
6. Козырев В.А., Черняк В.Д. Свое и чужое: заимствованное слово в современной речи. Вестник Герценовского университета. 2007; Выпуск 3: 54 - 59.
7. Крысин Л.П. Иноязычные слова в современном русском языке. Москва: Наука, 1968: 208. References
1. Shanskij N.M. Leksikologiya sovremennogo russkogo yazyka. Moskva, 2003: 313.
2. Gibert M.K. Osobennosti sovremennogo ponyatiya «travel» v zhurnalistskih materialah o puteshestviyah. Materialy Mezhdunarodnoj nauchno-prakticheskojkonferencii «Filologicheskie chteniya», 15-16 dekabrya, Orenburg: OOO IPK «Universitet», 2016: 729 - 732.
3. Morkovkin V.V. Osnovnye funkcii leksicheskih edinic. VestnikRUDN. Seriya «Voprosy obrazovaniya: yazyki i special'nost'». 2007; 1: 43 - 51.
4. Mernova M. Tradicii: kak stat' korolevoj Svazilenda. Vokrug sveta. 2017; 9: 44.
5. Nesterova N. Vyhodnye: Vil'nyus, Litva. Conde Nast Traveller. 2016; 10: 36.
6. Kozyrev V.A., Chernyak V.D. Svoe i chuzhoe: zaimstvovannoe slovo v sovremennoj rechi. Vestnik Gercenovskogo universiteta. 2007; Vypusk 3: 54 - 59.
7. Krysin L.P. Inoyazychnye slova v sovremennom russkom yazyke. Moskva: Nauka, 1968: 208.
Статья поступила в редакцию 06.11.17
УДК 821.161.1
Alekseev P.V., Doctor of Sciences (Philology), Professor, Gorno-Altaisk State University (Gorno-Altaisk, Russia),
E-mail: [email protected]
Alekseeva A.A., MA student, Gorno-Altaisk State University (Gorno-Altaisk, Russia), E-mail: [email protected]
"CONSTANTINOPLE MUST BE OURS": PROVIDENTIAL MOTIFS IN "WRITER'S DIARY" OF F.M. DOSTOEVSKY. The article analyzes problems of providentialism of Dostoevsky during the Balkan crisis of 1876 and the Russo-Turkish war of 1877-1878. The religious-philosophical idea of the inevitability of the Russian capture of Constantinople, expressed in "Writer's Diary" (April, May-June 1877) is analyzed. Special attention is paid to the fact that Dostoevsky based his argument of this expansionist doctrine on two foreign sources - the memoirs of Paul of Aleppo about the Tsar Alexei Mikhailovich (XVII century) and the book of predictions of St. John Lichtenberger (XVI century). Providential motives are considered within the concept of Russian Orientalism.
Key words: Dostoevsky, orientalism, Paul of Aleppo, Johannes Lichtenberger, providentialism, Writer's Diary.
П.В. Алексеев, д-р филол. наук, проф., Горно-Алтайский государственный университет, г. Горно-Алтайск,
Е-mail: [email protected]
А.А. Алексеева, магистрант, Горно-Алтайский государственный университет, г. Горно-Алтайск,
Е-mail: [email protected]
«КОНСТАНТИНОПОЛЬ ДОЛЖЕН БЫТЬ НАШ»: ПРОВИДЕНЦИАЛЬНЫЕ МОТИВЫ В «ДНЕВНИКЕ ПИСАТЕЛЯ» Ф.М. ДОСТОЕВСКОГО
Статья подготовлена при поддержке гранта РГНФ № 15-34-01258 «Концепция Востока в художественной прозе и публицистике Ф.М. Достоевского».
В статье раскрывается проблематика провиденциализма Ф.М. Достоевского периода балканского кризиса 1876 г. и русско-турецкой войны 1877- 1878 гг. Анализируется религиозно-философская идея неизбежности захвата Константинополя, выраженная в «Дневнике писателя» (апрель, май-июнь 1877 г.). Особое внимание уделяется тому факту, что Достоевский в качестве аргумента этой экспансионистской доктрины опирается на два иностранных источника: воспоминания Павла Алеппского о царе Алексее Михайловиче (XVII в.) и книга предсказаний Иоанна Лихтенбергера (XVI в.). Провиденциальные мотивы рассматриваются в рамках концепции русского ориентализма.
Ключевые слова: Достоевский, ориентализм, Павел Алеппский, Иоанн Лихтенбергер, провиденциализм, Дневник писателя.
Одним из важнейших религиозно-политических лейтмотивов «Дневника писателя» в выпусках 1876 и 1877 годов был восточный вопрос, под которым Достоевский понимал «разрешение всех судеб православия» [1, с. 369] на арене балканского кризиса 1876 г. и русско-турецкой войны 1877- 1878 гг. Этот лейтмотив (а точнее, комплекс ориентальных лейтмотивов) практически не исследовался в проблемном поле русского ориентализма, несмотря на то, что тема борьбы славянских народов и русско-турецкой войны в творчестве Достоевского становились предметом изучения неоднократно [2; 3]. Провиденциальная основа центральной концепции восточного вопроса Достоевского - захват Константинополя - до сих пор не была даже поставлена, что делает изучение данного вопроса особенно актуальным.
Как известно, народно-освободительные восстания славян в Болгарии, Сербии, Боснии и Герцеговине 1875 - 1876-х годах были жестоко подавлены турецкими властями [4]. О зверствах
турок-башибузуков с возмущением писали все европейские и русские газеты и журналы, многие сочувствовали повстанцам, наиболее активные ораторы требовали политического и даже военного вмешательства в ситуацию [5]. В то же время большой опасностью для европейских дворов являлась возможная интервенция Российской империи, которая не только пользовалась определенной народной поддержкой на Балканах, но и имела старые виды на бывший Царьград. Российские притязания на Константинополь со времен Екатерины II обосновывались как провиденциальная миссия православной империи Романовых, это была «одна из самых масштабных, детализированных и амбициозных внешнеполитических идей» [6, с. 33]. В националистических, славянофильских и охранительных кругах (М.Н. Катков, К.Н. Леонтьев, Н.Н. Страхов, И.С. Аксаков), к которым во многом относился и Достоевский, идея завоевания Константинополя пользовалась большой популярностью.
Во многом находясь под влиянием статей М.Н. Каткова, Достоевский остро переживал эти события. Он совершенно убедился в том, что наступил важнейший исторический момент для Российской империи, который она не должна упустить: религиозные размышления писателя привели его к осознанию особой роли России в мире - как источник просвещения и спасения народов Востока и как равновеликий гигант в семье европейских народов. В мартовском номере «Дневника писателя» за 1876 год (т. е. за месяц до объявления императором Александром II войны Турции), Достоевский писал: «одним словом, чем бы ни кончились теперешние, столь необходимые, может быть, дипломатические соглашения и переговоры в Европе, но рано ли, поздно ли, а Константинополь должен быть наш, и хотя бы лишь в будущем только столетии! Это нам, русским, надо» [1, с. 88].
Для Достоевского мысль о завоевании Константинополя отнюдь не авантюрной. Эта мысль была провиденциальной, т. е. предопределенной свыше, поскольку базировалась на религиозно-мифологическом и даже мистическом фундаменте. Для доказательства провиденциальности этой концепции, Достоевский в двух подряд выпусках, хронологически совпавших с официальным объявлением войны Турции (апрель и май-июнь 1877 г.), публикует главы, в которых захват Константинополя и историческое возвышение России объявляются важнейшим делом царской семьи («Мнение «тишайшего» царя о Восточном вопросе») и имеющее безусловное мистическое подтверждение («Из книги предсказаний Иоанна Лихтенбергера, 1528 года»). В обоих случаях Достоевский приводит редкие и старые источники, относящие к допетровскому периоду и, что особенно интересно, автором обоих источников выступают иностранцы: Павел Алеппский и Иоанн Лихтенбергер.
В первом случае Достоевский приводит слова «тишайшего» царя Алексея Михайловича, и выделяет в тексте слова, наиболее относящиеся к только что начавшейся русско-турецкой войне: «...и я боюсь вопросов, которые мне предложит Творец в тот день: и порешил в своем уме, если Богу угодно, что потрачу все свои войска и свою казну, пролью свою кровь до последней капли, но постараюсь освободить их. На всё это вельможи отвечали ему: "Господи, даруй по желанию сердца Твоего"» (Курсив автора. - П.А., А.А.) [1, с. 123 - 124]. Достоевский пишет, что обнаружил это свидетельство в сочинении И. Оболенского (на самом деле титуле книги фамилия автора значится иначе -Иван Аболенский), изданном в Киеве в 1876 году: «Московское государство при царе Алексее Михайловиче и патриархе Никоне, по запискам архидиакона Павла Алеппского». Достоевский вполне доверяет этому свидетельству - это очевидно из стиля и композиции отрывка. При этом также очевидно, что в задачи Достоевского-публициста не входило подтверждение достоверности источника и реконструкция историко-культурного контекста приведенной им цитаты.
Так, он не считает нужным указать читателям «Дневника», что оригинал травелога Павла Алеппского написан на арабском языке (о чем сообщается на первой же странице киевского издания [7, с .1]) сыном антиохийского патриарха Макария III, религиозного фанатика, сыгравшего заметную роль в расколе русской православной церкви и начавшихся в связи с этим религиозных гонениях старообрядцев середины XVII века. Макарий III и его сын Павел дважды побывали в Москве, оба раза принимали участие в Больших Московских соборах 1656 и 1666 - 1667 годов (на втором соборе Макарий III поставил подпись под документом, осуждающим патриарха Никона). Достоевский игнорирует указания Оболенского, что сочинение о путешествии Павла и Макария III в Москву было выполнено не на материалах арабского оригинала, а на материале английского издания «The travels of Macarius: Patriarch of Antioch, written by his Attendant Archdeacon, Paul of Aleppo, In Arabie» (1836). Если учесть, что Сирия была к моменту написания арабского травелога более ста лет была захвачена Османской империей, свидетельство Павла об отношении русского царя к проблеме освобождения единоверцев от турецко-мусульманского ига могло быть не вполне объективным.
Кроме того, Достоевский игнорирует тот факт, что слезы «тишайшего» царя были явно театральными, продиктованными дипломатическими играми. Оболенский описывает, что Павел и Макарий III были против воли возвращены царем в Москву. Они все время недоумевали о причинах своего задержания и, пытаясь понять, что бы это могло значить, сопоставляли важные события, случившиеся в этот период при дворе. Среди этих событий Оболенский называет три: во-первых, крупная ссора царя и патриарха (Алексей Михайлович обозвал Никона «мужиком, б. и с...» [7, с. 89]). Второе событие, на которое обратили внимание сирийские путешественники, был эпизод «христосования» царя
с греческими купцами, в контексте которого царь сказал «между прочим» слова, которые с большим удовольствием позднее привел Достоевский - о страстном желании избавить греков (а не славян) от турецкого ига. Третье событие - прибытие польского посла и молдавского митрополита с просьбами и обращениями, в т. ч. в защите от турок. Однако вскоре выяснилось, что главное, что нужно было от царю от сирийских гостей, увлеченному внешнеполитическими играми, - это благословение для похода на шведов: царь был до крайности религиозен и суеверен.
Вопреки тексту и контексту цитируемого источника, Достоевский планировал с опорой на источник обратить внимание своих читателей и членов царской семьи на эпоху и личность царя Алексея Михайловича: впервые при этом царе появилась мысль создать православную монархию, ведя войны с католиками и мусульманами (русско-польская война 1654-1667 гг., русско-шведская война 1656-1658 гг. и русско-турецкая война 1672-1681 гг.), впервые именно этот русский царь стал официально титуловаться «святым». Достоевский остро почувствовал тесную типологическую связь колониальных войн середины XVII века с современной ему русско-турецкой войной: впервые при этом царе территория российского государства стремительно расширялась, а ее внешнеполитическая роль чрезвычайно усиливалась, причем захваты новых земель объяснялись стремлением защитить единоверцев.
Второй источник провиденциального мотива захвата Константинополя Достоевский приводит в номере, хронологически объединившем события мая-июня 1877 г., опираясь на текст Иоанна Лихтенбергера (Johannes Lichtenberger), немецкого мистика, астролога при дворе императора Священной Римской империи Фридриха III (XVI в.). Достоевский характеризует этот документ как «древнее, правда, туманное и аллегорическое, предсказание о нынешних событиях и о нынешней войне», притом - как возможно единственный сохранившийся экземпляр [1, с. 146]. Из всех «туманных» предсказаний Достоевский выбирает те, которые ему кажутся наиболее релевантными для религиозно-мистического обоснования захвата Константинополя и вообще всемирного возвышения Российской империи, и приводит их для большей убедительности не только в русском переводе, но и на латинском языке оригинала.
После указания о том, что предсказания Лихтенбергера о Великой французской революции и Наполеоне I полностью подтвердились, Достоевский тоном знатока древних латинских рукописей приводит понравившееся ему пророчество: «Восстанет орел великий на Востоке, островитяне западные moerebunt. Tria régna comportabit. Ipsa est aquila grandis, quae восплачут. Три царства захватит. Сей есть орел великий, который dormiet annis multis, refutata resurget et contremiscere faciet спит годы многие, пораженный восстанет и трепетать заставит aquicolas occidentales in terra Virginis et alios montes Super-водяных жителей западных в земле девы и другие вершины npe-bissimos; et volabit ad meridiem recuperando amissa. Et amore гордые; и полетит к югу, чтоб возвратить потерянное. И любовью charitatis inflammabit Deus aquilam orientalem volando ad ardua милосердия воспламенит Бог орла восточного, да летит на трудное, alis duabus fulgens in montibus christianitatis. крылами двумя сверкая на вершинах христианства» [1, с. 146-147]. И после детального разбора странных и путанных фраз (фактически - экзегезиса, применявшегося для правильной в догматическом смысле интерпретации священных текстов), Достоевский делает вывод о том, что «пророчество Иоанна Лихтенбергера сильно подходит к настоящей минуте» [1, с. 147].
Предвосхищая обвинения либеральных критиков в безумном (о теме безумства в «Дневнике писателя» подробнее см.: [8, с. 107-110]) и некритическом следовании мистическим средневековым источникам, Достоевский заканчивает свою главу пространными рассуждениями о том, что текст Лихтенберге-ра - только лишь «мистическая аллегория», только «похожая на правду», что «серьезно говорить обо всем этом трудно», и более того - стремление увидеть в немецких пророчествах какую-то связь с реальностью - это только признак того, что «мы видим действительность всегда почти так, как хотим ее видеть, как сами, предвзято (курсив автора. - П.А., А.А.), желаем растолковать ее себе» [1, с. 150]. Однако тон и стратегия работы Достоевского над латинским текстом Лихтенбергера не оставляют сомнений в том, что этот источник в связке со свидетельством Павла Алеппского в контексте массового увлечения спиритизмом 1870-х годов был использован как мощный пропагандистский аргумент в спорах с западниками о том, что русско-турецкая война 1877-1878-х годов - дело не только «святое» и «народное», но и прямо предсказанное.
Библиографический список
1. Достоевский Ф.М. Дневник писателя: в 2 т. Т. 2. Москва: Книжный клуб 36.6, 2011.
2. Алексеев П.В. Концептосфера ориентального дискурса в русской литературе первой половины XIX в.: от А.С. Пушкина к Ф.М. Достоевскому. Томск: Издательство Томского ун-та, 2015.
3. Новикова Е.Г. «Западные славяне» в «Дневнике писателя» Ф.М. Достоевского периода русско-турецкой войны 1877-1878 гг. Имаго-логия и компаративистика. 2016; 1 (5): 44 - 51.
4. Anderson M.S. The Eastern Question, 1774 - 1923: A Study in International Relations. London, 1966.
5. Блохин В.Ф., Косарев С.И. Балканский кризис 1870-х годов и периодическая печать России и западной Европы. Брянск. Издательство Курсив. 2014.
6. Зорин А. Кормя двуглавого орла... Русская литература и государственная идеология в последней трети XVIII - первой трети XIXвека. Москва: Новое литературное обозрение, 2011.
7. Московское государство при Царе Алексее Михайловиче и Патриархе Никоне, по запискам архидиакона Павла Алеппскаго. Соч. Ивана Аболенскаго. Киев: Типография С.Т. Еремеева. 1876.
8. Алексеев П.В. «Китайское» вступление к «Дневнику писателя» Ф.М. Достоевского. Вестник Томского государственного университета. Филология. 2017; 49: 98 - 112.
References
1. Dostoevskij F.M. Dnevnik pisatelya: v 2 t. T. 2. Moskva: Knizhnyj klub 36.6, 2011.
2. Alekseev P.V. Konceptosfera oriental'nogo diskursa vrusskojliterature pervojpolovinyXIX v.: ot A.S. Pushkina kF.M. Dostoevskomu. Tomsk: Izdatel'stvo Tomskogo un-ta, 2015.
3. Novikova E.G. «Zapadnye slavyane» v «Dnevnike pisatelya» F.M. Dostoevskogo perioda russko-tureckoj vojny 1877-1878 gg. Imagologiya i komparativistika. 2016; 1 (5): 44 - 51.
4. Anderson M.S. The Eastern Question, 1774 - 1923: A Study in International Relations. London, 1966.
5. Blohin V.F., Kosarev S.I. Balkanskij krizis 1870-h godov i periodicheskaya pechat' Rossii i zapadnoj Evropy. Bryansk. Izdatel'stvo Kursiv. 2014.
6. Zorin A. Kormya dvuglavogo orla... Russkaya literatura i gosudarstvennaya ideologiya vposlednej tretiXVIII - pervoj tretiXIX veka. Moskva: Novoe literaturnoe obozrenie, 2011.
7. Moskovskoe gosudarstvo pri Care Aleksee Mihajloviche i Patriarhe Nikone, po zapiskam arhidiakona Pavla Aleppskago. Soch. Ivana Abolenskago. Kiev: Tipografiya S.T. Eremeeva. 1876.
8. Alekseev P.V. «Kitajskoe» vstuplenie k «Dnevniku pisatelya» F.M. Dostoevskogo. Vestnik Tomskogo gosudarstvennogo universiteta. Filologiya. 2017; 49: 98 - 112.
Статья поступила в редакцию 06.12.17
УДК 811.512
Alexeev I.E., Doctor of Sciences (Philology), Professor, North-Eastern Federal University n.a. M.K. Ammosov (Yakutsk, Russia),
E-mail: [email protected]
Sorova I.N., Cand. of Sciences (Philology), senior lecturer, North-Eastern Federal University n.a. M.K. Ammosov
(Yakutsk, Russia), E-mail: [email protected]
COMMUNICATIONALLY-INTERROGATIVE PARTICLES IN A COMPOSITION OF ORTHOEPIC CONSTRUCTIONS. The article deals with communicationally-interrogative features of interrogative sentences with particles duu, duo, daa. They make up model-forming functions in orthoepic outline. Realization of interrogative utterances is being discussed in connection with situation of communication in speaking. These particles were studied in details by prof. Petrov N.E., besides their communicational task they have modal functional sides. Each interrogative phrase having particles duu, duo, daa in acoustics imparts typological balance in intonation of syntagma. In communication this characteristic feature is expressed in semantically modal undertones. All these in general represent orthoepic matter of interrogative utterance. Interrogative particle in a structure of utterance forms model of generalized orthoepic constructions. As a result, structurally semantic and communicationally interrogative characteristic features of Yakut interrogative phrase were defined.
Key words: interrogative sentence, interrogative particles, interrogativity, intonational model.
И.Е. Алексеев, д-р филол. наук, проф. Северо-Восточного федерального университета имени М.К. Аммосова,
г. Якутск, E-mail: [email protected]
И.Н. Сорова, канд. филол. наук, доц. Северо-Восточного федерального университета имени М.К. Аммосова,
г. Якутск, E-mail: [email protected]
КОММУНИКАТИВНО-ИНТЕРРОГАТИВНЫЕ ЧАСТИЦЫ В СОСТАВЕ ОРФОЭПИЧЕСКИХ КОНСТРУКЦИЙ
Публикация подготовлена в рамках поддержанного РГНФ научного проекта № 16-34-00027.
В статье рассматриваются коммуникативно-интеррогативные характеристики вопросительных предложений с частицами дуу, дуо, даа, которые в орфоэпическом плане составляют моделеобразующие функции. Реализация вопросительных высказываний обсуждается в связи с ситуацией общения в коммуникативном плане. Данные частицы, глубоко исследованные проф. Н.Е. Петровым, помимо коммуникативной заданности, еще имеют и модальные функциональные стороны. Каждая вопросительная фраза, имеющая частицы дуу, дуо, даа, в акустическом плане придает типологический баланс в интонировании синтагмы. А в коммуникативном плане эта особенность выражается в семантически модальных оттенках. Все это в совокупности отражает орфоэпическую сущность интеррогативного высказывания. Вопросительная частица в структуре высказывания образует модель обобщенных орфоэпических конструкций. В результате исследования на обширном фактическом языковом материале определены структурно-семантические и коммуникативно-интеррогативные особенности якутской вопросительной фразы.
Ключевые слова: вопросительное предложение, вопросительные частицы, интеррогативность, интонационная модель.
В якутском языкознании вопросительные частицы, как энклитическая часть интеррогативности, относятся к модальным словам: дуо 'ли', дуу 'ли', даа 'а', ньии 'ведь', свп дуо 'правда ли', буолбат дуо 'так ведь' и др. и, отличаясь от других логико-смыс-
ловых, морфологических, синтаксических групп, требуют, помимо подтверждения или отрицания, еще и уточнения высказанного собеседником догадки, сомнения, недоумения и других простых или эмоциональных вопросительных сегментов в диалоге [1,
