CC BY
13
Политические институты, процессы и технологии Political institutions, processes and technologies
DOI: 10.33693/2223-0092-2020-10-6-71-79
УДК 316 .4 УДК 316 . 7
Консолидационный потенциал интернет-коммуникации, российский контекст
Р.Э. Бараш ©
Центр Комплексных социальных исследований,
Федеральный научно-исследовательский социологический центр РАН, г. Москва, Российская Федерация
E-mail: raisabarash@gmail. com
Аннотация. Анализируя влияние информационных технологий на социальную консолидацию, автор обозначает для себя цель исследовать корреляцию между широким распространением новых медиа и интенсивностью политической самоорганизации. Обращаясь к тематической библиографии, автор резюмирует, что новые медиа порождают многообразные «слабые связи» повседневной коммуникации, меняя установки гражданского и политического участия активных digital-пользователей, прежде всего, повышая запрос на информационную открытость и солидарное социальное участие. Для достижения поставленной исследовательской цели автор обращается к изучению российской специфики влияния интенсивного расширения численности интернет-пользователей на ценности, цели и мотивацию гражданского и политического участия. Эмпирической базой исследования являются данные массовых российских опросов общественного мнения. Итоги исследовательской работы отражены в научно-аналитических выводах: россияне активно используют интернет и социальные сети для выстраивания практически полезной «социальной коммуникации», благодаря цифровым ресурсам россияне регулярно решают актуальные насущные проблемы, включаются в «слабые связи» тематических и локальных сообществ. Но потенциал социальных сетей как механизма политической коммуникации и протестной консолидации в российской обществе сегодня невысок. Широкий онлайн-доступ не влечет в российском обществе роста социально-политического участия, не мотивирует вовлечение граждан в решение социально значимых или острых политических задач. Тематика интернет-коммуникации предельно разнообразна и редко ориентирована на практический результат или долгосрочный план социально-политического реформирования общественного устройства или государственной политики.
Ключевые слова: Интернет, социальные сети, коммуникация, социальная консолидация, самоорганизация
Бараш Р.Э.
23.00.02
ДЛЯ ЦИТИРОВАНИЯ: Бараш Р. Э. Консолидационный потенциал интернет-коммуникации, российский контекст // Социально-политические науки. 2020.Т. 10 . № 6 . С 71-79 . РО!: 10.33693/2223-0092-2020-10-6-71-79
DOI: 10.33693/2223-0092-2020-10-6-71-79
Consolidation potential of the internet communication, the Russian context
R.E. Barash ©
Centre for Complex Social Studies Place of Employment, Institute of Sociology of the FCAS, Russian Academy of Science, Moscow, Russian Federation
E-mail: raisabarash@gmail. com
Abstract. Analyzing the spread of information technologies on social consolidation the author pays special attention to the study of the Russian situation when the wide spreading of the new media does not result into intensive political consolidation. The author notes that Internet and social networks have an undeniable potential for social influence because of intensive social interaction of numerous stakeholders. At the same time, the nominal potential of social networks as a mechanism of political communication and consolidation is low today. Wide online access does not lead to an increase of the interest to politics or social activity, awareness or subjectivity. The themes of Internet communication is extremely diverse and, most importantly, is rarely focused on a practical result or a long-term plan of socio-political reform of public policy.
Key words: Internet, social networks, communication, social consolidation, self-organization
ВВЕДЕНИЕ
Распространение электронных медиа тематизирует вопрос об их влиянии на социальную консолидацию, гражданскую мобилизацию и самоорганизацию. Вслед за М. Маклюэном, поэтично провозгласившим, что интернет в XXI в. породил эпоху разнообразия и вытеснил «галактику Гутенберга» и эру единообразия унифицированного индустриального общества [McLuhan, 2001: 248], М. Кастельс назвал интернет движущей силой социально-экономических и политических изменений и информационного digital-разнообразия [Castells, 2001: 3].
Распространение интернет-сетей не только предоставило каждому пользователю почти неограниченные возможности получать и передавать информацию, но и повсеместно расширило масштабы «низового активизма», создало предпосылки цифрового участия в политическом процессе и развития электронной демократии ^атт, 2019: 84]. Ярким примером использования государством ресурсов электронных медиа для расширения возможностей политического участия стала организация в некоторых американских штатах онлайн-голосования во время праймериз (ресурс ОттВаПо^) и организованное ЦИК РФ летом 2020 г. онлайн-голосование для жителей Москвы и Нижегородской области по поправкам в Конституцию РФ.
КОНСОЛИДАЦИОННЫЙ ПОТЕНЦИАЛ ЦИФРОВОЙ КОММУНИКАЦИИ. ТЕОРЕТИКО-МЕТОДОЛОГИЧЕСКИЕ ОСНОВАНИЯ ИССЛЕДОВАНИЯ
Новые медиа обладают значительным потенциалом общественного влияния, сформировавшимся в результате интенсивного социального взаимодействия сограждан и широкими возможностями общения многочисленных заинтересованных сторон. Но вопрос о характере социальной коммуникации, складывающейся под влиянием новых медиа, продолжает оставаться дебатируемым.
По мнению экспертов, власть в сетевой среде может быть определена как способность достигать конкретных целей при невозможности тотального контроля, а определяющим элементом современной гражданской активности понимается ее сетевая сущность, поскольку включенность в электронные медиа наделяет граждан возможностью коллегиально контролировать принимаемые властью решения [Navarria, 2019: 3-6]. Так что современники ясно понимают возможности и перспективы гражданского участия в рамках сетевой политической коммуникации.
Экстенсивное разрастание сетей электронной коммуникации, их усложнение вследствие появления новых «узлов» (новые мессенджеры, Телеграмм-каналы, соц сети и т.п.) вместе с «обрастанием» digital-
Бараш Р.Э.
пользователей большим числом используемых гадже-тов, создают благоприятные предпосылки для гражданского мониторинга действий властей. Электронные медиа символизируют и воплощают собою переход от иерархического общества к обществу сетевому. В отличие от других информационных источников, электронная коммуникация способна рекомбинировать любую информацию, передать ее дальше без участия официальных медиа или цензуры от власти. Интернет создает инфраструктуру непрерывного производства и обмена информацией в различных сетях. Digital-обусловленная возможность свободного доступа, рекомбинации и распространения знаний, разрушительна и для традиционных структур, и для авторитарной власти иерархического общества [Navarria, 2019: 37]. Свободная онлайн-коммуникация может постоянно создавать новые «точки входа» в политический процесс для тех субъектов, которые были исключены из него прежде, но желают принимать участие в гражданской и политической самоорганизации. Электронная коммуникация приводит к медийной демократизации общественного и политического дискурса, создает условия для свободного участия граждан в качестве экспертов и даже ньюсмейкеров в информационном поле. Электронные тексты содержат многообразные ссылки на связанные информационные ресурсы, создавая предпосылки для свободного включения в информационный дискурс все новых участников, а также активного выбора пользователями значимой для себя и достоверной информации.
Уникальность интернет-коммуникации заключается в ее способности объединять и мотивировать к солидарным действиям представителей разных социальных групп посредством особой тематической повестки дня и благодаря новым информационным технологиям с широчайшим охватом аудитории. Как пишет Д. Оуэен, благодаря новым медиа, социальные движения нового типа возникают из децентрализованных сетей ранее не взаимодействовавших групп, которые в рамках тематической коммуникации могут быть связаны актуальностью для них широкого спектра индивидуализированных проблем [Owen, 2006]. Несмотря на частое отсутствие единого лидера, высокий уровень связности через коммуникационные сети позволяет участникам виртуальных сообществ быстро адаптироваться к меняющимся социально-политическим условиям, реагировать на острые проблемы и даже организовывать коллективные действия. Поэтому онлайн-организационные связи участников виртуальной коммуникации, установленные до некоторых значимых событий, способны вызвать общественную или политическую консолидацию вокруг некоторого события или персоны. Способствуют быстрой протестной консолидации интернет-сообществ и особые психологические установки активных пользователей электронных медиа, понимающих первостепенную значимость ценностей демократии, участия, информационной открытости и достоверности [Moore, 1999: 40-41]. Новые медиа «вывели» многие ранее узкоразделяемые информационные повестки малых групп не только в публичное информационное поле, но и в социально-политическую реальность (например, частные экологические или правозащитные инициативы). Предсказуемо ранее
выведенные из публичного дискурса группы, получив возможность публичного высказывания склонны довольно активно отстаивать собственные интересы и права.
Но влияние распространения электронной коммуникации на социальную самоорганизацию не должно быть чрезмерно романтизировано. По большому счету интернет - лишь множество соединений компьютеров (или технические условия для таких соединений), которые не существует отдельно от человеческой коммуникации [Kalathil, Boas, 2003: 1-3]. Любая цифровая инфраструктура лишь создает условия для освоения новых ресурсов и механизмов взаимодействия уже сложившимися коммуникативными структурами. Социальный активизм происходит не из технологических новаций, но из интереса граждан к гражданскому участию и изменению социального порядка.
Социально-политические изменения, в том числе и гражданская самоорганизация, мотивированы не расширением доступа в интернет, но актуальной ситуацией в изменяющихся обществах. Ведь даже при неограниченном доступе граждан к интернету выбор пользователями информации (серьезной аналитики или развлекательного контента) будет определяться скорее их ангажированностью остро актуальной проблематикой.
Расширение доступа к общественно значимой информации, выполнение фактически журналистской работы любыми неравнодушными обывателями, нивелирование блогосферой авторитета и востребованности крупных информационных корпораций заметно снижает общее качество предоставляемой электронными медиа информации и аналитики, деконструирует профессиональные и моральные основания журналистики [Fenton, 2009]. Высокий «эмоциональный градус» и частый популизм освещения событий в интернете постепенно снижает восприимчивость и силу реакции аудитории на значимые события, а широкая палитра разнообразных интернет-мнений снижает ценность экспертных суждений. Постепенно снижает доверие интернет-контенту и отсутствие проверки достоверности информации, и анонимность многих авторов интернет-новостей. Что естественно ограничивает активистский потенциал интернет-коммуникации.
Несмотря на ряд дискуссионных вопросов несомненным является ряд социальных изменений, произошедших под влиянием распространения электронных медиа. В отличие от традиционных медиа, чья аудитория пассивно потребляет контент, электронные медиа обеспечивают активный выбор информационной повестки и интерактивную симметричную коммуникацию и читателей с медиа, предоставляющим информацию, и даже внутреннюю межличностную коммуникацию нескольких читателей. Если традиционные медиа в сжатые сроки в одностороннем порядке сообщают отдельные сюжеты, электронные медиа создают условия для постоянного привлечения к обсуждению все новой аудитории, для ретроспективного изучения ситуации, дебатов и аргументирования, обращения к многообразным экспертным суждениям. Именно поэтому часто в узкоспециальную интернет-коммуникацию «включены» прежде всего искренне интересующихся темой или мотивированные
к действию энтузиасты. Мобилизационный потенциал виртуальных сетей связан также с возможностью визуализации сообщаемой проблемы (тиражирование фото- и видеоматериалов), так что любой зритель может убедиться в достоверности тиражируемых в медиа-событиях.
Сетевая архитектура создает новый вид границ [Boehme-NeEler, 2020: 90-91], сформированных сознательной включенностью или, напротив, исключенно-стью пользователей из конкретных тематических сообществ. Интернет-пользователи собираются вместе для участия в виртуальных сообществах, устанавливают собственные правила коммуникации и механизмы ее контроля. Виртуальные сообщества (группы в соц-сетях, приоритетные Telegram-каналы, тематические группы в мессенджерах) для своих участников нередко становятся приоритетными источниками информации, новостей и общения. Природа виртуальных границ не только осмысленна, но и пластична. Переход из одного тематического сообщества в другое, совмещение включенности в несколько тематических виртуальных сообществ для пользователя предельно просты, в отличие от реальных повседневных сообществ, выход из которых или совмещение причастности которым сложны и в некоторых случаях невозможны (прежде всего, в случае аскриптивных сообществ). То же и с отказом от участия в электронных и реальных сообществах: отказ от участия во многих реальных группах (семья, гражданство) почти невозможен, тогда как исключение из виртуальных сообществах (в том числе и заочное) предельно просто. Несмотря на серьезные онтологические и эпистемологические различия реальных и виртуальных сообществ, разнообразные digital-комьюни-ти сегодня оказывают на решения и жизни индивидов не меньшее влияние, чем реальные группы. Интересно, что хотя подавляющее большинство публичных дискуссий вращаются вокруг не политических вопросов, а Интернет-публика скорее аполитична, включенность в виртуальные сообщества определенно повышает интерес своих участников к социально-политической повестке. Особенно это касается молодежи, которая, как правило, коммуницирует со сверстниками и ровесниками посредством электронных медиа, и часто участвует в различных формах самоорганизации (благотворительная деятельность, протестные инициативы, движения «одного требования»), в том числе и онлайн [Kim, Russo, Amna, 2017: 2].
Так, в 2011 г., благодаря электронным ресурсам, 57% пользователей интернета в США участвовали в деятельности социальных или профессиональных групп, 39% узнали о важной социальной проблеме [Rainie, Purcell, Smith, 2011]. 38% обращались к социальным сетям для передачи значимой социально-политической информации, 35% пользователей соцсетей участвовали в политических кампаниях [Rainie, Smith, 2012].
СОЦСЕТИ КАК РЕСУРС ПРОТЕСТНОЙ КОММУНИКАЦИИ
Исследовательский интерес к интернету и социальным сетям заметно вырос после антиправительственных выступлений в странах Северной Африке и Восточной Европы в 2010-х гг. Участники протестов
координировали свою активность и артикулировали собственную повестку и позицию главным образом посредством электронных медиа. Роджер Коэн из New York Times даже объявил основателя Facebook Марка Цукерберга истинным лидером распространяющихся протестов. А многие исследователи прямо связывали антиправительственную критику с развитием новых информационных и коммуникационных технологий, создавших серьезные ценностные и инфраструктурные (сетевые) предпосылки для складывания «сильной демократии» участия, основанной на активном включении граждан в формирование и обсуждение актуальной повестки, а также в укреплении связей между правительствами и гражданами [Barry, 2005].
Гипотеза о широчайших перспективах протест-ной коммуникации и самоорганизации посредством новых медиа даже породила гипотезу о Facebook-и Twitter-революциях, т.е. о возможностях смены власти и политического режима посредством действий гражданских и политических активистов, консолидированных через интернет. Отдельные исследователи подчеркивали, что привлекательность Facebook-и Twitter-протестов для их участников была связана с распространяемыми новыми медиа ценностями эгалитарной открытой культуры [Burke, 2018].
Р. Сринивасан пишет, что Арабская весна породила очарование мифом о мобилизационном потенциале социальных сетей [Srinivasan, 2017] и приводит личный пример: летом 2011 г. автор нашел на каирской площади Тахрир сувенирную футболку с изображением логотипов популярных социальных сетей Facebook, YouTube и Twitter, сопровожденных подписью «методы свободы». Информационные технологии, как рассуждает Р. Сринивасан, несомненно, способствуют гражданской мобилизации, в том числе и протестной, но не менее важно значение координационного и творческого потенциала лидеров и участников протеста, способных конструктивно применить потенциал электронных медиа. Активное использование электронной коммуникации гражданскими активистами отнюдь не свидетельствует об их высокой модернизованности (среди противников Хосни Мубарака было немало сторонников Братьев Мусульман), а протестно-консолидацион-ный потенциал вполне материальных проблем людей, в первую очередь, условий их жизни, все же несравнимо выше, чем повестка онлайн-дискурса. Традиционные организации (профсоюзы, партии, религиозные организации, малые группы вроде семьи, сверстников и пр.) также имеют довольно высокий мобилизационный потенциал: одна из первых антиправительственных манифестаций «Арабской весны» началась в тунисском городе Джидда после пятничной молитвы. Само же явление новых медиа «социально нейтрально», лишено «врожденной» способности влиять на социальную организацию, информационно-коммуникационные технологии приобретают «реформистское» значение в ситуации своей включенности в политическую коммуникацию.
Многие исследователи тем не менее последовательно доказывают, что социальные сети могут аккумулировать социальное недовольство, способное вылиться в протестные выступления, способствовать формированию у участников движений самоорганизации
Бараш Р.Э.
коллективных целей и задач [Ахременко, Стукал, Петров, 2020]. А. Вильгельм пишет о том, что киберпро-странство предоставляет своей аудитории площадку для политической коммуникации. Причем, ссылаясь на предложенное Ю. Хабермасом определение гражданского общества как «рупора» для формулирования политических вопросов, которые должны решаться правительством, автор рассуждает о том, что всеобщая цифровизация не только заметно облегчает дискуссии и дебаты заинтересованных групп, но и способствует формированию не только виртуальной публичной сферы, но и актуальной проблемной повестки для органов власти [Wilhelm, 1999: 154-178].
Однако интернет и социальные сети могут лишь предоставить дополнительные ресурсы для тех, кто уже участвует в общественной или политической жизни, но не обеспечивает мотивации участия. И в этом смысле интернет прямо зависит от возможностей самоорганизации и участия, предоставляемых политической сферой [Lusoli, Ward, 2005: 59-79]. Кроме того, связи, устанавливаемые социальными сетями становятся слишком личными. И первоначальный всплеск энтузиазма по поводу политического действия не может создать прочной политической коммуникации, потому что личным связям между друзьями не хватает элемента критики и конкуренции, необходимого для поддержания прочной политической системы [Tormey, 2018].
Интернет и социальные сети, став ключевой составляющей многих антиправительственных протестных кампаний последних лет, консолидировали коммуникацию между активистами и способствовали формированию виртуальных коалиций [Montgomery, 2007: 91-92]. Новые медиа позволяли аудитории оперативно получать любую интересующую информацию из многообразных источников, присоединяться в разнообразным сетям коммуникации, неограниченно общаться с единомышленниками. Но демократический потенциал интернета может быть реализован лишь в ситуации обеспечения всеобщего свободного онлайн-доступа. И от воли политического руководства воздерживаться от ограничения или цензурирования интернета и степени независимости интернет-провайдеров.
Электронные медиа могут добавлять динамику и новые элементы в коммуникацию между представителями различных социальных групп, гражданами и условными представителями власти, но использование консолидационного потенциала электронной коммуникации возможно только при наличии «творческой» политической инициативы, существования высоко мотивированных на изменение групп интересов или харизматического лидера [Coleman, Blumler, 2009: 11-12].
В сравнении со спонтанным эффектом консолидирующего воздействия оппозиционных выступлений влияние интернет-медиа на результат консолидирующего воздействия очень специфично и имеет ряд ярких отличительных особенностей. Сформировавшийся благодаря виртуальной коммуникации протест имеет, прежде всего, своеобразную пространственную локализацию. Если традиционные «доцифровые» проявления гражданского недовольства были четко локализованы во времени и пространстве, digital-протесты опира-
ются на виртуальную коммуникацию и цифровые связи единомышленников, что позволяет недовольным не только более четко организовывать реальные пространственно территориализованные выступления, но и переносить основные коммуникативные акты единомышленников с площадей и конспиративных квартир в виртуальное пространство. Что, с одной стороны, позволяет недовольным сосредоточиться на содержательной, а не на формальной стороне организации протеста. С другой стороны, виртуализация протеста в цифровых медиа позволяет «растянуть» протест во времени, сделать протестную повестку более глобальной (коррупция, несправедливость, систематическое беззаконие) и значимой для более широкого круга лиц. Все новые и новые участники постепенно включаются в общий протестный дискурс под влиянием ситуативно разных событий, но составляющих, в представлении модераторов и организаторов протестных выступлений, частные проявления обшей несправедливости.
Благодаря активному использованию активистами интернет-ресурсов протест в цифровую эпоху в отличие от спонтанно возникающих акций является не единичным событием, но приобретает черты протестной кампаний, время от времени проявляющейся под воздействием отдельных триггеров.
Обратной стороной виртуализации протестной коммуникации является утрата ею своей формальной структуры, а также внутренней иерархии и логики. Иными словами, перетекание протестной коммуникации в интернет-медиа постепенно ослабляет авторитет формальных лидеров, неспособных регулярно находиться в авангарде критики, возникающей по ряду поводов (факты мелких злоупотреблений и коррупции, допущенных представителями власти), или, напротив, быстро и четко организовывать социально значимые кампании для оперативного реагирования на ожидания протестной аудитории. В отличие от фор-мализованнных протестных выступлений, традиционно четко ориентирующихся не только на лидеров, но и персонализированное активистское ядро, виртуальный протест постепенно структурно размывается, что отражается и на снижении доверия и поддержки его «публичных лиц».
Интерес к мобилизационным ресурсам виртуальной коммуникации в России серьезно усилился после протестных выступлений 2011-2012 гг., сложивших в коммуникацию и солидарные действия представителей самых разных социально-экономических и демографических групп, носителей противоречивых ценностей и политических взглядов благодаря обращению «недовольных» к электронным медиа. Московские протесты зимы начала 2010-х гг. породили череду дискуссий о квалифицирующем признаке «человека протестующего», портрет которого исследователи пытались «нарисовать» исходя из формальных характеристик недовольных: места проживания, возраста, уровня, политических взглядов. Кто-то видел в участниках «белого движения» черты представителя «креативного класса» (в категориях Р. Флориды), «модно протестующего» образованного класса, «богемной буржуазии» / «бобо», о которой писал Д. Брукс. Однако все исследователи сходились во мнении о высоком значении новых медиа как механизма коммуникации недовольных.
Значимость для российского общества цифровых медиа как источника информирования активных граждан о ситуации в стране подтвердили недавние события. Благодаря местным жителям и блогерам, растиражировавшим информацию о ситуации в своих регионах, внимание всей страны оказалось привлечено к ситуации в трех очень далеких для большинства граждан территориях страны: к загрязнению океанического побережья Камчатки, аресту губернатора Хабаровского края и протестам против строительства мусорного полигона в Шиесе Архангельской области. Многие россияне осуществляют доступ в интернет через мобильные устройства, что значительно облегчает цифровую коммуникацию и расширяет ее сети.
ЦИФРОВАЯ КОММУНИКАЦИЯ. РОССИЙСКИЙ КОНТЕКСТ
Сегодняшняя ситуация влияния интернет-коммуникации на социальную консолидацию в России в значительной степени обусловлена нормативными обстоятельствами ее регулирования. В России сегодня законодательно ограничен потенциал протестной самоорганизации, в том числе и виртуальной. Поправки в КоАП, известные как «статья о неуважении к власти» запрещают распространение информации, в том числе и в интернете, оскорбляющей человеческое достоинство, общественную нравственность или выражает неуважение к обществу, государству, государственным органам и символам.
«Закон Яровой» обязал операторов связи и интернет-провайдеров в течение полугода хранить все сообщения российских пользователей, в том числе, переписку в мессенджерах, чатах, на форумах, информацию обо всех переданных файлах. Что легализовало доступ контролирующих органов к персональному виртуальному контенту любого российского пользователя. Во всяком случае, по сообщению ряда изданий, в разгар московских протестов летом 2019 г. несколько российских интернет-компаний, входящих в реестр организаторов распространения информации Роскомнадзора, получили письма из Центра оперативно-технических мероприятий ФСБ, с требованием передать спецслужбе ключи для дешифровки переписки пользователей, а также организовать «круглосуточный доступ к своей информационной системе» [ФСБ потребовала...]. Таким образом сегодня любые попытки исследовать консолидационный потенциал медиа, в том числе и электронных, в современной России, возможны с поправкой на сложившиеся жесткие условия виртуальной самоорганизации, прежде всего, политической.
Несмотря на серьезные ограничения возможностей виртуального самовыражения, интернет в России остается неотъемлемой частью повседневности, важным средством коммуникации и даже гражданского активизма. Согласно результатам ряда исследований, интернет-вовлеченность россиян постоянно возрастает. По данным Европейского Социального Исследования, регулярно пользуются интернетом 71% россиян, в том числе 64% - практически ежедневно [Российское социальное исследование., 2019]. По данным GfK, в начале 2019 г. регулярно интернетом пользовались 90 миллио-
нов россиян старше 16 лет (то есть 75% взрослого населения страны) [Исследование GfK..., 2020].
Исследование ФНИСЦ РАН, проведенное в 2020 г.1, подтвердило возрастающий масштаб интернет-вовлеченности россиян. Подавляющее большинство современных россиян (64%) пользуются интернетом ежедневно. Доля россиян, которые пользуются интернетом не реже раза в неделю, за последние десять лет, выросла в два с половиной раза (с 34 до 82%). Еще 68% граждан регулярно пользуются социальными сетями. За пять лет доля регулярных пользователей социальных сетей выросла на 20%. Основная аудитория интернета - хорошо материально обеспеченные (90%) молодые люди в возрасте 18-30 лет (97%) с высшим образованием (88%), живущие в мегаполисах и крупных городах (по 88%).
Социальные сети в качестве глобального источника информации потеснили ряд традиционных медиа (радио и печатную прессу), и заняли третье место среди основных информационных ресурсов после центрального и регионального (местного) телевидения. 39% россиян часто получают информацию о важнейших событиях в мире из соцсетей, 37% - из интернет-изданий. То есть совокупная аудитория новостной ленты, предоставляемой электронными медиа (соцсети + интернет-издания), составляет 76%, превосходя заинтересованную аудиторию новостных передач центрального телевидения (65%).
Одновременно с расширением аудитории цифровых медиа происходит падение популярности программ центрального телевидения. С 2015 г. доля россиян, получающих информацию о мире из программ центрального телевидения, сократилась на 12% - с 77 до 65. Еще в мае 2019 г. «Ведомости» со ссылкой на исследование Mediascope сообщали, что интернет в России обошел телевидение по суточному охвату аудитории [Интернет догоняет телевизор..., 2019].
Социальные сети в российском информационно-коммуникативном пространстве сегодня превратились в уникальный информационно-коммуникативный ресурс. Появление электронных средств коммуникации значительно упростило регулярное взаимодействие внутри т.н. малых групп (семья, друзья, коллеги, единомышленники и т.п.) и упрочило так называемые «слабые связи», создав структуру регулярных горизонтальных коммуникаций внутри локальных сообществ. Кроме того, социальные сети потеснили некоторые традиционные медиа (радио, печатную прессу), а в совокупности с новостными интернет-сайтами почти разрушили информационную монополию телевидения.
Российские активные пользователи интернета и социальных сетей отличаются выдающимся умением успешно налаживать продуктивные «слабые связи». Отвечая на вопрос о возможности обратиться в случае необходимости к своим знакомым, друзьям или проживающим отдельно родственникам и получить от них реальную помощь, активные участники виртуальной коммуникации в разы чаще, чем не пользующиеся интернетом и соцсетями граждане, говорили о возможности получить поддержку: взять в долг крупную сумму
1 Данные исследования Федерального научно-исследовательского социологического центра Российской академии наук, проведенного в 2020 г. в рамках реализации проекта Российского научного фонда (проект № 20-18-00505).
Бараш Р.Э.
(30% против 17-21%), найти приработок (23-24% против 8-13%), обратиться к хорошим врачам или попасть в хорошую больницу (21-22% против 9-10%), устроиться на хорошую работу (15-17% против 3-5%), устроить детей в хорошую школу (9% против 4%).
Но широкие сети коммуникации активных пользователей электронных медиа - это лишь предпосылки для солидарных действий. Реальные инициативы всегда производное от широкой персональной заинтересованности активистов, объединенных информационно-коммуникативными сетями. Без личной заинтересованности в изменениях и готовности к действиям консолидационный потенциал «слабых связей», сформированных электронными медиа, откровенно невелик. Ярким примером является российская ситуация, где включенность многих граждан в виртуальные сети не выливается в активные действия.
Среди активных пользователей социальных сетей и интернета доля мотивированных активистов и участников социально-политических инициатив очень мала. Лишь 7% из них принимали участие в выборных кампаниях в течение последнего года - полутора лет в качестве наблюдателя, агитатора, сборщика подписей и т.п. Еще 5% участвовали в благотворительных и волонтерских движениях, 4% - в общественном самоуправлении по месту жительства, 3% - в деятельности профсоюзной организации. Лишь 3% респондентов, активно вовлеченных в электронную коммуникацию, в течение последних полутора лет принимали участие в общественно-политических акциях (митингах, демонстрациях и т.п.).
Большинство же активных пользователей интернета и соцсетей назвали в качестве основной своей общественно-политической активности последних лет участие в выборах, голосованиях (36%) и обсуждение политических событий с коллегами и друзьями (23-24%). А почти половина (46%) в течение последних полутора лет никакого участия в общественно-политической жизни не принимали. Этот показатель неучастия практически равен и у активных участников виртуальной сети, и у тех, кто новыми медиа не пользуется (47-48%).
Доступ к новым медиа не продуцирует даже опосредованного интереса к политике. Согласно данным Европейского Социального Исследования, в 2018-2019 гг. 92% россиян признавались, что не публикуют в интернете материалы о политике [Российское социальное исследование..., 2019].
И уж совсем низким оказывается для российского общества протестный консолидационный потенциал электронной коммуникации. Сегодня в митингах и демонстрациях, направленных на защиту экономических и социальных прав, готовы участвовать не более четверти граждан. В акциях защиты демократических прав и свобод - еще меньше, 18%. В масштабах серьезного запроса граждан на перемены и невысокого уровня доверия власти и скепсиса в отношении проводимой ею политики уровень протестной консолидации в 18-25% крайне низок. Но, учитывая ужесточение «законодательства о митингах», а также ряд громких разбирательств в отношении политических активистов, это объяснимо.
При этом номинально широкий доступ в интернет действительно коррелирует с большей «протестной
готовностью» digiral-аудитории. Почти треть (28-30%) активных пользователей социальных сетей и интернета готовы принять участие в протестных выступлениях по социальным или экономическим вопросам. Среди россиян, не включенных в виртуальные сети этот показатель заметно ниже - 18-19%.
Среди активных пользователей электронных медиа также несколько выше декларируемый уровень готовности активно защищать основные демократические права и свободы: свободу слова, право на самовыражение, свободу собраний. Более четверти активной аудитории интернета и социальных сетей (21-24%) готовы принять участие в массовых выступлениях в защиту демократических прав и свобод. Доля регулярных телезрителей, готовых участвовать в подобных выступлениях более чем на 10% ниже (16%).
Однако, как видно из социологических данных, говорить о масштабной протестной консолидации нельзя. Низкая доля гражданского участия активных участников интернет-коммуникации и активной аудитории социальных сетей в значительной части следствие ограничения в России последних лет возможностей политического участия, и тем более протестной самоорганизации. Но, как показывает российский пример, доступ к новым медиа не порождает автоматической социальной консолидации.
Появление электронных средств коммуникации значительно упростило регулярное взаимодействие внутри малых групп, упрочило так называемые «слабые связи», создав структуру регулярных горизонтальных коммуникаций внутри локальных сообществ. Номинальный же потенциал социальных сетей как механизма политической коммуникации и консолидации очень невысок, политизированная» аудитория интернета и социальных сетей, несмотря на расширяющиеся сети виртуальной коммуникации, не спешит к протест-ной виртуальной самоорганизации. Регулярное общение с единомышленниками в разнообразных соцсетях, мессенджерах, Telegram-каналах и даже через e-mail не влечет роста социально-политической заинтересованности, осознанности или субъектности, не мотивирует граждан к низовой самоорганизации и социально значимой активности.
Таким образом российская ситуация широкого распространения информационных технологий, не результирующая в интенсивную политическую консолидацию, является любопытной и важной для понимания влияния современных средств коммуникации на динамику социальных процессов. С одной стороны, интернет и социальные сети обладают серьезным потенциалом общественного влияния как производного от интенсивного социального взаимодействия многочисленных заинтересованных сторон. Но, с другой стороны, номинальный потенциал социальных сетей как механизма политической коммуникации и консолидации сегодня невысок. Широкий он-лайн-доступ не влечет роста социально-политической заинтересованности, осознанности или субъектности. Тематика интернет-коммуникации предельно разнообразна и, главное, редко ориентирована на практический результат или долгосрочный план социально-политического реформирования государственной политики.
ЛИТЕРАТУРА
1. Ахременко А.С., Стукал Д.К., Петров А.П. Сеть или текст? Факторы распространения протеста в социальных медиа: теория и анализ данных // Полис. Политические исследования. 2020. № 2. С. 73-91.
2. Данные исследования Федерального научно-исследовательского социологического центра Российской академии наук, проведенного в 2020 г. в рамках реализации проекта Российского научного фонда (проект № 20-18-00505), 2020.
3. Интернет догоняет телевизор по охвату аудитории // Ведомости. 2019. URL: https://www.vedomosti.ru/technology/ articles/2019/05/29/802699-internet-dogonyaet%20%20# galleries%2F140737494463978%2Fnormal%2F1
4. Исследование GfK: Проникновение Интернета в России. 2020. URL: https://www.gfk.com/ru/press/issledo-vanie-gfk-proniknovenie-interneta-v-rossii
5. Российское социальное исследование по программе Европейского Социального Исследования // 9 волна. 2019. URL: http://www.ess-ru.ru/fileadmin/templates/doc/Wave_9_2018/ Comparative_tabels_wave9-2018_rus.xls
6. ФСБ потребовала ключи для дешифровки переписки... // Meduza. 2020. URL: https://meduza.io/feature/2020/02/11/ fsb-potrebovala-klyuchi-dlya-deshifrovki-perepiski-u-avito-rutube-habrahabra-i-esche-desyatka-saytov-eto-proizoshlo-v-razgar-moskovskih-protestov
7. Boehme-Nefiler V. Digitising democracy: On reinventing democracy in the Digital Era - a legal, political and psychological perspective. Switzerland: Springer, 2020. 156 p.
8. Burke C.B. America's information wars: The untold story of information systems in America's conflicts and politics from World War II to the Internet age. Lanham-Maryland: The Rowman & Littlefield Publishing Group, 2018. 390 p.
9. Castells М. The Internet galaxy: Reflections on the Internet, business, and society. Oxford: Oxford University Press, 2001. 292 p.
10. Coleman S., Blumler J.G. The Internet and democratic citizenship: Theory, practice and policy. Cambridge: Cambridge University Press, 2009. 220 p.
11. Fenton N. Drowning or waving? New media, journalism and democracy. In: New media, old news: Journalism and democracy in the digital age. N. Fenton (ed.). London: SAGE, 2009. Pp. 3-16.
12. Hague B.N., Loader B.D. Digital democracy: Discourse and decision making in the information age. London-New York: Routledge, 2019. 294 p.
13. Kalathil Sh., Boas T.C. Open networks, closed regimes: The impact of the Internet on authoritarian rule. Washington: Carnegie Endowment for International Peace, 2003. 160 p.
14. Kim Y., Russo S., Amna E. The longitudinal relation between online and offline political participation among youth at two different developmental stages // New Media & Society. 2017. Vol. 19. No. 6. Pp. 899-917. DOI: https://doi. org/10.1177/1461444815624181
15. Lusoli W., Ward S. Hunting protestors: Mobilisation, participation and protest online in the Countryside Alliance. In: The Internet and politics. Citizens, voters and activists. S. Oates, D. Owen, R.K. Gibson (eds.). New York: Routledge, 2006. Pp. 59-79.
16. McLuhan M. Understanding media. London-New York: Routledge. 2001. 248 p.
17. Moore R.K. Democracy and cyberspace. Digital Democracy. B.N. Hague, B.D. Loader (eds.) London: Routledge. 1999. Pp. 39-62.
18. Montgomery K.C. Generation digital: Politics, commerce, and childhood in the age of the Internet. CambridgeMassachusetts-London: The MIT Press, 2007. 368 p.
19. Navarria G. The networked citizen - power, politics, and resistance in the Internet age. Singapore: Palgrave MacMillan, 2019. 279 p.
20. Owen D. The Internet and youth civic engagement in the United States. In: The Internet and politics. Citizens,
REFERENCES
1. Akhremenko A.S., Stukal D.K., Petrov A.P. Network or text? Drivers of protest spread on social media: theory and data analysis. Policy. Political Studies. 2020. No. 2. Pp. 73-91. (In Russ.)
2. Research data of the Federal Research Sociological Center of the Russian Academy of Sciences, carried out in 2020 as part of the project of the Russian Science Foundation (project No. 20-18-00505). 2020. (In Russ.)
3. The Internet is catching up with TV in terms of audience coverage. Vedomosti. 2019. URL: https://www.vedomosti. ru/technology/articles/2019/05/29/802 699-internet-dogonyaet%20%20#galleries%2F140737494463978%2Fnorma l%2F1
4. GfK research: The spread of the Internet in Russia. 2020. URL: https://www.gfk.com/ru/press/issledovanie-gfk-proniknovenie-interneta-v-rossii
5. Russian social research program of the European Social Research. Wave 9. 2019. URL: http://www.ess-ru.ru/fileadmin/ templates/doc/Wave_9_2018/Comparative_tabels_wave9-2018_rus.xls
6. The FSB demanded keys to decrypt the correspondence. Meduza. 2020. URL: https://meduza.io/feature/2020/02/11/ fsb-potrebovala-klyuchi-dlya-deshifrovki-perepiski-u-avito-rutube-habrahabra-i-esche-desyatka-saytov-eto-proizoshlo-v-razgar-moskovskih-protestov
7. Boehme-Nefiler V. Digitising democracy: On reinventing democracy in the Digital Era - a legal, political and psychological perspective. Switzerland: Springer, 2020. 156 p.
8. Burke C.B. America's information wars: The untold story of information systems in America's conflicts and politics from World War II to the Internet age. Lanham-Maryland: The Rowman & Littlefield Publishing Group, 2018. 390 p.
9. Castells M. The Internet galaxy: Reflections on the Internet, business, and society. Oxford: Oxford University Press, 2001. 292 p.
10. Coleman S., Blumler J.G. The Internet and democratic citizenship: Theory, practice and policy. Cambridge: Cambridge University Press, 2009. 220 p.
11. Fenton N. Drowning or waving? New media, journalism and democracy. In: New media, old news: Journalism and democracy in the digital age. N. Fenton (ed.). London: SAGE, 2009. Pp. 3-16.
12. Hague B.N., Loader B.D. Digital democracy: Discourse and decision making in the information age. London-New York: Routledge, 2019. 294 p.
13. Kalathil Sh., Boas T.C. Open networks, closed regimes: The impact of the Internet on authoritarian rule. Washington: Carnegie Endowment for International Peace, 2003. 160 p.
14. Kim Y., Russo S., Amna E. The longitudinal relation between online and offline political participation among youth at two different developmental stages. New Media & Society. 2017. Vol. 19. No. 6. Pp. 899-917. DOI: https://doi. org/10.1177/1461444815624181
15. Lusoli W., Ward S. Hunting protestors: Mobilisation, participation and protest online in the Countryside Alliance. In: The Internet and politics. Citizens, voters and activists. S. Oates, D. Owen, R.K. Gibson (eds.). New York: Routledge, 2006. Pp. 59-79.
16. McLuhan M. Understanding media. London-New York: Routledge. 2001. 248 p.
17. Moore R.K. Democracy and cyberspace. Digital Democracy. B.N. Hague, B.D. Loader (eds.) London: Routledge. 1999. Pp. 39-62.
18. Montgomery K.C. Generation digital: Politics, commerce, and childhood in the age of the Internet. CambridgeMassachusetts-London: The MIT Press, 2007. 368 p.
19. Navarria G. The networked citizen - power, politics, and resistance in the Internet age. Singapore: Palgrave MacMillan, 2019. 279 p.
20. Owen D. The Internet and youth civic engagement in the United States. In: The Internet and politics. Citizens, voters and
Бараш Р.Э.
voters and activists. S. Oates, D. Owen, R.K. Gibson (eds.). New York: Routledge, 2006. Pp. 17-33.
21. Pianini D., Omicini A. Democratic process and digital platforms: An engineering perspective. In: The future of digital democracy: An interdisciplinary approach. Heidelberg: Springer Verlag, 2019. Pp. 83-96.
22. Rainie L., Purcell K., Smith A. The social side of the internet. 2011. URL: http://www.pewinternet.org/2011/01/18/the-social-side-of-the-internet/
23. Rainie L., Smith A., Schlozman L.K., Brady H., Verba S. Social media and political engagement. 2012. URL: http://www. pewinternet.org/2012/10/19/additional-analysis-2
24. Srinivasan R. Whose global village? Rethinking how technology shapes our world. New York: New York University Press, 2017. 272 p.
25. Tormey S. Politicizing digital space: Theory, the internet and renewing democracy // Contemporary Political Theory. 2018. Vol. 19. Pp. 59-62. DOI: 10.1057/s41296-018-0273-938
26. Wilhelm A.G. Virtual sounding boards: How deliberative is online political discussion? In: Digital democracy: Discourse and decision making in the information age. B.N. Hague, B.D. Loader (eds.). London-New York: Routledge, 2019. Pp. 154-178.
activists. S. Oates, D. Owen, R.K. Gibson (eds.). New York: Routledge, 2006. Pp. 17-33.
21. Pianini D., Omicini A. Democratic process and digital platforms: An engineering perspective. In: The future of digital democracy: An interdisciplinary approach. Heidelberg: Springer Verlag, 2019. Pp. 83-96.
22. Rainie L., Purcell K., Smith A. The social side of the internet. 2011. URL: http://www.pewinternet.org/2011/01/18/the-social-side-of-the-internet/
23. Rainie L., Smith A., Schlozman L.K., Brady H., Verba S. Social media and political engagement. 2012. URL: http://www. pewinternet.org/2012/10/19/additional-analysis-2
24. Srinivasan R. Whose global village? Rethinking how technology shapes our world. New York: New York University Press, 2017. 272 p.
25. Tormey S. Politicizing digital space: Theory, the internet and renewing democracy // Contemporary Political Theory. 2018. Vol. 19. Pp. 59-62. DOI: 10.1057/s41296-018-0273-938
26. Wilhelm A.G. Virtual sounding boards: How deliberative is online political discussion? In: Digital democracy: Discourse and decision making in the information age. B.N. Hague, B.D. Loader (eds.). London-New York: Routledge, 2019. Pp. 154-178.
Статья проверена программой Антиплагиат. Оригинальность - 89,76%
Статья поступила в редакцию 30.10.2020, принята к публикации 09.12.2020 The article was received on 30.10.2020, accepted for publication 09.12.2020
СВЕДЕНИЯ ОБ АВТОРЕ
Бараш Раиса Эдуардовна, кандидат политических наук; старший научный сотрудник Центра Комплексных социальных исследований Федерального научно-исследовательского социологического центра РАН. Москва, Российская Федерация. WoS Researcher ID: P-1916-2014; Scopus Author ID: 57195835577; E-mail: [email protected]
ABOUT THE AUTHOR
Raisa E. Barash, Cand. Sci. (Polit.); senior researcher at the Centre for Complex Social Studies Place of Employment of the Institute of Sociology of the FCAS, Russian Academy of Science. Moscow, Russian Federation. WoS Researcher ID: P-1916-2014; Scopus Author ID: 57195835577; E-mail: [email protected]
