CC BY
120
Консерватизм как охранительная реакция на исторические вызовы
В.Э. Багдасарян
Характеру современного осмысления феномена консерватизма наиболее точно соответствует фраза Владислава Суркова: «Мы, безусловно, консерваторы, но пока не знаем, что это такое».
Основной дискурс сейчас идет по вопросам номинации консервативных ценностей и описания многообразия форм консервативной мысли. В результате мы приходим к такой констатации: консерватизм многогранен и консерваторы — это те, кто за все хорошее и против всего плохого. Кто же с ними не согласится? Важна ли Церковь? Безусловно. Государство? Да. Нравственность, духовность? Никто не будет выступать против всех этих категорий.
М.В. Ремизов предложил два подхода к трактовке консерватизма. Первый подход связан с авторитетом К. Мангейма. Консерватизм для него — это не идеология, а стиль мышления. Как ментальный тип консерватор — в большей степени созерцатель-метафизик, нежели практик. Можно вспомнить в этой связи высказывание Вудро Вильсона: «Консерватор — это такой человек, который сидит и думает, но чаще — сидит». В этой непрактичности консерваторов следует, вероятно, видеть одну из причин кризиса монархии в России начала XX столетия. В 1917 г. представители многочисленных монархических организаций «сидели и думали», тогда как другие действовали. Зачастую именно неспособность к действию, боязнь борьбы, нежелание перемен определяли выбор консервативного концепта. Но об идеологии в мангеймовском понимании консерватизма речи не идет.
Второй подход раскрывается через парадигму воззрений С. Хантингтона. Консерватизм в хантингтоновской трактовке — это защита наличных социальных институтов. Все консерватизмы, постулируется в статье М. Ремизова, реактивны. Но это тоже не идеология. Здесь речь идет о механизме охранительной реакции на исторические вызовы. Вызовы же могут быть разные. В Российской империи начала XX в. существовал черносотенный консерватизм. Он защищал монархические устои государственности. Применительно к позднесоветской эпохе говорят о брежневском консерватизме. Но он защищал уже совершенно другую реальность. Теперь есть единоросский консерватизм. Где общность между всеми этими кон-серватизмами? Ее нет. Как самостоятельная идеология консерватизм в этом случае исчезает.
Зачастую на практике консерватизм — это элементарная боязнь изменений. Процитирую знаменитого логика, математика Альфреда Уайтхеда: «У человечества есть только два пути — или развитие, или деградация. Консерватизм в чистом виде противоречит сути законов Вселенной».
Движение, как известно, — это одна из базовых характеристик жизни. Организм не может существовать в иных форматах, нежели развитие или деградация. Состояние покоя есть опасная иллюзия. Стагнирующая система неизбежно деградирует. Поэтому консерватизм, как консервация текущего состояния, бесперспек-
тивен. Собственно, консерватизма в чистом виде не существует, да и, вероятно, не может существовать.
При использовании понятия «консерватизм» произошла определенная подмена. Консервация — это не идеология, а средство с использованием данного понятия. Это определенное средство. Ведь не будет же никто считать защиту идеологией. Консервация может быть рядоположена с революцией и реформой — другими политическими средствами. Она состоит в защите той или иной системы, той или иной действительности, которая может быть исторически различной. В этом отношении рядоположе-ние социализм - коммунизм - либерализм - консерватизм некорректно.
Консерватизм в большей степени явление прилагательное. Есть либеральный консерватизм, есть социалистический консерватизм, есть традиционалистский консерватизм и много других консерватизмов. Все они не самостоятельные явления, а прилагаемые к другим идеологиям.
Что номинируется в качестве признаков консерватизма? Первенство общества по отношению к личности — но это социализм. Доминанта национального государства — но это национализм. Подобным же образом весь идеологический арсенал консерватизма растаскивается по другим идеологиям.
Существует также вариативность консерватизма в страновом выражении. Есть французский консерватизм, принципиально отличный от английского, есть английский — принципиально отличный от немецкого. И в этом случае самостоятельность идеологии консерватизма утрачивается.
А что же тогда может быть рядоположено с социализмом и либерализмом в идеологическом плане? Не совсем оправданным был, по-видимому, уход докладчика от понятия «традиционализм». Между тем не консерватизм, а именно традиционализм может быть использован в качестве указанного рядоположения. Социализм акцентирует идею общности; коммунизм — общины, коммуны; либерализм — свободы; национализм — нации; традиционализм — традиции. Соответственно, традиционализм не может быть отождествлен с консерватизмом. Если консерватизм выражает принцип охранительства, то традиционализм акцентирует другое качество — преемство.
В историософском плане традиционализм апеллирует к идее восстановления на обновленной основе модели традиционного общества. Он в этом плане противостоит и социализму, и либерализму как модернистским концептам. Мне могут возразить, что традиции тоже бывают разные. Почему в таком случае к традиционализму не может быть отнесен такой же упрек о страновой разнородности, как и к консерватизму? Дело в том, что существуют различные уровни традиции. Есть локальные традиции, этнографические, есть цивилизационно-образующие, есть так называемые примордиальные, изначальные, относимые ко всему человечеству. При апелляции к собственной стране речь идет о цивилизационно-образующей традиции, при обращении к миру в целом — о примордиальной, как «белом ценностном пакете человечества». Консерватизм, утверждает М.В. Ремизов, отрицает универсальность. А вот традиционализм как раз выражает универсалистский подход. У каждого народа есть свой путь к Богу — традиционалистская формула.
Возвращаясь к изречению Владислава Суркова, уместно задаться вопросом: а какой, собственно, тип консерватизма сложился в современной России — «фундаментальный», «социальный», «революционный», «либеральный»? Думаю, ни один из них. Наиболее точно было бы охарактеризовать предлагаемую сегодня версию консерватизма как «консерватизм аппаратный».
ПРОБЛЕМНЫЙ АНАЛИЗ И ГОСУДАРСТВЕННО-УПРАВЛЕНЧЕСКОЕ ПРОЕКТИРОВАНИЕ
111
Вызывает, на первый взгляд, удивление тот политический кульбит, совершив который пришли к консерватизму современные российские консерваторы. Не знаю, есть ли в истории аналоги такого рода. Бывшие коммунисты и комсомольцы массово превратились в одночасье в убежденных либералов, а затем столь же дружно и столь же стремительно перезаписались в консерваторов.
Проделанный кульбит во многом объясняется логикой развития капитала. На излете советского режима перед партноменклатурой встала задача приватизации государственной собственности и легализации накопленного под партийным прикрытием капитала. Идеологическим прикрытием указанных операций лучше всего могла послужить доктрина либерализма. Далее возникает задача обосновать свое эксклюзивное право на владение приватизированными ресурсами, ограждая их от вероятностных международных претендентов. Отсюда — замена неактуальной сегодня идеологии либерализма идеологемами национального консерватизма. Следуя обозначенной логике, новым идеологическим ориентиром российского капитала должен стать фашизм, перспектива которого уже реально обозначена в спектре умонастроений масс.
