CC BY
184
Консерватизм и современность
В.М. Межуев
Консерватизм, социализм и либерализм — три великие идеологии (их можно назвать и стилями мышления) Нового времени. Без них нельзя понять, что происходит в современном мире. Но вот что понимать под современностью? Здесь возникают вопросы.
Современность часто описывают в понятиях Просвещения, видят в ней просветительский проект. Но что считать Просвещением? Обычно под Просвещением в социально-политическом смысле мы понимаем преимущественно англо-французское Просвещение, т.е. сводим его к обоснованию общественно-договорной теории права. Если видеть только в этом суть Просвещения, то М.В. Ремизов прав: консерватизм — это то, что приходит на смену Просвещению, пытается восполнить допущенные им провалы и потери. Но Просвещение не сводится к одной лишь защите естественных прав человека. Кстати, когда просветители говорили о «естественной природе» человека, они имели в виду не его физическую или биологическую, а человеческую природу. «Естественный человек» в представлении просветителей — не животное и не физический организм, а существо, наделенное от рождения свободой воли и разумом. И потому оно живет не просто в природе и обществе, но и в истории. Для немецкого Просвещения Новое время, современность — это время осознанного вхождения человека в историю. По словам Мишеля Фуко, «ХК век — это век истории». С этой точки зрения современный человек — это человек, способный жить не просто в том или ином социально организованном пространстве, но и в историческом времени. Скажут, люди и раньше жили во времени. Но они жили в хронологическом, календарном времени, которое нельзя отождествлять с историческим временем: первое имеет точную датировку, второе делится на прошлое, настоящее и будущее. Для человека, считающего себя современным, действительность существует в трех основных измерениях — прошлое, настоящее и будущее. Эти времена не эквивалентны друг другу, и каждое из них получает отражение в соответствующем ему типе идеологии: современность, рассмотренная под углом зрения прошлого, — это, конечно, консерватизм, под углом зрения настоящего — либерализм, а будущего — социализм или коммунизм. Жить в истории, т.е. быть современным — это и значит совмещать в своем бытии все три времени.
Нельзя жить в истории, не ориентируясь на определенную цель, на будущее, которое, очевидно, не является простым повторением прошлого, а если и воспроизводит его, то в какой-то новой форме. Иными словами, нельзя быть современным, мысля лишь в логике консерватизма. Если консерватизм есть тоска по утраченной целостности, по тому, что Маркс, говоря о восточных цивилизациях, называл «связующим единством», понимая под ним государство, возвышающееся над аграрными общинами, то чем сегодня может быть это единство? Можно понять устремленность консерватизма к восстановлению единства социального космоса, даже разделять эту устремленность. Но где и в чем искать это единство в наше время? На том же Востоке, т.е. путем отказа от Запада? Или сам Запад знает секрет этого единства? Для многих консервативно мыслящих людей обретение
утраченного единства может быть обеспечено возвратом к ценностям христианской морали. Но ведь и христианство имеет восточное происхождение. Я всегда считал христианство восточной совестью Запада. Восток, несомненно, велик своей духовностью. Но как быть с восточной социальностью, которая всегда носила исторически тупиковый характер, никуда не вела, могла лишь стагнировать в социальном плане? Восточная духовность — это самокритика Востока как социального образования. Восток преодолевал себя, уходя не вперед, а на небо, строя духовную вертикаль между собой и небом. Запад опрокинул эту вертикаль в горизонталь: аналогом восточной религиозности стала на Западе социальная утопия. Поэтому, когда говорят, что утопия — это нечто вредное и ошибочное, то на это можно возразить, что без утопии нет истории. Мир без утопии — это антиутопия, т.е. мир без всякой надежды на лучшее будущее. Кстати, светский консерватизм — тоже своеобразный вид утопизма, только обращенный назад.
Я думаю, что консерватизм столкнулся с проблемой, которую нельзя решить путем простого обращения к прошлому, — с проблемой утраты в современности всего того, что раньше называлось вечностью. Если эпоха домодерна (традиционного общества) жила под знаком вечного возвращения, движения по кругу, бесконечного повторения одного и того же («нет ничего нового под Луной», «все опять повторится сначала»), т.е. под знаком социальной космологии (в ее метафизическом или религиозном истолковании), то эпоха модерна пребывает в состоянии постоянной подвижности, конечности, изменчивости всего существующего, лишена всякой субстанциальности и универсальности. В ней нет ничего сверхличного, что связывало бы людей помимо их индивидуальности. В этом докладчик, как я его понял, и видит главную утрату Нового времени (под влиянием Просвещения), которую так или иначе призван восстановить консерватизм.
По констатации Зигмунта Баумана, в современной культуре рушатся все мосты, соединявшие ранее время человеческой жизни с вечностью. Время как бы одержало полную победу над вечностью. Можно ли восстановить утраченную между ними связь? Таким мостом в современном мире, позволяющим соединить время с вечностью, вернуться к утраченной целостности (и, следовательно, стать главным кредо современного консерватизма), является, согласно М.В. Ремизову, национальное государство, хотя, по мысли того же Баумана, с которой я согласен, и этот мост сегодня рушится под воздействием процесса глобализации. Но можно ли, живя в истории, вообще говорить о какой-то вечности? Неприятие истории — характерная черта любого сознания, обеспокоенного утратой «вечных ценностей». Либо вечность, либо история — так ставится вопрос. Наиболее спорным в позиции консерватора мне как раз и кажется его отношение к истории, его стремление каким-то образом освободиться от нее, найти решение вопроса не в будущем, а в прошлом.
И у нас в России с историческим временем большая проблема: мы его явно не любим, боимся, не ждем от него ничего хорошего. Все, что движется во времени, вызывает у нас чувство опасения и тревоги, надвигающейся угрозы, неминуемо ожидающей нас беды. Движению во времени предпочитаем расширение в пространстве, более озабочены местом России в мировом пространстве, чем в мировой истории. И судим о нем преимущественно в терминах геополитики, а не хронополитики. Высшими достижениями в своей прошлой истории считаем присоединение новых земель, но не реформы, менявшие облик страны. Даже реформы Александра II и Столыпина трактуются многими не как движение вперед по пути обновления России, а как вынужденная мера по упрочению традиционной власти. А сегодня хорошим тоном считается возвеличивание правления Ивана Грозного и
114
Выпуск 4 2010
Александра III с их ориентацией на укрепление и стабилизацию существовавшего порядка. Все наши революции почему-то заканчивались реставрацией — восстановлением того или иного подобия старого режима. Такое впечатление, что они совершались не ради ликвидации этого режима, а ради его спасения и сохранения, пусть и в модифицированной форме. На протяжении последних трехсот лет Россия прилагала огромные усилия по своей модернизации, создавая впечатление неизвестно куда мчащейся тройки, а воз вроде бы и ныне там. Триста лет модернизируемся, но никак в этот модерн попасть не можем.
Нет слов, консерваторы остро чувствуют утраты и потери, произошедшие с приходом современности, распад изначальной целостности общественного бытия людей. И их критика современности в этом смысле вполне оправданна. Но как возродить эту целостность? На мой взгляд, решение проблемы лежит все же впереди, а не позади нас. Оно возможно на пути не ограничения человеческой индивидуальности и свободы, получивших развитие в модерне, а поиска качественно новой формы социального объединения людей, которая предлагается, например, социализмом. В этом смысле консерватизм, либерализм и социализм существуют в современном мире по принципу не взаимоотрицания, а взаимодополнительности. Конечно, никто не может быть одновременно консерватором, либералом и социалистом, но на то и демократия — она позволяет сосуществовать в политическом пространстве людям с разными убеждения и взглядами. Важно то, что любая попытка абсолютизировать какую-то одну из идеологий, объявить ее единственно правильной ведет к концу истории или, точнее, заводит ее в тупик.
