CC BY
20
КОННОТАТИВНАЯ ЭНАНТИОСЕМИЯ СЕКУЛЯРНОГО И САКРАЛЬНОГО В РУССКИХ ОБЩЕУПОТРЕБИТЕЛЬНЫХ ИМЕНОВАНИЯХ СВЯЩЕННИКОВ
© Логачева О.И.*
Тверской государственный университет, г. Тверь
В статье показано, что «секулярное» и «сакральное» - коннотатив-ные семантические окраски именований священников, которые фиксируют, во-первых, разнонаправленные аспекты русской языковой личности (религиозно-мистический и обыденный, «мирской»), во-вторых, основывающиеся на этих аспектах коннотативные значения лексем, связанные с их принадлежностью нецерковной, «мирской» - и церков-но-религиозной сферам общения. Совмещение в пределах одной лексемы секулярного и сакрального аспектов коннотативной семантики квалифицируется как коннотативная энантиосемия.
Ключевые слова антропонимика, полисемия, коннотативная энан-тиосемия, секулярное, сакральное, именования священников.
Секулярное и сакральное - два векторно различных аспекта человеческого существования: секулярный аспект связан с душевной «горизонталью» бытия, с миром людей, с устремленностью «вширь», сакральный - с «вертикалью», с представлением о небесных иерархиях, с возможным для человека обожением как восхождением от земного к надмирному, трансцендентному. Русские именования служителей церкви священник и поп, отец и батюшка, в семантической основе которых лежат секулярные феномены, связанные с биологическим родством, во вторичных значениях, связанных с представлением о духовном родстве и духовном водительстве, развивают специфические коннотативные сакральные смыслы, что ведет к возникновению в пределах одной лексемы не только рефенциально-денотативных, но и коннотативных оппозиций; эти последние носят специфический энантио-семичный характер коннотативной внутрисловной антонимии, которая наслаивается на семантико-стилистическую полисемию.
Существительное иерей - официальное именование средней (второй) степени священства в церковной иерархии (в ряду диакон - иерей - епископ) -в русском речевом обиходе практически не используется. Бытуют две пары общеупотребительных синонимичных ему именований, противопоставленных друг другу по эмоционально-стилистическим и коммуникативным параметрам: с одной стороны, в монологической речи - поп и священник (местоименный эквивалент - он), с другой стороны, в качестве непосредствен-
* Соискатель кафедры Русского языка.
ного именования собеседника в диалоге, в функции обращения прихожанина к своему иерею - батюшка и отец (местоименные эквиваленты - ты / вы) Именования поп и священник фиксируют в первую очередь место иерея в церковной иерархии и одновременно его специфическую благодатную связь с Богом, именования батюшка и отец - пастырскую роль иерея по отношению к его прихожанам. Все эти именования в рамках церковно-ре-лигиозного дискурса несут сакральные смыслы, которые условно можно обобщить в обиходной характеристике «священнослужитель, силой благодати способствующий общению мирян с Богом».
Судьбы этих двух пар лексем в церковно-религиозной составляющей концептосферы русского языка на протяжении Х1Х-ХХ1 веков существенно различаются. В теоцентрической лингвокультурологии принято, что эволюционные процессы в сфере религионимов трактуются на основе понятий «десакрализация» / «ресакрализация», которые понимаются как «утрата / возвращение сакральных религиозных смыслов и коннотаций» [5, с. 272]. Возвращение к исходному коннотативно сакральному прочтению именований священников требует особого «мужества» признания, что именно религиозность - основополагающая черта русского национального характера [4].
Если поп и священник подвергались в общенародном (не специально церковном) словоупотреблении сначала в революционно-демократический, затем в советский периоды воинствующего атеизма деструктивной десакра-лизации, а ныне постепенно ресакрализуются, то батюшка и отец - лексемы, в своих специфических значениях бытующие исключительно в церковном обиходе, - по своим функциям практически не изменились.
В современном церковно-религиозном дискурсе батюшка в ситуации обращения к священнику квалифицируется как «обиходное» [16, с. 293, 46], что связано с определенным отождествлением биологического и духовного родителя. Коннотация близкородственной, кровной теплоты, связанная как с корневым сущ. батя, так и с ласк. суф. -юшк (а), сохраняется во вторичном значении - в обращении к священнику. Диакон А. Кураев разъясняет: «... нет кощунства в именовании священника «батюшкой» и «отцом». Человек должен понимать, что единственный источник его жизни - в Боге. И именно в этом смысле православие понимает слова Христа «И отцом себе не называйте никого на земле: ибо один у вас Отец, который на небесах» (Мф. 23, 9) ... Здесь, как и по отношению к иконе: поклоняться и служить можно лишь Единому Богу. Но можно и нужно чтить то, через что и через кого мы узнаем о Боге и получаем дар жизни. «Богу одному поклоняйся», но - «почитай отца твоего и мать твою» и, конечно же, не забывай о своем духовном родстве. Никого нельзя понудить обращаться к тому или иному человеку со словом «отец». Но и нельзя запретить проявления любви, нельзя запретить брата называть братом и духовного отца - батюшкой.» [9, с. 67-68].
Отец в исходном значении - секулярная, стилистически нейтральная лексема, реализующая значение «мужчина по отношению к своим детям», батюшка - его традиционно-народный синоним, воспринимающийся ныне за пределами церковного дискурса как устаревший, ср. словарные данные: батя - «родитель, отец... батюшка... || отец духовный, поп», почтительное обращение к «всякому стороннему человеку», в том числе и священнослужителю [8, т. 1, с. 55]; «Батюшка... 1) Отец (с оттенком почтительности; устар.). ... 2) Священник (с оттенком вежливости, у верующих)» [17, т. 1, с. 96]. В церковной среде обращение батюшка строго регламентировано: так с уважением и почтением обращаются к священнослужителям их духовные чада или прихожане в неформальной обстановке, ср. пояснение священника В. Балашова, почему духовного пастыря прихожане именуют батюшкой: «Ведь мы все братья и сестры, а священник - наш старший брат, которого из уважения к его служению и его духовному опыту зовут ласково батюшкой» [1].
Отец в сакрализованном церковно-религиозном дискурсе - это, прежде всего Бог Отец, первая ипостась Святой Троицы, далее - «духовный пастырь». Значение «Бог Отец» - терминологизированное, ассоциируется, во-первых, с теологией как наукой, во-вторых, с богословием как «Законом Божиим», как общедоступным изложением теологического знания; значение «пастырь» связано с повседневной внутрицерковной жизнью. Лексема батюшка синонимизируется с отец лишь в этом втором церковно-религи-озном значении, выступает как его разговорный эквивалент.
Исходное секулярное и вторичное сакральное значения лексем отец и батюшка связаны представлением о «водительстве»: в случае отец 1 - это «водительство по жизни в целом», в случае отец 2 - «водительство духовное, по пути спасения». Сакральный компонент семантики именований священников обусловливается их специфической «посреднической» церковной ролью между прихожанами и Господом, наиболее наглядной в таинствах Церкви (с заглавной буквы, как «мистического соединения всех верующих в Богом (Церковь как «Тело Христово»)» [16, с. 406], секулярный компонент -с их принадлежностью церкви как социальному институту (то есть церкви -с маленькой буквы).
Эта полисемия: Церковь как «Тело Христово» и церковь как социальный институт - в условиях десакрализации утрачивается, в общенародном языковом сознании и в повседневном словоупотреблении актуализованным оказывается лишь второе из этих значений - «социальный институт», что ярко проявляется в коннотативной энантиосемии существительного поп.
Коннотативную энантиосемию лексемы поп можно назвать «мерцающей»: она то актуализуется, то нейтрализуется в разные периоды истории в разных типах дискурса, в речи отдельных социальных групп и даже отдельных лиц в разных ситуациях общения в зависимости от соотношения в ней сакрального и секулярного компонентов.
Семантико-стилистическая история существительного поп хорошо отражает изменения в отношении русских людей к духовенству. До развития атеистического движения и распространения атеистически-нигилистических настроений в России существительное поп не имело отрицательной коннотативной окраски; восходящее, как и именование верховного главы католической церкви папа, к др.-гр. рарра^' «папа, батюшка», оно было общепринятым именованием священника, ср.: «Епископов, и попов, и игуменов (чтите), с любовью принимайте от них благословление, и не отстраняйтесь от них.» [14, с. 50]; у В.И. Даля: «ПОП м. а стар. иногда попин, священник, иерей, пресвитер; человек поставленный, посвященный, помазанный, рукоположенный в духовный чин или сан пастыря душ. Черный поп, стар. иеромонах. Поп, папа, конечно общего корня, отец; поминается у нас впервые в Песнословии Пророков, 1047 г.» [8, т. 3, с. 308]. Без каких-либо негативных коннотаций поп используется в богослужебных книгах (как синоним сущ. священник, иерей, пресвитер), в художественной литературе вплоть до рубежа Х1Х-ХХ вв., ср., например, у Н.С. Лескова в «Соборянах»: «... Впрочем, - начал снова Туганов, - про ваш город [архиерей] сказал, что тут крепко. «Там, говорит, у меня есть два попа: один умный, другой - благочестивый»^!, с. 179]); у М. Горького в «Исповеди»: «- Какой это священник! <...> Был бы я попом, я бы так служил, что не токмо люди - святые иконы плакали бы!» [15, т. 3, с. 291].
Однако отношение к священству в России до 1917 года зависело не только от основной духовно-пастырской роли «батюшек», но и от государственного статуса священнослужителей («попов»), который «определялся отнюдь не профессиональной значимостью и не личными достоинствами проповедника, а самой природой церковно-государственного альянса» [10, с. 43]. Духовенство в глазах атеистически и нигилистически, «революционно-демократически» настроенной интеллигенции ассоциировалось с институциональной государственной властью, которая якобы нацелена исключительно на «угнетение» (ср. у А.Н. Радищева: «Власть царска веру охраняет, власть царску вера утверждает; союзно общество гнетут...»). Священнослужители нередко оказывались не в сфере живого церковного богообщения, но в мертвом пространстве социального непонимания между, с одной стороны, властью (церковной и светской), с другой стороны, «обществом» и прихожанами. Многочисленные паремии у В.И. Даля свидетельствуют о двойственности восприятия попа (именно попа, не священника) народным языковым сознанием, ср., например: Поп да петух и не евши поют. У попа не карманы, а мешки. Каков поп, таков и приход. Без попа - не приход. Сытому попу пояс не к сану. Деньга попа купит и Бога обманет (поп грехи скроет). Поп в гости, черти на погосте. Поп ждет покойника богатого, а судья тягуна тороватого. Родись, крестись, женись, умирай - за все попу деньгу подавай! и мн. др. С одной стороны, поп - это именно «пастырь душ», его
назначение - «пасти», т.е. давать пищу (слово Божие), идти впереди, указывая духовный путь, хранить единство людей, защищать их от врага и подавать пример; с другой стороны, поп страдает различными нравственными недугами (брать, заботясь только о личном обогащении, обманывать, покрывать грехи и т.д.).
Таким образом, негативно-ироническая окраска сущ. поп обусловлена историческими обстоятельствами: священник, как лицо, принадлежавшее в дореволюционной России к официальной государственно-церковной иерархии, воспринимался русскими людьми не только как духовный пастырь, но и как связанная с государством официальная «власть». Поскольку практически любое наделенное властью лицо русский человек склонен оценивать скорее критически, чем одобрительно, то и «попы» оказываются объектом не только иронии, но и самой нелицеприятной, даже издевательской насмешки, как, например, в пушкинской «Сказке о попе и о работнике его Балде», представляющей собой литературную обработку народной сказки, сюжетная основа которой широко распространена в русском фольклоре.
Негативно-ироническое отношение к пастырям отчетливо выразилось в фольклоре: «Родись, крестись, женись, умирай - за все попу деньгу подавай!» (крестьян всегда раздражало требование расплачиваться за требы); «Смелого ищи в тюрьме, глупого в попах» («в массе своей «духовное учительство» в дореформенной России было необразованным - зачастую священники пушкинской поры с трудом могли написать свое имя и фамилию» [10, с. 45]); «Поп со всего возьмет, а с попа ничего не возьмешь» (бедственное материальное положение священника и необходимость откупаться от начальствующих благочинных вынуждало священников заискивать перед богатеями в надежде получить материальное вознаграждение и пренебрежительно относиться к бедноте, не стесняясь при этом брать последнее за требы). Народную традицию поддерживала и дореволюционная публицистика с ее обвинениями священничества в наличии «толстого брюха, теологического педантизма да дикого невежества» [2, т. 3, с. 710].
В послереволюционной России после появления Декрета об отделении церкви от государства и школы от церкви государственная и церковная власть перестали отождествляться, однако коммунистическая идеология, претендующая на абсолютную духовную власть над гражданами, настойчиво требовала создания негативного образа священнослужителей. Существительному поп настойчиво навязывалась окраска «презрительное», что нашло отражение и в словарях того времени. Так, М. Фасмер в своем Словаре 1950-х годов фиксирует, что поп «в настоящее время имеет презрительный оттенок значения» [18, т. 3, с. 326], аналогично в Словаре под редакцией Д.Н. Ушакова: «Поп. 1. Священник (разг., в старину - официальное название). <.> Вообще - служитель культа всякого ранга (разг. пренебр.) || только мн., собир. Духовенство (разг. пренебр.)» [17, т. 3, с. 584].
Подведём итоги. Существенные изменения коннотативного, особенно энантиосемического ореола выступают как лингвокультурный сигнал «фазовых переходов» в различных фасетах концептосферы русского языка (например, в сфере представлений о политических или экономических феноменах: [6, 7]). В советский период отечественной истории, по словам Н.А. Бердяева, «идеологи коммунизма ... низвергли религию, философию, мораль, отрицали дух и духовную жизнь» [3, с. 26]. За именованиями священнослужителей закреплялась неодобрительная, уничижительная окраска. В современных условиях духовного возрождения России, постепенного возвращения православных россиян к Церкви происходит возвращение к исходной коннотативной двойственности: фамильярно-иронической в попе и почтительно-уважительной в батюшке. Возвращается понимание, что священник, хотя «может быть и слаб, и немощен, и иметь множество недостатков, но через него действует Христос» [12, с. 152], который для верующего и строгий отец, и любящий батюшка.
Список литературы:
1. Балашов В., свящ. Жизнь в церкви. Священник: старший среди равных или наемный посредник? [Электронный ресурс] - Режим доступа: www.kiev-orthodox.org/site/churchlife/1743 (дата обращения: 26.12.2014).
2. Белинский В.Г. Письмо к Гоголю // Собрание сочинений: В 3-х т. Т. 3. -М., 1948.
3. Бердяев Н.А. Истоки и смысл русского коммунизма. - М.: Наука, 1990. - 224 с.
4. Волков В.В. В чем истоки мужества? // Вестник Тверского государственного университета. Серия: Филология. - 2008. - Т. 2, № 15. - С. 41-45.
5. Волков В.В. Коннотативная энантиосемия религионимов и семантически смежных лексем как лингвокультурный сигнал «фазового перехода» в пространстве религиозного сознания // Ономастика Поволжья: мат. Х1У Междунар. науч. конф. - Тверь, 2014. - С. 272-276.
6. Волков В.В. Лингвокультурные сигналы «фазовых переходов» в системе обыденных представлений о политических феноменах // Современные исследования социальных проблем. - 2014. - № 3 (19). - С. 48-64.
7. Волков В.В. Экономические концепты, ментальность россиян и катастрофа приватизации // Жанр. Стиль. Образ: Актуальные вопросы современной филологии: межвузовский сборник статей. - Киров: Изд-во ВятГУ, 2014. - С. 230-239.
8. Даль В.И. Толковый словарь живого великорусского языка: В 4 т. -М.: Терра, 1995.
9. Кураев А., диакон. Почему священника зовут «батюшкой» // Все ли равно, как верить? Сборник статей по сравнительному богословию. - М.: Изд-во Братства Святителя Тихона, 1994.
10. Леонтьева Т. Жил-был поп. // Родина. - 1999. - № 11. - С. 43-45.
11. Лесков Н.С. Соборяне. - Омск: Книжное изд-во, 1986. - 400 с.
12. Мень А. Никео-Цареградский «Символ веры: Беседы для готовящихся к крещению. Беседа пятая / А. Мень // Радостная весть: Лекции. - М.: АО «ВИТА-ЦЕНТР», 1992. - Вып. 1. - 320 с.
13. Новейший большой толковый словарь русского языка / гл. ред. С.А. Кузнецов. - СПб.; М.: Рипол-Норинт, 2008. - С. 1536.
14. Поучение Владимира Мономаха / сост. А.Н. Ужанков // Хрестоматия по древнерусской литературе. - М.: Русский язык, 1991.
15. Словарь русского языка: В 4-х т. / под ред. А.П. Евгеньевой. - М.: Русский язык, 1981-1984.
16. Скляревская Г.Н. Словарь православной церковной культуры. -СПб.: Наука, 2000. - 447 с.
17. Толковый словарь русского языка: В 4 т. / под ред. Д.Н. Ушакова. -М.: Рус. словари, 1994.
18. Фасмер М. Этимологический словарь русского языка: В 4-х т. - М.: Прогресс, 1987.
