CC BY
64УДК 130.2
С. Н. Мареев
(д.филос.наук, профессор) Московская международная высшая школа бизнеса, «МИРБИС» (Институт). (г. Москва, Российская Федерация) E-mail: [email protected]
КОНКРЕТНЫЙ ИСТОРИЗМ В «КАПИТАЛЕ» МАРКСА И НАУЧНО-ТЕОРЕТИЧЕСКОМ МЫШЛЕНИИ
Аннотация. Автор пытается раскрыть сущность конкретного историзма как метода научно-теоретического мышления посредством анализа работ К. Маркса и современных трактовок проблемы исторического и логического.
Ключевые слова: конкретный историзм - абстрактный историзм, историческое -логическое, логический способ исследования - исторический способ исследования.
Термин «конкретный историзм» впервые употребляет Эвальд Васильевич Ильенков в своей работе «Диалектика абстрактного и конкретного в «Капитале» Маркса», вышедшей в 1960 г. в издательстве «Наука» под грифом Института философии АН СССР. На этом названии настоял академик П. Н. Федосеев, бывший в то время директором Института философии. Федосеев считал, что «восхождение от абстрактного к конкретному» является специфическим методом именно «Капитала», а общенаучного значения этот метод не имеет. Сам же Ильенков назвал свою работу «Диалектика абстрактного и конкретного в научно-теоретическом мышлении». И именно с этим названием и в неурезанном виде эта работа вышла в издательстве РОССПЭН в 1997 году.
Ильенков никогда не считал, что диалектика абстрактного и конкретного и, соответственно, конкретный историзм принадлежат исключительно Марксу на правах монопольной собственности. Это универсальный метод всякого научного мышления, которое постигает истину, что хорошо показал замечательный советский психолог Лев Семенович Выготский в своей работе «Исторический смысл психологического кризиса». Подзаголовок этой работы «Методологическое исследование», а написана она была еще в 1927 г., когда Ильенкову было только три годика.
Выготский называет общенаучный метод аналитическим методом, или методом абстракции. «Весь «Капитал» написан этим методом: Маркс анализирует «клеточку» буржуазного общества - форму товарной стоимости - и показывает, что развитое тело легче изучить, чем клеточку. В клеточке он прочитывает структуры всего строя и всех экономических формаций. Непосвящённому, говорит он, анализ может показаться хитросплетением мелочей; да, это мелочи, но такие, с которыми имеет дело микроскопическая анатомия (К.Маркс, Ф.Энгельс. Соч., т.23, с.6). Кто разгадал бы клеточку психологии - механизм одной реакции, нашёл бы ключ ко всей психологии» [1, с. 407]. Здесь, к сожалению, нет возможности распространяться о методологических изысканиях. А теперь, собственно, о конкретном историзме К. Маркса.
Начать, видимо, следует с того, что буржуазная философия от историзма полностью никогда и не отказывалась. Исключение здесь составляет, пожалуй, один только Артур Шопенгауэр, который со свойственной ему прямотой заявлял, что «история, строго говоря, хотя есть знание, но не наука» [2, с. 75]. Почти во всех остальных случаях буржуазные философы признают историю, и даже "любят" ее. «Метафизики, - писал в этой связи Э. В. Ильенков, - всегда много и охотно рассуждают о необходимости "исторического подхода" к явлениям, совершают экскурсы в историю предмета, подводят "исторические обоснования" под свои теоретические построения. И отличить конкретный историзм метода материалистической диалектики от абстрактного историзма метафизиков не так-то легко, как может показаться на первый взгляд» [3, с. 197].
Неконкретность, абстрактный характер буржуазного историзма состоят в том, что он принимает идею развития в общем виде, не доводя её до собственно исторического понимания развития общества и человеческого мышления. Это историзм, который не доводит до материалистического понимания истории, и до которого он не может дойти, не перестав быть буржуазным историзмом. Наоборот, специфика марксистского конкретного историзма выражается, прежде всего, в материалистическом понимании истории. Благодаря этому пониманию марксизм, по словам В. И. Ленина, отбросил разговоры о развитии общества вообще и перенёс центр тяжести на конкретный исторический анализ конкретной исторической формы общества - буржуазного общества [4, с. 143].
Именно этот конкретный характер марксистского историзма часто остаётся в тени, и его нередко смешивают с абстрактной идеей развития, которая ничего специфически марксистского в себе не содержит. «В наше время, - отмечал Ленин, -идея развития, эволюции, вошла почти всецело в общественное сознание, но иными путями, не через философию Гегеля. Однако эта идея в той формулировке, которую дали Маркс и Энгельс, опираясь на Гегеля, гораздо более всесторонняя, гораздо богаче содержанием, чем ходячая идея эволюции» [5, с. 55].
Эта ходячая идея развития, которая и до сих пор остаётся наиболее распространённой идеей развития, - а ныне она приняла форму так называемого «глобального эволюционизма», - лишена как раз конкретности и историзма. Она, как и сто лет назад, входит в сознание людей не через философию Гегеля и Маркса, а через современные естественнонаучные представления и повседневный опыт. Понятно, что у естествоиспытателя, замкнутого в узком кругу своей специальности, другого представления и быть не может. Но именно поэтому-то ему и требуется серьёзное марксистское образование, профессиональная помощь со стороны философов.
Только через конкретный историзм общая идея развития может быть поднята до диалектики как логики и теории познания марксизма. Равно как конкретный историзм может быть только лишь результатом обогащения (конкретизации) общей идеи развития диалектической логикой. Конкретный историзм, таким образом, при самом общем его определении, оказывается единством логики и истории или, иначе - единством логического и исторического. Но это требует пояснения.
Одна из серьёзнейших попыток отделить конкретный историзм Маркса от абстрактного буржуазного историзма, причем, попыток, в значительной мере удавшихся, принадлежит именно Э. В. Ильенкову. «Историзм логического метода Маркса-Энгельса-Ленина, - писал Ильенков, - конкретен. Это значит, что он обязы-
вает говорить не об истории вообще, но каждый раз о конкретной истории конкретного предмета» [3, с. 201].
Это определение, само по себе, не вызывает ни малейшего возражения. Но оно ещё не отделяет в достаточной мере конкретный историзм от абстрактного, что и дало в своё время повод для критики работы Ильенкова со стороны известного итальянского марксиста Николо Бадальони [6].
Мы говорим «повод», но не «основание», потому что от критики требуется попытка улучшить критикуемую точку зрения, чего Бадальони не делает, но что можно и нужно сделать. Вопрос, собственно, заключается в том, что есть конкретная история конкретного предмета и чем она отличается от абстрактной истории, от всеобщего потока изменения и развития.
Чтобы выделить историю именно данного конкретного предмета, надо точно знать, что есть данный предмет, его differentia specifica, иначе мы можем спутать, допустим, историю религии с историей искусства или историю развития производительных сил общества с историей развития капитала, тем более, что буржуазные историки и экономисты именно это и делали, и это было проявлением их абстрактного историзма. Иными словами, конкретный историзм, это историзм, опосредованный определённой логикой - логикой, выясняющей специфику данного конкретного предмета. И, таким образом, конкретный историзм есть по существу выражение единства логического и исторического.
В такой прямой и ясной форме Э. В. Ильенков нигде не формулирует определение конкретного историзма. Но оно "напрашивается", если следовать существу и логике его работ. Однако эта недоговорённость породила множество недоразумений, главное из которых до сих пор состоит в том, что проблематика историзма и проблематика диалектики логического и исторического в основном идёт в марксистской философии по разным "ведомствам", по разным статьям, разделам и т.д.
В связи с анализом точки зрения Э. В. Ильенкова здесь важен и ещё один существенный пункт. Проблему диалектики логического и исторического он сразу ставит как проблему единства логического и исторического способов исследования и критики теоретических предшественников. «Энгельс в своих рецензиях на книгу Маркса «К критике политической экономии» ясно показал, - пишет Ильенков, - что проблема отношения логического к историческому непосредственно встаёт перед теоретиком как вопрос о способе критики имеющейся теоретической литературы» [3, с. 186]. Далее Ильенков цитирует известное место из рецензии Энгельса на первый выпуск работы «К критике политической экономии» Маркса: «Критику политической экономии даже и согласно приобретённому методу можно было проводить двояким образом: исторически или логически» [7, с. 497].
Э. В. Ильенков, как и большинство авторов после него, не проводил чёткого различия между тем, как непосредственно выступает проблема исторического и логического, и тем, что она собою представляет по существу. Иначе говоря, не проводится различие между сущностью и явлением историзма у Маркса. И хотя нельзя сказать, что Ильенков не проник в суть марксистского историзма, явным образом он это отличие не проводит, и это породило трудности, которые не преодолены до сих пор.
Ведь Энгельс в той же рецензии далее пишет, что логической метод по существу есть тот же самый исторический и т.д. Иначе говоря, логический метод, будучи логическим по форме, является историческим по существу. И то же самое можно сказать про исторический способ: он, будучи историческим по форме, является логи-
ческим по существу. Иными словами, историзм метода материалистической диалектики не сводится к историческому методу, он проявляется и в форме логического метода тоже. И потому единство логического и исторического - это не то же самое, что единство логического и исторического методов. Это, кстати, хорошо понял и выразил Тодор Павлов. «Изучая явления логически, - писал он, - в их сравни-
и V-* и и 1
тельно чистой, классической, свободной от несущественного и случайного форме, мы этим не уничтожаем их историчность, а только делаем возможной научную историю вещей, поскольку направляем её к правильному отысканию, обнаружению и пониманию тенденций в развитии тех или иных явлений в прошлом и этим предохраняем её от возможности "заблудиться" в лабиринте несущественного, случайного, малоценного» [8, с. 249-250].
Не всякий логический способ даёт ключ к пониманию истории предмета. Мы можем определять человека и как существо двуногое и от природы не имеющее перьев, и как животное, изготовляющее орудия труда. С формальной (формально-логической) точки зрения это совершенно равноценные определения. Но по существу второе даёт ключ к пониманию исторического генезиса человека, а первое в этом отношении ничего не даёт. Поэтому второе является историческим по существу, хотя этим не уничтожается специфика логики. Первое же и по форме, и по существу является абстрактно-логическим. И эту разницу прекрасно осознавал Э. В. Ильенков, то есть, разницу между "логическим способом" Маркса и "логическим способом" Карнапа-Поппера. И последнее тоже понимал незаслуженно забытый в этом отношении Тодор Павлов. «Фактически всякая теория ("логическое исследование"), - писал он, - есть исторический продукт и имеет своё начало в первичных, хаотических, чувственно-предметных восприятиях и представлениях, т.е. по существу всякая теория является исторической по своему содержанию и должна оставаться таковой. Но одновременно с этим она - именно теория, а не история вещей; она, как говорил Ленин о «Капитале», - логика, применённая в отдельной научной области, т.е. она должна быть (и есть) по форме изложения и исследования логичной» [8, с. 249-250].
Всякая логика, всякая теория, всякая наука и всякая форма человеческого сознания вообще есть так или иначе продукт исторического развития и его выражение. Это, кстати, касается и формальной логики, которая тоже является продуктом исторического развития человеческого мышления, только его превращённым продуктом. В этом и состоит радикальный историзм всего марксистского учения: история абсолютна, всякая логика только - относительна, хотя этим, хочется ещё раз подчеркнуть, не уничтожается специфика логики, специфика логического.
Итак, с одной стороны, логический способ и исторический способ, а с другой -логическое и историческое. Отделить одно от другого явным образом ни Ильенков, ни кто-то другой из более поздних авторов не смог. А сделать это надо. Соответственно, логический способ и исторический способ исследования у Маркса, должны быть поняты как две разные и закономерным образом связанные между собой формы проявления единства логического и исторического.
Но с этим связан ещё один очень важный момент. Дело в том, что такая трактовка историзма обнаруживает его более органическую связь с восхождением от абстрактного к конкретному как наиболее общим способом развития всякой научной теории. Вообще эта связь была очевидна и несомненна и для Ильенкова, и для многих других авторов-марксистов. Однако здесь требуется конкретизация. Дело в том, что сам конкретный историзм разворачивается в процессе исследования как
ряд его форм, и этот ряд разворачивается в направлении движения от абстрактного к конкретному. При этом конкретный историзм выступает в качестве результата, имеющего своей предпосылкой абстрактный историзм, который проявляется в двух своих формах: в форме "Монблана фактов", то есть необработанного эмпирического исторического материала, и в форме абстрактной теории, в которой исчезает исторический факт в его конкретности, но не исчезает история, как не исчезает она в определении человека как животного, производящего орудия труда, хотя в этом определении не содержится никакого конкретного исторического факта.
Эта форма единства логического и исторического, которая характерна как раз для "логического способа" исследования, в предлагаемой статье называется абстрактным тождеством (в противоположность конкретному единству, характерному для "исторического способа") логического и исторического. И эта форма единства логического и исторического, будучи условием и предпосылкой конкретного историзма, не остаётся позади его, а сохраняется в нём, иначе говоря, "снимается" в гегелевском смысле.
Ильенков, справедливо разделяя ту общую позицию, что диалектика, в противоположность метафизике, стоит на точке зрения конкретно-всеобщего, не учёл в достаточной мере того, что движение к конкретно-всеобщему может происходить только в "эфире" абстрактно-всеобщего. Именно в этом пункте его трактовка диалектики абстрактного и конкретного нуждается в коррективах, как ввиду важности этого вопроса вообще, так и ввиду важности его для понимания места, сути и значения конкретного историзма в логико-методологической концепции марксизма.
* * *
Когда Н. К. Михайловский и компания требовали от марксистов показать им, в какой работе Маркс изложил своё материалистическое понимание истории, то Ленин ответил: «.. .в каком сочинении Маркс не излагал своего материалистического понимания истории?» [4, с. 141].
Материалистическое понимание истории - это метод анализа реальных исторических фактов. Без таких фактов это понимание может быть представлено только в самой общей форме [9, с. 26].
Конкретное изложение материалистического понимания истории может быть дано только вместе с материалом, вместе с фактами. И поэтому главным произведением, в котором дано такое изложение, является, прежде всего, «Капитал» Маркса. Но не только «Капитал». «Маркс, - как отмечал Энгельс, - не написал ничего, в чём бы эта теория не играла роли. В особенности великолепным образцом её применения является «18 брюмера Луи Бонапарта»» [10, с. 396].
Тот, кто хотя бы бегло прочитал это гениальное произведение Маркса, в котором дан анализ характера и движущих сил бонапартистского переворота во Франции 2 декабря 1851 г., тот мог бы не без основания заметить, что здесь мы имеем дело с конкретным историческим анализом конкретных исторических событий, здесь мы имеем дело с "историческим способом". Но что сообщает действительную конкретность этому произведению? На этот вопрос ответ может быть только один: действительная конкретность этого произведения состоит вовсе не в том, или, во всяком случае, не только в том, что здесь речь идёт о совершенно конкретных событиях и фактах. Эти события и факты были известны отнюдь не одному только Марксу, они были известны многим, но дать научное освещение этих фактов смог впервые только Маркс.
Действительную конкретность этому произведению придают не факты, а метод, -метод, который включает в себя единство логики и истории. «Конкретно-исторические объяснения и описания, - как очень точно отметил когда-то С. П. Сайко, - даются в «Восемнадцатое брюмера...» именно в контексте продолжающей своё развитие теории политического действия общественных классов, их исторического творчества, тесно связанной с философской, экономической и другими теориями марксистской общественной науки. Способ создания этого произведения, по существу, тот же самый, что и способ создания «Капитала», потому что действовавшая впоследствии в «Капитале» логика продуцирования теоретических определений в строгой последовательности и связи применялась и в «Восемнадцатом брюмера...»» [11, с. 150-151].
Как и в «Капитале», в «Восемнадцатом брюмера...» Маркс показывает не только необходимый характер исторических обстоятельств, но также и сам процесс становления этой необходимости. Он показывает, что государственный переворот, совершённый Луи Бонапартом, явился необходимым, неизбежным результатом предшествующего хода событий. Но это не предзаданная, от века существующая необходимость, а необходимость, созданная самим предшествующим ходом событий, выявивших и обостривших такие противоречия буржуазной парламентской республики, которые могут быть разрешены только с помощью бонапартизма как особой формы диктатуры мелкой буржуазии города и парцельного крестьянства. Эта форма была создана в результате усовершенствования государственной машины и приспособления её к тем условиям, которые характеризовались определённой расстановкой классовых сил во Франции в середине XIX века.
Историческая необходимость фиксируется здесь как необходимый ход событий, связанных между собой таким образом, что предшествующее создаёт определённую возможность последующего. «За буржуазной монархией Луи-Филиппа может следовать только буржуазная республика...» [12, с. 126]. В этом заключается определённая историческая необходимость, потому что необходим определённый период экономического и политического развития крестьянства для того, чтобы оно убедилось в том, что его интересы находятся «не в гармонии с интересами буржуазии, с капиталом» [12, с. 211], а в непримиримом противоречии с ними. И только тогда, когда крестьяне находят своего естественного союзника и вождя в городском пролетариате, последний становится способен ниспровергнуть буржуазный порядок. До этого всякая попытка захвата власти пролетариатом обречена на поражение. В этом трагедия июньского восстания парижского пролетариата: он «имел на своей стороне только самого себя [12, с. 126].
Маркс, таким образом, в реальном историческом движении открывает его собственные законы, он открывает законы социальной революции. И именно открывает, а не придумывает, не дедуцирует из некоторой "идеи" общественного прогресса и т.д. История сама создаёт формы своего собственного движения, и до тех пор, пока они не созданы, говорить о том, каковы они во всей своей конкретности, не приходится. «У Маркса, - как писал Ленин, - нет и капельки утопизма в том смысле, чтобы он сочинял, сфантазировал "новое" общество. Нет, он изучает, как естественноисторический процесс, рождение нового общества из старого, переходные формы от второго к первому. Он берёт фактический опыт массового пролетарского движения и старается извлечь из него практические уроки» [13, с. 48].
Ленин в точном соответствии с методом Маркса писал, что все своеобразия русской революции сможет учесть «только история» [14, с. 381]. Но это вовсе не
означает, что русская революция была исторически не необходима, - она была и закономерна и необходима, но её закономерность и необходимость может быть конкретно изображена только в форме, аналогичной Марксову «Восемнадцатому брюмера.». Конкретную историческую необходимость нельзя выразить никакими абстрактными формулами, хотя её нельзя выразить также и без них. Поэтому, как отмечали Маркс и Энгельс, абстракции «сами по себе, в отрыве от реальной истории, не имеют ровноникакой ценности» [14, с. 126], и действительные трудности «только тогдаи начинаются, когда приступают к рассмотрению и упорядочению материала - относится ли он к минувшей эпохе иди к современности, - когда принимаются за его действительное изображение» [9, с. 37].
В этом суть материалистического понимания истории, и поэтому адекватно проявиться и подтвердить себя оно может только там, где оно служит в качестве метода исторического творчества и революционного действия. Поэтому можно дать только «общий очерк марксова понимания истории и, самое большее, пояснить его некоторыми примерами. Доказательства истинности этого понимания могут быть заимствованы только из самой истории...» [4, с. 139-140].
И Маркс дал это доказательство. Дал его прежде всего своим «Капиталом», после написания которого «материалистическое понимание истории уже не гипотеза, а научно доказанное положение» [15, с. 316]. Это понимание подтвердило свою истинность в качестве метода для анализа и понимания только одной общественно-экономической формации, но для подтверждения истинности метода как метода этого вполне достаточно. Но это не означает, что материалистическое понимание истории есть истина, перекрывающая собой все прошлые, настоящие и будущие вариации всемирной истории. «Метод Маркса, - как писал Ленин, - состоит прежде всего в том, чтобы учесть объективное содержание исторического процесса в данный конкретный момент, в данной конкретной обстановке, чтобы прежде всего понять, движение какого класса является главной пружиной возможного прогресса в этой конкретной обстановке» [5].
Иначе говоря, метод Маркса даёт не готовую истину, истину на все времена, а истинный путь к истине. Этот творческий и научный характер марксова метода и находит своё выражение в единстве логического и исторического, формы которого многообразны, и «Восемнадцатое брюмера...» Маркса, характер этой работы, представляет собой одну из таких форм, - это форма конкретного исторического анализа, форма "исторического способа", как его иногда называют.
Диалектико-материалистическая концепция исторической необходимости выражает, прежде всего, необходимую связь исторических фактов, а не наперёд заданные условия дальнейшего движения. Условия дальнейшего движения задаются каждой достигнутой конкретной ступенью исторического развития, прежде всего развития производительных сил. И принудительный характер этих условий состоит в том, что каждое новое поколение «застаёт в наличии определённый материальный результат, определённую сумму производительных сил, исторически создавшееся отношение людей к природе и друг к другу, застаёт передаваемую каждому последующему поколению предшествующим ему поколением массу производительных сил, капиталов и обстоятельств, которые, хотя, с одной стороны, и видоизменяются новым поколением, но, с другой стороны, предписывают ему его собственные условия жизни и придают ему определённое развитие, особый характер» [9, с. 34].
С этой точки зрения, историческая необходимость, неизбежность социализма заключается не в том, что он заранее предписан, а потому, что при тех условиях, которые люди имеют в качестве производительных сил, развитых капиталом, другого ничего быть не может, не может быть. Именно поэтому всякое идеальное представление о характере будущего социального устройства в человеческой истории всегда появляется как результат идеального же отрицания наличного состояния. Социализм, даже в своей утопической форме, как учение и как реальное общественное движение возможен только на почве уже развившегося буржуазного общества, он исторически возможен только как анти-капитализм.
Суть учения Маркса заключается в том, что он ясно осознаёт неизбежность гибели капиталистического состояния общества в силу его собственных противоречий, которые углубляются и обостряются по мере развития капитализма. «Коммунизм, - писали Маркс и Энгельс, - для нас не состояние, которое должно быть установлено, не идеал, с которым должна сообразоваться действительность. Мы называем коммунизмом действительное движение, которое уничтожает теперешнее состояние. Условия этого движения порождены имеющейся теперь налицо предпосылкой» [9, с. 34].
Это не значит, что коммунизм для них не имел никаких положительных определений. Но каждое положительное определение было для них только результатом отрицания тех отрицательных принципов, на которых зиждилось современное им общество и которые толкали его к гибели. Если, например, основой этого общества была и является частная собственность на орудия и средства производства, то положительной основой коммунистического общества должно быть её отрицание -общественная собственность. Если частная собственность является основой эксплуатации человека человеком, то с уничтожением этой основы должна исчезнуть также эксплуатация человека человеком и т.д. Но в каких конкретных формах будет существовать общественная собственность, в каких конкретных формах будет происходить распределение и потребление, - на эти вопросы Маркс и Энгельс ответить даже и не пытались. И не пытались сознательно, потому что они ясно сознавали невозможность дать конкретные ответы на эти вопросы. Марксу и Энгельсу было ясно, по крайней мере в 1846 г., что «каждый стремящийся к господству класс, - если даже его господство обусловливает, как это имеет место у пролетариата, уничтожение всей старой общественной формы и господства вообще, - должен прежде всего завоевать себе политическую власть» [9, с. 32].
Это было ясно, потому что уничтожить "господство вообще" можно только при помощи господства, сила может быть опрокинута только силой. Но для них было совершенно неясно, в какой конкретной форме пролетариат сможет осуществлять свою политическую власть, свою диктатуру, потому что эта конкретная форма может быть создана только самим реальным историческим движением, только в результате революционного творчества трудящихся масс. «Не вдаваясь в утопии, - как писал Ленин, - Маркс от опыта массового движения ждал ответа на вопрос о том, в какие конкретные формы эта организация пролетариата, как господствующего класса, станет выливаться, каким именно образом эта организация будет совмещена с наиболее полным и последовательным "завоеванием демократии"» [13, с. 40]. Именно поэтому Маркс «подвергает в «Гражданской войне во Франции» самому внимательному анализу» опыт Парижской Коммуны - этой первой исторической формы диктатуры пролетариата [13, с. 40].
Пока старое только ещё беременно новым, можно с уверенностью сказать только одно: старое рано или поздно разрешится от своего бремени, но в какой час и даже в какой день это произойдет, и будет ли новорожденное дитя мальчиком или девочкой, на этот счёт можно только гадать. Можно вообще фантазировать сколько угодно и по любому поводу, но надо точно отличать научно обоснованный прогноз от фантазии, чтобы не выдавать последнюю за первый. И предпосылкой такого исследования и такого прогноза является конкретный историзм как метод Маркса.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
1. Выготский Л. С. Собрание сочинений: в 6 т. Том первый. Вопросы теории и истории психологии. / Гл. ред. А. В. Запорожец. - М.: Педагогика, 1982. - 488 с.
2. Шопенгауэр А. Мир как воля и представление / пер. А. Фета. - СПб.: Тип. М. М. Стасюлеви-ча, 1881. - XXXVI, 490 с.
3. Ильенков Э. В. Диалектика абстрактного и конкретного в «Капитале» Маркса. - М.: Изд-во Академии Наук СССР, 1960. - 385 с.
4. Ленин В. И. Что такое «друзья народа» и как они воюют против социал-демократов? //Ленин В.И. Полн. собр. соч. - Изд. 5-е. - М.: Политиздат, 1967. - Т. 1. - С. 137-141.
5. Ленин В.И. Карл Маркс. Краткий биографический очерк с изложением марксизма //Ленин В.И. Полн. собр. соч. - Изд. 5-е. - М.: Политиздат, 1969. - Т. 26. - С. 43-93.
6. Badaloni Nicolo come storicisma, Milena 1962, р.189-198.
7. Энгельс Ф. Карл Маркс «К критике политической экономии» //Маркс К., Энгельс Ф., Соч. -Изд. 2-е. - М.: Политиздат, 1959. - Т.13. - С. 489-499.
8. Павлов Тодор. Теория отражения. Основные вопросы теории познания диалектического материализма. - М.: Изд-во Иностранной литературы, 1949. - 561с.
9. Маркс К., Энгельс Ф. Немецкая идеология // К. Маркс, Ф. Энгельс. Соч. - Изд. 2-е. - М.: Политиздат, 1955. - Т. 3. - С. 7-544.
10. Энгельс Ф. Йозефу Блоху 21[-22] сентября 1890 года. //Маркс К., Энгельс Ф. Соч. - Изд. 2-е. -М.: Политиздат, 1965. - Т. 37. - С. 393-397.
11. Сайко С. П. Диалектика эмпирического и теоретического в историческом познании - Алма-Ата: Наука, 1975 . - 163 с.
12. Маркс К. Восемнадцатое брюмера Луи Бонапарта //Маркс К., Энгельс Ф. Соч. - Изд. 2-е. - М.: Политиздат, 1957. - Т. 8. - С. 115-217.
13. Ленин В. И. Государство и революция. Учение марксизма о государстве и задачи пролетариата в революции //Ленин В.И. Полн. собр. соч. - Изд. 5-е - М.: Политиздат, 1969. - Т. 33. - С. 1120.
14. Ленин В.И. Революция типа 1789 или типа 1848 года // Ленин В.И. Полн. собр. соч. - Изд. 5-е. - М.: Политиздат, 1967. - Т. 9. - С. 380-382.
15. Энгельс Ф. Людвиг Фейербах и конец классической немецкой философии //Маркс К., Энгельс Ф. Соч. - Изд. 2-е. М.: Политиздат, 1961. - Т. 21. - С. 269-317.
S. N. Mareev
(Ph.D., Professor) Moscow International High School of Business, «MIRBIS» (Institute).
(Moscow, Russian Federation) E-mail: [email protected]
CONCRETE HISTORISM IN K. MARX'S 'THE CAPITAL' AND SCIENTIFIC-THEORETIC THINKING
Annotation. The author tries to reveal the nature of concrete historism as the method of scientific-theoretic thinking by means of analysis of K. Marx's works and modern interpretations of the problem of historical and logical.
Key words: concrete historism - abstract historism, historical - logical, logical way of investigation - historical way of investigation.
Поступила в редакцию 29 сентября 2017 г.
