CC BY
344
УДК 82:316.485
Р.А. Трофимова, д-р соц. наук, проф. АлтГАКИ, г. Барнаул;
Ю.Е Растов, д-р соц. наук, проф. АлтГУ, г. Барнаул, E-mail: [email protected]
КОНФЛИКТОЛОГИЧЕСКИЕ ИДЕИ ПОВЕСТИ А.П. ЧЕХОВА «ДУЭЛЬ» И ЕГО РАССКАЗА «НЕПРИЯТНОСТЬ»
На материале проза А.П. Чехова в статье рассматриваются конфликтологические идеи как способ приобщения читателя к творческому осмыслению социальной действительности. Характеризуются предвосхитившие проблематику конфликтологии вопросы, поставленные Чеховым перед читателями в расчете на их самостоятельное решение.
Ключевые слова: конфликт, конфликтуальная социология, конфликтология, конфликтеры, судебное и досудебное арбитрирование конфликта.
При жизни Антона Павловича Чехова конфликтологической науки не существовало. О ней, точнее, о потребности изучения общих закономерностей возникновения, развития, профилактирования и решения конфликтов между людьми, их группами и социальными институтами, заговорили в США только в 70-х годах XX века, т.е. через восемьдесят лет после публикации характеризуемых чеховских произведений. Приходится удивляться прозорливости и таланту А.П. Чехова, сумевшего предвосхитить проблематику этой новой науки и стимулировать ее развитие.
Продолжая конфликтологический анализ произведений Чехова, авторы данной статьи считают нужным отметить важность использования им литературного приема недосказанности ожидаемого читателями конца повествования, стимулировавшего самостоятельное додумывание ими поставленных писателем проблем. Этот способ приобщения читателя к творческому осмыслению социальной действительности применен и в анализируемой повести. В этом многоплановом и многозначном произведении речь идет не только и не столько о непосредственном акте дуэли главных героев, сколько о предшествовавших ей и последовавшей за ней фазах конфронтации ученого фон Корена с чиновником Лаевским. Восприятие идейного содержания «Дуэли» осложняется рядом обстоятельств. Во-первых, тем, что названные образы невозможно однозначно отнести к разряду только положительных или только отрицательных персонажей. Они, как и все реальные люди, имеют свои достоинства и недостатки, являются образцами «плохих хороших людей», преобладавших в творчестве А.П. Чехова. Во-вторых, конфликт главных героев повести рисуется сопряженным с их разногласиями и противодействиями с иными персонажами (доктором Самой-ленко, дьяконом и Надеждой Федоровной). При этом вербальная сторона конфликта выражается в дискуссиях фон Корена не столько со своим конфликтером, сколько с дьяконом и Са-мойленко, которые оценивали личность Лаевского иначе, чем фон Корен. В-третьих, описание межличностного конфликта персонажей дополняется многочисленными характеристиками внутриличностного конфликта Лаевского. Поэтому анализируемую повесть можно уподобить симфонии, в которой сталкиваются и развиваются борющиеся друг с другом, порой заглушающие одна другую, а в итоге - взаимоусиливающие друг друга конфликтологические темы. Речь идет, прежде всего, о когнитивных, морально-нравственных и психологических факторах, предопределивших описываемую дуэль (как в узком, так и в широко понимаемом смысле этого слова).
Важно отметить, что в повести есть ещё один персонаж, заочно, но сильно влияющий на мысли, чувства и поведение героев - Герберт Спенсер. Фамилия основоположника кон-фликтуальной социологии (конфликтологического направления развития науки об обществе) упоминается в ней многократно - только на одной её странице - шесть раз [1, с. 287]. Дело, естественно, не в контент-аналитической арифметике, а в том, что идеи Спенсера составляют основу понимания главными героями повести, особенно, фон Кореном, сущности общественной жизни людей и своей роли в ней.
О себе фон Корен говорит так: «Я зоолог или социолог, что одно и то же...» [1, с. 217]. Вслед за Спенсером, он полагает, что люди в сущности своей животные (не случайно он Лаевского и Надежду Федоровну называет «макаками») и что
открытые зоологией законы стадной жизни вполне распро-странимы на отношения людей, в том числе моральнонравственные. «Нравственный закон... требует, чтобы вы любили людей. Что ж? Любовь должна заключаться в устранении всего того, что так или иначе вредит людям и угрожает опасностью в настоящем и будущем... Наши знания и очевидность говорят вам, что человечеству грозит опасность со стороны нравственно и физически ненормальных. Если так, то боритесь с ненормальными. Если вы не в силах возвысить их до нормы, то у вас хватит силы и умения обезвредить их, то есть уничтожить» [1, с. 284].
В другом месте фон Корен критикует христианские и толстовские призывы «любить всех ближних без исключения, не различая плюсов и минусов. По их учению, если к вам приходит бугорчатый (больной туберкулезом - Ю.Р. и Р.Т.), или убийца, или эпилептик и сватает вашу дочь, - отдавайте; если кретины идут войной на физически и умственно здоровых -подставляйте головы. Эта проповедь любви ради любви, как искусства для искусства, если бы могла иметь силу, в конце концов привела бы человечество к полному вымиранию, и таким образом совершилось бы грандиознейшее из злодейств, какие когда-либо бывали на земле... Человеческая культура ослабела и стремится свести к нулю борьбу за существование и подбор: отсюда быстрое размножение слабых и преобладание их над сильными... Значит, у нас чего-то недостает...» [1, с. 283-285].
Чего же недостает человеческой культуре? Такова первая загадка, заданная Чеховым читателям «Дуэли». Он не дал на нее ответа, но показал бесперспективность осмысления данного вопроса традиционно философским и христианским способами. «Толкований очень много, а если их много, то серьезная мысль не удовлетворяется ни одним из них и к массе всех толкований спешит прибавить свое собственное» [1, с. 284].
С высоты сегодняшнего дня ясно, что эта загадка разгадана - человечество создало конфликтологию - особую науку, призванную изучать закономерности и механизмы развития и преодоления противодействований всех социальных субъектов, изобретать такие методики решения их конфликтов, которые обеспечивают выигрыш как сильных, так и слабых, удовлетворяя потребности социума. Позволительно предположить, что А.П. Чехов предвидел подобный ответ - ведь не случайно он так много внимания уделил Г. Спенсеру и изложению его идей, толкнувших обществознание на путь признания социальных конфликтов самым значимым феноменом социальной жизни, основным объектом и предметом социологии.
Вторая загадка этой повести легко обнаруживается, но трудно решается большинством ее читателей. О ней говорили многие литературные критики - А.Н. Волынский, И.И. Ясинский, А.Н. Плещеев и другие. Последний, например, писал Чехову о «Дуэли»: «Мне совершенно не ясен конец ее; и я был бы вам очень благодарен, если б Вы объяснили мне, чем мотивируется эта внезапная перемена в отношениях всех действующих лиц... по-моему, рассказ окончен слишком произвольно» [2, с. 283-284].
На первый взгляд, конец повести действительно не логичен. За три месяца, прошедших после дуэли, Лаевский, разлюбивший Надежду Федоровну и уличивший ее в измене ещё до дуэли, узаконил брак с ней, сменил приличную квартиру на
«трехоконный домик» и усердно занялся работой - «... С утра до вечера сидит, всё работает и работает. Долги хочет выплатить. А живет хуже нищего» [1, с. 305].
Фон Корен, видя эти перемены, говорит: «Я удивляюсь! Как он скрутил себя!.. Да, сильно он скрутил себя... Его свадьба, эта целодневная работа из-за куска хлеба, какое-то новое выражение на его лице и даже его походка всё это до такой степени необыкновенно, что я и не знаю, как назвать это ... если бы я мог...предвидеть эту перемену, то я мог бы стать его лучшим другом» [1, с. 305-306]. Прощаясь с изменившимся Лаевским, он добавляет: «Не поминайте меня лихом, Иван Андреевич. Забыть прошлого, конечно, нельзя, оно слишком грустно, и я не за тем пришел сюда, чтобы извиняться или уверять, что я не виноват. Я действовал искренне и не изменил своих убеждений с тех пор... Правда, как вижу теперь к великой моей радости, я ошибся относительно вас, но ведь спотыкаются и на ровной дороге, и такова уж человеческая судьба: если не ошибаешься в главном, то будешь ошибаться в частностях. Никто не знает настоящей правды» [1, с. 306].
«Никто не знает настоящей правды» - ключевая фраза, четырежды повторенная в конце повести и дающая подсказку к решению второй конфликтологической загадки «Дуэли». А.П. Чехов считал, что человек способен в любой ситуации «скрутить себя» силой своего духа, добившись изменения отношения к себе других людей. Этот вывод подкрепляется воспоминаниями брата писателя (Михаила Павловича) о дебатах Антона Павловича с В.А. Вагнером, ставшим прототипом фон Корена. Между ними были часты споры «... на темы о модном тогда вырождении, о праве сильного, о подборе и так далее... Антон Павлович во время таких разговоров всегда держался того мнения, что сила духа в человеке всегда может победить в нем недостатки, полученные в наследственность... как бы ни было велико вырождение, его всегда можно победить волей и воспитанием» [2, с. 237].
Современное состояние конфликтологии характеризуется разработкой методик и технологий решения межличностных конфликтов, основанных на допущении примерно одинакового уровня развитости духовности конфлик-теров. Поэтому акцентировка Чеховым внимания читателей на специфике духовных качеств людей (их смысложизненных ценностей, способности к саморефлексии, силе воли и т.п.) имеет эвристическую ценность для науки о конфликтах. При этом, правда, остается неясным, как следует оценивать роль духовности конфликтеров в нынешней ситуации её массовой деградации.
Не ведома и дальнейшая судьба Лаевского. Однако, знатокам творчества Чехова известно, что к повышенно рефлексирующим и самобичующим людям, часто конфликтующим с собой, как правило, приходит «Черный монах», уводящий их в «Палату № 6».
Рассказ «Неприятность» - превосходное пособие студентам, изучающим конфликтологию. Здесь наглядно показана:
- неслучайность описываемого конфликтного инцидента (земский врач ударил кулаком в лицо своего помощника -фельдшера), ставшего следствием длительной конфликтной ситуации, вызревшего взаимного недовольства врача и фельдшера друг другом;
- невозможность адекватного осмысления сущности конфликта двух персон без учета реального участия в нем других людей, исполняющих в этом конфликте роли:
а) союзников конфликтеров (влиятельная тетушка и жена фельдшера, акушерка, нянечки и другие больничные работники);
б) посредников (мировой судья и председатель земской управы);
в) невинных жертв конфликта (пациенты больницы);
- трудность нахождения достойного выхода из конфликта для человека, оказавшегося в состоянии фрустрации, когда «он никак не может укрепить свое сознание на какой-нибудь одной, определенной мысли или на каком-нибудь одном чувстве» [1, с. 19];
- потребность людей в специальных конфликтологических знаниях и умениях, отсутствие которых не позволяет «решить... простого вопроса» [1, с. 15];
- истинность сформулированного Чеховым принципа: «...чем больше глупостей делает человек в свою защиту, тем он ... беззащитнее и слабее» [1, с. 15].
Примечательно, что слова «глупо» и «глупость» рефреном пронизывают этот рассказ, они использованы на его восемнадцати страницах девятнадцать раз. Это сделано, надо полагать, для акцентировки внимания читателя на осмыслении адекватности поведения главного героя природе описанного конфликта.
Обдумывая свои отношения с фельдшером, доктор понимает, что глупо иметь такого помощника, глупо добиваться его увольнения, глупо бить его по лицу, глупо мириться с его поступками, глупо вызывать его на дуэль, глупо извиняться перед ним, глупо принимать его извинения, глупо обращаться «за разрешением вопроса к нашему прямому начальству...», глупо оставлять происшедший инцидент без последствий. «Как все это глупо и пошло» [1, с. 15].
«Доктору в глубине души хотелось,.. чтобы управа, невзирая на его восьмилетнюю добросовестную службу,.. приняла бы его отставку. Он мечтал о том, как он будет уезжать из больницы, к которой привык, как напишет письмо в газету «Врач», как товарищи поднесут ему сочувственный адрес...» [1, с. 10]. Поэтому он рассуждает так: «А не поступить ли ... так, как поступают все при подобных обстоятельствах? То есть пусть он подает на меня в суд. Я, безусловно, виноват, оправдываться не стану, и мировой присудит меня к аресту. Таким образом, оскорбленный будет удовлетворен, и те, которые считают меня авторитетом, увидят, что я был неправ». Эта идея улыбнулась ему. Он обрадовался и стал думать, что вопрос решен благополучно и что более справедливого решения не может быть» [1, с. 13].
Действительно, если не все, то многие люди, оказавшись в подобной ситуации, предпочитают подать в отставку. Но можно ли признать такой выход из конфликта лучшим? Такова первая конфликтологическая загадка А.П. Чехова.
Вторая загадка предполагает оценку читателем удачности того способа решения данного конфликта, который применил председатель земской управы Лев Трофимович. На конфликтологическом языке этот способ называют досудебным арбит-рированием. Доктор оценил его нелепым, пошлым, гадким, водевильным. «Лучше двадцать раз судиться, чем решать вопросы так водевильно» [1, с. 22].
Можно ли признать описанный конфликт решенным? Такова третья загадка рассказа, завершающегося следующими словами: «Вернувшись в больницу, он (доктор - Ю.Р. и Р.Т.) тотчас же принялся за обход палат. Фельдшер ходил около него, ступая мягко, как кот, и мягко отвечая на вопросы... И фельдшер, и русалка (акушерка - Ю.Р. и Р.Т.), и сиделки делали вид, что ничего не случилось и что все было благополучно. И сам доктор изо всех сил старался казаться равнодушным. Он приказывал, сердился, шутил с больными, а в мозгу его копошилось: «Глупо, глупо, глупо...» [1, с. 23].
Заданные Чеховым в рассказе «Неприятность» загадки были использованы авторами данной публикации при проведении практических занятий по курсу «Конфликтология» на социологическом факультете Алтайского госуниверситета и библиотечно-информационного факультета Алтайской государственной академии культуры и искусств. Подавляющее большинство студентов СФ АлтГУ дало отрицательные ответы на три вышепоставленных вопроса, а практически все студенты АлтГАКИ - положительный. Противоречиво отвечают на эти вопросы и современные теоретики отечественной конфликтологии. Те из них, кто пришел в конфликтологию из психологии, кто усматривает сущность межличностных конфликтов в столкновении психик людей, полагают, что избранный доктором вариант поведения в описанном конфликте был лучшим из возможных, а досудебное арбитрирование привело к полному преодолению конфликта. Социологически мыслящие конфликтологи, различающие социальное содержание и
психологическую форму противодействий людей, признающие приоритет содержания над психологической психоформой межличностных конфликтов, решают чеховские задачи принципиально иначе.
Очевидно, что сложившаяся в конфликтологии ситуация, исключающая однозначность ответов на вопросы, часто (если не постоянно) возникающие в жизнедеятельности людей, не
Библиографический список
1. Чехов, А.П. // Собр. со.: в 12 т. - М.: Правда, 1985. - Т. 7.
2. Чехов, М.П. Вокруг Чехова: встречи и впечатления. - М.: Моск. рабочий, 1980.
Bibliograpy
1. Chekhov, A.P. Complete works in 12 v. V. 7. - M.: Pravda,1985.
2 .Chekhov, M.P. Round Chekhov: meeting and impressions. - M.: Moscow worker, 1980.
Article Submitted 16.02.11
нормальна. Она свидетельствует о неразвитости конфликтологии, отсутствии у нее единой теории, о потребности в разработке такой теоретико-методологической конструкции, которая позволит решать задачи, подобные чеховским, с пользой для конфликтеров и того социума, элементами которого они являются.
УДК 415.61
И.Г. Казачук, с.н.с. ЧГПУ, Челябинск, Е-таП: [email protected]
ВАРИАТИВНОЕ БЕСПРЕДЛОЖНОЕ УПРАВЛЕНИЕ ПРОЦЕССУАЛЬНЫХ ФРАЗЕОЛОГИЗМОВ
В статье на фразеологическом материале рассматривается вариативное управление процессуальных единиц, отмечаются факты варьирования беспредложных форм косвенных падежей, определяется динамика варьирования в словосочетаниях с управлением фразеологических единиц.
Ключевые слова: управление, вариативное управление, беспредложное управление, синтаксические варианты, фразеологические единицы.
В системе управления процессуальных единиц - глаголов и процессуальных фразеологизмов - выделяются вариативные связи. Под вариативным управлением понимается способность единицы подчинять себе разные взаимозаменяемые падежные формы с предлогом или без предлога с одним и тем же значением. В плане выражения этот тип вариативности предполагает существование в языке одной и той же синтаксической конструкции с названным типом связи «по крайней мере в двух различных формальных модификациях, не связанных с изменением основного лингвистического значения данной единицы» [1, с. 49].
Факты языковой вариантности отмечались учеными еще со времен античности. В русской лингвистике впервые на них обратил внимание М.В.Ломоносов в трудах по грамматике и риторике, в частности в «Российской грамматике» привел варианты родительного и именительного падежа множественного числа прилагательных, относящихся к сочетанию «числительное + существительное в р.п., ед. ч.». Активно изучается языковое варьирование в его различных проявлениях с середины XX века в рамках различных направлений: структурной и коммуникативной лингвистики, лингвистической прагматики, социолингвистики, функциональной стилистики и стилистики языковых единиц. Исследование вариантов имеет большое значение и в аспекте их отношения к норме литературного языка.
Отечественные и зарубежные лингвисты считают вариативность важной составляющей языкового развития. По мнению В.М.Солнцева, «вариативность является одним из внутриязыковых факторов развития и изменения языка» [2, с. 41].
Не существует единого мнения о динамике варьирования в языке: одни ученые говорят о сокращении колебаний, например, в форме управления [3, с. 11], другие, напротив, отмечают широкое распространение варьирования в этой сфере [4: т.2, с. 23].
Языковыми вариантами считаются формальные разновидности одной и той же языковой единицы, различающиеся при тождественном значении частичным несовпадением, обычно регулярным, своего звукового состава. В составе языковых вариантов различают единицы, принадлежащие к разным уровням языка: фонетическому, лексическому, грамма-
тическому. Грамматическим вариантам, к которым относятся синтаксические, т.е. варианты управления, согласования и примыкания, свойственно тождество грамматической функции (функционально-грамматическое тождество). Синтаксическими вариантами считают функционально-тождественные модели с одинаковым структурным содержанием, характеризующиеся одинаковой дистрибуцией и отличающиеся лишь отдельными формальными элементами структуры или «внут-римодельными» преобразованиями, с одной стороны, и имеющие эквивалентную семантику, с другой стороны. Внут-римодельные трансформации являются не настолько существенными, «чтобы превратить данную модель в иную» [5, с. 9]. Лаконичное определение дает З.Д. Попова: «...синтаксическими вариантами являются формально различающиеся синтаксические структуры, выражающие тождественное синтаксическое значение» [6, с. 3], и определяет разновидности синтаксических вариантов: дублеты (чуждые нам взгляды - чуждые для нас взгляды), стилистические варианты (пошла за грибами - пошла по грибы), лексически связанные варианты (работает на почте - работает в конторе), конструктивно обусловленные варианты (любить ребенка - испытывать любовь к ребенку)» [6, с. 9-10].
Вариативность на уровне словосочетания активно изучается в современной лингвистике.
Большой вклад в решение проблемы вариатности управления в русском языке внесли работы К.С. Горбачевича, считавшего, что синтаксическая вариантность на уровне словосочетания наиболее широко и отчетливо проявляется в области управления, которое, в отличие от Л.В.Щербы, определял как лексико-грамматическую связь: «Многие ученые справедливо указывают на двойственную природу этого синтаксического явления. Управление - это факт и лексики, и грамматики. Грамматическая форма здесь особенно тесно связана с конкретным содержанием индивидуального . слова, как бы заряженного определенными синтаксическими потенциями» [7, с. 193-194]. Для синтаксической вариантности он считал важными и одинаковое структурно-грамматическое содержание и тождественное лексическое значение. Основные причины колебания в формах управления К.С. Горбачевич видит внутри системы самого русского литературного языка. К ним он
