CC BY
73
УДК 316.334.3
КОНФЛИКТОГЕННЫЙ ПОТЕНЦИАЛ ПОЛИТИЧЕСКОГО УЧАСТИЯ:
ФАКТОРЫ РАЗВИТИЯ
А.А. Лаврикова
Рассматриваются организационные, социально-психологические и личностные факторы развития конфликтогенного потенциала политического участия. Предлагаемый полифакторный подход к исследованию проблемы конфликтного характера вовлечения граждан в политический процесс охватывает макро - и микроуровни.
Ключевые слова: политическое участие, конфликтогенный потенциал, политическая система
Анализ политических практик показывает, что в рамках политического участия граждан воспроизводятся одновременно присущие политическому порядку относительное согласие и конфликтность. Фундаментальным источником конфликта в данной сфере является наличие властного центра, так как в следствии «центричности» политический порядок всегда является иерархическим, причем диспозиция иерархий задается конфигурацией центров власти [1]. Политические взаимодействия (в том числе и связанные с вовлечением граждан и их групп в политический процесс), характеризуются асимметричностью, и дистрибуция ресурсов в рамках политической системы осуществляется в соответствии со сложившейся иерархией, при этом степень конфликтогенности самого политического участия зависит от целого ряда детерминант как объективного, так и субъективного характера.
В данной статье мы более подробно рассмотрим организационные, социально-психологические и личностные факторы развития конфликтогенно-го потенциала политического участия.
К числу организационных детерминант, прежде всего, следует отнести амбивалентность взаимоотношений между институтами гражданского общества и государства, что связано с принципиальными различиями в параметрах их функционирования. В противовес иерархичности, централизованно-сти, директивности государственных институтов для структур гражданского общества органической нормой является двусторонний режим коммуникации, и связанные с ним партнерство, многомерность восприятия проблем и, соответственно, вариативность их решения (с учетом социально -экономических, экологических, социокультурных и других аспектов), открытость потоков информации и публичность своей позиции, соревновательность интересов, доминирование горизонтальных связей над вертикальными [2]. В силу этого в основе взаимодействия гражданского общества и государства лежит так называемый протоконфликт, который является необходимым условием для обеспечения реальной возможности, с одной стороны, граждан и их объединений контролировать действия правящей элиты и влиять посредством собственного участия на функционирование государственной вер-
тикали власти, что ограничивает стремление государства (а точнее - сил, которые монополизируют государство) свести многоаспектность целостного социума к одному - политическому - измерению, ограничить разнообразие социальных структур и институтов, деперсонализировать личность, а с другой - государственных институтов путем постоянного подтверждения своей состоятельности и легитимности выступать основой социальной интеграции, реализовывать функцию окончательного формулирования публичного интереса, разрабатывать долгосрочный курс развития общества и воплощать в жизнь перспективные программы [3].
Качество, тип и вектор взаимодействий институтов государства и гражданского общества могут быть описаны континуумом «конфронтация — партнерство» и практически всегда носят ассиметричный характер; в свою очередь, конфликтность этих отношений может иметь как функциональную, так и дисфункциональную направленность. В первом случае конфликт следует рассматривать как необходимый элемент социальной динамики и базовое условие оптимизации всей социальной системы, во втором - как фактор ослабления и взаимодействующих институтов, и социума в целом. Подобная полифункциональность конфликтных проявлений нашла отражение в существовании двух концепций гражданского неповиновения, на которые обратили внимание Д. Коэн и Э. Арато [4]. В рамках первой из них (либеральной) неповиновение связано с наличием в обществе тех или иных групп меньшинств, интересы которых не учитываются, а права нарушаются, в результате оно рассматривается некое маргинальное явление консенсусной политической культуры, отклонение от нормы, которое может и должно быть устранено внесением некоторых корректив в механизмы функционирования конституционной и правовой систем, обеспечивающих общенациональное согласие. Вторая концепция (демократическая) идет дальше и рассматривает гражданское неповиновение как вполне естественное следствие развития общества, которое никогда удовлетворено состоянием существующей нормативно-правовой базы, создавая необходимость определенных трансформаций в правовых институтах, в том числе и в Конституции. В результате акты неповиновения следует рассматривать как сигнал для правящей элиты, заставляющий ее задуматься об этих изменениях, в соответствии с новыми общественными потребностями. Демократические общественные системы обычно создают пространство для легальных форм выражения протестных настроений и вырабатывают механизм конструктивной реакции на эти действия, в противных же случаях возникают деструктивные конфликты, способные подорвать политическую и правовую стабильность общества.
В качестве еще одного организационного фактора развития конфликто-генного потенциала политического участия следует рассматривать внутреннюю конфликтность самих институтов гражданского общества и государства. Так, Дж. Кэрролл выделяет следующие вопросы, вокруг которых возникают конфликты между структурами гражданского общества: поиск консенсуса по поводу ценностей групп, составляющих гражданское общество, учи-
тывая его плюрализм и гетерогенность (т.е. отсутствие монополии на «правильные» ценности); создание социальных институтов, направленных на расширение пространства для артикуляции и обсуждения общественных проблем и ценностей; взаимодействие с экономическими институтами и т.д. [5]. В свою очередь, к типичным государственно-правовым конфликтам (внутри парламента, между ветвями власти и др.) сегодня добавляются новые, обусловленные реформированием самой системы государственного управления в связи с существенным изменением функций государства в современном мире. Концептуальным основанием для изменений послужила теория Нового государственного управления (NPM), предполагающая отход от веберовской модели рациональной бюрократии как несоответствующей потребностям постиндустриального развития и конструирование новых отношений между государством и гражданами, основанных на партнерских отношениях [6]. Важнейшими аспектами реформирования госслужбы стало делегирование ряда функций, ранее осуществляемых государством, рыночным структурам и самодеятельным общественным организациям (презумпция приоритета негосударственного сектора), широкая маркетизация государственного управления за счет использования технологий коммерческой деятельности (ориентация на конкуренцию в органах управления, эффективность и экономичность), привлечение граждан и общественных групп к производству и предоставлению услуг для общества. Однако анализ опыта реализации соответствующих комплексных программ в западноевропейских странах и США позволил выявить ряд издержек, в том числе, противоречие между нерыночной по своей природе государственной службой и ее реорганизацией на рыночной основе, значительное сокращение объема предоставляемых государственных услуг, снижение уровня легитимности государственной службы, утечка квалифицированных кадров из государственного сектора, эрозия традиционной этики госслужбы. Кроме того, проводимые реформы актуализировали противоречие между ролью клиента и гражданина: клиенты бюрократической системы получают определенные потребительские стоимости в обмен на нейтрализацию своей роли гражданина. Именно эти роли в первую очередь аккумулируют в себе новый конфликтный потенциал современного общества [7]. Еще больше проблем возникло в государствах, где современный управленческий аппарат далек от веберов-ской модели рациональной бюрократии (о чем свидетельствуют широко распространенная практика клиентизма, закрытость и непрозрачность функционирования, развитие коррупции и т.д.). В условиях отсутствия предпосылок, определяющих востребованность модели NPM, появляется риск заполнения вакуума, возникшего в результате сокращения государственных функций, объединением коррумпированной бюрократии и коррумпированного бизнеса, что может иметь негативные последствия для гражданских инициатив.
Социально-психологические факторы проявления конфликтности политического участия обусловлены непосредственным взаимодействием людей, фактом их включения в социальные группы. К их числу можно отнести
специфику новых форм политической деятельности рядовых граждан (прежде всего, новых социальных движений). Усложнение политики в эпоху позднего модерна, изменение ее характера, появление новых ее измерений (глобального и локального), выход политики за пределы институционального, электорального поля, изменения функций и роли основных политических институтов актуализировали поиск ответа на вопрос о том, кто может быть легитимным представителем граждан и их объединений. Формирование в современном западном обществе множества новых сфер для возникновения специфичных интересов граждан, новых идентичностей и групп интересов потребовало и новых каналов для их выражения. Все это обусловило необходимость кардинального обновления самой концепции представительства, при этом стало очевидным, что для таких традиционных институтов представительства, как политические партии и группы давления, зачастую характерны дисфункции и дефицит в обеспечении взаимодействий между обществом и государством. В значительной мере их функционал переходит массовым социальным движениям, которые обеспечивают доступ граждан к публичной сфере и становятся «средством участия для самых слабых и наименее организованных интересов», делая «представительство более равным» [8].
Несмотря на наличие огромного количества исследований, посвященных социальным движениям, единого, общепринятого определения данного феномена не существует. Но многие авторы сходятся в одном - движение как тип коллективного действия направлено на изменения [9], что указывает на его конкфликогенную сущность. Некоторые из ученых пытаются определить движения еще более широко - как форму коллективного действия, совершаемого вне институциональных или нормативно санкционированных каналов и направленного как на оспаривание существующих властных позиций (не только в политике, но и в обществе, в культуре), так и на их защиту [10] (что предполагает участие социальных движений как в вертикальных («власть -движение»), так и в горизонтальных («движение - движение») конфликтах. Учитывая, что социальные движения возникают в конкретной институциональной и социокультурной среде, которая оказывает влияние на поведение участников, определяет нормы и правила, которым они следуют, выбор стратегии их деятельности зависит от параметров национальной политической системы. Так, наименее конфронтационные стратегии характерны для движений, действующих в странах с более эгалитарной, либеральной и индивидуалистичной политической культурой, тогда как движениям в странах с коллективистскими традициями и превалированием в политической культуре ценностей государства над ценностями гражданского общества присущи более конфронтационные и антагонистические стратегии. Властные структуры, на которые направлен социальный протест, в свою очередь, также руководствуются национальными нормами и ценностями, вырабатывая определенные стратегии для разрешения конфликтов с социальными движениями, включающие «набор формальных и неформальных правил игры» [11]. В целом, следует отметить, что от организованной способности сторон управлять
конфликтной ситуацией во многом зависит, произойдет ли дальнейшая эскалация конфликта с действиями и контрдействиями, с отвлечением ресурсов с актуальных задач и направлением их на противодействие возрастающей ре-сурсности контрагента.
Одним из актуальных вопросов формирования и развития социальных движений является проблема мобилизации сторонников, что выступает дополнительным фактором повышения конфликтогенного потенциала коллективных действий, т.к. именно ориентация на противостояние обладает наибольшим влиянием на процесс вовлечения в групповую деятельность. Поэтому участники движений так остро реагируют на такие обозначившиеся представления социальных акторов, как разнородность и разнонаправлен-ность политической / правовой культуры в глобальном, национальном и региональном аспектах.
Весьма значительное влияние на характер политического участия оказывают отдельные политические решения как представителей элитных групп, так и активистов социальных движений, которые сами по себе могут нести конфликтный потенциал, а наличие эффекта зависимости сторон от принятых ими ранее решений (объясняемого концепцией «тропы зависимости»), еще более увеличивает вероятность эскалации противостояния. Кроме того, степень конфротационности ситуации повышается в связи с апеллированием к личностным характеристикам организаторов и участников движения. Как отмечает П. Бурдье, острота политической полемики и постоянное обращение к этике представителей политической дискуссии объясняются помимо прочего тем, что кредит доверия тому или иному политику / политическому активисту выдан не только в обмен на пропагандируемые им идеи, но и ему лично: его качества рассматриваются как личная гарантия той картины социально-политического мира, которую он отстаивает. Поэтому оппоненты стремятся к тому, чтобы опровергнуть предлагаемые идеи не только с помощью логических аргументов, но и дискредитируя автора высказываний. «Выдавая лицензию поражать не только идеи, но и саму личность противника, логика политического поля чрезвычайно благоприятствует стратегии озлобленности», - утверждает автор [12].
Последние два сюжета показывают, что социально-психологические факторы конфликтогенности политического участия оказываются тесно связанными с личностными, обусловленными индивидуально -психологическими особенностями граждан вовлеченных в политический процесс. Типичными среди них являются следующие: субъективная оценка поведения оппонента как недопустимого, низкая конфликтоустойчивость, неадекватный уровень притязаний, акцентуация характера и т.д.
Проведенный анализ позволил прийти к следующим выводам. Развитие конфликтогенного потенциала политического участия зависит от комплекса объективно-субъективных факторов. При этом организационные факторы в большей степени носят объективный характер и определяют содержательное наполнение политического участия, а социально-психологические и лич-
ностные - субъективный и детерминируют выбор инструментов / технологий его реализации в конкретной ситуации. Рассмотренный полифакторный подход к исследованию проблемы конфликтного характера вовлечения граждан в политический процесс охватывает макро - и микроуровни и представляет своего рода вариант «воронки причинности».
Список литературы
1. Панов П.В. Политический порядок: проблемы концептуализации и институционализации: автореф. ...д-ра полит. наук М., 2011. URL: http://cheloveknauka.com/politicheskiy-poryadok-problema-kontseptualizatsii-i-institutsionalizatsii
2. Никовская Л.И. Трансформация в России в контексте социального конфликта. М., 2004. Ч. 2.
3. Нечаев Д.Н. Гражданское общество и государство: концепции и модели взаимодействия / Институт государства и гражданское общество: модели взаимодействия: сб. науч. трудов / под ред. Д.Н. Нечаева. Воронеж: Изд-во ВГУ, 2005. С. 8 - 42.
4. Коэн Д.Л., Арато Э. Гражданское общество и политическая теория. М.: Изд-во «Весь мир». 2003.
5. Carroll J.J. Civil Society: What is it? Presented at the 15th Anniversary Lecture Series of the Institute on Church and Social Issues, Loyola Heights, Quezon City. Chandhoke, Neera. (1995) // State and Civil Society: Explorations in Political Theory. New Delhi: Sage Publications, 2000. Р. 9.
6. Гаман-Голутвина О.В. Мировой опыт реформирования систем государственного управления // Вестник МГИМО - Университета. 2013. № 4 (31). C. 187-195.
7. Глухова А.В. Государство и гражданское общество: опыт партнерства в профилактике конфликтной деструкции / Институт государства и гражданское общество: модели взаимодействия: сб. науч. трудов / под ред. Д.Н. Нечаева. Воронеж: Изд-во ВГУ, 2005. C. 69-90.
8. Jenkins J.C. Social Movements, Political Representation, and the State: An Agenda and Comparative Framework // J.C. Jenkins & B. Klandermans (eds.) The Politics of Social Protest: Comparative Perspectives on States and Social Movements. L., 1995. P. 14-35.
9. Tarrow S. Power in Movement. Social Movements, Collective Action and Politics. 3 ed. Cambridge: Cambridge University Press, 2011.
10. Snow D.A., Soule S.A., Kriesi H. (eds.) The Blackwell Companion to Social Movements.Blackwell Publishing. 2004. P.6. URL: http://graduateinstitute.ch/files/live/sites/iheid/files/sites/developpement/shared/devel oppement/cours/IA029/Snow-2004.pdf
11. Kriesi H. The Political Opportunity Structure of the Dutch Peace Movement // West European Politics. 1989. Vol. 12. P. 295 - 312.
12. Бурдье П. Социология политики. М.: Socio-Logos, 1993. URL: http://zadocs.ru/voennoe/45433/index.html?page=20
Лаврикова Анастасия Александровна, канд. полит. наук, доц., доц., elav@mail.ru, Россия, Тула, Тульский государственный университет
CONFLICT POTENTIAL OF POLITICAL PARTICIPATION: DEVELOPMENT FACTORS
A. А. Lavrikova
In the article it pays attention to the organizational, social -psychological and personal development factors of conflict potential of political participation. Proposed multifactorial approach to research of the problem of the conflict character of citizens involvement into the political process comprises the macro- and microlevels.
Key words: рolitical participation, conflict potential, political system
Lavrikova Anastasiya Alexandrovna, candidate of political science, docent, elav@mail.ru, Russia, Tula, Tula State University
УДК 323. 2
ПРАВОВОЕ РЕГУЛИРОВАНИЕ ЛОББИСТСКОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ КАК ФАКТОР ОПТИМИЗАЦИИ ИНСТИТУТА ПРЕДСТАВИТЕЛЬСТВА
ИНТЕРЕСОВ ГРАЖДАН
А.А. Сучкова
Рассмотрены основные принципы создания эффективного правового регулирования лоббистской деятельности в современной России на основе существующего международного опыта. Описан подход к разграничению таких явлений как лоббизм и коррупция, что позволит повысить эффективность борьбы с неконвенциональными методами отстаивания интересов. Предложены возможные направления реализации государственной стратегии по развитию института лоббизма в России.
Ключевые слова: политическая система, лоббизм, лоббистская деятельность, лоббист, лоббистское законодательство, коррупция.
Лоббистское законодательство создано и функционирует на государственном и международном уровнях, например в США, Канаде, Великобритании, Франции, Германии, Австрии, Голландии, Ирландии, Литве, Польше, Венгрии, Австралии, Новой Зеландии, Филиппинах, регионах Тоскана и Тайвань (всего более двадцати стран мира), а также в межправительственной организации - Европейском союзе. Главной целью правового регулирования
