CC BY
815
КОНФЛИКТ ИНТЕРПРЕТАЦИЙ ПОЛЯ РИКЁРА
Поль Рикёр - один из самых значительных философов XX в. Он создал обобщающую философию человеческого бытия. Темы, исследованные Рикёром, связаны друг с другом: Воля - Зло
- Символ - Метафора - Повествование - Инаковость - Память. Без его трУдов трудно представить современную герменевтику. Его идеи укоренились в нашем мышлении, жизни и в повседневных делах. Нас интересует, по преимуществу, методология изощренной философской интерпретации мыслителя.
Поль Рикёр (1913 - 2005) - один из самых выдающихся философов XX века. Он родился в семье с глубокими протестантскими традициями. Уроки в лицее вел неотомист Р. Дальбьёз, который первым во Франции обратился к исследованию психоанализа 3. Фрейда. Благодаря учителю Рикёр занял критическую позицию по отношению к «непосредственности, адекватности, аподиктично-сти картезианского cogito и кантовского «Я мыслю», что позволило философу внести существенный вклад в рефлексивную традицию. В Реннском университете Рикёр увлечен темой взаимоотношения разума и веры. Результатом стала защита степени магистра философии (1934).
Продолжив обучение в Сорбонне, Рикёр вошел в круг мыслителей, объединившихся вокруг Габриэля Марселя. Здесь он знакомится с философией Карла Ясперса и Эдмунда Гуссерля. У Марселя Рикёр перенял подход к философским проблемам, исходящий из живых индивидов. Он приобщается к сократовскому методу. На призыв Сократа «Познай самого себя» Рикёр отвечает: «Я стремлюсь познать самого себя, овладевая смыслом слов всех людей». Предметом философского анализа Рикёр, вслед за Марселем, считает человека, укорененного в жизненном мире, умеющего держать дистанцию» по отношению к собственным бессознательным влечениям и потребностям, то есть хозяина самого себя, иметь собственную тайну. Такой подход позволяет избежать редукционизма и объективизма.
Философию личности, которая проявляет мужество перед лицом неуловимого смысла истории, Рикёр обнаруживает в лице Карла Ясперса. Именно К. Ясперс становится его «молчаливым собеседником», с которым он вступает в полемику в вопросах о
трагическом характере истории и трагическом уделе человека. Такими же «молчаливыми собеседниками» Рикёра становятся впоследствии Альбер Камю и Морис Мер-ло-Понти. В 1961, после смерти М. Мерло-Понти, к Рикёру перешло руководство «Архивом Гуссерля».
Рикёр ставит перед собой колоссальную задачу: разработать обобщающую концепцию человека XX века. Его позиция близка взглядам «борющегося мышления» Эмма-нюэля Мунье. Э. Мунье Рикёр считает своим наставником, который научил его связывать слова и дела, духовные устремления с принятием политической позиции. В течение многих лет вместе с Э. Мунье он редактировал левокатолический журнал «Эспри». Интерес к персонализму привел Рикёра к знакомству с русской философией. Рикёр был лично знаком с Николаем Александровичем Бердяевым, слушал его лекции в Париже. Оба считали самым значительным русским философом Федора Михайловича Достоевского.
Чтобы углубить учение о личности Э. Мунье, Рикёр обращается к исследованию языка, деятельности, повествования. Офицер французской армии во время Второй мировой войны, Пьер Рикёр совершенствует свое знание немецкого языка, пишет работу «Карл Ясперс и философия существования», переводит первый том «Идей» Гуссерля на французский язык.
После войны Рикёр занимается преподавательской деятельностью, публикует работы «Габриэль Марсель и Карл Ясперс. Философия таинства и философия парадокса» (1848), «Философия воли» (1950 - 1960), «История и истина» (1955), «Об интерпретации. Очерки о Фрейде» (1965), «Конфликт интерпретаций. Очерки по герменевтике» (1969).
Студенческие беспорядки 1968 года во Франции, политические и религиозные убеждения привели к тому, что Рикёр ведет преподавательскую деятельность за рубежом. Он принимает приглашение Чикагского университета, где работает с 1970 по 1992. В круг его интересов входит герменевтика Г.-Г. Га-дамера, онтология М. Хайдеггера, теория коммуникативного действия Ю. Хабермаса. Он публикует работы «Живая метафора» (1975), «Время и рассказ»(1983-1985), «От текста к действию. Очерки по герменевтике-11» (1986), «В школе феноменологии» (1986), «Я-сам как другой» (1990).
В последние годы жизни Рикёр публикует работы «Критика и убежденность» (1995), «Интеллектуальная автобиография» (1995), «Память, история, забвение» (1992).
При разработке обобщающей концепции человека - феноменологической герменевтики - он сохраняет «плюрализм суждений» всех значительных учений современности, одновременно стараясь не впасть в искушение все унифицировать. Для мыслителя важным становится понятие «конфликт интерпретаций», позволяющее сделать упор на диалог различных позиций, а не на различие и расхождения. Многие друзья отмечали у Рикёра способность вступать в диалог с умами, которые значительно отличаются от его собственного. Самому Рикёру такого рода позиция приносила удовлетворение, ибо «заставляла думать». Размышлял философ о многих проблемах этики и психоанализа, феноменологии и герменевтики, истории и истории философии. Идя таким путем, философ в определенной мере сумел преодолеть крайности объективизма и субъективизма, натурализма и антропологизма, сциентизма и антисциентизма, противоречия между которыми завели современную философию в тупик.
Рикёр создает метод, которому он дал название регрессивно-прогрессивного. Этот метод схватывал одновременно три временных измерения: прошлое, настоящее и будущее. При анализе человеческой субъективности этот метод позволял высветить «археологию» субъекта, т. е. его укорененность в бытии, найти доступ к его «телеологии» и к движению в будущее. Из различных конфликтующих точек зрения Рикёр опирается на
единство трех временных измерений: на психоаналитическое истолкование смысла, нацеленное на отыскание его первичных, архаических слоев; на гегелевскую «Феноменологию духа», где смысл находится впереди явления, наполняет его; на смысл Священного, имеющего абсолютное значение для сознания и существования человека.
Рикёр развивает рефлексивную традицию, берущую начало в позиции Декарта и Канта. В центре этой традиции - вопрос о самопонимании субъекта, обладающего волей и способностями к познанию и оценке. Совершенное совпадение Я с самим собой, прозрачность Я для себя должны делать самосознание более фундаментальным знанием, нежели все положительные науки. В таком случае рефлексия - это возвращение субъекта к себе. Но от идеи полного, абсолютного совпадения Я с самим с собой Ри-кёр отказывается.
Гуссерль, благодаря методу редукции, представил сознание как феномен, вносящий в мир значения и смыслы. В феноменологии Гуссерля сознание доминирует над самосознанием. Напротив, для Рикёра интенцио-нальность означает изначальную открытость субъекта миру. Интенциональны восприятие, воображение, воля, понимание ценностей, религиозное сознание.
В докладе 1939 г. «Феноменологическое исследование внимания и его философские связки» Рикёр начинает «соединение» феноменологии и экзистенциализма, сопоставляя феноменологически трактуемое внимание с проблемами истины свободы. Рикёр обнаруживает двойственность человеческого опыта. Будучи восприятием, опыт связан с объектом, но вместе с тем опыт - это активность, поскольку он свойственен свободно ориентирующемуся вниманию. Такой подход позволил Рикёру избежать соблазна объявить какую-либо из способностей человека основополагающей и подавляющей другие.
Рикёр обращается к анализу «жизненного мира» Гуссерля как пласта опыта, предшествующего субъект-объектным отношениям. Эта идея положила начало экзистенциализму, исследовавшему существование человека. Рикёр критикует экзистенциализм за сведение существования лишь к воображе-
нию, эмоциям и переживаниям. Рикёр за анализ способа существования, в котором укоренен субъект. В итоге Рикёр обнаруживает область бессознательного. Рикёр интерпретирует бессознательное как активный и действенный момент человеческой субъективности. Психоанализ Рикёр понимал как своего рода «археологию» субъекта. Такой подход позволил проникать в скрытый мир влечений, недоступный рефлексии. Позднее Рикёр противопоставил «археологии» субъекта «телеологию» субъекта - возвращение бессознательного в русло осознавания. В этом проявилась изощренная философская интерпретация. Говоря о наследии Фрейда, Рикёр ставил своей задачей думать «исходя из Фрейда, иными словами, вслед за ним, вместе с ним и против него».
Понятие воли как способности к деятельности занимает важное место в концепции Рикёра. Конституирующая воля рассматривается философом как первоначальный акт сознания. Далее сознание можно исследовать через трансцендирование, открывающее будущее, а можно обратиться к археологии субъекта. Эту область неволевого не принимали в расчет ни классическая психология, ни философия. Но именно волевое дает смысл человеческой деятельности, через волю потребности, делания и привычки человека приобретают подлинный смысл. Область неволевого (бессознательного) отождествляется Рикёром с понятием «жизненного мира», «бытия». «То, что «распоряжается» человеком, приходит к нему, а не исходит из него», - указывает философ.
При анализе сознания вперед Рикёр использует «прогрессивный метод». В таком случае сознание извлекается из самого себя, устремляется вперед к смыслу, источник которого находится впереди субъекта. Такой подход противоположен фрейдовскому методу. В гегелевской феноменологии «истина каждого образа проясняется в образах, следующих за ним». Рикёр синтезирует оба метода - фрейдовский и гегелевский. В этом синтезе он видит залог подлинной интерпретации. Разнонаправленные интерпретации человеческого сознания объединяются Ри-кёром через эсхатологию. На место гегелевского абсолютного знания Рикёр ставит Священное.
Выделенные Рикёром методологии - археология, телеология и эсхатология и соответствующие им дисциплины - психоанализ, феноменология духа и феноменология религии - представляют собой различные способы интерпретации. При всем их различии каждая из них движется в направлении онтологических корней понимания. Каждая из них имеет право на существование, если только дополняется другими и взаимодействует с ними. Задача философской герменевтики, по Рикёру, состоит в том, чтобы соединить эти расходящиеся в разные стороны интерпретации и стать экзегезой всех значений, существующих в мире культуры.
Если в «Бытии и времени» М. Хайдеггер на место эпистемологии интерпретации поставил онтологию понимания, то свою задачу Рикёр видит в исследовании того, «что происходит с эпистемологией интерпретации, вытекающей из рефлексии об истолковании, об историческом методе, психоанализе, феноменологии религии и т. д., когда она соприкасается с онтологией понимания» [1].
Поскольку человек изначально пребывает в мире и неустранимо причастен к нему, он может противопоставлять себе объекты, которые он интеллектуально конституирует, подчиняя своей воле. Понимание возникает как реакция существа, брошенного в мир, которое для ориентации в мире использует самые существенные свои способности. Прояснением и развитием такого онтологического понимания выступает интерпретация. В таком случае самопонимание Я опосредуется знаками, символами и текстами. Субъект познает себя не непосредственно, а через те знаки, которые поставляет ему культура.
Знаки свидетельствуют об изначальной предрасположенности человека к прогова-риванию всякого переживания. Символы умножают смыслы явлений и расширяют их истолкование. Тексты являются предметом зрелой герменевтики и порождают «предмет текста».
Под герменевтикой П. Рикёр понимает теорию операций понимания в их соотношении с интерпретацией текста. Понимание рассматривается им как искусство постижения значения знаков, передаваемых одним сознанием и воспринимаемых другими сознаниями через их внешнее выражение. Пе-
реход от понимания к интерпретации предопределен тем, что знаки имеют материальную основу, моделью которой является письменность. Любой документ или памятник могут быть письменно зафиксированы и зовут к интерпретации.
Основной характеристикой человеческого феномена Рикёр считает символическую функцию. Редукция определяется им как условие символической функции. При таком подходе редукция становится «трансцендентальным» языка, возможностью человека быть чем-то иным, нежели природным существом, соотносясь с реальностью при помощи знаков. Символ зовет к интерпретации и к говорению. Именно в этом моменте Рикёр видит поворот философии к субъекту, понимаемому как начало «означивающей» жизни, зарождение бытия, говорящего о мире и общающегося с другими субъектами.
Углубленное исследование проблематики символа приводит Рикёра к метафоре. Метафорические выражения, перемещающие анализ из сферы слова в сферу фразы, дают Рикёру возможность вплотную подойти к проблеме инновации. Метафора рождается из конфликта, который возникает в результате соединения слов в фразе. Когда язык пользуется метафорой, то буквальный смысл отступает перед метафорическим смыслом, но вместе с тем усиливается соотнесенность слова с реальностью и углубляется эвристическая деятельность субъекта. Именно в метафорическом выражении Рикёр обнаруживает осуществление человеческой способности к творчеству.
В центре герменевтики Рикёра человек как субъект культурно-исторического творчества, в котором и благодаря которому созидается история и осуществляется связь времен. «Человек сам выводит себя на сцену, он сам себя полагает в качестве сцены», - утверждает П. Рикёр. Личность - это не отдельная от истории и памяти проблема, личность
- это центральное понятие. Личность в истории - это вопрос нахождения себя по отношению к другим и по отношению к прошлому, и с этим связано то, как человек проектирует себя в будущее. Тут появляется диалектика между коллективной памятью и будущим человека. Личность находится в
центре между проектом и памятью. Рикёр преобразует регрессивно-прогрессивный метод в метод исторической эпистемологии, основанный на диалектическом понимании времени.
В истории герменевтики Рикёра привлекает мысль Августина о времени как состоянии души. В трехтомном труде «Время и повествование» Рикёр разбирает различные теории времени (Аристотеля, Августина, Гуссерля и Хайдеггера). Путь исследования ведет его от исторического и литературного повествования (через великие романы о времени Т. Манна, М. Пруста, В. Вульф) к «нарративному времени».
В «Поэтике» Аристотеля Рикёр находит модель повествовательного произведения. Такой моделью является интрига, понимаемая как «несогласное согласие», укладывающее многочисленные факты реальной человеческой жизни в виде умопостигаемой истории со своей внутренней логикой. В статье «Что меня занимает последние 30 лет» Рикёр отмечает, что плодотворность понятию интрига задает черта - её интеллигибель-ность. Интрига - это совокупность сочетаний, посредством которых события преобразуются в историю или соответственно история извлекается из событий. Интрига - посредник между событием и историей. Это означает, что все, что не входит в развитие какой-нибудь истории, не есть событие. Событие - не просто случившееся, произошедшее, но и повествовательный компонент. Интрига создает композицию обстоятельств, целей и средств, инициатив и невольных следствий. Из этого интеллигибельного характера интриги вытекает, что умение проследить историю представляет собой весьма развитую форму понимания.
В жизни художественного произведения Рикёр выделяет три этапа, каждый из которых он обозначает словом «мимесис». Задача герменевтического анализа литературного произведения, по Рикёру, состоит в том, чтобы реконструировать целостность операций, «с помощью которых произведение пробивается к непроницаемым глубинам жизни, действия и страдания, чтобы автор мог затем передать его читателю, воспринимающему его и благодаря этому изменяющему свою деятельность» [2].
Мимесис I отсылает к понятиям жизненного мира и предпонимания. Зарождение фабулы повествования обусловлено словесно и первоначально не оформленными жизненными ситуациями, где действуют различные субъекты, а их действия на первый взгляд не обусловлены причинно-следственными отношениями. Автор должен обладать компетентностью, то есть исходить не из умозрительной концепции, а из самой жизни, чтобы схватить целостность описываемых явлений. Поэтическая композиция должна быть укоренена в предпонимании мира действия. Непременным условием человеческого опыта должно выступать «проговаривание», т. е. словесное выражение жизненных ситуаций.
Мимесис II - это собственно художественное произведение, мир поэтической композиции. В этом процессе последовательность событий посредством текстовой конфигурации должна совпадать с трансформацией в восприятии произведения.
Мимесис III - это акт восприятия художественного произведения, межличностных коммуникаций, осуществляемых с помощью произведения искусства. Одновременно это и актуализация творческого замысла художника, выявление духовных ценностей и идеалов, заключенных в тексте, и введение через последующую деятельность индивидов в контекст общественного бытия. Текст избыточен к своей структуре и ждет своего прочтения. Текст избыточен по отношению к миру повседневности, миру обыденной практики, практики существования. Рикёр указывает, что избыточность текста - это важнейшая черта горизонта ожидания: именно здесь формируется новое восприятие, новый опыт, высвечивающий несовпадение между воображаемым миром и привычной реальностью.
Мир читателя - это мир его надежд, чаяний, устремлений. В акте чтения ожидания автора и надежды читателя переплетаются: осуществляется акт интерсубъективного общения. Понимание текста - непростая задача. Она требует духовных усилий читателя, стимулированный текстом. В сознании читателя осуществляется работа со смыслом и временем: текст погружается в память читателя и зовет к продуктивному воображению.
В итоге целью интерпретации текста является создание такого проекта мира, в ко-
тором читатель мог бы осуществить свои сокровенные возможности. Рефигурация есть деятельность читателя в мире. Читатель подвергает рефигурации и собственное Я. В процессе активного понимания текста перед читателем высвечиваются новые перспективы в его отношении к истории, обществу, собственному бытию, к возможностям своего мышления. Завершение художественного произведения приводит к созданию новой жизненной позиции, к новому самопониманию читателя и к последующей деятельности, в которой и реализуется произведение. Художественное произведение возвращается в жизнь, вписывает поэтическую деятельность в мир повседневного опыта. Возвращается произведение в точку, смещенную благодаря деятельности читателя.
В плане повествовательности Рикёр осмысливает философское понимание субъекта. Автономность и творческая сущность человека рассматриваются им как «повествовательная идентичность». Такая позиция позволяет Рикёру избежать положения, что субъект всегда идентичен самому себе, либо считать самоидентичного субъекта субстан-циалистской иллюзией. «Повествовательная идентичность» основана на временной структуре, которую содержит в себе поэтика повествовательного текста.
Субъект, по Рикёру, должен составить повествование-для-другого. Рикёр расходится с анализом времени и историчности Хайдеггера. У Хайдеггера время есть черта человеческой конечности, направленности человеческого бытия к смерти, а потому его характеризует внутренняя закрытость и монологичность. У Рикёра ожидание открыто будущему и включено в практику всего человеческого общества. «Бытие-в-мире» Хайдеггера Рикёр интерпретирует как человеческое действие.
Согласно Рикёру, человека как такового определяют четыре существенные черты. Способность вступать в общение посредством языка: «Я могу говорить». Способность участвовать в ходе событий посредством действий, прокладывая свой путь в окружающем мире. Умение повествовать о своей жизни и тем самым формировать свою идентичность, основанную на воспоминаниях: «Я могу рассказать о себе». Четвертая
способность - способность быть субъектом собственных действий. Человек осознает, что является субъектом деятельности, за которую несет ответственность, и это делает его существом, которому можно что-либо вменить в вину.
Герменевтику человеческого Я Рикёр развивает в работе «Я как другой». Картезианскому поиску достоверности противопоставляется «инаковость» Я как «инаковость» тела, другого и совести. Возникающую при этом этику Рикёр ориентирует на баланс справедливости, в противоположность «этике другого» Э. Лавинаса.
Особой темой размышлений Рикёра была христианская философия религии. Он исследовал методы понимания текстов Нового Завета. По мнению Рикёра, в современной религии произошло сужение, излишняя фокусировка на темах вины и зла. Однако каким бы могущественным ни было зло, оно не так глубоко, как добро. И если есть какой бы то ни было смысл в религиях, то он состоит в том, чтобы пробиться к доброму сердцу людей. Нас захлестывает поток слов, штурмует виртуальность, создающие своего рода закопченное стекло между нами и миром. Но добро глубже самого глубокого зла. Философии нужно признать за этой истиной право на существование и создать язык, на котором люди могли бы ее выразить. Возвышение философии над религией привело к тому, что проблема греха вытеснена на второй план проблемой смысла - его наличия или отсутствия, абсурда. Мы наследники цивилизации, которая в действительности убила Бога, другими словами - позволила абсурдности и отсутствию смысла восторжествовать над осмысленностью. Поэтому отношение к добру - это не только ответ злу, но также ответ бессмысленности.
Разрабатывая тему символики зла, Ри-кёр обратился к герменевтике. Поскольку зло может быть постигнуто лишь в символах и мифах, оно заставляет искать окольных путей истолкования. Результатом его исследований стала большая работа «Об интерпретации» и другие герменевтические труды, принесшие мыслителю всемирную известность.
При разрыве философии с наукой она превратится в «музей понятий». Сравнивая
повествовательное понимание, свойственное художнику, и объяснение, характерное для ученого, Рикёр утверждает, что понимание без объяснения слепо, а объяснение без понимания пусто. «Чем больше объяснено, тем лучше рассказано», - утверждает Рикёр. Для Рикера понимание и объяснение являются моментами сложного процесса, который носит название интерпретации. Познавательный процесс включает в себя оба метода -объясняющий и понимающий. Объяснение только методично, а понимание - не методично. Понимание предшествует объяснению. Объяснение аналитически развивает понимание. Понимание стимулирует развитие объяснения, именно понимание свидетельствует о нашей принадлежности бытию. Понимание не останавливается на достигнутом, а вторгается в сферы ещё не познанного. Взаимопонимание людей является основой их совместного бытия.
Такого рода выводы приводят автора к проблемам этики и ответственности в политике. Этика начинается с элементарного стремления к сохранению жизни и заканчивается желаниями и удовольствиями. Этика связана с моралью, а мораль не освобождает от императивности, «долженствования». Политика должна научиться говорить на языке морали, в противном случае она превращается в политический цинизм, смертельно опасный для человечества. «Зло как таковое - это ложь, которую несут в себе скороспелые синтезы, насильственная тотализа-ция», - таков вывод Рикёра. Поскольку в деятельности современного человека появились новые аспекты, в частности, возросшие возможности влияния на генетический код, равномерности экономического развития во всемирном масштабе, то обращение человечества к этике стало более настоятельным.
Философ с уважением относится к понятию «счастье». Формула счастья следующая: «блаженны», т. е. «счастливы те, кто...». Блаженства показывают нам, как выглядит счастье существования под знаком доброты сердца, поскольку счастье - это не только то, чего у меня нет и что я надеюсь получить, но также и то, что я уже испытал. Я признаю счастье своим, говорит Рикёр, я подтверждаю его в других; и я признателен за счастье, которое когда-либо испытал. Счастье при-
нимает разные формы в нашей жизни. По отношению к прекрасному пейзажу передо мной счастье - это восхищение. Признание других - это хвала. Третий образ счастья обращен в будущее, это ожидание: я ещё жду чего-то от жизни. Счастье стремления дополняет счастье восхищения и счастье хвалы.
В произведении «Память, история, забвение» (2000), посвященном памяти недавно скончавшейся жены, Рикёр обстоятельно анализирует вопрос о прощении. Этот вопрос, по мнению Рикёра, является эсхатологическим горизонтом всей проблематики памяти, истории и забвения. Прощение непременно связано с виновностью и наказанием. Нельзя простить чудовищных преступлений, совершенных в ХХ веке. Но следует суметь выйти за рамки оскорбленной памяти и сделать прощение основополагающей политической категорией. Рикёр приветствовал поступок Вацлава Гавела, принесшего свои извинения немецкому народу за высылку трех миллионов немцев в 1945 году. А также поступок Вилли Брандта, преклонившего колени перед памятником участников восстания еврейского гетто в Варшаве.
Что же может философия политики? Содействовать повышению уровня общественных дискуссий, нести ответственность за качество аргументации и точность политического языка, сама философия должна быть образцом толерантности, свободы слова, плюрализма мнений. По мнению Поля Ри-кёра, эпохальный переворот в истории мысли связан с новым искусством критиковать мифы и подозревать истины и ценности людей в том, что они скрывают своими величавыми фасадами нечто неблагообразное. Трое больших умов начали эту традицию «интеллектуальной недоверчивости»: Маркс, Ницше и Фрейд. Ницше оказался самым радикальным и решительным из всех. Поскольку Ницше не позволял себе ни компрометирующих связей с недоказанными экономичес-
кими допущениями, как Маркс, ни с недоказуемыми психологическими гипотезами, как Фрейд, а прямо вычитывал проблему хаоса, случая, доминации и власти в онтологических аспектах реальности, то его мысль в наименьшей степени померкла со временем.
Поль Рикёр читал лекции в университетах Франции, США, Швейцарии, Бельгии. Он неоднократно бывал в России, являлся членом Международного редакционного совета журнала «Вопросы философии», участвовал во Всемирном философском конгрессе (1993), читал лекции в Институте философии РАН, Французском университетском колледже в Москве. В ходе лекции на Украине в Национальном университете «Киево-Могилянская академия» в 2001 году Рикёр высказал мысль о том, что приходит на смену цивилизации, когда утрачивается взаимопонимание людей: «Культура не защищает от варварства. Самые большие варвары нередко были взращены очень высокими культурами». Опасность, по мнению философа, не в глобализации или интеграции, а в идеологии перемешивания уровней интеграции и превращении проблемы о национальной идентичности в «вопрос страсти». Нужно ясно представлять себе, что разные проблемы решаются с разной скоростью. Следует учитывать, что многие еще не справились с шоком, вызванным, по словам философа, «разгулом насилия на протяжении ужасного ХХ века».
Согласимся с мыслью Поля Рикёра: «Становиться взрослым трудно». Взросление происходит в терпеливых и размеренных действиях коллективов людей, когда возникает радостное служение, послушание в любви, которое полностью противоположно подчинению и блужданию без цели. «Беспрекословному подчинению приказам» и принуждению философ противопоставлял дружеский призыв, призыв пробиться к доброму сердцу через взаимопонимание.
Список использованной литературы:
1. Рикёр П. Конфликт интерпретаций. Очерки о герменевтике. М.: Изд-во «МЕДИУМ», 1995. С. 9.
2. Рикёр П. Время и рассказ. М.: Университетская книга, 1998. С. 66.
