CC BY
124
1
I
Ф
!
О
ф
&
I
I
Ф
Е°
0 ф
1
I
I
ш
Дис.... канд. юрид. наук. — М., 2002. — С. 13. Однако при определении фактических оснований назначения штрафа как имущественного взыскания, установленного судебным приговором, этот случай нами не учитывался, поскольку данный штраф устанавливается не приговором суда, а судебным постановлением.
11. См.: Беляев Н.А. Цели наказания и средства их достижения в исправительно-трудовых учреждениях. — Л., 1963. — С. 5.
12. Гаухман Л. Справедливость наказания: принцип и реальность / Л. Гаухман, О. Максимов, А. Жаворонков // Законность. — 1997. — № 2. — С. 5.
13. См.: Отчет Управления судебного департамента Верховного Суда Российской Федерации в Удмуртской Республике по форме № 12 за 2005, 2006, 2007 годы.
14. См.: Тадевосян З.А. Штраф как уголовное наказание. — Ереван, 1973. — С. 31; Гальперин И.М. Наказание: социальные функции, практика применения. — М., 1983. — С. 122.
Аналогичного мнения придерживается А.Д. Чернов. См.: Чернов А.Д. Актуальные проблемы уголовного наказания: Автореф. дис... д-ра юрид. наук. — М., 2001. — С. 12.
15. Федеральный закон «О внесении изменений и дополнений в Уголовный кодекс Российской Федерации» от 8 декабря 2003 года № 162-ФЗ // Собрание законодательства РФ. — 2003. — № 50. — Ст. 4848.
16. Панченко П.Н. Оптимизация уголовной политики и проблемы правопорядка в экономике. — Н. Новгород, 2004. — С. 50.
о
о
£
Е
ф
с;
0
1 I Ф
3
Q.
Ф
со
О
0 ф
1
S
S
I
ф
3
о
Е
о
со
р.
к
S
I
ф
1 ф
2
5
6
£
о
&
с;
&
UU
со
о
3
й
UU
со
S
0
1
о
ф
:т
Н.В. Шашков
Шашков Николай Владимирович — адъюнкт кафедры уголовного и уголовно-исполнительного права Нижегородской академии МВД России
E-mail: shevchenko23@mail.ru
Конфискация имущества: ретроспективный анализ
В статье рассматриваются вопросы возникновения, развития (этапы становления) конфискации как одной из мер уголовно-правового воздействия. Ретроспективно приводятся различные толкования сущности конфискации.
In the article the author treats the issues of emergence, development (stages of establishment) of seizure as one of measures of criminal-law influence. Retrospectively different interpretations of the essence of
seizure are offered.
Конфискация имущества присутствовала в системе наказаний всех государств, законодательные акты которых дошли до наших дней. Для всестороннего изучения конфискации имущества необходимо обратиться к истокам ее возникновения, рассмотреть вопросы, связанные с развитием данной меры, подробно рассмотреть этапы становления, то есть окунуться в историю. По этому поводу можно привести слова Н.Г. Чернышевского, который писал, что «без истории предмета нет теории предмета, но и без теории предмета нет даже мысли о его истории»1.
Происхождение конфискации, вероятно, следует искать в обычае частной мести, первой по времени форме реагирования на различные посягательства. Частная месть, по существу, означала право потерпевшего применить к обидчику любую меру сообразно характеру причиненной обиды. Нередко при этом гнев потерпевшего обращался на имущество обидчика, особенно в тех случаях, когда сам он оставался вне пределов досягаемости. Мстивший забирал имущество обидчика, а когда это было невозможно, уничтожал его. Если же
обидчик расплачивался жизнью, потерпевший также по возможности забирал его имущество, чтобы восполнить причиненный моральный или материальный вред. В обоих случаях изъятое имущество выступало в роли некой трофейной добычи, призванной компенсировать причиненные неудобства.
Конфискация имущества — одна из древнейших мер уголовно-правового воздействия, которая была известна законодательству Древней Греции и Римской империи. Так, например, в 673 году от Рождества Христова в Риме, после того как Луций Корнелий Сулла одержал победу в борьбе за власть в Риме и стал диктатором, имущество поверженных врагов было конфисковано в пользу государства, подобно военной добыче. Это наказание распространялось также на имущество потомков тех, кто погиб, выступив против Суллы. Все эти действия свидетельствуют о желании диктатора обессилить тех, кто мог продолжить борьбу против него. Поэтому конфискация имущества здесь не только играла роль наказания, но и выступала своеобразным способом
подавления политических врагов, их разорения и вытеснения из общества.
Примером могут послужить древнеиндийские писания Дхармашастра2 Яджнавалкьи, где в п. 339 говорится «Живущих [получением] взяток он пусть изгоняет [изстраны], конфисковав имущество; ученых брахманов пусть всегда селит, наделяя дарами, оказывая почет [и] уважение...»3 и Дхармашастра Нарады, в котором в п. 7 главы 14 указывается на то, что «Казнь, конфискация всего имущества, изгнание из города и клеймение, отрубание той части тела, [которой совершено преступление], такие наказания предписаны при сахаса высшего вида»4.
Уже в X веке Древней Русью заключались договоры, в частности Договор киевского князя Олега с Византией 911 года, согласно которому русские, совершившие преступления в Византии, должны быть выданы для наказания отечеству, а греки — отсылаться в Византию. Имущество высылаемых подлежало изъятию5. В Повести временных лет упоминаются договоры с Византией князей Игоря (945 года) и Святослава (971 года)6.
Своеобразные следы конфискации имущества можно отыскать еще в древнейших памятниках русского права.
Так, в судебнике князя Владимира говорилось, что за попытку украдкой провести товар, не уплатив пошлину, полагалось наказание в виде избиения товаропроизводителя плетью и конфискации товара7.
Общая или полная конфискация применялась еще во времена Русской Правды в качестве «потока и разграбления». «Потоком называлось лишение личных прав, а разграблением — лишение прав имущественных; и то и другое составляло одно наказание, а не два вида наказания, хотя в одном случае»8. Согласно ст. 5 Троицкого списка на поток и разграбление выдавались лица, «ставшие на разборы без всякоя свады»9.
Текст Русской Правды не раскрывает содержания этой меры. Мнения исследователей о том, что же понимать под ней, разделились. Одна группа исследователей была склонна видеть в ней отдачу виновного (с женой и детьми) в рабство, с обращением в доход князя10. В. Сергеевич, связывая это наказание с проникновением на Русь грекоримского права, считал, что оно означает ссылку в заточение и конфискацию имущества. Сравнивая русские переводы сборников византийского светского законодательства с оригиналом, В. Сергеевич отмечал, что там, где в оригинале говорится о конфискации и ссылке (publicatis bonis relegantor), в русском переводе стоит «разграблены бывшее да изженутся». Из чего Сергеевич сделал вывод, что переводчики передали термин «конфискация» понятием «разграбление»11.
По мнению К.Н. Шутова, наиболее точно отражает сущность этой меры точка зрения, согласно которой поток и разграбление являлись лишением покровительства законов, мира, объявлением вне закона, где виновник обычно выдавался влас-
тям, а его имущество разграблялось членами общины12, близко к чему и этимологическое значение термина «разграбление»13.
В уголовном законодательстве Древней Руси она рассматривалась в качестве дополнительного наказания к потоку, то есть изгнанию из общины. Первоначальное свое развитие в русском уголовном праве изгнание — ссылка, отмечает А.И. Си-доркин, получает, главным образом, в законодательных памятниках, заимствованных из Византии. Главное же отличие назначения изгнания-ссылки в собственно русском законодательстве (Русской Правде) от сборников церковно-светского права византийского происхождения, использовавшихся в судах Древней Руси наряду с Русской Правдой, заключается в применении дополнительного наказания в виде разграбления имущества14.
Применение потока — изгнания, по свидетельству И.И. Срезневского, являлось страшным для преступника наказанием, которое вместе с разграблением дома ставило преступника и его семью на край гибели15.
В Русской Правде наказание в виде потока и разграбления предусматривалось за совершение особо тяжких посягательств (за убийство без ссоры — «свады», за кражу коня, поджог гумна, дома и др.).
Разграбление представляло собой не что иное, как полную, без каких-либо исключений конфискацию имущества виновного в преступлении16.
Наравне с Русской Правдой функционировали источники византийского права, содержащиеся в кормчих книгахи другихсборниках, к которым относятся Двинская и Белозерская грамоты. Первая была дана Двинской земле Московским князем Василием Дмитриевичем в 1337 году, а вторая — в 1488 году князем Иваном III Белозерской области, входившей в состав Великого княжества Московского17.
Для нас же наибольший интерес представляет Судебник 1497 года, в котором были почти полностью скомпилированы ранние сборники и грамоты. В данном источнике многие преступления влекли за собой отобрание имущества в казну Московского князя. «Это вполне понятно, ибо тогда существовала система кормления. Это тоже был своего рода корм, определяемый грамотами»18. В последующем был издан «Устав о разбойных и татеных делах» Ивана IV, в котором широко применялась «опала» как мера лишения имущественных прав и отобрания имущества. Некоторые авторы по-своему трактовали данную меру: «опала» — это гнев государя, который мог вести к самым разнообразным видам наказания — как к конфискации, так и к ссылке»19, «опала» — определенное наказание, выражающее по существу о конфискации»20.
По мнению И.Я. Фойницкого, «...первоначально имущественные взыскания шли в пользу потерпевшего, помалу-помалу, и общественная власть начала принимать в них участие, и ввиду фискальных интересов к ним прибегала довольно часто: важнейшие преступления сопровождались
Шашков Н.В. Конфискация имущества: ретроспективный анализ
Шашков Н.В. Конфискация имущества: ретроспективный анализ
отбиранием в казну всего имущества, по менее важным отбиралась часть его»21.
Позднее, в Соборном уложении 1649 года конфискация имущества получает свое закрепление в виде дополнительного наказания к смертной казни, в основном за государственные преступления. «По общему мнению историков права, Соборное уложение является важнейшим кодексом допетровского законодательства, изданным государственной властью... Что касается конфискации («взять на государя»), то она, как и древнее «разграбление», сопровождает собой смертную казнь: «Которых разбойничьих животов, за исцовою вытью, останется, и те достальные животы оценя продать на государя» (Улож. XXI, 26)»22.
Способствующие раскрытию намерений злоумышленников нередко получали конфискованное имущество, что, в свою очередь, провоцировало доносы и оговоры. Исследователь Карнович говорил об этом так: «Очень часто, сперва при московском, а потом и при петербургском дворе, готовилась исподволь опала сильного и богатого сановника не только из личной к нему неприязни, но и из желания поживиться отобранным у него имением... Казнь или ссылка богатого вельможи была своего рода праздником для других лиц, или приближенных непосредственно ко двору, или имевших там своих... покровителей»23. Примечательно, что у приговоренных к смертной казни не все имущество изымалось, а часть оставалась родным («После приговора к смерти из поместья выдается по указу государеву на пожиток жене, матери, сестрам и дочерям,а остальное челобитчикам»)24, если последние не окажутся виновными в недонесении на изменника.
По этому поводуН.Д. Сергеевский отмечал, что «извлечение из наказания средств для пополнения казны было постоянной заботой государственной власти, отсюда и широкое развитие имущественных взысканий»25.
В дальнейшем в Воинских артикулах 1714 года конфискация имущества рассматривалась как «лишение пожитков или лишение имения» и предусматривалась за вооруженное выступление против царя, за принуждение офицером солдат к работе на себя, за сдачу в плен, капитуляцию, сдачу крепости, за измену и переписку с неприятелем, за невоспрепятствование офицером подозрительным сходбищам солдат26.
При Петре I конфискация имущества назначалась за различные деяния. Так, Указом 1713 года происходило «...отнятие вотчин, поместий, пожитков» за выделку и продажу серебряной посуды. Такое же наказание предусматривалось в Указе от 29 декабря 1714 года за торговлю с рук готовым платьем, в Указе от 11 октября 1715 года за подбивку сапог гвоздями и железными скобами, что было сделано для сохранения деревянного покрытия улиц Санкт-Петербурга, в Указе от 17 января 1718 года за употребление дегтя в некоторыхпро-изводствах, в Указе 1719 года за утайкуруды27.
При этом конфискованное имущество распределялось различно: деньги, вырученные от продажи конфискованного имущества духовного сословия и раскольников, шли на содержание «гош-питалей». Юстиц-коллегии доставались конфискованные средства на содержание надворныхи нижних судов. Берг-коллегия получала средства, конфискованные за утайку руды. Часто конфискованные деньги выдавались и частным лицам. Так, письмом князя Меньшикова киевскому губернатору Голицыну было указано, как поделить конфискованные имения Мазепы. При этом 20 000 рублей было отдано самому Голицыну28.
Таким образом, конфискация имущества в русском уголовном законодательстве XVII—XVIII веков получила широкое применение в борьбе с оппонентами, их родственниками в целях лишения их материальной базы и возможности борьбы против власти.
Рассматриваемый период, хотя и охватывает несколько веков, имеет общие черты в вопросе о значении имущественных наказаний в целом и конфискации имущества в частности. С вымиранием частной мести и развитием государственных наказаний конфискация, являясь мерой уголовного наказания, выполняла функции возмещения вреда, нанесенного тяжким преступлением, способствовала укреплению государственной власти, включая пополнение государственной казны, а также централизации российских земель29.
Указом от 6 мая 1802 года Александр I отменил конфискацию имущества для всех сословий. В. Спасович по этому поводу высказался так: «Если преступник приговорен к смертной казни или к каторжным работам бессрочно, то присовокупленная к его наказанию конфискация для него совершенно безразлична, но его жена и дети пойдут по миру нищими; их достоянием обогатилось государство, извлекающее материальную выгоду из их несчастья. Если они утаят или скроют что-нибудь из конфискованного имущества, то государство должно будет наказать их за это действие, столь извинительное в их отчаянном положении, что едва ли можно по справедливости считать его уголовно преступным. Если подвергаемый конфискации оставляется в живых и на свободе, то это противно правилам здравой политики; лишенный средств существования, обнищалый и голодный, он может легко сделаться весьма опасным врагом общественного порядка»30.
Иной подход к регламентации конфискации имущества был приведен в Уголовном уложении России 1845 года31. Так, в ст. 32 указывалось: «Вследствие потери права собственности, все прежнее имущество осужденного в каторжные работы или ссылку на поселение, со дня постановления и объявления ему окончательного о том приговора, поступает к его законным наследникам, точно так же, как поступило бы вследствие естественной его смерти». По ст. 36 Уложения изъятию подлежали предметы, которые «запрещается из-
готовлять, распространять, иметь при себе или хранить», вещи, предназначавшиеся или служившие для «совершения преступных деяний» и «иные особо указанные в законе предметы».
Данным Уложением конфискация имущества предусматривалась за государственную измену, участие в бунте или заговоре против Власти Верховной, но на основании и в порядке, определяемом особым распоряжением правительства.
Со второй половины XIX века в научной среде стали появляться предложения об упразднении общей конфискации имущества, которая, по их мнению, нарушала принцип неприкосновенности права собственности. Несостоятельность данной меры была признана Министерством юстиции в 1871 году и исключена из последнихредакций Уложения 1845 года.
Уголовное уложение Российской империи 1903 года такой вид наказания, какобщая конфискация имущества, уже не предусматривало.
Если вплоть до XX века российский законодатель довольно сдержанно относился к конфискации имущества, с точки зрения ее фискальной функции, то в советский период она стала рассматриваться в качестве орудия, одной из острых форм репрессии в отношении представителей «эксплуататорских» классов. В период установления советской власти конфискация по существу являлась формой экспроприации частной собственности. Она помогала обращать основные средства и орудия производства в общую собственность, в корне подрывая материальную основу существования «буржуазных элементов», не признавших новую власть и оказавших ей упорное сопротивление32.
Таким образом, из проведенного нами анализа конфискации имущества как вида уголовного наказания можно сделать следующие выводы:
— конфискация имущества в дореволюционной России являлась, во-первых, средством экономического воздействия, во-вторых, пополнением государственной казны, а не видом уголовного устрашения.
— как мера уголовного наказания конфискация имущества по законодательству до конца XIX века определялась в зависимости от экономической и политической конъюнктуры в обществе.
Примечания
1. Чернышевский Н.Г. Полное собрание сочинений: В 15 т. — М., 1949. — Т. 11. — С. 265—266.
2. www.wikiznanie.ru/ru-wz/index.php/. Дхармаша-стра — под этим термином разумеются законники (классической эпохи индийской литературы), выработавшиеся из ведийских Дхармасутр, с прибавкой материала, почерпнутого из Грхьясутр (ве Ь|уаэи 1га = «Домострой», руководство к домашнему культу), обычного права и т. д. Дхармасутры написаны большею частью эпическими двустишиями, или шлоками (с1ока), а Д. — главным образом прозой. Они являются продуктом такой эпохи, когда изучение права и обычаев развилось уже в особую самостоятельную отрасль
знания, между тем как в ведийском периоде право еще тесно связано с культом и религией.
3. Самозванцев А.М. Книга мудреца Яджнавал-кьи. — М., 1994. — С. 28.
4. Дхармашастра Нарады / Пер. с санскрипта и ком. А.А. Вигасина и А.М. Самозванцева. — М., 1998. — С. 46.
5. См.: Греков Б.Д. Киевская Русь. — М., 1953. — С. 247, 311, 520.
6. См.: Российское законодательство X—XX веков: В 9 т. — М., 1984. — Т. 1: Законодательство Древней Руси. — С. 142.
7. См.: Аграшенков А.В. Борьба с контрабандой в России, X — начало XX века / А.В. Аграшенков, И.Ю. Крас-пянский // Правоведение. — 1998. — № 4. — С. 70.
8. Владимирский-Буданов М.Ф. Обзор истории русского права. — Пг., 1915. — С. 330.
9. Качалов Н. Текст «Русской Правды» на основании четырех текстов разных редакций. — СПб., 1889. — С. 6.
10. См.: Депп Ф. О наказаниях, существовавших в России до царя Алексея Михайловича. — СПб., 1903. — С. 55—60.
11. См.: Сергеевич В. Лекции и исследования по древней истории русского права. — СПб., 1903. — С. 371—394.
12. См.: Бернер А.Ф. Учебник уголовного права (с примечаниями, приложениями и дополнениями Н. Неклюдова). Части Общая и Особенная. — СПб., 1865. — С. 165, 171; Сергеевский Н.Д. Наказание в русском праве XVII в. — СПб., 1888. — С. 277.
13. См.: Шутов К.В. Конфискация имущества в российском уголовном и уголовно-исполнительном законодательстве: Дис... канд. юрид. наук. — Томск, 2000. — С. 36.
14. См.: Сидоркин А.И. Генезис наказаний, связанных с лишением и ограничением свободы в русском уголовном праве IX—XVII вв. — Казань, 2004. — С. 183, 184.
15. См.: Срезневский И.И. Материалы для словаря древнерусского языка по письменным памятникам. — СПб., 1985. — Т. 2. — С. 1292, 1294.
16. См.: Борченко Д.Ю. Конфискация имущества как мера уголовно-правового характера: понятие, природа, социальное предназначение и порядок применения: Дис. канд. юрид. наук. — Тольятти, 2007. — С. 52.
17. См.: ФилипповА.Н. Учебник по истории русского права (пособие к лекциям). — Юрьев, 1907. — Ч. 1. — С. 244—245.
18. Малкин М.М. Конфискация (общая конфискация по суду): Дис... канд. юрид. наук. — М., 1946. — С. 126.
19. Владимирский-Буданов М.Ф. Указ. соч. — С. 363.
20. Сергеевский Н.Д. Русское уголовное право. Часть общая: Пособие к лекциям. — СПб., 1905. — С. 314.
21. Фойницкий И.Я. Учение о наказаниях в связи с тюрмоведением. — СПб., 1889. — С. 181.
Шашков Н.В. Конфискация имущества: ретроспективный анализ
Шашков Н.В. Конфискация имущества: ретроспективный анализ
22. Филиппов А.Н. Учебник по истории русского права (пособие к лекциям). — Юрьев, 1907. — Ч. 1. — С. 290.
23. См.: Таганцев Н.С. Русское уголовное право. Часть общая. — М., 1994. — Т. 2. — С. 159.
24. Владимирский-Буданов М.Ф. Указ. соч. — С. 348.
25. Сергеевский Н.Д. Указ. соч. — С. 254.
26. См.: Российское законодательство X—XX веков: В 9 т. — М., 1986. — Т. 4. — С. 329—352.
27. См.: Филиппов А. О наказании по законодательству Петра Великого. — М., 1891. — С. 160, 172, 192.
28. См. там же. — С. 194.
29. См.: Пимонов В.А. Конфискация имущества как вид наказания по уголовному праву: Дис... канд. юрид. наук. — М., 2002. — С. 23.
30. Спасович В. Учебник уголовного права. — СПб., 1863. — Т. 1. — С. 277.
31. См.: Российское законодательство X—XX веков. — М., 1991. — Т. 8: Судебная реформа. — С. 395.
32. Борченко Д.Ю. Конфискация имущества как мера уголовно-правового характера: понятие, природа, социальное предназначение и порядок применения: Дис. канд. юрид. наук — Тольятти, 2007. — С. 54.
А.А. Шиканов
Шиканов Алексей Александрович — соискатель кафедры уголовного права и криминологии Нижегородской
правовой академии (института)
E-mail: romirka@list.ru
Проблемы уголовной ответственности за посягательства на пожарную безопасность, связанные с уничтожением или повреждением имущества (ч. 2 ст. 167, ст. 168 УК РФ)
В статье проводится критический анализ российского уголовного законодательства об ответственности за посягательства на пожарную безопасность, исследуются объективные признаки указанных преступлений и на основании этого вносятся предложения по совершенствованию уголовного законодательства.
Critical analysis russian criminal legislation about responsibility for encroachment on fireman safety is conducted in article. Objective signs of the specified crimes are researched in it and offers on improvement criminal legislation are given contributed.
Анализ действующего уголовного законодательства о пожарной безопасности как составной части общественной безопасности дает основание утверждать, что оно нуждается в некоторой корректировке в связи с неверным, на наш взгляд, определением места соответствующих норм в системе УК РФ, а также отдельными недостатками в их технико-юридической конструкции. К таким нормам в первую очередь относятся ч. 2 ст. 167 (в той ее части, в которой она предусматривает ответственность за уничтожение имущества путем поджога, взрыва, или иным общеопасным способом) и ст. 168 УКРФ.
Место той или иной статьи в уголовном законе, согласно применяемым в российском праве правилам кодификации, зависит от родового, видового и непосредственного объекта преступления.
Непосредственным объектом анализируемых деяний, с точки зрения автора, необходимо признавать общественные отношения, обеспечивающие личную или общественную пожарную бе-
зопасность, а не общественные отношения, охраняющие определенную форму собственности. В пользу подобного утверждения говорят следующие аргументы.
Способ совершения преступления является более опасным, нежели само преступление. Поджог, упомянутый законодателем в ч. 2 ст. 167 УК РФ, относится к общеопасным способам. Под таковым, исходя из действующих постановлений Пленума Верховного Суда РФ1, следует понимать способ, угрожающий не только выбранным субъектом предмету или потерпевшему, но и иным предметам, а также жизни, здоровью и интересам многих людей, круг которых не определен для виновного и является случайным. В свою очередь, неосторожное обращение с огнем, указанное в качестве способа в ст. 168 УК РФ, влечет уничтожение имущества за счет возникновения пожара, который, являясь неконтролируемым горением, по своей природе тоже создает опасность для неопределенного круга лиц. Поэтомув рассматривае-
