CC BY
251
5. Зеер, Э. Ф. Личностно-ориентированное профессиональное образование [Текст] / Э. Ф. Зеер. - М. : АПО, 2002. - 45 с.
6. Сериков, В. В. Парадигма современного образования: ориентация на личность [Электронный ресурс] / В. В. Сериков. - Режим доступа : URL : http: //rspu. edu. ru/university/publish/schools/2/1. html (дата обращения 11.08.2012).
7. Тушева, Е. С. Стратегически-значимые направления исследования профессиональной переподготовки специалистов в области коррекционной педагогики / Е. С. Тушева // Magister Dixit: электронный научнопедагогический журнал Восточной Сибири. - 2011. - № 3. - URL : http://md.islu.ru/sites/md.islu.ru/files/rar/statya tusheva e.s. 1 .pdf (дата обращения 11.08.2012).
СТРАНИЦЫ ИСТОРИИ Венгер Наталия Викторовна
Доктор исторических наук, профессор кафедры всемирной истории Днепропетровского национального университета, г. Днепропетровск, Украина
УДК 94 (470) «1789 / 1917»
ББК 63
КОНФЕССИОНАЛЬНОЕ И СОЦИАЛЬНОЕ В КНИЖНОЙ ТРАДИЦИИ МЕННОНИТСКОГО КОЛОНИСТСКОГО ОБЩЕСТВА В РОССИЙСКОЙ ИМПЕРИИ: ДИНАМИКА СООТНОШЕНИЙ
(1789 - 1917 гг.)
На примере истории меннонитского сообщества прослеживается связь между изменением интеллектуальных потребностей замкнутого общества и развитием его культуры интеллектуального производства и потребления книги.
Ключевые слова: история потребления книги; меннонитские колонии России; колонизация; модернизация; реформы образования; протестантизм на Юге Российской империи.
CONFESSIONAL AND SOCIAL PARTS IN BOOK TRADITION of
MENNONITE KOLONISTSKY SOCIETY IN THE RUSSIAN EMPIRE: DYNAMICS OF RATIOS (1789-1917)
This article deals with the correspondence between some phenomena in the Mennonite society: the processes of the intellectual demand transformation and the book tradition.
Key words: book tradition; Mennonite colonies in Russia; colonization; reforms of education; Protestantism in the South of the Russian Empire.
Культуру создания, восприятия и потребления книги - книжную традицию, на наш взгляд, следует оценивать как ёмкое полинаправленное явление, социальную и мировоззренческую категорию, которая, обладая существен-
ным когнитивным потенциалом, может быть использована для понимания качественных особенностей и характеристик больших и малых социальных систем: цивилизаций, наций, сообществ. Для практической апробации данного утверждения попробуем воспользоваться данной категорией для реконструкции состояния традиционного общества на одном из переломных этапов его развития - стадии переходности. В фокусе нашего исследования -этноконфессиональное сообщество меннонитов, последователей анабаптистского движения. Мы попытаемся проследить за динамикой развития одной из важнейших характеристик данного типа обществ, а именно: изменениями его интеллектуальных потребностей. Полученные в результате исследования выводы позволят экстраполировать наши рассуждения на другие общества подобного типа.
Меннонитские общины, обосновавшиеся на территории Российской империи в конце ХУШ в., являлись одной из протестантских церквей, сформированной в XVI в. [Бпевеп, 1978]. В результате длительного развития в условиях эндогамности меннонитство, подобно другим замкнутым сообществам, прошло путь от деноминации к этноконфессиональной общности, то есть приобрело признаки этноса [Брук, 1969]. Для представителей таких социальных групп (в Российском контексте близкими к ним являются староверы, молокане, духоборы) характерным являлось осознание собственной автономности и конфессиональной исключительности. Отделяя себя от окружающего социума, этнического и конфессионального массива, меннонитские колонии отличались не только хозяйственно-культурными и этническими особенностями, но, прежде всего, высоким уровнем групповой самоидентификации*.
Меннонитское сообщество (колонии**, связанные между собой нитями самоорганизации [иггу, 1992]) мы рассматриваем как социальную систему, находящуюся на традиционно-переходной стадии. В середине XIX в. в системе колоний удивительным образом сочетались традиции и инновации. Наш опыт исследования экономических процессов в поселениях, их роли в развёртывании предмодернизационных и модернизационных явлений в регионе, позволяет прийти к заключению о том, что протестантские по природе меннонитские общины являлись динамично развивающимся сообществом [Венгер, 2009]. По этой причине, несмотря на довольно частое использование в данной публикации слова «традиция», мы, вслед за современной социологией, не рассматриваем её как фактор стагнации [Лурье, 2004]. Традиция -это комплекс культурных парадигм, наследие прошлого, в котором сосуществовали элементы различной направленности, одни из которых придавали сообществу устойчивость, обеспечивали ревайвализм качеств, определяющих их целостность, а другие - несли в себе адаптивный потенциал и были
* Именно данная особенность позволяла сохранять содержание постоянных компонентов культуры: осознание собственной богоизбранности, пацифизм; определяющее значение аграрной деятельности, позволяющей вести в некотором смысле автономное существование; религиозное воспитание, эндогамию.
** В середине XIX ст. в Российской империи проживало около 40 000 представителей данной деноминации, расселенных в 59 колониях Юга. В 1870 г. по сведениям Министерства внутренних дел количество колоний Юга составляло 105, а к 1914 г. всего на территории России проживало более 104 000 меннонитов.
устремлены в будущее. Успешная адаптация конгрегаций в Российской империи и позитивная динамика их развития подтверждает, что традиционное общество способно гибко реагировать на социальные вызовы. Это позволяет нам агрегировать данное сообщество как переходно-традиционное, которое в условиях переходности, будучи вовлеченным в процессы предмодернизаци-онного и раннемодернизационного развития, сохраняет значимость традиций и использует вначале саму традицию, а затем «образ», легенду о ней для сохранения внутреннего единства. Традиция на более позднем этапе переходности - некий символ сообщества, к которому относятся с несомненным уважением, и который, подобно английской королеве, существует, но не управляет, которую, однако, непозволительно игнорировать. Предварительные исследования подтверждают, что в целом традиционное общество, подобное меннонитской этноконфессии, с трудом расстаётся с традицией, что позволяет предположить, что даже на этапе зрелой модернизации оно, вопреки алогизму определения, остаётся традиционно-современным (модернизированным) обществом.
Книга как фактор сохранения традиции в обществах замкнутого типа. У меннонитов представление об окружающей действительности выражалось в виде контроверсии «благочестие - зло». «Избранные» (так называли себя меннониты) признавали, в лучшем случае, несовершенство внешнего по отношению к их закрытому социуму мира, а некоторые общины полностью отказывались от общения с ним. Опасаясь греховного разрушительного влияния извне, меннониты, как известно, создали свою систему образования. Изначально она формировалась для передачи знаний и «правильного» воспитания подрастающего поколения. При этом транслируемые последующей генерации знания понимались как «сакральные», то есть как закрытые, передаваемые в специфической интерпретации узкому кругу доверенных лиц, способных эти знания воспринимать и сохранить. По этой причине, несмотря на налаженную и весьма организованно действующую систему образования, а также высокий уровень грамотности членов конгрегаций, который обеспечивал каждое последующее поколение минимальными навыками образовательной подготовки (умением читать, писать и считать), замкнутость общества сдерживала развитие интеллектуальной традиции и сохраняла в течение долгого времени некоторую провинциальность интеллектуальной культуры замкнутого сообщества меннонитов,
Носителем, хранителем и трансфером данных знаний являлась книга. При молитвенных домах - местах проведения собраний и школьных занятий -были собраны небольшие библиотеки. Книги, сберегаемые в них, использовались как для молитвенных собраний и занятий по библейской истории взрослого населения, так и для обучения подрастающего поколения. Согласно анализу, проведенному канадским исследователем Л. Фрезе, в начале XIX в. небольшие по численности каталоги данных книжных собраний были наполнены специфической литературой: трактатами
основателей учения, историческими произведениями о раннем периоде истории вероучения, литературой о его лидерах (Менно Симонсе, Дирке
Филиппсе), Библией и комментариями к ней, молитвословами (Ханса де Риса, Иоганна Арндта), мартирологами [Toews, 1979, р. 3].
Данный перечень произведений оставался традиционным и сохранял свою актуальность фактически всю первую треть XIX в. Таким образом, книга долгое время являлась не только субъектом (хранителем) традиции, то есть носителем сакральных знаний, но и её объектом. Ибо только книги определённого содержания и избранных авторов воспринимались сообществом как значимые. Другими словами, не только знание, но и книга, носитель этого знания, являлась объектом культурного трансфера.
Следует также признать и тот факт, что, несмотря на ограниченность находящихся в использовании наименований книг и их тематической односторонности, в обществе в целом формировалось позитивное отношение к книге, культура читателя и вдумчивого чтения. Меннониты практиковали проведение молитвенных занятий, на которых они не догматически изучали, а обсуждали, интерпретировали Священное писание. Отношение к тексту, таким образом, имело креативный характер. И хотя на анализируемом этапе это касалось лишь специальных, отобранных сообществом книг, ассоциативное отношение к книге как источнику позитивных знаний фиксировалось на подсознательном уровне. Это происходило ещё и потому, что других, запрещённых книг, члены конгрегаций долгое время не знали. Книги религиозного содержания были обязательным атрибутом каждого дома, и к ним относились с почтением, подобно почитанию икон в православной традиции.
Данная «литературная диета» воспринималась обществом как адекватная. Например, Класс Раймер - пастор так называемой «Малой общины» (Кляйне Гемайнде) - фундаменталистской конгрегации, основанной в 1812 г. в результате одного из первых расколов, утверждал: «Чтение книг из чуждой нам культурной среды есть признак вероотступничества» [Toews, 1979, р. 3]. Такую точку зрения разделяло не только поколение старейшин, но и большинство родителей, которые, напутствуя учителей, рассуждали следующим образом: «Моему сыну незачем знать больше, чем знаю я» [Ооег^, 1992, р. 109].
Таким образом, один из первых промежуточных выводов относительно книжной традиции для замкнутого общества на этапе начала переходности (в нашем случае менонитских конгрегаций), который мы можем сделать в результате изложенного материала, может быть представлен следующим образом: состав признаваемых и почитаемых таким сообществом книг не является случайным, а адекватно отражает характер сообщества, его ценности и направленность его интеллектуальных усилий. Что касается последнего, то в обществе с подчеркнутым вниманием к религиозно-духовным проблемам, с поисками очищения и спасения, с явной устремлённостью от бытия к небытию, от социально-глобального к микроколлективу не могло уделяться много внимания иным направлениям знаний, кроме как познанию доктрины, как полагали меннониты, богоизбранного вероучения, а, следовательно, и его истории. Прошлое было канонизировано и сохранено в памяти поколений.
Данные рассуждения подводят нас к другому, весьма важному выводу о наличии у меннонитов и подобных им групп и сообществ основ историческо-
го сознания. Традиция его формирования у меннонитов прослеживается с XVI в. Представления о прошлом были облачены у них в религиозноэпическую форму. Эпичность и трагизм ей придавала ранняя история вероучения - этап преследований и борьбы за признание. Так, одной из первых книг, положивших начало эпической традиции, было произведение главы фламандской менонитской церкви Тильмана Янца ван Брата «Зеркало мучеников» (написано в 1660 г., переиздано в 1685 г.)
[http://www.gameo.org/encyclopedia/contents/M37858ME.html]. Данная книга излагала историю гонений христиан, мучеников, а также преследований представителей раннего баптизма. В 1748-1749 гг. труд объемом 1512 стр. был переиздан в Германии значительным по тем временам тиражом - 1300 копий [Studer, 1948;
http://www. gameo.org/encyclopedia/contents/M37858ME.html]. Видимо, благодаря этому обстоятельству книга оказалась в руках меннонитов, переселившихся в Россию с территории Польской Пруссии.
Таким образом, историческое сознание в эпической форме формировалось у меннонитов как у некогда преследуемой протестантской группы с первых лет возникновения деноминации. Вместе с тем, дальнейшие условия развития меннонитских общин, их постоянных переселений (Швейцария, Германия, Россия, США, Франция), нестабильность положения в различных странах, когда этапы признания чередовались с периодами гонений и ограничения прав, как это было, например, в Пруссии и Саксонии, способствовали развитию этого сознания. В России задачи выживания и консолидации в инокон-фессиональном окружении также надолго свелись к консервации памяти -того далёкого прошлого, которое нередко носило наративно-описательный характер, но документальность которому придавали реально существовавшие исторические персонажи. Поскольку «центральной темой» данной этнической группы стала идея страданий и преследований, то долгое время российские меннониты предпочитали скорее оглядываться назад, к своим первоис-токам, нежели рассуждать о современном и тем более задумываться о будущем.
Характер развития книжной традиции также отражал уровень образованности общества. Изначально система образования в колониях ограничивалась начальной школой. Записки Тобиаса Фоза - одного из первых известных нам учителей, практикующих в меннонитских колониях на Молочной с 1822 по 1829 гг., позволяют составить общее представление о содержательной стороне образования. В программу обучения входила история религий, изучение Библии, чтение, письмо, арифметика, грамматика немецкого языка, пение. По требованию родителей данный перечень мог быть дополнен двумя курсами: рисованием и географией [Friesen, 1978, р. 693]. Следует, однако, отметить, что уровень подготовки учителей был разным, и на практике, до конца 1830-х гг., времени первого реформирования школьной системы, качество обучения существенно снижалось отсутствием образованных преподавателей [Goertz, 1992, р. 100-109; Friesen, 1978, р. 690-695].
С уверенностью можно утверждать, что на начальном этапе российской истории поселений большее влияние на развитие интеллектуального уровня колоний оказывала не книжная традиция, а хозяйственная деятельность мен-нонитов. Вместе с тем, потребность адаптации и совершенствования различных производственных практик оказывала реверсивный взгляд на книжную традицию. Успехи меннонитов на поприще хозяйственного развития были впечатляющими. Специфика самоорганизации меннонитов, а также политика властей, направленная на активизацию экономического потенциала данных поселений, привела к образованию на территории колоний различных обществ хозяйственной направленности: овцеводства (1824 г.), лесоводства (1830 г.), «Улучшения сельского хозяйства, промышленности и торговли» (1836 г.) [Staples, 2003, р. 107-144]. Осваивая регион, меннониты, безусловно, добывали и накапливали новые практические знания. Однако полученный опыт не был облачен ими в форму научных или информационных публикаций, не были систематизированы. Очевидно, что общество не испытывало в этом потребности и использовало иные формы для передачи практических знаний. Специфика системы внутренней и внешней коммуникации общин, а также правил их общежития состояла в том, что поселения были расположены на близком расстоянии. Последнее облегчало возможности транслирования вновь приобретённых навыков, а члены конгрегаций, исходя из традиций эндогамности, были связаны нитями родства. Частые молитвенные собрания обеспечивали интенсивное общение, что позволяло сохранять и передавать знания путём наглядной демонстрации. Характерно, что первенство в изложении практических наработок меннонитов принадлежит не им, а лицам, нёсшим ответственность за мониторинг колоний [Клаус, 1869; Скаль-ковский, 1850]. Среди них, например, Александр Клаус - чиновник Министерства государственных имуществ, автор одной из первых книг, в которой представлен анализ результатов колонизации [Клаус, 1869].
Очевидно, что как инновации, так и их популяризация с опасением воспринимались пасторами - наиболее влиятельными лицами, избираемыми самими меннонитами. Проповедники остерегались появления новых знаний: сепаратные знания порождают нетрадиционные идеи и ведут к разрушению духовного единства конгрегации. По этой же причине кардинально инновационные идеи казались опасными и непонятными сообществу, а большая часть общинников могла опасаться образованных, неординарно мыслящих лидеров.
Школьная реформа и первые изменения в развитии интеллектуальной традиции этноконфессии (1830-1840-е гг.). Некоторые перемены в предметной и мировоззренческой области интеллектуальной традиции менонитских колоний прослеживаются с конца 1830-х гг. Начало данного сдвига было обусловлено реформированием школьной системы, проведение которой было поручено Иоганну Корнису - главе «Сельскохозяйственного общества», первому светскому лидеру колоний, человеку практического ума. Ему, заметим, принадлежала идея создания одной из первых библиотек на Молочной [Венгер, 2009].
Реформа Корниса сводилась к привлечению в школы профессионально подготовленных, образованных преподавателей, большинство из которых было приглашено из-за границы. В описании модели школы, составленной Корнисом, было, между прочим, отмечено, что учителя должны поощрять учеников в чтении книг и приобретении знаний [Goertz, 1992, р. 112]. Новая генерация учителей демонстрировала способности не только эффективно преподавать, но и создавать учебные пособия, соответствующие потребностям общества. Среди них, например, следует упомянуть учебник по математике Гейнриха Франца «150 арифметических таблиц» [Friesen, 1978, р. 832833]. В то же время стали появляться так называемые Центральные училища
- средние школы, обеспечивающие более высокий образовательный уровень подготовки. Первые такие училища были основаны в с. Гальбштадт (1835 г.) и Гнаденфельд (1857) [Goertz, 1992, р. 125].
Реформа системы образования не только поставила обучение на территории колоний на новый уровень, но и привела к расширению кругозора нового поколения, стимулировала познавательные потребности общества в целом. Пастор «Кляйне Гемайнде» Гейнрих Балтцер жаловался, что многие менно-ниты приобщаются к чтению газет. Он призывал конгрегации и их лидеров сохранять бдительность относительно отбора литературы, особенно остерегаться красиво оформленных книг, которые, привлекая читателей, могут содержать в себе опасные идеи [Balzer, 1948]. По свидетельству А. Афанасьева-Чужбинского, уже в середине XIX в. «колонисты получали газеты, толковали между собой о политике за кружкой пива и считали обязанностью поговорить с каждым проезжающим о текущих событиях» [Афанасьев-Чужбинський, 2004].
О потребности расширения содержательного багажа знаний, которым могло оперировать меннонитское общество, свидетельствует составленный Л. Фрезе список наиболее затребованных книг, который к середине XIX в. состоял из 52 книг различного содержания. Данный перечень включал 23 книги на религиозную тематику, 7 произведений художественной литературы на немецком языке и, наконец, 22 книги по разным областям знаний, включая агрономию [Toews, 1979, р. 25]. В то же время на территории поселений появляются первые журналы по проблемам ведения сельского хозяйства. Мен-нониты также активно читают другие, выпускаемые в России и за рубежом немецкоязычные газеты «Odessaеr Zeitung», «St. Petersburger Zeitung», «Men-nonitische Blatter», «Mennonitische Rundschau» [Reimer, 1989, р. 223]. В 1844 г. меннонитами России была опубликована первая книга, “Gesangbuch” - cбор-ник песен религиозного содержания. Она была издана в Одессе при поддержке меннонитского Совета церковних лидеров [Friesen, 1978, р. 831].
Формирование светской элиты этноконфессии и изменение направленности интеллектуальной традиции (втор. пол. XIX в.). Важнейшие перемены в интеллектуальном векторе меннонитского сообщества, приведшие к трансформации книжной традиции, прослеживаются с последней трети XIX в. [Toews, 1979, р. 17]. Причиной перемен явились как социальная эволюция сообщества (изменения иерархии престижности и элитарности от-
дельных социальных групп внутри колоний), так и дискурсные условия. Российская модернизация разрушила ранее стабильный мир поселений. Колонисты, включая меннонитов, попали в орбиту реформ Александровской эпохи. Ликвидируя особый колонистский статус поселений, власти лишили пацифи-стов-меннонитов ранее существовавшей привилегии освобождения от военной службы. В инициированной меннонитами лоббистской кампании основную роль выполняли учителя, владевшее русским языком и способные вести вербальный диалог с властями во время переговоров, а также этническое предпринимательство, не только взявшее на себя финансирование кампании, но и впервые проявившее активную социальную позицию [Венгер, 2009, с. 390-400]. Тем самым религиозные старшины были лишены монополии слова, влияния и права быть третейским судьёй в решении всех без исключения вопросов внутриобщинной жизни. Данное объективное обстоятельство стало настоящим переворотом, существенно продвинувшим конгрегации по пути интеллектуальной эмансипации. Это, однако, не лишало общество его традиционности.
Динамичное и успешное развитие колоний во второй половине XIX в. обусловливало процессы формирования в рамках сообщества светской элиты и меннонитской интеллигенции. В общероссийском контексте это был один из инвариантов феномена формирования этнических элит - явления, характерного для этнически гетерогенных государств на этапе модернизационного перехода. Дальнейшие интеллектуальные поиски менонитского сообщества были связаны с потребностями новой элиты и реализовывались силами этой элиты [Klassen, 1969] .
Позиция учителей существенно укрепилась благодаря подвижкам в системе образования. После школьной реформы И. Корниса посещение школ становилось обязательным для детей от 7 до 14 лет, благодаря чему на территории основных анклавов колоний фактически невозможно было обнаружить неграмотных молодых людей. Обучение велось на двух языках - немецком и русском (с 1881 г. русский язык становится обязательным для иноэтничных школ), что не только расширяло кругозор, но и раскрывало перспективы для продолжения образования и дальнейшего интеллектуального совершенствования не только отдельных личностей, но и сообщества в целом [ОоеГз, 1992, р. 181]. Недостаток учебной литературы был одной из важнейших проблем, с которой столкнулись преподаватели. Поскольку меннонитских учителей не удовлетворяли тексты пособий, принятые в российской системе образования, они создают авторские учебники. Известно, например, что учителя К. Унру и Б. Нойфельд подготовили несколько учебников для начального и среднего образования. Среди них: «Учебник по изучению Библии», «Библейские истории», «История церкви», «Грамматика немецкого языка», хрестоматия по немецкой литературе [Fгiesen, 1978, р. 833]. Учебники были опубликованы здесь же, в Гальбштадте, в типографии Нойфельда (в дальнейшем - издательство «Радуга»). В целом, по сведениям, собранным самими меннонитами, в начале ХХ в., на 110 000 чел. представителей данной деноминации, проживавшего в России, приходилось 450 начальных школ, в
которых проходили обучение 16 000 учеников. Меннонитами также было открыто 25 центральных училищ, которые посещали 2000 чел. [Braun, 19551959].
Кроме учителей важнейшую позицию в социальной иерархии менонитского сообщества постепенно занимает этническое предпринимательство. Обладая важнейшими для данной исторической эпохи качествами (реальным восприятием действительности, готовности идти на контакт с внешним миром, социальной активностью), предприниматели аппасионарно влияли на процессы экономического и политического самоопределения этноконфессии, вкладывали в процессы развития общины средства, развивали образование, обретая тем самым признание сообщества и значимость в конгрегациях [Wiens, 1952]. Предприниматели явились инициаторами появления новых стандартов обучения на территории колоний: более углублённого женского и специального профессионального образования.
При менонитских центральных школах и училищах, которые обеспечивали профессиональную подготовку в коммерческой и педагогической сферах [Braun, 1955-1959], были основаны библиотеки. Однако, как упоминал один из современников, «читальни были бедны на литературу и мало могли предложить тем, кто хотел ознакомиться с хорошей литературой» [Wiens, 1952, р. 394]. Видимо, этот факт не удовлетворял, прежде всего, учителей, и в 1900 г. в меннонитских журналах и газетах была развёрнута дискуссия о необходимости улучшения фондов школьных библиотек [Urry, 2010, р. 131].
Продолжая предшествующие традиции, меннониты создавали частные и публичные библиотеки. Одно из широко известных приватных собраний книг находилось в имении землевладельцев Марии и Вильгельма Нойфельд, близ с. Фирстенау [Венгер, 2009, с. 398]. Публичные библиотеки были заботой местных властей. В 1903 г. Д. Эпп - учитель, проповедник и редактор меннонитской газеты «Botschafter» сообщал, что фонд Хортицкой библиотеки составлял 700 томов книг, приобретённых в Москве и Берлине. Число читателей Хортицкой публичной библиотеки, по свидетельству Эппа, не превышало 100 чел. Он же выступил с предложением основать читальни в так называемых «лесных командах» - лагерях для альтернативной военной службы меннонитов, дабы «не оставлять души юношей без духовной поддержки» [Urry, 2010, р. 131]. Отрывочные сведения о публичных библиотеках в целом позволяют сделать вывод о весьма несистемном формировании фондов. Одна из жительниц Хортицы вспоминала, что в местной библиотеке содержались запрещённые книги анархиста Кропоткина, которые она, между прочим, не без интереса прочитала в 1907-1908 гг. [Urry, 2010, р. 137].
Меннониты были читающей общностью. Известен перечень газет и журналов, выписываемых меннонитами накануне Первой мировой войны. В нём представлены не только религиозные, но и политические, литературные издания [Reimer, 1989, р. 236]. На Молочной, например, было зарегестрировано 2 367 подписчиков, которые выписывали 226 периодических изданий [Reimer, 1989, p.228]. Поскольку контролировать процессы поступления информации более не представлялось возможным, в общинах были сняты огра-
ничения, и «мир книг» каждого отдельного читателя складывался согласно его личным предпочтениям. Например, в конце столетия в моду вошла приключенческая и романтическая литература - произведения В.Скотта, Ф. Купера, Э. Хофмана [Urry, 2010, р. 137]. В 1890 г. один из учителей жаловался, что его ученики читают бесполезные книги «о каких-то индейцах, войнах и пиратах, которые, хотя и развивают воображение, но при этом приводят к возникновению абсурдных идей и вносят разброд в головы юношества» [Urry, 2010, р. 137]. Мужчины увлекались приключениями, чтениями журналов и детективов [Urry, 2010, р. 137]. Приключенческая и детективная литература, видимо, оказывала определённое влияние на формирование новых стереотипов поведения, выражала появившиеся в новом поколении стремления к неординарности, неприятие усреднённости, вызывала интерес к миру за пределами колоний и свидетельствовала о явном присутствии этого интереса. Новые паттерны поведения представителей новой генерации часто не вписывалось в традиционный алгоритм меннонита как модальной личности (его собирательного образа), что было проявлением стремления к самопознанию и поискам своего собственного места в мире, а также демонстрировало некоторые центробежные тенденции, которые могли бы быть ещё более явными, если бы не набирающий силу «немецкий вопрос» - внутрироссийское явление, которое сформировалось в империи в последней трети XIX в., и будучи целенаправлено на развитие этноинтеграционных процессов, на практике сдерживало их.
Об интересах жителей колоний к книге свидетельствует и развитие сети книжной торговли. На территории каждого селения располагались хотя бы одна, а то и несколько книжных лавок [Венгер, 2009, с. 535-637]. В местных газетах и журналах публиковались перечни поступившей и возможной для заказа литературы, среди которой встречались и материалы по естественным наукам. Несмотря на то, что определённый интерес к точным наукам явно присутствовал, меннониты по-прежнему оставались в стороне от научного осмысления данных областей знания.
Возникновение литературной и историографической традиций.
Постепенно «сообщество читателей» становится «сообществом писателей», не только потребляющих и сохраняющих, но и продуцирующих книгу. Одним из зачинателей традиции художественной литературы российских меннонитов был Г ейнрих Г езе, учитель из колонии Орлово. Известно, что он был автором патриотических по характеру поэтических произведений, написанных в годы Крымской войны [Goertz, 1992, р. 120]. Известными в менонитской среде были писатели Бернгард Гардер, его сын Питер Гардер, Якоб Янцен [Goertz, 1992, р. 200]. Б. Гардер являлся автором книги «Духовные песни и случайные стихи» (Geistliche Lieder und Gelegenheitsgedichte), куда вошло 1123 поэтических произведения [Goertz, 1992, р. 200].
П. Гардер, как отмечали современники, был по-настоящему литературно одарённым человеком. Его авторству принадлежат прозаические произведения: романы «Судьбы: история жизни моего лютеранского брата» и «Разбросанные листья» [Garder, Lose Blatter, 1913; Garder, Schicksale, 1913]. Произ-
ведения Я. Янцена были собраны в сборнике «Мои глаза видели Бога». Он же являлся автором произведений нетрадиционного для меннонитов жанра комедийных пьес: «Образование», «Сельский совет» [Goertz, 1992, р. 200-202].
Несмотря на то обстоятельство, что автор данной статьи не имела возможности ознакомиться с текстами названных выше произведений, перечисленные названия позволяют сделать некоторые заключения относительно их содержания и специфики. Название публикаций свидетельствует об их тематике и направленности. Вероятнее всего, это были художественные произведения для «внутреннего пользования». Поднимая важные для конгрегаций социально-психологические проблемы, произведения были мало понятны случайному читателю. Характерно, что печатались эти произведения в издательских домах, принадлежащих меннонитам. Самым известным среди них была типография «Радуга». Его основатель, А. Крекер, учитель из кол. Розенорт, который в 1891 г. инициировал издание «Христианского семейного календаря» (Christlicher Familienkalender). В 1903 г. он приобрёл у предпринимателя П. Нойфельда типографию в с. Гальбштадт, тем самым заложив основу будущего крупнейшего в регионе издательства. В дальнейшем именно здесь будет развёрнуто издательство «Голоса мира» (Die Friedensstimme) - первой меннонитской газеты, выходившей с 1903 по 1914 гг. тиражом 8 000 экземпляров [Goertz, 1992, р. 198].
Новую мотивацию и историографическую рефлексию обретает историческое сознание. Если ранее сообщество вполне удовлетворяла традиционная версия прошлого, то, спустя полстолетия после переселения в Россию, мен-нониты впервые задумываются не только о своих исторических первоосновах, но и создают интерпретации современных им событий. В результате этого во второй половине XIX в. в среде российских меннонитов происходит восстановление ранее разрушенного чувства исторического континиума, утерянного в предыдущий период, формируются основы меннонитской историографии, как культурной традиции самоописания, исходящей из среды самих конгрегаций. Меннонитский историк Д. Рэмпель поясняет относительно позднее проявление историографической традиции в среде российских мен-нонитов двумя обстоятельствами: сложностями адаптационного периода, переживаемого общинами в первой половине столетия, что вынужденно направляло интеллектуальные усилия конгрегаций в «практическое русло», а также отсутствием традиции книжного сочинительства в Польской Пруссии
- государстве, из которого исходили российские меннониты: «любовь к книгам, книжность и наука никогда не были достоинством этой страны» [Rempel, 1974]. Видимо, данные пояснения следует дополнить и лингвистическим фактором. Меннониты, родной язык которых преимущественно был голландским, в Польской Пруссии освоили плат-дойч, который долгое время оставался для них языком общения, но не языком творчества. Русский язык общинники только начинали познавать. Таким образом, в лингвистическом отношении меннониты долгое время находились в состоянии некоего погра-ничья, которое не способствовало развитию литературной деятельности.
Составлением собственной версии исторического прошлого в России мен-нониты начали интересоваться лишь тогда, когда возникла не виртуальная, а реальная угроза привычному образу жизни, сохранению религиозной и этнической идентичности представителей данной конфессиональной группы. Первым меннонитским историком был Дэвид Эпп (1861-1934 гг.) - один из представителей интеллектуальной элиты меннонитских колоний. Он проявил себя во многих областях общественной жизни поселений: занимался преподаванием, выполнял обязанности проповедника, являлся редактором менно-нитского издания «Вестник» («Der Botschafter»). Он также известен как автор нескольких исторических сочинений: «История Хортицы», «Иоганн Кор-нис», «Мемрик», «Появление немецкой промышленности в колониях Юга России» [Epp, 1995; Epp, 1889; Epp, 1910; Epp, 1939; Epp, 1981]. Исследования Эппа - экскурсы в различные сюжеты и периоды меннонитской истории. Все его сочинения пронизаны единым настроением и убеждением: идеей особой миссии меннонитских общин в России, целесообразности и полезности колонизационной программы. Эпп привлекал внимание читателей к тем достижениям, которые создавали позитивный образ колоний как у представителей власти, так и у российской общественности в целом.
Автор «Истории Меннонитской братской общины» П. М. Фризен посвятил работе над своим исследованием более четверти столетия. П. М. Фризен (1849-1914 гг.) - религиозный и светский лидер колоний; проповедник, политик, учитель и историк, получивший образование в Швейцарии, Одессе и Москве. В 1905 г. П. М. Фризен основал первую меннонитскую христианскую партию [Friesen, 1979]. Его сочинение отражает точку зрения наиболее передовой части меннонитской интеллигенции на современные процессы трансформации общин в условиях модернизации. Данная книга, являющаяся по жанру историческим сочинением, на самом деле имеет свою не менее интересную историю. Её появление было инициировано религиозными лидерами общин Братских меннонитов, выделившихся в результате раскола начала 1860-х гг. Когда история общин Братских меннонитов насчитывала около 25 лет, лидеры данной религиозной группы доверили П. М. Фризену описание её прошлого. Цель труда состояла в пояснении и оправдании раскола, совершенного представителями данных конгрегаций. На выполнение заказа автору было отведено 2 недели. Фризен, вопреки заказу старшин, затратил на написание книги около 25 лет [Braun, 1948; Friesen, 1979]. Его труд «Менно-нитское евангелическое братство в России» был опубликован в издательстве «Радуга» в 1910 г. [Friesen, 1978]. Если работы Эппа были направлены, в том числе, и на внешний меннонитам социум, создавая презентационный образ сообщества, то работа Фризена создавалась скорее «для внутреннего пользования». Основной мессидж его произведения - призыв конгрегаций к толерантности и единству.
Среди других исторических произведений, подготовленных и опубликованных российскими меннонитами, уместно упомянуть: «Историю меннони-тов» М. Классена, работы П. Г ильдебрандта («Первая эмиграция меннонитов из Данцига в Южную Россию») и Ф. Батча («Наша эмиграция в Центральную
Азию»), Ф. Исаака («Молочанские меннониты»), А. Креера («Пастор Эдуард Вюст»). Данные произведения были опубликованы после 1875 г. [Goeгtz, 1992, р. 200; 24].
Следует также заметить, что в 1887 г. Я. Тевс перевёл на немецкий язык работу российского чиновника А. Клауса, являвшуюся одной из первых рефлексий колонизации [Reimeг, 1989, р. 224]. Данная книга вызвала огромный интерес в конгрегациях, что свидетельствовало о том, что меннониты задумываются о внешней презентации образа конгрегаций в российском обществе, стремятся более объективно оценить место менонитской колонизации в истории империи.
Выводы.
Переходя к заключительной части нашего исследования, нам видится весьма уместным упомянуть теорию известного социолога Р. Бретона об «институциональной завершенности», в которой исследователь излагает авторскую концепцию стабильности традиционного общества. Такое сообщество, по мнению учёного, сохраняет свою устойчивость до тех пор, пока внутрисоциальное пространство способно удовлетворить все его потребности. Если же наступает этап, когда проблемы не находят адекватного решения, общество становится на путь поиска и переходит в новое качество.
Данный концепт достаточно точно отражает динамику развития интеллектуальных потребностей социума, подобного меннонитскому. Как следует из вышепредставленного анализа, каждому новому этапу пусть не прорыва, но эволюции интеллектуальных нужд данного общества предшествовало появление субъекта, их носителя, обеспечивавшего презентацию и актуализацию новых запросов этноконфессии. В данной роли социальных групп-камертонов последовательно проявили себя религиозные лидеры, представители учительской интеллигенции и предпринимательской среды. Если религиозная идеология протестантского «клира» обеспечивала выживаемость и стабильность сообщества на начальном этапе его российской истории, то светская элита, сформировавшаяся на раннемодернизационной ступени, способствовала интеллектуальной эмансипации традиционно-преходного общества, расширяя перспективы его развития, изменяя соотношение между традицией и переходными тенденциями. Новые социальные группы, приобретая значимость в рамках сообщества, презентовали ему свои потребности, делая их ориентиром для направленной интеллектуальной экспансии. Они влияли на трансформацию системы образования, умножая и накапливая практические знания, что, в свою очередь, отражалось на книжной традиции и расширяло тематику потребляемой литературы.
При том, что изменение объема знаний сообщества является очевидным, следует отметить, что области интеллектуальной экспансии развивались неравномерно. Речь в данном случае идет не о восприятии готовых знаний, а об их продуцировании. Будучи весьма активными потребителями всех областей научного знания, создавая их в практической производственной сфере, сообщество не оставило после себя теоретической (книжной) рефлексии выработанных им знаний.
Не утрачивая окончательно традиционной составляющей своего мировоззрения и осознавая определённую опасность её ослабления на переходном этапе, замкнутое общество выдвинуло собственное самопознание как важнейшую общеконгрегационную задачу. Её достойным решением стало появление этнической историографии. Интерес к своей этноконфессии и её роли в истории вызывал потребности дальнейшего познания мира за пределами общин, что безгранично расширяло тематику чтения представителей конгрегаций. Это обстоятельство способствовало адаптации сообщества на новом историческом этапе и, наряду с другими факторами, определяло позитивные перспективы его развития.
Библиографический список
1. Афанасьєв-Чужбинський, О. Подорож у Південну Росію [Текст] / О. Афанасьєв-Чужбинський. - Дніпропетровськ : Січ, 2ОО4. - С. 135.
2. Брук, С. И. Проблемы этнического развития стран зарубежной Азии [Текст] / С. И. Брук, Н. Н. Чебоксаров, Я. В. Чеснов // Вопросы истории. -1969. - № 1. - С. 88-108.
3. Венгер, Н. В. Йоганн Корніс та розвиток ремесла, підприємництва на території аграрних менонітських поселень Півдня Російської імперії [Текст] / Н. В. Венгер // Український селянин. - Черкаси : Черкаський національний університет ім. Б. Хмельницького, 2ОО6. - № 1О. - С. 1ОО-Ю4.
4. Венгер, Н. В. Меннонитское предпринимательство в условиях
модернизации Юга России: между конгрегацией, кланом и российским обществом (1789-1920) [Текст] : монография / Н. В. Венгер. -
Днепропетровск : Изд-во Днепропетровск. Нац. ун-та, 2ОО9. - 699 с.
5. Клаус, А. Наши колонии: опыты и материалы по истории и статистике иностранной колонизации в России [Текст] / А. Клаус. - СПб. : Ну свал, 1869.
- 455 с.
6. Лурье, С. В. Историческая этнология [Текст] / С. В. Лерье. - М. : Гаудеамус, 2ОО4. - С. 218-223.
7. Скальковский, А. А. Опыт статистического описания Новороссийского края [Текст]. В 2 т. Т. 1. / А. Скальковский. - Одесса : Тип. Л. Нитче, 185О. -366 с.
8. Balzer, H. Faith and reason: The principles of the Mennonitizm Reconsidered in a Treatise of 1833 [Text] / H. Balzer // Mennonite Quarterly Review - 1948. -№ 22 - P. 89-93.
9. Braun, P. Education among the Mennonites in Russia [Text] / P. Braun // Mennonite encyclopedia / [eds. H. Bender, S. Smith, С. Krahn]. - Hillsboro, Kansas : Mennonite Publication Office; Scottsdale, Pennsylvania: Mennonite Publishing House, 1955-1959. - Vol. 2. - P. 156.
10. Braun, P. Peter Martinivitch Frisen [Text] / P. Braun // Mennonite life. -1948, October. - P. 7-8 .
11. Denn meine Augen haben deinen Heiland gesehen [Text]. - Halbshtadt : Raduga, 1910.
12. Ens, A. Mennonite education in Russia [Text] / A. Ens // The Mennonites in
Russia. - Winnipeg (Manitoba) : CMBC publications, 1989. - P. 75-99.
13. Epp, D. H. Johan Cornies [Text] / D. H. Epp. - Winnipeg, Manitoba : CMBC Publications and the Manitoba Mennonite Historical Society, 1995. - 137 p.
14. Epp, D. Die Chortitzer Mennoniten [Text] / D. Epp. - Odessa, 1889. - 112 s.
15. Epp, D. Die Memriker Ausiedlung [Text] / D. Epp. - Berdyansk, 1910. - 97
s.
16. Epp, D. Sketches from the pioneer years of the industry in the Mennonite settlements of South Russia [Text] / D. Epp // Der Bote. - July 13, 1939. - P. 1-80.
17. Epp, D. The Emergence of German Industry in the South Russian Colonies [Text] / D. Epp // MQR. - 1981. - № 4. - P. 289-371.
18. Friesen, P. M. and his history [Text] / [ed. A. Friesen]. - Fresno : Center for Mennonite Brethren Studies, 1979. - P. 78-92.
19. Friesen, P. M. The Mennonite Brotherhood in Russia (1789-1911) [Text] / P. M. Friesen. - Fresno : Protestant Spiritual Tradition, 1978. - 1065 p.
20. Garder, P. Lose Blatter [Text] / P. Garder. - Davlekanovo : A. D. Friesen, 1913.
21. Garder, P. Schicksale: oder die Lutherische Cousine [Text] / P. Garder. -Davlekanovo : A.D. Friesen, 1913.
22. Gesangbuck [Text]. - Odessa : City Printing House, 1844.
23. Goertz, H. The Molotchnaya settlement [Text] / H. Goerz. - Winnipeg : CMBC, 1992. - 250 p.
24. Hildebrandt, P. From Danzig to Russia [Text] / P. Hildebrandt. - Winnipeg, Manitoba : Manitoba Mennonite Historical Society, 2000. - 63 p.
25. Klassen, N. J. Mennonite Intelligenzija in Russia [Text] / N. J. Klassen // Mennonite life. 1969 - № 12. - P. 51-60.
26. Reimer, Al. The print culture of the Russian Mennonites. 1870-1930 [Text] / Al. Reimer // Mennonites in Russia. - Winnipeg, Manitoba : CMBC publication, 1989. - P. 221-239.
27. Rempel, D. G. An introduction to Russian Mennonite Historiography [Text] / D. G. Rempel // MQR. - 1974. - Vol. XLVIII. - P. 409-446.
28. Shepherds, servants and prophets: Leadership among the Russian Mennonites (1880-1960) [Text] / [ed. H. Loewen]. - Kitchener, Ontario, 2003. -444 p.
29. Staples, J. R. Cross-cultural Encounters on the Ukrainian Steppe: Settling the Molochna Basing, 1783-1861 [Text] / J. R. Staples. - Toronto : University of Toronto Press, 2003. - 253 p.
30. Stude^ Gerald. A Histoty of the «Martyr' Міггог» [Text] / Gerald Studer // Mennonite Quarterly Review. - 1948. - № 22. - Р. 163-179.
31. Toews, John B. The Russian Mennonite intellect of the nineteenth century [Text] / John B. Toews // P. M. Friesen and his history: Understanding Mennonite Brethren Beginning / Ed. A. Friesen. - Fresno, California, 1979. - P. 2-20.
32. Urry, J. The cost of community: the funding and economic management of Russian Mennonite Commonwealth before 1914 [Text] / J. Urry // JMS. - 1992. -P. 22-56.
33. Urry, J. The reading world of the Russlaeder and Canadier Mennonites [Text] / J. Urry // JMS. - 2010. - № 28. - Р. 129-151.
34. Wiens, G. Russo-German Bilingualism: A case study [Text] / G. Wiens // Modern Language Journal. - 1952 - № 36. - Р. 392-395.
35. Zijpp van der. Martyrs' Mirror [Electronic resource] / Zijpp, Nanne, Harold, Bender, Richard // Global Anabaptist Mennonite Encyclopedia Online/ - URL : http://www. gameo.org/encyclopedia/contents/M37858ME.html. (дата обращения : 28.07.2012).
ПРОБЛЕМЫ УПРАВЛЕНИЯ КАЧЕСТВОМ ОБРАЗОВАТЕЛЬНОГО ПРОЦЕССА
Глазков Александр Владимирович
Доктор психологических наук, доцент, заведующий кафедрой социальной психологии Федерального государственного бюджетного образовательного учреждения высшего профессионального образования «Иркутский государственный университет», г. Иркутск, Россия
УДК 37.015.31.
ББК 74
ИНДИВИДУАЛЬНЫЙ СТИЛЬ УЧАЩЕГОСЯ С ПОЗИЦИЙ КОМПЕТЕНТНОСТНОГО ПОДХОДА В ОБРАЗОВАНИИ
В статье на основе анализа требований компетентностного подхода к компетентности учащегося как результату образования обоснована роль индивидуального стиля учащегося как внутреннего, психологического коррелята его компетентности.
Ключевые слова: результат образования; компетенция; компетентность; индивидуальный стиль; функции стиля; условия развития стиля; стиль как психологический коррелят компетентности.
STUDENT’S INDIVIDUAL STYLE IN COMPETENCE APPROACH TO
EDUCATION
The article deals with the analysis of competence approach to education. Competence is the basic result of the education. The article proves that the individual style of student correlates with the competence.
Key words: result of education; competence; individual style; functions of style; conditions for style development; style as a psychological correlate of the competence.
Переход отечественной системы образования на ФГОС нового поколения ставит не только перед педагогами, но и перед психологами образования целый ряд относительно новых научно-практических задач. Прежде всего, это задача качества образования и проблема определения результата образования. Первичной при анализе качества образования является проблема резуль-
