CC BY
155
КОНФЕССИОНАЛЬНО-ЭТНИЧЕСКИЕ ПРОБЛЕМЫ И АККУМУЛЯЦИЯ ПРОБЛЕМ ВЕРОТЕРПИМОСТИ В СЕВЕРО-ЗАПАДНОМ КРАЕ РОССИЙСКОЙ ИМПЕРИИ ВО ВТОРОЙ ПОЛОВИНЕ XIX - НАЧАЛЕ XX ВВ.
А.Ю. БЕНДИН
Институт теологии Белорусского государственного университета 24, пр. Независимости, Минск, 220030, Республика Беларусь
Статья посвящена проблемам церковно-государственных и межконфессиональ-ной отношений, сложившихся в Северо-Западном крае Российской империи после подавления польского восстания 1863 г. Особое внимание уделяется политике администрации по ограничению деятельности Римско-католической церкви. Автор анализирует проблемы и противоречия в области межконфессиональных отношений, которые стали результатом политики системной русификации и действия правовых привилегий Православной церкви.
К началу XX столетия Северо-Западный край характеризовался особенным религиозно-этническим многообразием среди других регионов Российской империи1. Отношения, складывавшиеся между приверженцами различных конфессий и общин, нередко приводили к конфликтам, делавшим этот край проблемным религиозным пространством, наряду с Царством Польским, Юго-Западным краем и Поволжьем. Ведущее место в сложной системе межрелигиозных отношений на территории края занимали отношения между католичеством и православием, имевшие долгую историческую традицию. С включением белорусско-литовских земель в состав Российской империи на ее западных окраинах на протяжении XIX - начала XX в. происходила сложная борьба за установление политических, конфессиональных и этнолингвистических границ. Результаты этой борьбы должны были определить принадлежность территории и населения этих земель к Речи Посполитой или к Российской империи. Противоборство, в котором столкнулись интересы российского правительства и Православной церкви, с одной стороны, и интересы польского национального движения и Католической церкви - с другой, после подавления польского восстания 1863 г. продолжилось в новых формах и в новых социально-экономических условиях пореформенного развития.
Особый характер этого противоборства заключался в том, что Православная церковь обладала исключительным правовым статусом как «первенствующая и господствующая» в империи2. Юридическим выражением такого статуса являлся особый объем прав и привилегий, позволявший Церкви использовать государственное принуждение для борьбы с религиозными конкурентами3.
Римско-католическая церковь согласно Своду законов Российской империи 1832 г. имела статус «покровительствуемой», или веротерпимой. Закон
предоставлял Римско-католической церкви в России свободу отправления культа, религиозного обучения в государственных и частных школах и финансирование духовных школ. Католическое духовенство имело статус государственных служащих. Вместе с тем законодательство запрещало Католической церкви миссионерскую деятельность среди инаковерующих, прежде всего православных4.
Перемены в конфессионально-этнической политике правительства, вызванные чрезвычайной ситуацией восстания, инициировали появление ряда проблем, связанных с нарушением принципов веротерпимости, которые были провозглашены действовавшим российским законодательством. Главные принципы имперской веротерпимости в области государственно-религиозных и межрелиги-озных отношений нашли свое законодательное воплощение в статьях 44 и 45 «Основных законов Российской империи». Так, статья 44 гласила: «Все. не принадлежащие к господствующей Церкви подданные Российского государства, природные (а) и в подданство принятые (б), также иностранцы, состоящие на российской службе или временно в России пребывающие (в), - пользовались каждый повсеместно свободным отправлением их веры и богослужения по обрядам оной». В статье 45 «Основных законов» говорилось, что «Свобода веры присвояется не токмо христианам иностранных исповеданий, но и евреям, магометанам и язычникам (а): да все народы, в России пребывающие, славят Бога всемогущего разными языки по закону и исповеданию праотцев своих, благословляя царствование Российских Монархов, и моля Творца вселенной о умножении благоденствия и укреплении силы Империи»5.
Тем самым самодержавная власть обеспечивала легитимность своей религиозной политики в обществе, отличавшемся сложным религиозно-этническим многообразием. Эта религиозная политика сопрягалась с политикой национальной, так как границы религиозных общин нередко совпадали с границами основных этнических групп, а этническая и религиозная идентичность часто являлись синонимами6.
Польское восстание 1863 г. на территории Литвы и Белоруссии изменило отношение правительства к римско-католическому духовенству7. Опыт вооруженных выступлений показал, что действия и мотивы отдельных групп католического клира перестали соответствовать своим религиозным целям и приобрели радикальный политический характер. Деятельность этих священнослужителей была связана с пропагандой восстания, разжиганием религиозной и этнической розни, созданием антиправительственных вооруженных формирований, посягательством на целостность Российского государства.
Непосредственное участие ксендзов и монашествующих в вооруженной борьбе в качестве рядовых восставших и лидеров повстанцев повлекли за собой аресты, ссылки и казни духовных лиц, виновных в государственных преступлениях8. Деятельное участие духовенства Северо-Западного края в польском национальном движении, ставившем своей целью восстановление Речи Посполитой в границах 1772 г., привело к тяжелым последствиям для Католической церкви - конфессиональным, этнокультурным и экономическим.
Анализируя причины восстания, администрация генерал-губернаторов края М.Н. Муравьева - К.П. фон Кауфмана - Э.Т. Баранова (1863-1868 гг.) пришла к убеждению, что местный католицизм исторически представлял собой явление,
религиозно, этнически и политически враждебное православию, «русской народности» и российскому государству. Длительная миссионерская экспансия католического духовенства на западнорусских землях рассматривалась как деятельность, преследовавшая прежде всего политические цели - вытеснение традиционного православия с его канонической территории, с последующим «окатоличиванием» и «ополячением» местного славянского населения для расширения социальной базы польского сепаратизма9.
Развернутая идеологическая концепция, характеризующая позицию администрации в отношении местного католицизма, содержится в материалах Ревизионной комиссии по делам римско-католического духовенства Северо-Западного края, созданной при генерал-губернаторе К.П. фон Кауфмане в Вильно в 1866 г. В записке о деятельности этой комиссии, составленной ее председателем А.П. Стороженко, в частности, отмечалось: «Особенность здешнего католицизма заключается в его политическом характере и в стремлении к расширению и религиозной пропаганде... Католицизм с первого появления его в здешнем крае явился главнейшим рычагом и пособником полонизма. Это обусловило политическую враждебность русскому государству и русским началам... Это определило особую религиозную враждебность здешнего католицизма к православию... Католицизм Северо-Западного края давно переступил за пределы свои как религия. Политически враждебная деятельность его против России, фанатическая нетерпимость и пропаганда против православия не требуют доказательств. Ввиду этого не обязано ли государство сдержать католицизм в законных границах и, не касаясь его сущности как религии, не посягая на его догматы - изъять из него и преобразовать в нем все, что он включил в себя враждебного и антигосударственного?»10.
Такая оценка политических целей католической миссии, подготовившей религиозно-этническую мобилизацию повстанцев 1863 г., позволяла администрации сделать вывод о том, что приверженность к католицизму значительных групп населения, прежде всего польской шляхты, явилась необходимым идеологическим условием, без которого антироссийское восстание на этих исторически русских землях после отмены крепостного права было бы невозможно. В этих условиях перед администрацией стояла стратегическая задача расширить и укрепить социальную и религиозно-этническую опору правительства в регионе. Практика показала, что православное белорусское крестьянство и великорусские старообрядцы не только не поддержали восстание, но и вместе с правительственными войсками приняли участие в его подавлении11. Политическая же лояльность католического населения после восстания рассматривалось как проблематичная. Особое опасение администрации вызывала высокая степень религиозности значительной его части, расцениваемой как «фанатизм». Поэтому сохранение в существующем виде силы, влияния, масштабов и методов распространения католичества на территории края представлялось политически опасным. М.Н. Муравьев и сторонники его конфессионально-этнической политики исходили из того, что сформированный местной католической традицией оппозиционный и миссионерский потенциал местного духовенства несет в себе политическую угрозу польского сепаратизма и требует введения системы соответствующих ограничительных мер12.
Политика правительства в решении вопроса об отношении к Римско-католической церкви в Северо-Западном крае заключалась в том, чтобы разъе-
динить исторически сложившуюся сопряженность религиозных и национальнополитических задач, характерную для деятельности части католического духовенства в Северо-Западном крае, и ввести эту деятельность в сугубо религиозное и законопослушное русло. Политическим инструментом такого разъединения должна была стать практика администрирования в религиозных вопросах.
В дополнение к существующим законам, регулировавшим деятельность Римско-католической церкви, в Северо-Западном крае по инициативе М.Н. Муравьева вводился ряд административных распоряжений, которые ограничивали религиозное влияние духовенства на канонически подвластное ему население. Необходимость таких мер мотивировалась тем, что духовная власть части этого духовенства над своей паствой в условиях восстания 1863 г. трансформировалась в политическую и стала препятствием для законопослушания и политической лояльности к российской монархии. Другим мотивом введенных ограничений стало стремление администрации ограничить символическое воздействие римско-католических обрядов на православное население.
В 1863-1868 гг. был установлен административный контроль над поездками приходского духовенства за границы своих приходов и назначением духовных лиц на священнические должности. Запрещались крестные ходы и религиозные процессии вне костелов, открытое ношение святых Даров, постановка крестов и священных изображений на полях и дорогах без разрешения администрации. Упразднялись не имевшие официального разрешения римско-католические братства при костелах, было прекращено обучение закону Божьему на польском языке, ксендзам запрещалось произносить проповеди собственного сочинения, держать в услужении православных т.д.13
Со своей стороны, Римско-католические духовные консистории, деканы и епископат, являясь государственными служащими, должны были контролировать выполнение этих распоряжений приходским духовенством, которое нередко их нарушало. По указанию губернской администрации нарушители подвергались денежным штрафам. Введенные ограничения были вызваны чрезвычайными политическими причинами и не исходили непосредственно из действовавших правовых норм веротерпимости. Эти административные меры ставили своей целью противодействие формированию политической оппозиционности и противоправной миссионерской активности приходского католического духовенства среди православного населения.
Введение непосредственного контроля администрации над ритуальнообрядовой и канонической жизнью Католической церкви вызывало протесты со стороны епископата и приходского духовенства1 . Поэтому особая сложность применения указанных мер, по признанию администрации, заключалась в том, чтобы не давать повода священнослужителям и местному населению для обвинения правительства в противозаконном преследовании католической веры15. Административные распоряжения, вызванные чрезвычайными обстоятельствами и заменявшие собой нормы права, носили долговременный характер и, за известными исключениями, продолжали действовать в крае вплоть до начала XX столетия16.
Еще одной составляющей политики, направленной на ограничение католического присутствия в крае, стала кампания по массовому обращению католиков в православие. Начатая при М.Н. Муравьеве, она достигла своего
апогея при генерал-губернаторах К.П. Кауфмане (17 апреля 1865 г. -
9 октября 1866 г.) и Э.Т. Баранове (9 октября 1866 г. - 2 марта 1868 г.)17. В этот период практика добровольных переходов в православие сочетается с методами административного давления, политической агитации и материального поощрения, применяемых местными властями - уездными военными начальниками, исправниками, становыми приставами и мировыми посредниками, которые стали выступать в качестве инициаторов православной миссии. Складывалась ситуация, когда использование нецерковных мер идеологического, административного и материального характера придавало светскому миссионерству политическое измерение18.
Главным мотивом миссионерской кампании по обращению католиков явилось стремление администрации Кауфмана-Баранова к максимальному увеличению численного роста православных белорусов, так как конфессиональные границы православии, в понимании светских и духовных инициаторов «обращений», должны были совпадать с этническими границами «русской народности», к которой белорусы исторически принадлежали. Новые конфессионально-этнические границы, создаваемые в западных губерниях, отождествлялись с границами прочной политической лояльности к российской монархии. При этом, за исключением случаев добровольных обращений, инициаторы миссии, как священники, так и чиновники, не учитывали религиозного «качества» присоединенных прихожан, т.е. их внутреннюю убежденность в преимуществе принимаемого православия перед католичеством19.
Кампания по массовому обращению белорусов-католиков в православие сопровождалась закрытием католических монастырей, костелов, часовен и домашних алтарей. По подсчетам Д. Сталюнаса, в пяти губерниях Северо-западного края с 1864 г. по 1 июня 1869 г. были закрыты 377 католических монастырей, костелов и часовен: в Витебской губернии - 70, в Гродненской -62; в Виленской - 85; в Минской - 145 и в Ковенской - 15. Немалая часть этих зданий к июню 1869 г. была перестроена в православные церкви, другая часть - ждала той же участи20. Инициаторами кампании выступили администрация и православное духовенство. Для администрации мотивами закрытия действовавших церковных зданий были участие представителей католического духовенства в восстании, присоединение части прихожан к православию, миссионерский характер постройки костелов и часовен среди «сплошного православного населения» без официального разрешения. Прошения православного духовенства к администрации о закрытии костелов и часовен содержали, как правило, утверждения о незаконной прозелитической деятельности местных священнослужителей и препятствование с их стороны обращению католиков в православие. Были случаи, когда новоприсоединен-ные к православию прихожане просили о закрытии католических костелов и переосвящению их в православные храмы21. Прихожане и духовенство закрытых костелов, не принявшие православия, причислялись к соседним католическим приходам, нередко отдаленным. Со вступлением на пост генерал-губернатора Северо-Западного края А.Л. Потапова (с 2 марта 1868 г. по
22 июля 1874 г.) интенсивный административный нажим на позиции Римско-католической церкви был существенно сокращен. Начался процесс постепенного возвращения к соблюдению правовых норм веротерпимости в области
вероисповедных отношений, что, впрочем, не отменяло сделанных распоряжений и результатов политизированной миссии.
Кампании по закрытию монастырей, костелов и часовен, массовые обращения белорусов-католиков в православие, введение ограничительных распоряжений административных властей явились составной частью политики системной русификации Северо-Западного края, осуществляемой правительством с целью упразднения социокультурного, религиозного и экономического доминирования польского католического меньшинства над православным крестьянским большинством. Предполагалось, что реализация этой политики существенным образом сократит степень воздействия Католической церкви на местное белорусское население и ослабит тем самым постоянную угрозу польского сепаратизма на западных окраинах Российской империи.
Другой религиозной составляющей этой политики, инициированной М.Н. Муравьевым в 1864-1865 гг., стали: государственная поддержка миссии Православной Церкви, предполагавшая расширение ее территориальных границ в форме организации новых приходов, реализацию обширной программы строительства новых храмов, формирование и развитие сети церковноприходских школ, повышение материального положения и социального статуса православного духовенства. Указанные реформы понимались М.Н. Муравьевым как инструмент этнической мобилизации «русской народности». Качественное усиление позиций Православной церкви в западных епархиях, наряду с территориальным расширением ее границ, должно было способствовать формированию отчетливо выраженной православной идентичности бывших униатов, воссоединенных с Церковью в 1839 г., и бывших римо-католиков, присоединенных к православию в 1864—1868 гг. Православная идентичность, понимаемая в этническом смысле, должна была стать своего рода иммунитетом против «латино-польской пропаганды» католического духовенства22.
Политика обрусения населения с экономической, социальной и культурной точек зрения преследовала общую цель - модернизацию региона и его интеграцию в состав Российской империи. Интересы местного католицизма, последовательно и настойчиво отстаивавшего свою польскую идентичность, и политика интеграции, осуществляемая правительством, находились в постоянном противоречии. В связи с этими обстоятельствами системная русификация края и проблемы веротерпимости оказались взаимосвязанными.
Для части католических священнослужителей и мирян правовые и административные ограничения в религиозной жизни, в сфере действия польского языка, многочисленные потери монастырей и костелов и принудительные меры обращения в православие придавали новый импульс для сохранения протестных настроений религиозного и национального характера.
Отчеты обер-прокурора Святейшего Синода, сведения, сообщаемые губернской администрацией и православным духовенством Северо-Западного края, содержат многочисленные факты негативного отношения католических священнослужителей к православию не только как к чуждой религии, но и как олицетворению российской государственности и «русской народности». На практике это означало противодействие священников заключению смешанных браков католиков с православными, незаконное преподавание св. Таинств лицам, формально числившимся православными, прозелитизм, создание тайных польских
школ для обучения закону Божьему, запрещение католикам посещать православные церковно-приходские школы, порицание православной веры и русофобию23.
Религиозной основой противостояния православию являлось догматическое учение, в соответствии с которым единственной истинной Церковью, вне которой никто не может достигнуть спасения, является Церковь Римская. Сотериоло-гический и экклезиологический эксклюзивизм церковного вероучения позволял рассматривать православных как «схизматиков», т.е. раскольников, которые отпали от истинной Церкви. Для спасения отпавших их следовало возвратить в лоно Католической церкви24. Однако миссионерские усилия по обращению православных в католицизм являлись противоправными. «Совращение» православных в инославие, иноверие и «раскол» означало посягательство на права «господствующей» в империи Православной церкви и расценивалось российским законодательством в качестве уголовного преступления25.
Существовавшее противоречие между вероучением Католической церкви, вменяющим миссию среди «схизматиков» в обязанность духовенству, и российским законодательством, наказывавшим за подобную практику, рассматривалось священнослужителями как проявление религиозной нетерпимости со стороны православного государства. Против священников, пытавшихся последовательно выполнять свой пастырский долг и уличенных в нелегальной миссионерской деятельности, предпринимались меры судебного преследования26.
Массовым нарушением российского законодательства, защищавшего правовые привилегии «господствующей» Православной церкви, стало существование общности «упорствующих» в католичестве27. В Северо-Западном крае появление этой общности стало результатом массовых обращений католиков в православие в 1865—1868 гг. Многочисленные компактные группы «упорствующих» сформировались в Виленской, Минской и Гродненской губернии. Эти люди формально числились православными, но на протяжении десятилетий отказывались исполнять христианские обязанности по православному обряду и при этом не могли выйти из Православной церкви и присоединиться к церкви Римско-католической. В результате неподчинения канонической дисциплине православной церкви «упорствующие теряли ряд гражданских прав, в частности, не могли заключать законные браки, их дети не вносились в метрические книги и считались незаконнорожденными, появлялись проблемы с наследованием имущества, принесением присяги с участием православного духовенства и т.д. В свою очередь, католические священники под угрозой наказания не могли принимать «упорствующих» для участия в таинствах и обрядах своей Церкви, следовательно, эти лица, будучи христианами, с точки зрения канонического права обеих Церквей оказывались вне церковных стен, а значит, и вне религии28.
Существовали и так называемые «колеблющиеся», формально соблюдавшие православную церковную дисциплину, но не сделавшие окончательно, в силу существовавшего запрета, свой конфессиональный выбор. Появление феномена «упорствующих» и «колеблющихся» как проблемы имперской веротерпимости связано с правовой привилений «господствующей» церкви. По разъяснению обер-прокурора Святейшего Синода К.П. Победоносцева, сделанному в отчете за 1886 г.: «Вероисповедная принадлежность православных определяется посредством выписок из православных метрических книг о рождении, крещении
или присоединении известного лица к православной церкви, так как закон российского государства не признает отпадения от православия»29.
В основе этого правового запрета лежало церковное мировоззрение, в соответствии с которым выбор единственной истинной веры - православия -может быть сделан всего один раз, и вся последующая религиозная жизнь может осуществляться только в стенах избранной Церкви. Отпадение от истинной Церкви рожденных в православии или перешедших в него из других вероисповеданий означало принятие религиозного заблуждения, выступавшего в виде чужой веры, ереси или раскола.
Необходимость законодательной защиты особого статуса православия в империи имела и традиционное этнополитическое обоснование. Мотивацией такой защиты служил тот бесспорный исторический факт, что православие являлось традиционной религией русского народа, которое «создавало и охраняло единую Россию». Это давало основание официально рассматривать переход из православия в другие вероисповедания «как торжество нерусских начал над русскими, и на русских людей, переходящих в другие вероисповедания, культ которых отправляется на иностранных языках, как на лиц, недостаточно твердых в государственном патриотизме»30.
Поэтому закон, защищая достоверность Русской Церкви как эксклюзивной религии спасения, сохранял тем самым ее монопольное право на исключительную власть над находящимся в ее юрисдикции населением, прежде всего - над религиозно-этнической группой русских - великороссов, малороссов и белорусов. Легальная привилегия православия выступать в качестве единственной истинной религии русского большинства населения являлась краеугольным камнем системы вероисповедных отношений в России.
Император Николай П, просматривая отчет минского губернатора Мусина-Пушкина за 1902 г. обратил внимание на ту часть доклада, в которой говорилось о положении проживавших в некоторых уездах губернии «упорствующих» в латинстве. Губернатор писал, что «Положение этих лиц представляется крайне тяжелым. Приписанные против воли к числу прихожан Православной церкви, они в таковую не ходят и обрядов ее не исполняют. С другой же стороны, католическое духовенство, в силу официального присоединения, треб для них не исполняет, в силу чего дети упорствующих в целых деревнях и поселках остаются некрещеными, а мертвые - без христианского погребения. Эта жизнь вне Церкви и даже вне христианства представляется ужасной с не только нравственной стороны, но и вызывает весьма серьезные административные и юридические осложнения... Во избежание всего вышеизложенного, в целях дать возможность 9500 человеческим душам помолиться Господу Богу и вернуть их Церкви, будет она православная или римско-католическая, мне представлялось бы крайне нужным вопрос этот рассмотреть и установить в деле «упорствующих» какой-либо порядок»31.
На изложенную часть доклада последовала Высочайшая отметка императора. Министр внутренних дел должен был выяснить причины возникновения религиозной проблемы и предложить способ ее решения. В апреле 1904 г.
В.К. Плеве подготовил доклад императору, в котором сообщалось следующее: «Представленное графом Мусиным-Пушкиным современное положение «упорствующих» подтверждается имеющимися в министерстве внутренних
дел сведениями по этому предмету... Явление это, впрочем, не единичное, и наблюдается во всех почти местностях западных окраин России, где коренное русское население, целыми веками непосредственно соприкасаясь с польским, не устояло перед сильным натиском латинского духовенства и польской культуры». Плеве предлагал императору, сохраняя общее направление политики, инициированной в Северо-Западном крае генерал-губернатором М.Н.Муравьевым, не прибегать к мерам административного давления на «упорствующих» Минской губернии и предоставить решение этой проблемы «испытанным борцам за православие и русскую народность» - светским учителям и пастырям Православной церкви32.
Эффективность предлагаемого подхода в решении указанной проблемы, рассматриваемой министром как «предстоящая упорная борьба со злом»33, вызывает сомнение прежде всего тем обстоятельством, что сорокалетний опыт применения различных мер как репрессивного, так и просветительномиссионерского характера со стороны администрации, системы народного образования и Православной церкви, не принесли заметных результатов. В сложившейся ситуации длительного религиозно-этнического противостояния «упорствующих», с одной стороны, администрации и православного духовенства — с другой, политический расчет на успешную результативность миссионерской и просветительской деятельности духовенства и учителей народных училищ представляется сомнительным. Миссионерская активность местного духовенства среди старообрядцев, сектантов и «упорствующих», по оценке самих епархиальных миссионеров, была чрезвычайно низкой34. Не было никаких оснований предполагать, что и в обозримом будущем она станет более эффективной. Тем более что в западных епархиях отсутствовала специальная православная миссия для обращения католиков. Столь же сомнительным представляется и предполагаемый расчет министра на просветительскую деятельность русских народных училищ. «Упорствующие» последовательно и настойчиво демонстрировали свою польскую идентичность35. Они рассматривали русские школы в качестве инструмента обрусения польского населения, которому они сопротивлялись столь же настойчиво, как и православному миссионерству.
Поэтому решение этого столь затянувшегося вопроса, предлагаемого императору министром внутренних дел, трудно назвать решением в полном смысле этого слова. Это, скорее, ситуативная попытка смягчить проблему веротерпимости, болезненную для правительства и Православной церкви, но отнюдь не решить ее по существу, т.е. в интересах самих «упорствующих». Познакомившись с докладом министра внутренних дел, император 22 апреля 1904 г. поручил В.К. Плеве поставить в известность минского губернатора, что «принятие каких-либо мер в отношении современного положения «упорствующих» в латинстве неблаговременно»36.
Факт существования «упорствующих», продолжавших отстаивать свое право на возвращение в католичество, наличие тайных школ для обучения закону Божьему на польском языке, действие административных распоряжений, подменяющих собой правовые нормы, свидетельствовали о накопившихся противоречиях между принципом «свободы веры» для неправославного населения империи, закрепленном в Основных законах, и привилегированным статусом «господствующей» Церкви. Выход из этого противоречия
можно было осуществить только с помощью реформирования существовавшего законодательства о веротерпимости.
Последовавший 17 апреля 1905 г. указ «Об устранении стеснений в области религии и укреплении начал веротерпимости» позволил легализовать выбор «упорствующих», начать преподавание закона Божьего на польском языке и заменить административные распоряжения нормами права. Издание указа существенно сократило область государственного, т.е. вертикального принуждения, применяемого для защиты правовых привилегий «господствующего» православия. В новых условиях проблемы веротерпимости, вызванные продолжающимся межконфессиональным соперничеством в Северо-Западном крае, переместились в основном на горизонтальный уровень - семьи и прихода.
ТТРИМРи А НИСТ
АЖА Д.Д.1 Г мм-*
1 Северо-Западный край включал в себя губернии Виленскую, Ковенскую, Гродненскую, Минскую, Витебскую и Могилевскую. В этническом отношении народонаселение региона выглядело следующим образом: славян русских 3 474 883, поляков 744 410, литовцев 2 295 300, евреев 1 200 522, немцев 149 020, татар 14 839; разных народностей 74 598, всего - 7 953 573. Вероисповедный состав населения Северо-Западного края включал в себя: православных (со старообрядцами) - 3 699 995, или 49,3 %; католиков - 2 677 619, или 34,2 %; евреев - 1 200 522, или 15 %; прочих вероисповеданий - 105 437, или 1,5 % (см.: Белоруссия и Литва. Исторические судьбы Северо-Западного края / Изд. при МВД П.Н. Батюшковым. - СПб., 1890. С. 1, 373; Сборник статей разъясняющих польское дело по отношении к Западной России / Сост. С. Шолкович. - Вильна. 1887. - Вып. 2. - С. XXXV).
2 Ст. 40 «Основных законов Российской империи» гласила, что «первенствующая и господствующая в Российской Империи вера есть Христианская Православная Кафолическая Восточного исповедания». См.: Свод законов Российской империи. Основные государственные законы. - СПб., 1892. - Т. 1. - Ч. 1; Как отмечалось в журнале Комитета министров: «...преимущества, главным образом придающие Православной Церкви значение господствующей: принадлежность к ней Государя Императора, свобода привлечения последователей и получение денежных средств для удовлетворения нужд своих из общегосударственных доходов». См.: Извлечения из Особого журнала Кабинета Министров 25 января, 1, 8 и 15 февраля 1905 г. О порядке выполнения пункта 6 Именного Высочайшего Указа 12 декабря 1904 г. // Журнал министерства юстиции. - 1905. - № 5. - С. 45.
3 Устав уголовного судопроизводства возлагал на духовное начальство обязанность требовать от светских властей производства предварительного следствия по делам о совращении из православия или отступления от христианской веры. Свод Законов Российской империи. - СПб., 1892. - Т. 16. - Ч. 1. - Ст. 1006.
4 Смолич ИК. История Русской Церкви. 1700-1917. - М., 1997. - Кн. 8. - Ч. 2. -С. 297; РГИА. - Ф. 821. - Оп. 150. - Д. 7. - Л. 23.
5 Свод законов Российской Империи. - СПб., 1892. - Т. 1. - Ч. 1. Основные государственные законы. - Ст. 44-45; В примечании к ст. 46. Основных законов было сказано: «Правила охранения веротерпимости и пределы ея подробно означены в уставах по принадлежности». См.: Свод постановлений об управлении духовных дел иностранных Христианских исповеданий и иноверческих, а также Устав о предупреждении и пресечении преступлений // Свод законов Российской империи. - Т. 1. - Ч. 1. - Ст. 46.
6 РГИА. - Ф. 821. - Оп. 10. - Д. 64. - Л. 3-4; Национальный исторический архив Беларуси (Далее - НИАБ). - Ф. 136. - Оп. 1. - Д. 37127. - Л. 5; Всеподданнейший
отчет обер-прокурора Святейшего Синода по ведомству православного исповедания за 1905-1907 гг.-СПб., 1910.-С. 125.
7Как следует из проекта отчета Департамента духовных дел иностранных исповеданий МВД за 1882-1888 гг., вследствие «последнего польского восстания внимание департамента было исключительно обращено на вопросы польско-католические, представляющие несомненно первостепенную важность для государства... В течение многих лет почти вся в этой сфере правительственная деятельность и энергия были направлены исключительно на борьбу с католицизмом» (РГИА. - Ф. 821. - Оп. 10. -Д. 64.-Л. 7,15).
8 Брянцев П.Д. Польский мятеж 1863 г. - Вильна, 1892. - С. 67-85; Канфеси на Беларуа (к. XVIII - XX ст.) / В. В. Грыгор'ева, У.М. Завстънюк, У.1. Навщп, А.М. Фтатава. -Мн., 1997.-С. 67.
9 В отчете императору за 1865 г. М.Н. Муравьев утверждал, что: «Вера того края (т.е. римо-католицизм) не есть вера, а политическая ересь; а римско-католические епископы, ксендзы и монахи не составляют духовенства, а политических эмиссаров, проповедующих вражду к русскому правительству и ко всему, что только носит название русского и православного». К такой религии, по мнению Муравьева, «не приложимы существующие меры беспечности и так называемой веротерпимости, при которых римско-католической пропаганде дозволялось проникать всеми возможными путями к достижению преступной цели ополячивания края, благодаря чему римско-католическому духовенству удалось в издревле русском крае обратить городское население в католичество и довольно значительную часть сельского». См.: Мгшови-дов А.И. Заслуги графа М.Н. Муравьева для православной церкви в Северо-Западном крае. - Харьков, 1900. - С. 34.
10 Государственный исторический архив Литвы (Далее - ГИАЛ). - Ф. 378. - Оп. 1866.-Д. 1340.-Л. 64.
11 Мосолов А.Н. Виленские очерки 1863-1864 гг. (Муравьевское время). - СПб., 1898. - С. 8.; Граф М.Н. Муравьев. Записки о мятеже в Северо-Западном крае 1863 г. // Русская старина. - 1882. - № И. - С. 422-423; Дневник П.А. Валуева, министра внутренних дел: В 2 т. - М., 1961. - Т. 1. - С. 221.
12 Политические записки графа М.Н. Муравьева // Русский архив. - 1886. - № 6. -С. 187-199; ГИАЛ.-Ф. 378.-Оп. 1866.-Д. 46.-Л. 9-56; Д. 1340. - Л. 62-63.
13 ГИАЛ. - Ф. 604. - Оп. 5. - Д. 748. - Л. 1-Зоб; Д. 1023. - Л. 1-9; Ф. 378. - Оп. 1877.-Д. 13.-Л. 18, 33.
14 Там же.-Ф. 378.-Оп. 1866.-Д. 1349.-Л. 20,23,79.
15 ОР РНБ. - Ф. 16. - Д. 51. - Л. 23-28; РГИА. - Ф. 821. - Оп. 10. - Д. 64. -Л. 5.
16 ГИАЛ. - Ф. 604. - Оп. 5. - Д. 748. - Л. 1-Зоб; Д. 1023. - Л. 1-9; Ф. 378. -Оп. 1877.-Д. 13.-Л. 18,33.
17 Согласно данным церковной статистики, процесс обращений начался в период генерал-губернаторства М.Н. Муравьева. В 1865 г. число католиков, присоединившихся к православию, составляло 4 254 чел., в 1866 г. - 49 498, в 1867 г. - 13 698, а в 1868 г. - 9 115. В последующие годы число перешедших в православие снизилось еще значительней. Эти статистические данные несомненно свидетельствуют о том, что наибольших успехов в умножении своей паствы Православная церковь достигла в период с 1866 по 1868 гг., и особенно в 1866 г. Больше всего неофитов насчитывалось в Северо-Западном крае. Несомненным «лидером» здесь была Минская губерния, в которой только в 1866 г. число католиков, перешедших в православие, составляло 20 705. Хотя среди перешедших в православие встречались также дворяне, шляхта и мещане, однако абсолютное большинство составляли крестьяне. См.: Отечественная церковь по статистическим данным с 1840-1841 по 1890-91 гг. / Сост. И. Преображенский. - СПб., 1897. - С. 46; Сталюнас Д. Роль имперской власти в
процессе массового обращения католиков в православие в 60-е годы XIX столетия // Lietuviu kataliku mokslo akademijos. - Vilnius, 2005. - Metrastis XXVI. - P. 310.
18 Распространенный идеологический аргумент, который использовался мировыми посредниками и духовенством при обращениях, звучал так. «Здешний край, искони русский, искони православный, ополячен. Нужно чтобы православие и русская народность восстали здесь в прежней силе». См.: НИАБ.-Ф. 136.-On. 1.-Д. 31411.-Л. 1.
19 Там же. - Ф. 295. - On. 1. - Д. 7371. - Л. 12; Ф. 136. - On. 1. - Д. 30813. - Л. 29-30.
20 Сталюнас Д. Роль имперской власти в процессе массового обращения католиков в православие в 60-е годы XIX столетия. - С. 331.
21 РГИА. - Ф. 821. - Оп. 150. - Д. 7. - Л. 62-80; НИАБ. - Ф. 136. - On. 1. -Д. 30932. - Л. 72, 77; Д. 31071. - Л. 1, 8; Д. 31193. - Л. 1; Д. 31203. - Л. 1; Д. 31223. -Л. 1; Д. 31321.-Л. 1,28; Д. 31342.-Л. 9; Д. 31343.-Л. 1.
22 Политические записки графа М.Н. Муравы». - С. 187—199; Граф М.Н. Муравьев // Русская старина. - 1883. - № 1. - Гл. III. Записки его об управлении Северо-Западным краем и об усмирении в нем польского мятежа 1864-1865 гг. - С. 134-139; Миловидов А.И Заслуги графа М.Н.Муравьева для Православной Церкви в Северо-Западном крае. - С. 1-3; Корнилов ИЛ. Русское дело в Северо-Западном крае. Материалы для истории Виленского учебного округа преимущественно в Муравьевскую эпоху. - СПб., 1908. - Вып. 2. - С. 82-86.
23 Всеподданнейший отчет обер-прокурора Святейшего Синода К. Победоносцева по ведомству православного исповедания за 1888-1889 гг. - СПб., 1891. - С. 138— 142; Всеподданнейший отчет обер-прокурора Святейшего Синода К. Победоносцева по ведомству православного исповедания за 1898г. - СПб., 1901. - С. 36-37; Всеподданнейший отчет обер-прокурора Святейшего Синода К. Победоносцева по ведомству православного исповедания за 1896-1897 гг. - СПб., 1899. - С. 72-73; Всеподданнейший отчет обер-прокурора Святейшего Синода по ведомству православного исповедания за 1903-1904 гг. - СПб., 1909. - С. 144-145; ГИАЛ. - Ф. 604. - Оп. 5. -Д. 1023. - Л. 1-9; Ф. 604. - Оп. 5. - Д. 1104. - Л. 1-4; Ф. 604. - Оп. 5. - Д. 2542. - Л. 17-21; РГИА - Ф. 821. - Оп. 10. - Д. 1077(a). - Л. 194; Д. 256. - Л. 167; НИАБ - Ф. 136. -On. 1. - Д. 35609. - Л. 13-29; Ф. 295. - On. 1. - Д. 1973. - Л. 25-27; Литовские епархиальные ведомости. - 1902. - № 12. - С. 100-102; Бабин В. Г. Государственная образовательная политика в Западных губерниях во второй половине XIX - начало XX в. // Власть, общество и реформы в России (XVI - начало XX в.). - СПб, 2004. - С. 214-216.
24 Хрестоматия. Православие и католичество: от конфронтации к диалогу / Сост. А. Юдин. - М., 2001. - С. 75-76.
25 Уложение о наказаниях уголовных и исправительных: 5-е изд., доп. - СПб, 1886.-С. 184,187,189, 193-195.
26 РГИА.-Ф. 821. - Оп. 3. - Д. 255.-Л. 1; Д. 258.-Л. 1; Д. 262.-Л. 1; Д. 264,-Л. 4; Д. 265. - Л. 6-7; Оп. 10. - Д. 1077а. - Л. 194, 209.
27 С точки зрения закона «упорствующие» подпадали под действие ст. 188 «Уложения о наказаниях», гласившей: «Отступившие от православного в иное христианское вероисповедание: отсылаются к духовному начальству для увещания, вразумления их и поступления с ними по правилам церковным» (см.: Уложение о наказаниях уголовных и исправительных...).
28 Невозможность для «упорствующих» пользоваться семейным законодательством объясняется тем, что с церковной точки зрения брак является таинством, которое совершает Православная церковь, и только такой брак государство считало законным. Исключение было сделано для «раскольников», которые по закону от 19 апреля 1874 г. получили возможность заключать законные браки, невенчанные в Православной церкви.
29 Арсеньев. К.К. Свобода совести и веротерпимость: Сб. ст. - СПб., 1905. -
С. 233; Устав о предупреждении и пресечении преступлений // Свод законов Россий-
ской Империи. - СПб., 1857. - Т. 14. - Ст. 47: «Как рожденным в православной вере, так и обратившимся к ней из других вер запрещается отступить от нее и принять иную веру, хотя бы то и христианскую».
30 Добротин ГЛ. Закон и свобода совести в отношении к лжеучению и расколу. -Киев, 1896.-С. 89.
31 РГИА. - Ф. 821.-Оп. 10.-Д. 252.-Л. 108.
32 Там же.-Л. 111-113.
33 Там же.-Л. 113.
34 НИАБ. - Ф. 136. - Оп. 1. - Д. 35812. - Л. 339; Литовские епархиальные ведомости. - 1905. - № 28-29. - С. 257.
35 Там же. - Ф. 295. - Оп. 1. - Д. 7371. - Л. 11; Извеков. Н.Д. Исторический очерк состояния Православной церкви в Литовской епархии за время с 1839-1889 гг. - М., 1889.-С. 267-268.
36 РГИА.-Ф. 821.-Оп. 10.-Д. 252.-Л. 111.
ACCUMULATION OF PROBLEMS OF TOLERATION IN NORTHWEST TERRITORY OF RUSSIAN EMPIRE IN THE SECOND HALF OF THE 19th - THE BEGINNING OF 20th
A.J. BENDIN
Institute of Theology named St. Mephody and Cyril Belarusian State University
24, Nezavisimosty Av., Minsk, 220030, Belarus
The article is devoted to the problems of the Church-state and interreligion relations developed in Northwest Territory of Russian Empire after suppression of the Polish revolt of 1863. The special attention is given to the policy of the administration to restrict the activity of Catholic Church. The author analyzes problems and contradictions in the area of the interreligion relations which became the result of the policy of the system russification and action of legal privileges of Orthodox Church.
