CC BY
26
Вячеслав Авьюцкий,
политолог
КОНФЕССИОНАЛЬНАЯ ГЕОПОЛИТИКА НА ЮГЕ РОССИИ И СЕВЕРНОМ КАВКАЗЕ
Из-за конфликта в Чечне юг России и северокавказские республики привлекают пристальное внимание отечественных и западных исследователей. Они изучают этот богатый геополитическими изломами регион преимущественно через спектр этнотерриториальных и этнополитиче-ских противостояний. Однако с постепенным переходом ситуации в Чечне в религиозную плоскость и с актуализацией джихадистской составляющей в чеченских партизанских отрядах возник интерес к исследованию этого российского пограничья в конфессиональном поле.
Радикализация воинствующего исламизма в регионе (в Чечне и Дагестане, в меньшей мере на Ставрополье, в Ингушетии, Кабардино-Балкарии и Карачаево-Черкесии) сопровождается не менее впечатляющим возрождением мусульманства, православия, буддизма и менее многочисленных общин протестантов, армянских монофизи-тов, католиков, иудеев, кришнаитов и старообрядцев. С конца 80-х годов здесь построены сотни православных храмов, мечетей, армяно-григорианских церквей, хурулов, синагог, костелов, зарегистрированы тысячи религиозных первичных организаций (приходов и общин), возрождены многие религиозные традиции, православные и исламские праздники, крестные ходы, открыты сотни воскресных школ, православных гимназий, примечетских школ, десятки исламских вузов, несколько православных семинарий. Кроме того, появились периодические издания религиозной направленности, определенная часть населения стала регулярно соблюдать религиозные обряды, священнослужители активно участвуют в общественной жизни, оказывая значительное влияние на политические процессы.
Разумеется, после нескольких десятилетий засилья воинствующего атеизма и его тлетворного влияния на духовность нации еще рано оценивать итог многопланового процесса религиозного возрождения. Однако многонациональный Северный Кавказ невозможно изучать без учета этого мощного идентификационного фактора, который если и не является конфликтогенным, то обозначает геополитические противостояния и выполняет решающую мобилизующую функцию для радикальных составляющих региональных и локальных конфликтов.
Наиболее массово в регионе представлена Русская православная церковь. Согласно последней советской переписи населения, проведенной в 1989 г., здесь насчитывалось более 12 млн. верующих, в основном восточных славян (русских, украинцев, белорусов), а также осетин (около 60% жителей Северной Осетии) и кабардинцев (малочисленная община). Структурно РПЦ подразделяется здесь на шесть епархий, размер которых очень резко отличается. Самые крупные из них: Ставропольско-Владикавказская, объединяющая 353 прихода, расположенных в Ставропольском крае, Кабардино-Балкарии (20), Карачаево-Черкесии (18), Северной Осетии и Ингушетии (3); Ростовско-Новочеркасская — 263 прихода в Ростовской области; Екатеринодарская и Кубанская — 180 приходов в северной части Краснодарского края; Майкопско-Армавирская — объединяет 111 приходов Южной Кубани, в том числе 22 — в Адыгее. В Элистинско-Калмыцкой епархии насчитывается 14 приходов Калмыкии, в Бакинско-Прикаспийской — 23, из которых 12 расположены в Дагестане (Буйнакске, Дербенте, Избербаше, Каспийске, 2 — в Кизляре, Коктю-бее, Кочубее, Крайновке, Махачкале, Тарумовке, Хасавюрте) и семь в Чечне (Грозном, Ишерской, Калиновской, Мекенской, Наурской, Ханкале, Шелковской).
Некогда многочисленные на Дону и на Тереке старообрядцы сохранили всего несколько реликтовых общин казаков-некрасовцев в Ростове-на-Дону, в с. Некрасовка (Тарумовский район Дагестана), в Лево-кумском районе Ставропольского края (пос. Новокумский — Успенский храм, Левокумская долина — Троицкий храм), а также в Приморско-Ахтарском районе Краснодарского края (Некрасовский, Новонекрасовский и Новопокровский). За последние три столетия большинство старообрядцев было поглощено РПЦ. В 90-х годах ей удалось избежать раскола на юге России. И к сегодняшнему дню в ее лоно перешли практически все кубанские и ставропольские «обновленческие» и «автономные» приходы. И лишь Покровско-Тихоновский приход в Славянске-на-Кубани (Краснодарский край) признает юрисдикцию Русской православной церкви за рубежом.
Что же касается ислама, то он не имеет централизованного управления, если не считать таковым Консультативный координационный совет. Духовные управления мусульман (ДУМ) — их в регионе девять — объединяют первичные организации, образованные обычно при мечети (исламский аналог христианской приходской общины). Отсутствие культового здания (построенной для этой цели мечети или же приспособленного помещения) не препятствует регистрации, а также функционирова-
нию первичных ассоциаций мусульман-, которые могут собираться на квартире или в частном доме, что происходит во многих крупных городах, где верующие заявили о себе сравнительно недавно. В дальнейшем мы будем использовать термин «мечеть» для обозначения всех первичных исламских религиозных организаций, вне зависимости от того, имеют ли они культовое здание или нет. Самое крупное региональное Духовное управление мусульман зарегистрировано в Дагестане (1606 мечетей). Однако необходимо уточнить, что в действительности оно контролирует около 1 тыс. из них. Более 75% мечетей находятся в западной и центральной части республики — в аварской и даргинской зонах.
ДУМ Чечни объединяет около 300 мечетей, из них лишь 150 зарегистрированы. Однако точное их количество определить невозможно из-за того, что многие были разрушены во время военных действий в 1999-2000 гг.
ДУМ Ингушетии включает в себя 85 мечетей, из которых шесть зарегистрированы. Муфтий республики неоднократно отмечал, что практически в каждом ее населенном пункте функционирует мечеть.
ДУМ Северной Осетии насчитывает 19 мечетей, сконцентрированных в основном в населенных пунктах Пригородного района с ингушскими общинами (Дачный, Карца, Куртат, Майский, Чермен), в Моздокском районе (Моздок, две мечети в кумыкском селе Кизляр), а также в Беслане и Владикавказе.
В ДУМ Кабардино-Балкарии входит 130 мечетей.
ДУМ Карачаево-Черкесии и Ставропольского края объединяет 113 мечетей (зарегистрированы 108), расположенных в КЧР, и 39 — в Ставропольском крае, в основном в его восточной части — в Нефтекумском и Советском районах. Кроме того, мусульманские общины есть на юге и на западе края — в Кисловодске, в п. Мирном, в с. Канглы Минераловод-ского района, в Ставрополе, в с. Серноводское Курского района.
ДУМ Адыгеи и Краснодарского края насчитывает 39 мечетей: 28 в Адыгее (зарегистрированы 15) и 11 в Краснодарском крае: в Краснодаре, Сочи, Тамани, Анапе и в черкесских селах Успенского района.
В ДУМ Ростовской области входит 17 мечетей, в ДУМ Калмыкии
— семь. Эти две региональные структуры входят в Духовное управление мусульман европейской части России.
Общины Армяно-григорианской церкви созданы в Ростовской области (Ростов), в Краснодарском крае (Армавир, Адлер, Краснодар, Новороссийск, Славянск-на-Кубани, Сочи, Тенгинка), в Ставропольском крае (Кисловодск, Буденновск, Пятигорск, Ставрополь, с. Эдиссия), в
Северной Осетии (Владикавказ), в Дагестане (Дербент, Кизляр) и в Адыгее (Майкоп). Многие общины находятся в процессе становления.
Разветвленную структуру создала и Римско-католическая церковь. Среди ее прихожан можно встретить поляков, чьи предки прибыли на Северный Кавказ в XIX в., армян-католиков, в последнее десятилетие приехавших в регион из Армении, а также русских, которые перешли в новую веру. Общее количество приходов 32, из них два — в КБР (Нальчик, Прохладный), в Калмыкии — три (с. Веселое, Городовиковск, Элиста), в Краснодарском крае — десять (Адлер, ст. Анапская, Армавир, Ахтарский, Краснодар, ст. Ленинградская, Лазаревское, хут. Семеновскиц, Сочи, Туапсе), в Ставропольском крае — пять (Кисловодск, Невинно-мысск, Новопавловск, Пятигорск, Ставрополь), в Дагестане — один (Махачкала), в Ростовской области — девять (Азов, Батайск, Волгодонск, Новочеркасск, Новошахтинск, Ростов-на-Дону, Сальск, Таганрог, Шахты), в Северной Осетии — один (Владикавказ), в Чечне — один (Грозный).
Буддистские общины (хурулы) в основном есть на территории Калмыкии — их 23. В столице республики Элисте насчитывается шесть общин и культовых центров. Остальные расположены в следующих населенных пунктах: Алцын-Хута, Аршань-Зельмень, Городовиковск, Джа-лыково, Ики-Бурул, Ики-Чонос, Кетченеры, Комсомольский, Лагань, Троицкое, Ханата, Хар-Булук, Хомутниковский, Цаган-Аман, Царын, Совхоз им. Чапаева, Яшкуль. Все они входят в Объединение буддистов Калмыкии. Кроме того, русские буддистские микрообщины есть в Краснодарском (Краснодар, Лабинск) и в Ставропольском краях (Невинно-мысск, Пятигорск), в Ростовской области (Ростов).
Кришнаиты (вайшнавиты) имеют в регионе восемь общин: в Ростовской области (Батайск), в Краснодарском крае (ст. Елизаветинская, Сочи, Цемдолина), в Ставропольском крае (Ставрополь, Ессентуки), в КЧР (Курджиново) и в Северной Осетии (Владикавказ).
На юге России и Северном Кавказе насчитывается 11 иудейских общин (синагог). Они функционируют в КБР (Нальчик), в Краснодарском крае (Краснодар, Новороссийск), в Ставропольском крае (Пятигорск), в Дагестане (Махачкала, Дербент, Хасавюрт, Буйнакск), в Ростовской области (две — в Ростове и одна — в Таганроге).
Протестантизм представлен евангельскими христианами-
баптистами (ЕХБ), Свидетелями Иеговы, адвентистами седьмого дня (АСД) и лютеранами.
Четыре лютеранские общины действуют в Краснодарском крае (Сочи, Краснодар), в КБР (Майский) и в Ростовской области (Ростов). В основном их прихожанами являются российские немцы. Несколько общин создали адвентисты седьмого дня, в том числе в Ростове, в Ставрополе, в Минеральных Водах и в Дагестане.
Ритм религиозного возрождения на юге России и Северном Кавказе, особенно РПЦ, проследить достаточно сложно, так как границы епархий неоднократно изменялись. Лишь Ростовско-Новочеркасская епархия в 1987—2003 гг. оставалась в своих границах. Количество приходов увеличилось с 84 в 1987 г. до 196 — в 1997, 222 — в 1999, 228 — в 2001 и 263 — в 2003 г.. Значительно выросло число приходов РПЦ в КЧР: девять — в 1989 г., 15 — в 1996, 18 — в 1999 г. Стабильно возрождается приходская жизнь в Дагестане: девять приходов — в 1998 г., десять — в 2001, 12 — в 2002 г. Самой динамичной оказалась Ставропольско-Владикавказская епархия, где в 1987 г. было 100 приходов, а в 2002 — 353. Необходимо учесть, что к 2001 г. приходы Азербайджана, Калмыкии, Чечни и Дагестана были выделены в самостоятельные епархии.
Однако, вне всякого сомнения, динамика возрождения ислама превосходит темпы воссоздания структур Русской православной церкви. Например, в Дагестане в 1988 г. было 27 мечетей, 94 — в 1991, более чем 800 — в 1992, 850 — в 1995, 1200 — в 1997, 1585 — в 2001, а в 2002 г. — 1606. Только за три года (1992—1995) построено 388 культовых зданий и более 300 бывших мечетей возвращено верующим или реконструировано. Примечательно, что в Махачкале находится самая крупная в России мечеть, построенная турками и рассчитанная на 8 тыс. человек. (Об исламском возрождении в целом по России говорят следующие показатели: в 1979 г. здесь было 159 мечетей, в 1986 — 189, 870 — в 1991, 1 216 — в 1992, 1732 — в 1993, 2037 — в 1994, 2294 — в 1995, 2494 — в 1996, 2738
— в 1997, 2891 — в 1998, 3072 — в 1999, в 2001 г. — 3060. Только Татарстан и Башкортостан могут оспаривать пальму первенства у Дагестана. В 1997 г. в Татарстане насчитывалось 700 мечетей, 802 — в 2000 г. и уже 985 — в 2001, в Башкортостане — 490 мечетей в 1997 г. и 560 — в 2001 г.)
После более чем десятилетнего возрождения православия и ислама религиозная карта Северного Кавказа значительно изменилась. Крупные города стали настоящими религиозными центрами. Например, в столице Дагестана (вместе с пригородами) функционируют 62 мечети, в селе Дур-гели Карабудахкентского района — 30, в Дербенте — семь, в Буйнакском районе — 98, в Бабаюртовском —100 и в Гумбетовском — 31. Столь вы-
сокая концентрация мечетей за пределами Дагестана характерна лишь для Нальчика — 11 (учитывая пригороды). В 90-х годах в городах с преимущественно русским населением, где до начала перестройки было, как правило, по одной церкви, строительство православных храмов шло особенно впечатляющими темпами. Например, в Ростове-на-Дону действуют 27 приходов, в Новочеркасске — десять, в Таганроге — четыре, в Белой Калитве — три, в Батайске — три, в Краснодаре — 12, в Большом Сочи
— 22, в Армавире — шесть, в Анапе — три, в Новороссийске — три, в Геленджике — три, в Ставрополе — 15 , в Пятигорске — восемь, в Изобильном — четыре, в Невинномысске — три, в Кисловодске — три, во Владикавказе — пять, в Прохладном — три. Пока еще РПЦ и ислам не охватили всю свою потенциальную паству. Многие аулы Южного Дагестана и большинство мусульманских диаспор других территорий региона не имеют мечетей, да и далеко не во всех его славянских населенных пунктах открыты храмы или молельные дома. Лидеры РПЦ планируют создать приходы в каждом «православном» населенном пункте юга России.
Кроме того, РПЦ активно возрождает монастыри, которые становятся местами паломничества. К таковым, например, относится Второафонский монастырь на горе Бештау (Предгорный район Ставропольского края). В кампании по возвращению в лоно церкви Афонского Закубан-ского монастыря, расположенного в Адыгее, задействованы местное казачество, Майкопская епархия и общественность. Подобная мобилизация разворачивается в КЧР, цель — возвращение в собственность РПЦ Староафонского мужского монастыря (Нижний Архыз). На его территории находится самый древний действующий в России православный храм (построен в X в.) — Пророка Илии. Особую роль играет возрождение Свято-Донского монастыря в Старочеркасске Ростовской области. По замыслу патриарха Алексия II и при активной поддержке полномочного представителя президента России в Южном федеральном округе генерала Казанцева монастырь должен в ближайшие годы стать духовным центром православия в регионе.
По неписаному правилу РПЦ и ДУМы не занимаются прозелитизмом. Эта традиция уходит корнями в XIX в. и объясняется продолжавшейся более десяти лет неудачной попыткой обратить в православие ингушей. Переходы в другую религию единичны и объясняются скорее личным выбором и духовными поисками человека, нежели целенаправленной миссионерской деятельностью. Однако эти единичные обращения оказываются в центре внимания религиозной прессы. Например, в Даге-
стане активно обсуждали принятие ислама местным раввином. Несколько десятков русских, принявших ислам, даже создали Ассоциацию русских мусульман на юге Дагестана, деятельность которой широко освещали республиканские СМИ. А обращению дагестанского мигранта О.Османова в православие печатный орган Ставропольской епархии посвятил целую статью под характерным заголовком «Путь к жизни». Этот случай примечателен тем, что бывший мусульманин поступил в духовную семинарию, окончил ее и ныне служит в одном из приходов епархии, расположенном по соседству с Дагестаном (с. Прасковея Буденновского района, Ставропольский край).
Важно отметить, что публикации, касающиеся обращения в ту или иную веру, не вызывают серьезных трений между РПЦ и исламом. Практически единственный предмет трений между РПЦ и мусульманством — строительство мечетей в городах со славянско-православным большинством населения. Подобные трения были в Ставрополе, Кисловодске, Черкесске, Сочи и Таганроге. Так, широкую огласку получил случай с передачей верующим здания мечети в Ставрополе. В краевом центре функционирует мусульманская община, члены которой (около 30 человек, в основном чеченцы и дагестанцы) собираются для молитв на частной квартире. Лидеры общины потребовали возвратить верующим здание мечети, построенное еще в начале XX в. и после 20-х годов используемое под музей. В ответ казачество краевого центра провело акцию протеста. Свои действия оно аргументировало тем, что здание якобы никогда не использовалось как культовое, хотя и было построено для этой цели накануне Октябрьской революции. Казаки считали неприемлемым, чтобы действующая мечеть находилась в центре города. В результате этого конфликта у мусульманской общины Ставрополя возникли проблемы при перерегистрации, и она была вынуждена функционировать нелегально. В Кисловодске православная община выступила против строительства здания мечети напротив церкви. Конфликт был урегулирован при посредничестве митрополита Гедеона, главы Ставропольско-Владикавказской епархии. Похожий конфликт произошел в 2002 г. в Черкесске, где самой крупной этноконфессиональной группой является православное русско-казачье население. Мэр города, белорус по национальности, посчитал нецелесообразным строительство здания мечети в центре столицы республики, чем и вызвал протесты мусульманской общины города. Однако мэра трудно подозревать в симпатиях к РПЦ, потому что он один из лидеров местной организации Коммунистической партии РФ. Похожие акции имели место в Сочи, где местную мусульман-
скую организацию заподозрили в связях с ваххабитами, и в Таганроге, где донское казачество под лозунгом «Не бывать мечетям на Дону!» выступило против строительства мечети.
Местное православное население, особенно казачество, болезненно воспринимает строительство культовых мусульманских зданий исламскими меньшинствами и относит этот процесс к отрицательным знаковым переменам. В связи с этим необходимо напомнить об активной роли казачества в возрождении православия в регионе. Именно в казачьих станицах, причем наиболее рьяно на бывших казачьих линиях, т. е. в прямом контакте с мусульманами, православные приходские общины проявляют особую активность. Пример тому — города Прохладный (КБР), Новопав-ловск (Ставропольский край) и станица Зеленчукская (КЧР), в которых казачество не только активно участвует в возрождении приходов, но и занимается укреплением православных традиций среди населения. Это происходит через благотворительство, просветительскую деятельность, т. е. в таких случаях можно говорить о миссионерстве, направленном в первую очередь на изживание атеизма среди русско-казачьего населения.
Конфликт в Чечне обострил «пограничное чувство» местных русских жителей. Они осознали, что их малая родина действительно является краем «Православной России», «Святой Руси», что дальше, южнее, начинается иной мир — исламский, у которого свои традиции и свой, особый образ жизни. Возникновение воинствующего исламизма (ваххабизма) на Северном Кавказе, а также интенсивная исламизация ингушей, чеченцев и дагестанцев — источник беспокойства и дискомфорта для определенной части местного населения. Так, для казачества основной исторической миссией традиционно является защита православия на рубежах России. Местные русские жители воспринимают казаков как своих защитников, как «православное рыцарство», которое призвано стоять на страже их прав. Не случайно, что еще во время первой чеченской кампании (1994—1996) казачий батальон имени генерала Ермолова активно участвовал в военных действиях. А с 1999 г., во время второй кампании, православные священники постоянно присутствуют в воинских частях, базирующихся в Чечне. Они занимаются крещением солдат российской армии, освящают оружие, боевую технику, казармы и проводят другие обряды.
Противоборствующая сторона ведет против них жестокую борьбу, похищает православных священнослужителей из храмов, расположенных в Чечне и Ингушетии, издевается над ними и над попавшими в плен верующими военнослужащими, а затем зверски убивает их. Эту тему ши-
роко освещают российские СМИ. Вот как описывала православная пресса смерть 19-летнего пограничника Е.Родионова, уроженца поселка Вача Нижегородской области: «Чеченские бандиты потребовали, чтобы Евгений, если хочет остаться в живых, снял с себя крест и согласился принять мусульманство. Евгений отказался, и озверевшие чеченцы после мучительных пыток — они продолжались три месяца — отпилили ему голову». Автор причисляет погибшего к православному воинству, сложившему голову во имя Святой Руси: «Священный подвиг не бывает напрасным... Может быть, никто не сделал на этой войне для России больше, чем солдат Евгений Родионов... [который] прошел через немыслимые мучения, но не отрекся от православной веры, а утвердил ее мученической кончиной и доказал, что живо еще православие, что и сейчас, после стольких десятилетий свирепого атеизма, после стольких лет безудержного демократического разврата, Россия, как и прежде, способна рождать мучеников за Христа, и, значит, она непобедима». Интересен пример приходской общины Свято-Покровского храма в станице Слепцовской (Ингушетия). Священник Петр Сухоносов в 1999 г. был похищен и казнен чеченскими боевиками. Этот приход расположен в одной из станиц, чье казачье население после 1990 г. активно покидало Ингушетию, а приходская община воспринималась как последний оплот русской жизни в республике, в которой священник пользовался необыкновенным авторитетом. Его похищение и убийство (на территории Чечни) были восприняты как последнее предупреждение русской общине Ингушетии, как мученичество: «В небесном сонме русского воинства Христова есть имя еще одного страдальца, свершившего великий подвиг христианского мужества и исповедничества на исходе XX столетия, — протоиерея Петра Сухоносова». Жизнеописание священника носит характерное название «Кавказская Голгофа». В июне 2003 г. верующие епархии предложили канонизировать Сухоносова. Необходимо также упомянуть неоднократные нападения на православные храмы и священников в Чечне (ст. Асси-новская и Грозный). В настоящий момент РПЦ делает все возможное, чтобы реанимировать жизнь приходов в мятежной республике. Несмотря на малочисленность православных в Чечне (около 9 тыс. человек), деятельность храмов — едва ли не единственное доказательство того, что как минимум половина этой территории является «историческими ка-зачьими-русскими землями».
Вместе с тем духовные лидеры православия и ислама стараются поддерживать межконфессиональный диалог, который был особенно активен между митрополитом Ставропольским и Владикавказским Гедео-
ном и муфтиями северокавказских республик, озабоченными ростом экстремизма. Митрополит Гедеон ратовал за межконфессиональный мир и выступал против дьяволизации ислама, особенно после рейда боевиков Ш.Басаева в Дагестан (август—сентябрь 1999 г.). На встречах с исламским духовенством Гедеон вспоминал, как в феврале 1944 г., будучи мальчиком, он увидел эшелоны с депортированными чеченцами и ходил поить узников из своего чайника. Это стало важной вехой в духовном становлении митрополита. После кончины Гедеона (апрель 2003 г.) и новый глава Ставропольской епархии Феофан проявляет себя активным сторонником межрелигиозного диалога. Так, уже в июне в интервью епархиальной газете он заявил: «На нас лежит огромная ответственность и забота о воцарении мира на Северном Кавказе... Мы должны и молиться, и предпринимать усилия, чтобы в наш регион пришли мир и согласие. Самое дорогое — это жизнь человеческая, и ее надо беречь». Региональные лидеры обеих, традиционных здесь конфессий, выступают против засилья сект. К таковым часто относят не только секты деструктивного характера (например, Свидетелей Иеговы), но и многие другие, нетрадиционные для России протестантские течения, а также бахаизм и кришнаизм. Кроме того, следует отметить проблемы, возникшие с арендой земельного участка католическим храмом в Ростове. Чтобы поддержать местную общину, прелат Ватикана совершил официальный визит на Дон. Еще одно испытание для межрелигиозного мира — недавний подрыв неизвестными армянского храма в Краснодаре. РПЦ и администрация края решительно заклеймили эту акцию экстремистов.
Профессор С.Хантингтон, близкий к американской администрации, известен своей нашумевшей статьей «Столкновение цивилизаций?», опубликованной в 1993 г. Эти тезисы он развил в своей книге под тем же названием, вышедшей в 1997 г. Две главные мысли характеризуют его подход: после развала СССР религиозные (цивилизационные) конфликты пришли на смену конфликтам идеологическим и в них будет преобладать религиозная солидарность. Вывод: человечество ожидают новые глобальные войны, на сей раз войны между цивилизациями. Насколько верен прогноз Хантингтона по отношению к изучаемому региону? Чтобы ответить на этот вопрос, необходимо определить, частью каких цивилизаций является юг России — Северный Кавказ и насколько важную роль играет религия в региональных конфликтах.
Изучаемое пограничье можно одновременно отнести к пяти цивилизационным блокам: кавказскому, советскому, славянско-
православному, российскому и мусульманскому. После исчезновения
СССР советский блок необыкновенно ослаб. Однако даже его нынешнее влияние оказалось достаточным, по крайней мере, чтобы смягчить волну иммигрантов из Закавказья на юг России, хотя со сменой поколения нос-тальгирущих по Советскому Союзу (обычно людей преклонного возраста) он должен исчезнуть. Кавказский блок достаточно слаб. Его цивилизационное влияние на русское население южнороссийских равнин весьма ограниченно. Лишь немногочисленные русские общины и терские казаки, проживающие в кавказском окружении или в прямом и постоянном контакте с ним, смогли воспринять часть этой культуры. Межкавказская солидарность очень слаба, внутри кавказского блока существуют многочисленные конфликты и противоречия. Два цивилизационных блока имеют тенденцию к смешению — все больше и больше «российская цивилизация» рассматривается как некое продолжение «славянской православной цивилизации». Основной проблемой в российском цивилизационном строительстве является то, что неправославным группам — 15% жителей Федерации (мусульманам и буддистам) - отводится роль меньшинств, а не составляющих частей. Мусульманский цивилизационный блок на Северном Кавказе традиционно самый стабильный. Несмотря на некоторое отступление исламской цивилизации после кавказской войны XIX в. и особенно после депортации мусульманских «наказанных народов» (1943—1944) эта цивилизация не только смогла восстановить свой потенциал, но и значительно расширилась географически — на север. Миграция мусульман из республик Северного Кавказа в южные области и края России, более перспективные с экономической точки зрения, находится лишь в начальной стадии. Но даже за этот сравнительно короткий период поток мусульманских мигрантов уже значительно изменил религиозную карту южнороссийского пограничья.
Необходимо учитывать, что присутствие джихадизма (в двух его проявлениях, суфизме и ваххабизме) на Северном Кавказе отнюдь не случайно. Северокавказские мусульмане вместе с их балканскими, волжскими и центральноазиатскими единоверцами — часть исламского северного порубежья. Это пограничье получило название «аджаба». В формировании этого пограничья революционные исламистско-джихадистские идеологии сыграли решающую роль: суфии были вектором исламизации, а ваххабиты ныне вносят весомый вклад в процесс ре-исламизации региона. Рано или поздно реисламизация исторических мусульман завершится и «революционная» энергия исламского возрождения выплеснется на южнороссийское славянско-православное порубежье. Исламская община не может вписаться в российскую цивилизационную
матрицу, подразумевающую православие как идеологическую базу государственного строительства Федерации. Пока что российское общество далеко от заявленной цели — построения светского государства и полного отделения религии от него. Русские однозначно строят христианское общество. Например, епископ Ставропольский и Владикавказский недавно заявил: «Наша епархия — форпост государства, и это начало России». Речь идет о долгосрочном проекте, рассчитанном на мобилизацию духовного потенциала русских. В частности, в учебную программу средних школ постепенно вводят такой предмет, как основы православной культуры, что вызывает протест со стороны мусульманской общины. Вместе с тем ширится сеть примечетских школ, функционирующих во многих населенных пунктах Северного Кавказа. Только в Дагестане их открыто 245. Мусульмане строят, вернее, воссоздают исламское общество.
Региональные религиозные лидеры понимают опасность межциви-лизационного столкновения, которое отнюдь не является неизбежным. Однако северокавказцев было проще русифицировать, нежели обратить в православие. Хотелось бы надеяться, что примеру иерархов РПЦ последуют российские политики и выберут путь межцивилизационного обмена, а не столкновения цивилизаций. Хотелось бы завершить эту статью словами одесского политолога Владимира Дергачёва: «Если географическое пространство можно преодолеть с помощью технических средств, то в духовном — ни одному полководцу не удалось покорить вершины, путь к которым проходит через совесть».
«Центральная Азия и Кавказ», Лулео (Швеция),
2003 г., № 5, с. 7-15.
