CC BY
150
в
УДК 81.26 ББК 81.032
Т.Е. Литвиненко «КОНЕЦ СВЕТА» КАК ИНТЕРТЕКСТУАЛЬНЫЙ ФРЕЙМ
В статье рассматривается структура интертекстуального фрейма «конец света». Анализируются конституирующие эту структуру элементы и их обусловленность прецедентными текстами культуры. Затрагивается вопрос о вариативности жанров и дискурсов, в которых актуализируется данный фрейм.
Ключевые слова: конец света; интертекстуальный анализ; фреймовая структура; дискурс
T.E. Litvinenko
doomsday as an intertextual frame
The article discusses the intertextual frame «doomsday». The data-structure for representing stereotyped situations derived from the preceding textual tradition is analyzed. The article also addresses the issue of variability of genres and discourses in which the frame is represented.
Key words: «end of the world» phenomenon; intertextual analysis; frame structure; discourse
Как принято писать в произведениях одного печально известного жанра, «если вы читаете эти строки, то...»... То случилось нечто ужасное и непоправимое, ожидаемое, но все-таки неожиданное, как то, что должно было произойти с каждым из нас в последний раз 21 декабря 2012 г.
Однако намеченная финальная дата опять оказалась промежуточной, и очередное пророчество о конце света осталось только в многочисленных текстах-катастрофах, в которых разнообразными семиотическими средствами был актуализирован апокалиптический интертекстуальный фрейм.
Такой фрейм - интертекстуальный - получил подробное описание в работе выдающегося итальянского ученого У. Эко, который рассматривал его как нарративную схему, жанровый топос или типическую ситуацию, порождение и интерпретация которых возможны только при их соотнесении с другими текстами. Примерами интертекстуальных фреймов, по Эко, служат «Эдипов треугольник», описанный З. Фрейдом и возводимый, при наличии достаточной «интертекстуальной компетенции» у читателя, к ее античному прецеденту - трагедии Софокла. Сюда же относятся «большое ограбление поезда», приобретшее популярность после ряда переложений и сиквелов фильмов в жанре «вестерн» [Эко, 2005]; рекуррентная борьба добра со
злом, воплощаемая разнообразными героями от Белоснежки до Супермена и Дж. Бонда; да и вообще любой возобновляемый мотив, чья дискурсивная история может тянуться от архаики до постмодерна.
В число последних, несомненно, может быть включен и интертекстуальный фрейм «конец света», понимаемый как многокомпонентная концептуальная структура для представления знаний о типизированной тематически единой ситуации (по А.Н. Баранову), репрезентирующей гибель мира и людей.
Обладая очевидной идиоэтнической и социокультурной спецификой, такой фрейм имеет ряд универсальных составляющих (субфреймов, слотов), что позволяет отобразить их следующим образом: 1) признаки; 2) причины; 3) время и место; 4) последствия; 5) прецедентный источник.
Среди Признаков наступления «конца света», детерминированных мифологической или религиозной картиной мира, традиционно доминируют представления о сверхъестественном - епифаниях, воскрешении из мертвых, ускорении времени, появлении чудовищ и других чудесах, как правило, пере-категоризуемых в строго фиксированный сценарий-пророчество. В него же обычно входит и перечень природных свидетельств приближающейся гибели мира: землетрясений, пожаров, наводнений и иных локальных
бедствий, интерпретируемых вне рамок секу-лярного мировосприятия как «гнев божий». А также кластер усиливающихся социальных конфликтов (в сообществе как людей, так и божеств), связанный, например, с резким возрастанием числа грешников или со своего рода «эскалацией военной напряженности», служащей предвестником последней битвы (Армагеддон, Рагнарек), и т. п.
В связи с последним следует отметить, что данные о реальных природных и социальных катастрофах (землетрясения, извержения вулканов, войны, пандемии, голод и пр.) структурируют не только интертекстуальный фрейм «конец света» как некий единый и сложно организованный конструкт. Каждый из его значимых компонентов может быть представлен в виде самостоятельного фрейма, причем, как интертекстуального, т. е. имеющего референтом мир дискурса, так и такого, референция которого обращена к миру действительности («общего фрейма» по У. Эко). Очевидно, что наличие фреймов, представляющих знания о действительности, непосредственно обусловливает существование их интертекстуальных аналогов, в том числе и рассматриваемого здесь интертекстуального концепта как целого.
Не являясь (к счастью!) непосредственным репрезентантом конкретной сферы человеческого опыта, концепт «конец света» возникает вследствие двойной, метафорической и метонимической, проекции. В результате первой из них, при которой фреймовая структура источника переносится на фрейм области-мишени [Лакофф, 2004], мир («свет») метафорически уподобляется одному из своих «конечных объектов», - любому, которому присущ переход в стадию небытия путем (само)разру-шения, смерти, уничтожения и т. п. Одновременно с этим, когнитивная структура «конец единичного объекта» может быть представлена в виде одного из слотов общего фрейма «конец света», что предполагает наличие между ними метонимических отношений (по модели «часть - целое»).
К сказанному нужно добавить, что многие из указанных выше структур допускают и иной тип «перемаркировки». Так, слоты, связанные с гибелью отдельных объектов, социальными или стихийными бедствиями локальных масштабов, могут быть интегрирова-
ны не только в субфрейм «Признаки», но и в «Причины конца света».
Поскольку такие причины сами по себе обычно не осмысливаются, как фатальные или те, что делают раскручиваемый сценарий необратимым, они могут быть определены как причины вторичного или факультативного характера. В отличие от них катастрофа, приводящая к глобальному разрушению мира, займет во фрейме позицию основной причины.
Обращение к текстам, актуализирующим описываемый фрейм, позволяет увидеть, что список имен глобальных катастроф постоянно расширяется и дополняется. Так, кроме уже известных по сакральным источникам наводнений (потопов), ураганов, огня небесного и пр., нарративные схемы последнего времени онтологизируют глобальное потепление/похолодание, падение астероидов/комет, вспышки сверхновых звезд, изменение солнечной активности, смену полюсов Земли, поглощение Земли черной дырой (миф о коллайдере), войны с применением ядерного/химического/ бактериологического оружия, захват Земли инопланетянами и т. д.
Иначе говоря, сценарий «конец света» предстает как реализация многообразных рисков и угроз, включенных в самые разные жанры и дискурсы. При этом в большинстве случаев климатические, экологические, техногенные или, собственно, антропогенные риски оказываются связанными с базовой дихотомией свой/чужой (грешник/праведник, иноверец/ единоверец, иноплеменник/единоплеменник и т. п.) с надлежащим распределением вины за гибель мира.
Относительно времени катаклизма отметим, что космогонии с циклическим хронотопом, как правило, «точно» указывают даты конца эпох, в то время как линейные эсхатологии оставляют финал открытым: «О дне же том и часе никто не знает, ни Ангелы небесные, ни Сын, но только Отец» (Мк., 13:31-32). Это привело, в частности, к тому, что во фрейме, ориентированном на христианский календарь, возникло несколько десятков вариантов заполнения данного слота. Более того, в такой структуре удалось «ассимилироваться» и изначально чуждым ей показателям времени, например, 21.12.2012 из календаря майя.
Информация о месте также является вариативной и может совпадать со слотом, актуа-
лизированным в определенном претексте (Армагеддон, т. е. гора Меггидо в Библии), или отличаться от него.
Субфрейм Последствия «конца света» тоже обусловлен претекстами и может остаться невыраженным на уровне структуры в ряде жанров: в отличие от постапокалиптических религиозных и фантастических сюжетов в научных прогнозах возможно полное отсутствие каких-либо «потом».
Наконец, фрейм включает информацию о видах и содержании прецедентных текстов (не зависимо от способа ее получения), непосредственно повлиявших на структуру и содержание самого ментального образования.
Референтная связь с прецедентным текстом может быть отчетливо осознаваема в цитирующем его произведении. Так, в романе М. Варгаса Льосы La guerra del fin del mundo («Война конца света»), повествующем о гражданской войне в Бразилии, кровопролитные сражения за и против Республики метафорически уподобляются апокалиптическим событиям, что видно уже из названия данной книги. Кроме того, в произведении вербализуются такие важные компоненты рассматриваемого интертекстуального фрейма, как «Признаки» наступления конца света, восходящие к библейскому претексту с его мотивом «переворачивания мира».
В устах главного героя романа, религиозного фанатика и руководителя восстания Conselheiro («советник», «наставник») пророчества о приближающейся гибели мира звучат следующим образом: ‘Terminaria el siglo?
‘Llegaria el mundo al 1900? El contestaba sin mirar, con una seguiridad tranquila y, a menudo, con enigmas. En 1900 se apagarian las luces y lloverian estrellas. Pero, antes ocurririan hechos extraordinarios. ... En 1896 un millar de rebanos correrian de la playa hacia el serton y el mar se volveria serton y el serton mar. En 1897 el de-sierto se cubriria de pasto, pastores y rebanos se mezclarian y, a partir de entonces, habria un solo rebano y un solo pastor. En 1898 aumenta-rian los sombreros y disminuirian las cabezas y en 1899 los rios se tornarian rojos y un planeta nuevo cruzaria el espacio [Vargas Llosa, 1987, p. 22]. Закончится ли век? Доживет ли мир до 1900 г.? Он отвечал не глядя, со спокойной уверенностью и часто загадками. В 1900 г. погаснет свет небесный и звезды прольются
дождем. Но перед этим произойдут необыкновенные события... В 1896 г. тысячи стад ринутся с побережья в сертаны, и море станет сушей, а суша - морем. В 1897 г. пустыня покроется травой, пастухи и стада смешаются, и будет только одно стадо и один пастух. В 1898 г. станет больше шляп, но меньше голов, а в 1899 г. вода в реках покраснеет и новая планета пересечет небосвод (здесь и далее перевод - Т.Е. Литвиненко).
Как видим, события, предвещающие не только гибель, но и, в соответствии с христианской картиной мира, возникновение Нового царства, приобретают в романе бразильскую специфику, а также особую «реальную» хронологию, соединяющие мистический контекст времени и вечности.
Представление бразильской истории как продолжение новозаветной, уподобление и отождествление их на основе общего фрейма приводит к появлению в тексте романа прецедентных имен и выражений, связанных с апокалиптической тематикой:
Les decia... que esta calamidad era sin duda elprimero de los anuncios de la llegada del Anti-cristo y de los danos que predecerian la resurrec-cion de los muertosy el Juicio Final [Ibid. P. 29]. Он говорил.., что это несчастье без сомнения возвещает о пришествии Антихриста и о бедах, за которыми последует воскрешение из мертвых и Страшный суд.
Более того, совпадение средств выражения последней битвы как окончательной Причины гибели мира - повтор эсхатологической символики, который достигает такого уровня, что бразильское сражение практически превращается в библейское:
Elfin estaba cerca,... peropor mas sangre que hiciera correr, el Perro no morderia a Jesus. Habria un deluvio, luego un terremoto. Un eclipse sumiria al mundo en tinieblas tan absolutas que todo deberia hacerse al tacto, como entre ciegos, mientras a lo lejos retumbaba la batalla. Millares moririan de panico [Ibid. P. 63]. Конец близок,. но, сколько бы ни пролилось крови, Зверь не вонзит свои клыки в плоть Христову. Будет потоп, а после - землетрясение. Затмение солнца погрузит землю в такую непроглядную тьму, что все придется делать на ощупь, вслепую, пока вдали гремит бой. Тысячи умрут от ужаса.
В библейском русле представлено и разделение на своих и чужих как солдат, сража-
ющихся на стороне Христа или Антихриста. При этом, однако, имя Anticristo в тексте значительно переосмысливается и становится метафорическим обозначением Республики.
El Anticristo estaba en el mundo y se llamaba Republica... El Anticristo podia mandar soldados a Canudos: ide qrn le serviria? Se pudririan, desaparecian. Los creyentes podian morir, pero, tres meses y un dia desprns, estarian de vuelta, completos de cuerpo y purificados de alma por el roce de los angeles y el tufo del Buen Jesus [Vargas Llosa, 1987, p. 33; 236]. Антихрист пришел в этот мир и имя ему было Республика... Антихрист мог послать солдат в Ка-нудос, только чем бы ему это помогло. Они стали бы прахом и исчезли. Праведники могли умереть, но через три месяца и один день они вернулись бы целыми и невредимыми, с чистой душой благодаря общению с ангелами и Иисусом Христом.
В соответствии с ключевым претекстом реализован и последний, постапокалиптиче-ский компонент сценария - воплощение райской топики:
Alfinal de la guerraya no habria ricos, o, me-jor dicho, no se notaria, pues todos serian ricos. Estas piedras se volverian rios, esos cerros sem-brios fёrtiles y el arrenal que era Algodones un jardin de orquideas como las que crecian en las alturas de Monte Santo. La cobra, la tarantula, la sucurana serian amigas del hombre, como hu-biera sido si ёste no se hubiera hecho expulsar del Paraiso [Ibid]. К концу войны уже не будет богатых или, лучше сказать, их нельзя будет отличить, так как все станут богатыми. Камни обратятся в реки, пустоши в плодородные поля, а песчаный Алгодонес станет садом из орхидей, подобных тем, что росли на склонах Монте-Санто. Кобра, тарантул, леопард станут друзьями человека, как было до его изгнания из рая.
Следует отметить, что кроме случаев полной актуализации интертекстуального фрейма (но с по-иному заполненными слотами) можно наблюдать его частичное воспроизведение в дискурсе. Так, в статье Умберто Эко «Escenarios para una guerra global» («Сценарии глобальной войны») речь идет только о Причинах конца света, основная среди которых - война между Западом и Востоком: Por un lado, las operaciones de guerra pueden em-pujar en Oriente a las masas fundamentalistas a
tomar el poder en los diferentes Estados musul-manes, incluso en algunos de los que apoyan a Estados Unidos; por el otro, la intensificacion de atentados insostenibles puede llevar a las masas occidentales a considerar al islam en su conjun-to como el enemigo. Tras lo cual tendriamos un enfrentamiento frontal, el Armagedon decisivo, el choque final entre las fuerzas del Bien y las del Mal (y cada parte consideraria mal a la parte contraria) [Eco, 2001]. С одной стороны, военные операции могут подтолкнуть массы фундаменталистов на Востоке к захвату власти в различных мусульманских государствах, включая некоторые из тех, что поддерживают Соединенные Штаты; с другой стороны, рост числа ничем не сдерживаемых нападений может привести западные массы к определению ислама в целом как своего врага. После чего, мы получили бы фронтальное столкновение, решающий Армагеддон, финальную битву между силами Добра и Зла (в которой каждая сторона считала бы злом противоположную сторону).
Как видим, в данном фрагменте вновь наблюдается метафорическое уподобление описываемой войны апокалиптическому библейскому сражению с четко выделенной оппозицией свой/чужой и авторской оценкой рассматриваемой угрозы.
Не менее однозначно авторская позиция по поводу существующих рисков и угроз выражена в другом эссе У Эко, посвященном теме конца света. Речь идет о публикации «Dove andremo afinire?» («Куда мы, в конце концов, придем?»), первая часть которой является интертекстуальной par excellence.
Отказавшись обсуждать насущное проклятие майя, выдающийся итальянский мыслитель приводит большую цитату из В. де Бове, восходящую, в свою очередь, к библейскому претексту. Фрагмент показывает, что среди пророчеств средневекового энциклопедиста оказывается узнаваемый список катастроф, ряд из которых остается актуальным и поныне: Dopo la morte dell’Anticristo... il giudizio finale sara preceduto da molti segni che ci sono indicati dai Vangeli... Nelprimo giorno il mare si alzera di quaranta cubiti sopra le montagne e si ergera dalla sua superficie come un muro. Nel secondo sprofondera tanto che a stento si potra vedere. Nel terzo i mostri marini apparen-do sulla superficie del mare manderanno ruggiti
fino al cielo. Nel quarto il mare e le acque tu-tte prenderanno fuoco. Nel quinto le erbe e gli alberi manderanno una rugiada di sangue. Nel sesto crolleranno gli edifici. Nel settimo le pietre cozzeranno fra di loro. Nell’ottavo ci sara un te-rremoto universale. Nel nono la terra sara live-llata. Nel decimo gli uomini usciranno dalle ca-verne e andranno vagando come impazziti senza potersi parlare. Nell’undicesimo risorgeranno le ossa dei morti. Nel duodecimo cadranno le stelle. Nel decimoterzo moriranno i viventi superstiti per risorgere coi morti. Nel decimoquarto cielo e terra bruceranno. Nel decimoquinto ci sara un cielo nuovo e una terra nuova e tutti risorgeran-no [Eco, 2012]. После смерти Антихриста... страшному суду будет предшествовать множество знамений, указанных в Евангелиях... В первый день море поднимется на сорок локтей над горами и будет расти над их поверхностью как стена. Во второй оно уйдет на такую глубину, что его едва можно будет увидеть. В третий морские чудовища выйдут на поверхность моря и издадут рев, который достигнет небес. В четвертый море и воды возгорятся. В пятый травы и деревья покроются кровавой росой. В шестой разрушатся здания. В седьмой камни столкнуться между собою. В восьмой произойдут землетрясения по всему свету. В девятый все сравняется с землей. В десятый люди выйдут из пещер и будут бродить словно безумцы, не будучи в состоянии говорить. В одиннадцатый воскреснут мертвые, обратившиеся в кости. В двенадцатый упадут звезды. В тринадцатый умрут все выжившие, чтобы возродиться вместе с мертвыми. В четырнадцатый небо и земля сгорят. В пятнадцатый будет новое небо и новая земля, и все воскреснут.
Действительно, этот сценарий, свидетельствующий в XIII столетии о своего рода угрозе применения климатического, биологического, космического и т. п. «оружия» бога, в наши дни может быть интерпретирован как комплекс рисков различного характера, охватывающий их общий перечень от цунами и метеоритов до психофизиологических аномалий, включая речевую афазию.
Примечательно, однако, что в итоге этот сценарий оказывается оптимистическим, поскольку обещает возрождение не только неба и земли, но и всех людей без деления их на сторонников добра или зла. Между тем во второй части эссе такое деление оказывается весьма значимым, демонстрирующим связь
конца времен с инверсией миропорядка (uno dei tipici segnali della fine dei tempi ё il fatto che ormai il mondo va alla rovescia). Показателем же того, что конец уже близок, служит, в частности, следующее наблюдение: Una volta i ricchi andavano a Riccione, e nel peggiore dei casi a Rimini,. mentre nelle isole dell’Oceano Indiano vivevano popolazioni miserabili o vi ve-nivano deportati gli ergastolani. Oggi alle Mal-dive vanno solo i politici di rango e a Rimini, ormai, soltanto mugiki russi, appena sottrattisi alla schiavitu della gleba [Ibid]. Когда-то богачи ездили в Риччоне, в худшем случае в Римини,... в то время как на островах в Индийском океане жило беднейшее население, и на них ссылали преступников. Сегодня на Мальдивы ездят исключительно влиятельные политики, а в Римини, только русские мужики, едва освободившиеся от крепостной зависимости.
Отметим, что контрастная характеристика свой/чужой оказывается присущей компонентам фрейма в самых разных сюжетах и жанрах. Так, она может присутствовать в пародии, референтом которой служит фольклорная апокалиптика, опирающаяся на собственные образы «чужих»:
Ничкина. Нового нет ли чего?
Красавина. Что бы тебе новое-то сказать? Да вот, говорят, что царь Фараон стал по ночам из моря выходить, и с войском; покажется и опять уйдет. Говорят, это перед последним концом.
Ничкина. Как страшно!
Красавина. Да говорят, белый арап на нас подымается, двести миллионтов войска ведет.
Ничкина. Откуда же он, белый арап?
Красавина. Из Белой Арапии.
Ничкина. Как будем на свете-то жить! Такие страсти! Времена-то какие тяжелые! [Островский, 2001, с. 25].
Примечательно, что конец цитируемого фрагмента также оказывается вполне интертекстуальным, соотносясь вместе с тем с жанром псевдонаучного прогноза:
Красавина. Да говорят еще, какая-то комета ли, планида ли идет; так ученые в ми-троскоп смотрели на небо и рассчитали по цифрам, в который день и в котором часу она на землю сядет.
Ничкина. Разве можно знать божью планиду!.. [Там же].
В качестве примера законченного произведения в этом жанре может быть рассмо-
трена интернет-публикация под названием «Эффект Джанибекова. Переворот Земли».
Статья посвящена одной из постулируемых Причин конца света: изменению оси вращения Земли с переворотом на 180 [ЦКЬ : www. ezocat.ru], реальность которой «экспериментально доказывается» путем сравнения планеты с гайкой, вращение которой в условиях невесомости наблюдал космонавт В. Джани-беков. Оставляя в стороне вопрос о корректности подобных сопоставлений, неоднократно опровергнутых профессиональным сообществом, укажем, что причина глобальной катастрофы вписывается здесь в оппозитивную структуру свой/чужой, «заполняемую» теми, кто владеет знанием о таинственном вращении и кто, нет. Такое знание, интертекстуально близкое к сакральному, маркируется как доступное только немногим посвященным и избранным, ср.: Эффект, обнаруженный российским космонавтом Владимиром Джа-нибековым, более десяти лет держался российскими учеными в секрете. Он не только нарушил всю стройность ранее признанных теорий и представлений, но и оказался научной иллюстрацией грядущих глобальных катастроф... десять лет ученые отслеживали, не заметят ли подобного эффекта зарубежные астронавты. Но иностранцы, вероятно, гаек в космосе не закручивают, благодаря чему мы не только имеем приоритеты в открытии этой научной проблемы, но и почти на два десятилетия опережаем весь мир в ее изучении [Там же].
Такое тайное знание предполагает и дискурс Откровения, традиционно возможный даже в тех случаях, когда предмет познания оказывается всего лишь симулякром: В этом докладе об эффекте Джанибекова сообщили всей мировой общественности. Сообщили из
морально-этических соображений. Скрывать от человечества возможность катастрофы было бы преступлением. Но теоретическую часть наши ученые держат за «семью замками» [Там же].
Все изложенное выше позволяет сделать вывод о том, что интертекстуальный фрейм «конец света» имеет устойчивую сложную структуру, обусловленную базовым претек-стом, но допускающую вариативность общего числа компонентов и их семантики. Реализуясь в различных жанрах и дискурсах, он служит основой для представления единой ситуации, связанной с глобальными угрозами миру, знание о которой играет важную роль в познании как ключевом условии выживания.
Библиографический список
1. Баранов, А.Н. Категории искусственного интеллекта в лингвистической семантике. Фреймы и сценарии [Текст] / А.Н. Баранов. - М. : ИНИОН АН СССР, 1987. - 53 с.
2. Лакофф, Д. Метафоры, которыми мы живем [Текст] / Д. Лакофф, М. Джонсон. - М. : Эдиториал УРСС, 2004. - 256 с.
3. Эко, У. Роль читателя. Исследования по семиотике текста [Текст] / У. Эко.- СПб. : Симпозиум, 2005.
- 502 с.
4. Островский, А.Н. Праздничный сон - до обеда [Текст] / А.Н. Островский. - М. : Книжная палата, 2001.
- 383 с.
5. Эффект Джанибекова. Переворот Земли [Электронный ресурс]. - Режим доступа : www.ezocat.ru/ in-dex.php/nauka-ks/1289-effekt-janibekova (дата обращения : 15.03.2013).
6. Vargas Llosa, M. La guerra del fin del mundo[Text] / M. Vargas Llosa. - Barcelona : Seix Barral, 1987. - 187 р.
7. Eco, U. Escenarios para una guerra global [Electronic Resource] I U. Eco. - URL : www.elpais.com. (дата обращения : 23.10.2001).
8. Eco U. Dove andremo a finire? [Electronic Resource] I U. Eco. - URL : www.espresso.repubblica.it. (дата обращения : 02.02.2012).
УДК 811.111 ББК 81.00
Н.В. Петрова, Е.Б. Лашина
КАТЕГОРИЗАЦИЯ ТЕКСТОВ В ТЕКСТОВОМ ПРОСТРАНСТВЕ
(НА ПРИМЕРЕ ХУДОжЕСТВЕННЫХ И НАУчНЫХ ТЕКСТОВ)
Статья посвящена рассмотрению иерархического подхода при категоризации художественных и научных текстов в текстовом пространстве. В ней предлагается одна из возможных классификаций научных текстов.
Ключевые слова: текст; категоризация; иерархическая классификация; группа текстов; тип текста
© Петрова Н.В., Лашина Е.Б., 2013
