CC BY
37
ББК 74.268.1
КОМПОЗИТНАЯ ПЕРФОРМАТИВНАЯ КОНСТРУКЦИЯ: СТРУКТУРА И ФУНКЦИИ
П
Л.А. Романова
ризнак перформативности, введенный около 50 лет тому назад в научный обиход для обозначения "слов - действий" в противовес "словам - констатациям, словам - описаниям", способен подразделять интенциональные типы высказываний, независимо от их содержания, на перформативные и констативные [1-3]. Как было показано английским философом Дж.Л. Остином, по своей прагматической сути констативные высказывания выражают лишь сообщения о каком-то факте или событии и отличаются от перформативных формальными показателями феномена перформативности. Ср., например, перформативные (1-2) и констативные (3-4) высказывания, отличающиеся между собой грамматическими особенностями перформативного глагола: (1) - Ich schlage vor, als erstes nochmals mit Dr. Wittig zu sprechen. (Pfeiffer, 59); (2) - Я предлагаю, первое - еще раз поговорить с доктором Виттигом; (3) -Otto schlug vor die Arbeit morgen zu beenden; (4) - Отто предложил закончить работу завтра.
Примечательно, что с позиций структурирования речевых действий высказывания (3-4) структурно можно представить на глубинном уровне (на уровне так называемого "глубинного / абстрактного пер-форматива") следующим образом: (3-а) - Ich sage dir, dass er (Otto) die Arbeit morgen zu beenden vorschlug; (4-а) - Я говорю тебе, что он (Отто) предложил закончить работу завтра.
Как известно из работ по теории речевых актов, интенциональный характер любого высказывания можно выразить формально различными средствами, например: а) наклонением, б) эксплицитной перфор-мативной формой, в) просодическими средствами, г) частицами в высказывании [4-8]. Наиболее адекватным средством выражения иллокутивного (интенционального) характера
Романова Лариса Алексеевна - кандидат филологических наук, доцент кафедры теории языка и межкультурной коммуникации Тверского государственного университета, 170904, Тверь, Сахарово, ул. Василевского, 7, е-mail: [email protected], т. 8(4822)531682.
высказывания является эксплицитная пер-формативная формула (в смысле концепции Дж. Остина), которая выражает однозначное соответствие между коммуникативной функцией (иллокутивной силой) высказывания и перформативным глаголом.
Любую стандартную (каноническую, матричную) перформативную формулу можно представить (записать) следующей конфигурацией:
Np -PV
1 0
1-е лицо перфор-мативный глагол,
настоящее время
-NP 2
(2-е лицо)
-Satz, где 3
придаточное предложение,
инфинитивная группа
В предложенной конфигурации (схеме) круглые скобки указывают на факультативный характер второго лица в данной матрице, а символ "Satz" может репрезентировать как предложение, так и инфинитивную группу. По мнению Дж. Остина [1-3], перформа-тивная формула не имеет "жестких" средств поверхностной манифестации. Так, представленные в схеме символом V перформативные глаголы, номинирующие интенциональное содержание высказываний, могут принимать формы второго или третьего лица, настоящего времени, изъявительного наклонения, например: (5) - Die Skifahrer werden dringend gebeten, sich auf der Tafel über den Zustand der Abfahrt zu informieren; (6) - Пассажиров настоятельно просят справиться о времени отправления на табло; (7) - Passengers are warned to cross the lines by the bridge only; (8) - Пассажиров предупреждают о необходимости переходить железнодорожные пути только по мосту.
По признанию Дж. Остина, признак пер-формативности в высказываниях может быть эксплицирован с помощью перформативного
Romanova Larisa - candidate of phylology, associate professor of the language theory and cross-cultural communication depatment of the Tver State University, 7 Vasilevskogo Street, Sakharovo, Tver, 170904, е-mail: [email protected], ph. +7(4822)531682.
глагола в соответствующих грамматических формах, а может и не быть выраженным явно. К примеру, высказывание (9) - Открой окно! способно обладать перформативным признаком, так как его полная структура на глубинном уровне может быть выражена следующим образом: (10) - Ich bitte dich, das Fenster aufzumachen! Даже слово "собака" может выступать в роли перформативного высказывания, если оно выражает то же самое действие, что и высказывание: Предупреждаю, что вас собирается укусить собака! [см.: 1-3].
Исходя из выделенных синтаксических критериев, Дж. Остин разделяет перформа-тивные высказывания на два класса: эксплицитные перформативные высказывания и имплицитные (primär performativ). К классу эксплицитных перформативных формул относятся такие высказывания, которые адекватно выражают интенциональное содержание. Имплицитные высказывания не выражают в полной мере свое целевое назначение, поскольку в их структуре опущен перфор-мативный глагол. Так, высказывания типа (11) - Ich werde da sein! (12) - Я буду там! могут имплицировать стандартную перфор-мативную формулу обещаний: Ich verspreche dir, dass ich komme - Я обещаю тебе, что я приду (см. работы, в которых дается критика [9, 10] теории "абстрактного перформатива" и ее поддержка [11]).
Стандартную формулу перформативных высказываний следует отличать от сходных с ними в конструктивном плане других высказываний, например: (13) - Ich schlage (ihm) vor zusammen zu singen; (14) - Я предлагаю (ему) спеть вместе. ^ (13-а) Ich schlage dir vor zusammen zu singen! - (14-а) Я предлагаю тебе спеть вместе!
Если опираться на остиновский принцип деления высказываний на перформативные и констативные, то оказывается, что высказывания (13 и 14) лишь описывают процесс ин-тенционального выражения акта предложения, но по своей функциональной (прагматической) сути не являются перформативными. Другая группа высказываний (13-а и 14-а) обладает, по Дж. Остину, перформативным характером или "перформативным употреблением", так как налицо представлены все формальные признаки перформативной формулы. Кроме того, в них в явной, эксплицитной форме прослеживается иллокутивная направленность высказывания.
Свойство высказываний быть использованными "перформативно" проявляется, в первую очередь, при тестировании на пробы ответа на вопрос: (15) - Was machst du dort (mit ihm)?; (16) - Что ты там делаешь (с ним)? ^ Ответ в виде описания говорящим своего действия: (15а) - Ich schlage (ihm) vor zusammen zu singen; (16-а) - Я предлагаю (ему) спеть вместе. Очевидно, что при постановке подобного вопроса к высказываниям он будет неуместен, так как ответ на него, если это возможно, будет представлять собой описательный процесс выражения предложения, что противоречит определению перформативного высказывания.
Но в конкретной речевой ситуации, например на уроке пения в школе, учитель может обратиться с аналогичным предложением к ученикам Гансу и Вернеру спеть вместе: (17) - Ich schlage Hans vor zusammen zu singen; (18) - Ich schlage Werner vor zusammen zu singen; аналогично: (17-а) - Я предлагаю Гансу спеть вместе; (18-а) - Я предлагаю Вернеру спеть вместе. В случаях, когда имена собственные выполняют непосредственно функцию объекта, побуждаемого говорящим субъектом к совершению какого-либо действия, оба высказывания можно рассматривать как стандартные перформативные формулы. Они, кстати сказать, не могут быть тестированы пробой ответа на вопрос, как это имело место в примерах (15-16-а).
Однако возможна и другая интерпретация указанных высказываний, когда говорящий объясняет (или информирует) слушающему (слушающего), что он делает или что он намеревается делать, ср.: (17) - Wartet mal ab! Ich schlage (jetzt) Hans vor zusammen mit uns zu singen: (18) - Подождите минуточку, я предлагаю Гансу спеть вместе с нами.
Как показано в [7, с. 52-55; 9], стандартная формула перформативных высказываний отличается от сходных с ней в конструктивном плане высказываний рядом семантико-синтаксических ограничений ("запретов") на сочетаемость перформативных глаголов. К числу таких ограничений в немецком и русском языках можно отнести следующие:
(а) - с отрицательной частицей "не", "нет" и nicht, а также с отрицательным местоимением "никогда", "никому", niemand, kein;
(б) - с наречиями времени типа "долго", "коротко", соответственно - lange, kurz и т.д.; (в) - с оценочными наречиями типа
"хорошо", "успешно", "странно", "редко" и, соответственно, gut, erfolgreich, merkwürdig, seltsam и др.
Невозможность употребления отрицательной частицы или отрицательных местоимений в перформативных высказываниях подчеркивал еще Дж. Остин, который, впрочем, не дал объяснения такому явлению [см.: 1; 2]. Правда, в последующих работах эта точка зрения Дж. Остином переосмысливалась, а в ряде случаев и подвергалась критике со стороны других исследователей. Так, Р. Гейл считает, что высказывания типа (19) I promise to do a и (20) I do not promise to do можно с полным правом и без каких-либо ограничений и противоречий остиновской концепции причислить к разряду перформативных [10, с. 118-119], поскольку они выражают одно и то же интенциональное содержание. Приме -чательно, что в этом случае также допустимо отрицание позиции как первого, так и второго лица в стандартной формуле (см. схему выше). Например: (21) - Ich befehle niemandem mit mir zu gehen! (22) - Я никому не приказываю идти со мной.
Нельзя не признать, что утверждения, подобные выводам Р. Гейла, достаточно широко представлены в теории перформативности. В частности, они в полной мере проявились в эпоху постмодернистского "перформативного поворота" [см. подробнее работы 12-14], когда стремление к новизне, особенно в плане расширения границ применения названного термина в различных областях научного знания, неизменно сопровождается не только снижением эпистемических стандартов, но и семантической размытостью структуры понятия "перформатив / перформативность", а также весьма нестрогой теоретической манерой обоснования предлагаемых (или предложенных) подходов и направлений, где перформа-тивность предстает практически в отрыве от своих конститутивных признаков, сохраняя лишь данное Дж. Остином название. При этом можно констатировать, что фактически происходит стирание границ между феноменами перформативности и перформанса, описанных еще самим Дж. Остином [см.: 15].
Однако если не вдаваться в тонкости подмены функциональных свойств феномена перформативности понятием перформанса в парадигме постмодернизма и оставаться на позициях Дж. Остина, то следует согласиться с тем, что утверждения Р. Гейла являются
несостоятельными. Это можно доказать тем, что признак перформативности (в смысле концепции Дж. Остина, но не в работах по "абстрактному перформативу") репрезентирует факт целевого назначения (использования) таких высказываний в момент произнесения их говорящим. Поэтому отрицательная частица не может отрицать фактуальности того, что совершилось в момент произнесения. А вот в высказываниях, в которых говорящий информирует или сообщает о своем намерении совершить какое-либо действие, отрицание возможно, так как фактуальность еще не проявилась в координатах "я - здесь -сейчас". Например: (23) - Er schlägt vor den nächsten Zug zu nehmen; (24) - Он предлагает поехать следующим поездом. ^ (23-а) - Ег schlägt nicht vor den nächsten Zug zu nehmen. (24-а) - Он не предлагает поехать следующим поездом.
Поэтому высказывания (21-22) "Ich befehle niemandem mit mir zu gehen!" и "Я никому не приказываю идти со мной!" могут прагматически прочитываться двояко, в зависимости от того, какую позицию занимает отрицательное местоимение. Если позиция отрицательного местоимения входит в компонент перформативной формулы в качестве прямого дополнения, то структура высказывания принимает следующий вид: (21-а)
- Ich befehle, niemanden geht mit mir; (22-a)
- Я приказываю, никому со мной не ходить. В этом случае высказывания нельзя не признать перформативными, поскольку отрицание не направлено на иллокутивные параметры выражения интенционального содержания рассматриваемых высказываний. В остальных случаях они не являются перформативными, ибо говорящий отрицает сам акт выражения иллокутивности высказывания, акт выражения коммуникативной интенции. В этом смысле их вряд ли можно причислить к разряду перформативных высказываний, так как они представляют собой содержание акта обыкновенной декларации о намерении (заявления, объявления, подчеркивания, объяснения, разъяснения и т.п.). Ср.: (23) - Ich erkläre (sage, stelle fest, teile mit, unterstreiche, wiederhole), (dass) ich befehle niemandem mit mir zu gehen; (24) - Я заявляю (говорю, констатирую, сообщаю, подчеркиваю, повторяю), (что) я не приказываю никому идти со мной.
Приведенные примеры не противоречат, а, наоборот, подтверждают исходные посылки
перформативности Дж. Остина о том, что перформативный характер глагольных лексем в стандартной (канонической) формуле не может иметь актуально-длительного значения, потому что произнесение высказывания есть одновременно осуществление действия. Уникальность перформативного высказывания заключается в его единичности и невоспроизводимости. Всякое повторное воспроизведение перформативного высказывания нужно понимать как совершенно новое действие [см.:
1-3].
В этой связи необходимо дополнить, что не отмечены как возможные сочетания перформативных глагольных лексем в канонической перформативной формуле с наречиями длительности-краткости и с наречиями оценки. Представляется, что подобное положение дел обусловлено, главным образом, семантикой таких наречий, поскольку они выражают характеристику признака действия (речевого действия) или же сам признак целевого использования высказывания. При этом следует иметь в виду, что данный признак не является составной частью самого речевого действия. И на этом основании возможно сочетание перформативных глагольных лексем с указанными наречиями лишь в том случае, если в подобных высказываниях отсутствует признак перформативности. Ср.: (25) - Ich danke Ihnen lange für das schöne Geschenk; (26) - Я бесконечно / Я долго буду благодарен Вам за прекрасный подарок. Но возможно: (27) - Sie dankte ihm lange für das schöne Geschenk; (28) - Она долго благодарила его за прекрасный подарок. Аналогично также: Ich schlage Ihnen erfolgreich vor, mit uns zusammen zu singen; Я с успехом предлагаю Вам спеть с нами. Но возможно: Er schlug ihr erfolgreich vor, mit uns zusammen zu singen; Он с успехом предложил ей спеть с нами.
Совершенно очевидно, что стандартная матричная формула является наиболее типичной формой выражения коммуникативно-интенционального содержания перформа-тивных высказываний. Она характеризуется специфическими признаками, которые проявляются в ряде ограничений на сочетаемость перформативных глаголов с отрицательной частицей, отрицательными местоимениями, а также с оценочными наречиями и наречиями времени. Однако, как показывает языковой материал (например, фрагменты 5-8, 26), стандартная перформативная формула
способна к различного рода модификациям, преобразованиям и строевому изменению и, главное, конструктивному "расширению", приобретая статус композитного перформативного образования (комплекса) или композитного перформатива.
Особенно это проявляется в тех случаях, когда перформативный глагол выступает не в свойственных ему грамматических формах, а сочетается в исходной (инфинитивной) форме с дополнительными строевыми элементами в виде дополнительных строевых элементов, например, модальных и вспомогательных глаголов, предикатов мнения, намерения, оценки, разрешения / позволения, эмоционального состояния (главным образом, бояться, опасаться) и надежды, ср.: (29) - Lissy Plaggenmeyer: "Ich muss ehrlich gestehen, dass ich mir seinen Auftritt auch ein wenig anders vorgestellt hatte. Wir hatten uns alle die Rettung von ihm erhofft, dass er seinen Sohn zum Aufgeben bewegen würde" (Bosetzky, 110); (30) - Плаггенмейер: "Я должна честно признать, что я тоже немного по-другому представляла себе его выступление. Мы все ожидали от него спасения, что он склонит своего сына к сдаче"; (31) - Разрешите / позвольте пригласить вас на танец; (32) - Разрешаю начать жеребьевку; (33) - Боюсь / опасаюсь показаться вам смешным, чтобы предложить вам свой автомобиль; (34) - Надеюсь пригласить вас на семейное торжество; (35) - Я намерен / должен / полон решимости (решительности) вызвать вас на дуэль; и др.
Несмотря на наличие языковых фактов, фиксирующих взаимодействие перформативных глаголов в несвойственных им грамматических формах с дополнительными строевыми элементами, не наделенными ингерентными семантико-прагматическими свойствами пер-формативности, следует признать, что феномен композитных перформативов не стал (за некоторым исключением, см., например [7, с. 120-125; 9; 16]) объектом пристального внимания исследователей. Видимо, такое положение дел можно объяснить отсутствием работ, посвященных описанию семантических особенностей канонических перформативных конструкций.
Сочетание модальных глаголов* с пер-формативными лексемами в поверхностной
* О разном количестве и неодинаковой номенклатуре модальных глаголов в разных языках и даже у разных авторов при их выделении в рамках одного языка см. подробнее в [17].
манифестации репрезентируют модифика-ционный аспект семантической структуры высказываний, который накладывается на реляционный и предикационный уровни. Этот аспект в общей семантико-синтаксической организации композитных перформативных конструкций можно считать надстроенным, так как подобные модификации не затрагивают перформативный характер высказываний и их семантическую структуру.
Композитные перформативные конструкции, часть из которых в [9] именуются модали-зированными перформативами, отличаются от «чистых» перформативов тем, что матричная формула первых конструктивно осложнена, так как в ней перформативная лексема выступает в необычной для нее роли - в роли инфинитива, а модальный глагол представлен как "дополнительный строевой элемент" [9, с. 120]. Поэтому матричную формулу композитной перформативной конструкции можно представить следующим образом:
NP - MV - NP - IPV - Satz, т.е., с учетом предикатно-актантной конфигурации ее структуру можно представить в виде такой записи:
1 0 (2) 00 3 Главное отличие композитной перформа-тивной формулы от "чистых, канонических" перформативных матриц заключается в том, что предикатное ядро такой конфигурации (0) выражено не перформативным глаголом, хотя оно и представлено в форме первого лица единственного числа настоящего времени; инфинитивная часть предиката (00) - пер-формативный глагол, употребляется в форме инфинитива; первый аргумент (1) представлен местоимением первого лица единственного числа; второй аргумент (2) - местоимением второго лица единственного или множественного числа, круглые скобки указывают на факультативный характер позиции второго лица в конструктивном построении; третий аргумент (3) эксплицирован преимущественно придаточным предложением или инфинитивной группой, но в зависимости от конкретного заполнения матрицы может включать в себя различные корреляты.
Семантическое содержание матричной формулы композитного перформатива может быть представлено в виде следующей трехар-гументной конфигурации: "Я (1) - могу (хочу, должен, ...) (0) - тебе, Вам (тебя, Вас) (2) -инфинитив перформативного глагола (00) - в
том (о том, ...), что ... (3)", где 1, 2, 3 - аргументы (первый - носитель воздействия, второй - объект воздействия, третий - цель воздействия), 0, 00 - предикат, репрезентирующий отношение между аргументами. Конкретная семантическая конфигурация стандартной формулы композитного перфор-матива может быть выведена с учетом всех семантико-синтаксических признаков предикатного ядра, представленного конкретной семантикой строевого элемента-глагола.
Очевидно, что в структурно-манифеста-ционном плане композитная перформативная конструкция отличается от "чистой" перфор-мативной формулы тем, что ее исходная матричная формула конструктивно осложнена, в ней перформативная лексема выступает в необычной для нее роли - в роли инфинитива, а новый структурно-конфигурационный элемент (в данном случае это модальные или вспомогательные глаголы) представлен как "дополнительный строевой элемент". Однако при этом перформативная лексема не теряет в таком сочетании своих семантических и функциональных свойств, а используется в интерактивном плане для построения новой (не только коммуникативной, но и социальной) реальности интерактивных отношений между коммуникантами, чтобы формировать и создавать новые регулятивные действия для новых условий общения в момент использования данных конструкций по схеме "я - здесь - сейчас" [9, с. 120-125].
В этом плане использование композитных перформативных конструкций для формирования регулятивных действий в большей степени связано (и обусловлено) с маркированием их (действий, регулятивов) в зависимости (или с учетом) от стратегических и тактических целей говорящего субъекта или когнитивного агента. В одном случае они должны смягчить степень (вербального и социального) воздействия на адресата, в другом - наоборот, будут направлены на усиление комплексного воздействующего эффекта для достижения запланированной цели, а в третьем случае их предназначение будет сводиться к обыкновенной фиксации системы отношений между участниками социальной интеракции / коммуникации.
При использовании в композитных конструкциях дополнительных строевых элементов, к примеру модальных глаголов, наблюдается некоторая дисперсия их значения, так
как в своем большинстве они абстрагируются от своих конкретных лексических значений и не столько модифицируют семантику исходного образца, сколько отражают уровень регулятивных отношений между участниками речевого взаимодействия. В частности, они участвуют в организации кооперативного сотрудничества между собеседниками для реализации глобальной коммуникативной цели, охватывая степень интенсивности воздействия партнеров в полном объеме.
Говорящий использует композитный перформатив для того, чтобы управлять "оценочным восприятием" [18] адресата, который может не принять содержание репликового шага (дискурсивной, репликовой практики) по различным причинам. Например, по объективным причинам, если он не согласен с приказом, советом или утверждением говорящего, или по субъективным соображениям, если он расходится с говорящим в оценке какого-либо факта, события, если сомневается в правомочности последнего отдавать приказания, если адресат считает, что направленное на него утверждение, совет или приказ были слишком категоричными, противоречащими социальным условиям их интерактивного пространства и т.п. Такого рода расхождения в оценке партнерами какой-либо ситуации вполне правомерны и могут быть обоснованы тем, что каждый из коммуникантов может руководствоваться своим пониманием ситуации общения в силу разных причин (возрастных, социокультурных, образовательных и др.). Иначе говоря, одну и ту же ситуацию собеседники могут понимать, оценивать и интерпретировать по-разному.
Итак, композитный перформатив представляет собой конструктивно осложненную наличием строевых вспомогательных элементов (модальных и любых других вспомогательных глаголов, придаточных предложений и т.д.) матричную формулу "чистого" перфор-матива, с той разницей, что в ней перформа-тивный глагол употреблен в форме инфинитива. При этом показатель перформативности (перформативная лексема в соответствующей форме) не теряет своих семантических и функциональных свойств и используется, хотя и в несколько ином плане, для формирования регулятивных действий между собеседниками в условиях социально-коммуникативной интеракции. Причем строевые вспомогательные элементы композитной перформативной
матрицы, в частности модальные и другие вспомогательные глаголы, теряют, в своем большинстве, свои лексические значения и отражают уровень регулятивных отношений между участниками социальной интеракции, помогая в организации кооперативного сотрудничества по реализации основной цели в согласованном общении.
ЛИТЕРАТУРА
1. Austin J.L. How to do Things with Words. Oxford: Oxford University Press, 1962. 162 p.
2. Austin J.L. Performative Utterances // Austin J.L. Philosophical Papers. Oxford: Clarendon Press, 1963. P. 220-239.
3. Austin J.L. Performative - Constative // Philosophy and ordinary Language. Urbana: Urbana University Press, 1963. P. 22-54.
4. Почепцов Г.Г. Прагматический аспект изучения предложения // Иностранные языки в школе. 1975. № 6. С. 15-25.
5. Почепцов Г.Г. Предложение // Иванова И.П., Бурлакова В.В., Почепцов Г.Г. Теоретическая грамматика современного английского языка. М.: Наука, 1981. С. 164-281.
6. Wunderlich D. Sprechakte // Maas U., Wunderlich D. Pragmatik und sprachliches Handeln. 3. korrig. Aufl. Frankfurt / M.: Suhreamp, 1974. S. 69-188.
7. Романов А.А. Семантика и прагматика немецких перформативных высказываний-просьб. М.: Ин-т языкознания РАН, 2005. 153 с.
8. Кодзасов С.В. Перформативность и интонация // Логический анализ языка. Проблема интенсиональных и прагматических контекстов. М.: Наука, 1985. С. 216-227.
9. Романов А.А. Системный анализ регулятивных средств диалогического общения. М.: Ин-т языкознания РАН, 1988. 183 с.
10. Gale R. Do Рerformative Utterance Have any Constative Function? // The Journal of Philosophy. 1976. Vol. 67. № 12. P. 117-121.
11. Ross J.R. On Declarative Sentences // Readings in English Transformational Grammar / Eds. by J. Jacobs et al. Waltham: De Gryit, 1970. P. 377-397.
12. Paragrana. Internationale Zeitschrift für Historische Anthropologie, B. 10, Heft 1: Theorien des Per-formativen. München: W. Fink Verlag, 2001. 282 s.
13. Paragrana. Internationale Zeitschrift für Historische Anthropologie, B. 10, Heft 1: Praktiken des Per-formativen. München: W. Fink Verlag, 2004. 282 s.
14. Parker A. (Hrsg.) Introduction: Performativity and Perfpormance. N.Y.: Harvester Press, 1995. 249 p.
15. Романова Л.А. О трактовке перформативно-сти и перформанса в социальной коммуникации // Языковой дискурс в социальной практике. Тверь: ТвГУ, 2008. С. 336-340.
16. Романов А.А. Иллокутивные индикаторы прямых и косвенных речевых актов // Речевые акты
в лингвистике и методике. Пятигорск: Пятигорск. ин-т ин. яз, 1986. С. 195-200. 17. Мурясов Р.З. О парадигматике модальных глаголов в сопоставительно-типологическом плане // Человек в зеркале языка. Кн. 3 / Отв. ред.
А.П. Юдакин. М.: Ин-т языкознания РАН, 2008. С. 152.
18. Волошинов В.Н. Марксизм и философия языка. Л.: Прибой, 1930. 157 с. С. 79-81, 86.
26 ноября 2008 г.
ББК Ш 143.24-721
О ВЗАИМОДЕЙСТВИИ ПРОЦЕССОВ ФОРМИРОВАНИЯ ИСТОРИЧЕСКОЙ ПАМЯТИ И НЕОФРАЗООБРАЗОВАНИЯ ВО ФРАНЦУЗСКОМ ЯЗЫКЕ
Т.И. СкоI
Знакомство с существующей литературой по фразеологии - как отечественной, так и зарубежной - показывает, что характерным является утверждение, согласно которому "фразеология любого языка - это ценнейшее лингвистическое наследие, в котором отражаются видение мира, национальная культура, обычаи и верования, фантазия и история говорящего на нем народа" (курсив мой. - Т.С.) [1, с. 5].
Мы попытались посмотреть на эту проблему сквозь призму новой для историографических сочинений концепции исторической памяти. 80-е гг. XX в. были отмечены очередной глобальной ревизией эпистемиоло-гических оснований исторической науки, в результате которой в западной историографии было проблематизировано понятие "историческая память". Существенным моментом в развитии данной проблематики выступает то, что главным предметом истории становится не событие прошлого, а память о нем, тот образ, который запечатлелся у переживших его участников и современников, а затем транслировался последующим поколениям. Историческая память предстает как "идеальная реальность, которая является столь же подлинной и значимой, как реальность событийная" [2].
Материалом для нашего исследования послужили французские фразеологизмы, выбранные нами из нового словаря Ж.-К. Болоня "Qui m'aime me suive. Dictionnaire commenté des allusions historiques" [3].
В теоретических работах, посвященных вопросам фразеологии, тезис о том, что
основными источниками образования фразеологических единиц (ФЕ) являются устная и письменная речь, воспринимается как азбучная истина. При этом "в первом случае материалом для образования ФЕ служат свободные сочетания слов, представляющие собой более или менее пространные описания условий быта, общественных явлений, взаимоотношений, различного рода реакций, жестов и т.п. Во втором случае материалом для образования ФЕ служат тексты художественной литературы, публицистики, приказов, различных документов" [4]. С. Георгиева подчеркивает, что "профессиональная речь единодушно признается одним из наиболее активных ресурсов пополнения фразеологического фонда разных языков" [5]. Об образовании новых ФЕ на базе терминологических словосочетаний пишет К.П. Сидоренко. Исследователь отмечает, что "регулярное употребление терминологического словосочетания в переносном значении позволяет говорить об образовании фразеологизма" [6]. В.П. Соловьев утверждает, что "образование новых фразеологизмов на основе переосмысления терминологических словосочетаний является постоянно действующим источником пополнения фразеологии" [7].
В процессе образования новых ФЕ немаловажную роль играют экстралингвистические факторы. К ним Т.З. Черданцева относит: различного рода поверья, предрассудки, табу; внешность человека, его основные занятия, переживания, отношения с другими людьми; символы, связанные с различными животными; войну и охоту; игры; церковь и религиозные убеждения; литературу; по-
Скоробогатова Таисия Ивановна - кандидат филологических наук, доцент кафедры романо-германской филологии Южного федерального университета, 344006, г. Ростов-на-Дону, ул. Пушкинская, 150, e-mail: [email protected], т. 8(863)2697611.
Skorobogatova Taisia - candidate of linguistics, associate professor of the Romance and Germanic languages department of the Southern Federal University, 150 Pushkinskaya Street, Rostov-on-Don, 344006, e-mail: [email protected], ph. +7(863)2697611.
