CC BY
28
Политические процессы в посткоммунистическом пространстве
О. В. Золотокрылин
КОМПАРАТИВНЫЙ АНАЛИЗ ИНТЕГРАЦИОННЫХ ПРОЦЕССОВ В ЕВРОПЕЙСКОМ И ПОСТСОВЕТСКОМ ПРОСТРАНСТВАХ
Образование зон взаимного притяжения государств в рамках политико-экономического и географического полей связано с рядом показателей (см., например: Песцов, 2004): а) со склонностью к групповым взаимодействиям в составе с государствами-соседями; б) с продолжительностью этих взаимодействий; в) с масштабами указанных взаимодействий. В обширном географическом пространстве, включающем три макрорегиона (Западная Европа, Центрально-Восточная Европа и Российско-Евразийский регион) в настоящее время достаточно четко обозначились две зоны взаимного притяжения. К первой зоне — западноевропейскому интеграционному пространству — можно отнести страны собственно Западной Европы (их двадцать три), государства Центрально-Восточной Европы (шестнадцать) и два государственных образования в Юго-Западной Азии.
Геополитическое пространство первой зоны хорошо структурировано: в нем есть «ядро» (страны-учредители ЕС) и свои периферийно-маргинальные акторы, участие которых в кооперационных европейских проектах пока незначительно (к этой категории относятся, в частности, Молдавия и Украина). Основанием другой зоны тяготения выступают Российская Федерация, Беларусь и Казахстан. Внешнюю «периферию» этого основания составляют государства, которым пока сложно рассчитывать на быструю интеграцию в Европейское сообщество, — это те же самые Молдавия, Украина, Армения и Грузия, представляющие собой своеобразный «буфер». Существует и другая группа «периферийных» государств — четыре центральноазиатские страны, пытающиеся активно развивать взаимодействия с соседями в Юго-Западной Азии.
Интеграционные процессы, происходящие в постсоветском пространстве, имеют (в отличие от процессов европейской интеграции) ярко выраженную специфику. Эта специфика определяется тремя параметрами: динамикой, темпами и формами объединения. Динамика может не означать поступательного развития — от относительно простых государственных форм к более сложным интегри-
© Золотокрылин О. В., 2007
рованным образованиям, что при всей неоднозначности процесса характеризует становление Европейского сообщества. Темпы интеграции в европейском регионе и в постсоветском пространстве также принципиально различаются: если в начале 2007 г. в Европе этот процесс практически завершается (членами ЕС стали Румыния и Болгария), то судьба СНГ и его очертания пока просматриваются весьма смутно.
Все сказанное наводит на мысль о сложности и, более того, невозможности сравнения интеграционных процессов на постсоветском и европейском пространствах. Тем не менее подобное сравнение возможно, если иметь в виду геополитический регион, который объединяет восточноевропейские страны. На все эти государства после Второй мировой войны была распространена советская модель, представленная сталинской Конституцией 1936 г.; содержание периода транзиции был связано с переходом от номинального советского конституционализма к реальному, для которого характерен острый конфликт двух тенденций: демократизации (как правления большинства, причем коренной нации) и либерального конституционализма (его важнейший принцип — гарантии прав меньшинств и личности). Рывок к демократии вступил в противоречие с необходимостью непопулярных экономических реформ. При отсутствии культуры политических компромиссов основного успеха добивались наиболее демагогические партии — в подобных условиях обычно широко развивается феномен национального популизма, содержанием которого является раздача неоправданных обещаний быстрого улучшения ситуации. В результате страны Центрально-Восточной Европы пережили и продолжают переживать значительное количество коллизий, связанных как с интеграционными процессами (например, присоединение ГДР к ФРГ), так и своеобразными поворотами вспять — дезинтеграцией (распад Чехословакии и Югославии). Все указанные особенности роднят в определенной степени данный регион со странами бывшего СССР.
Необходимость компаративного анализа вызвана несколькими причинами: во-первых, сопоставление интеграционных «шагов» может способствовать выявлению общего алгоритма, направлений и способов (или, по крайней мере, попыток) решения возникающих на данном пути проблем; во-вторых, сравнение сложных объединительных процессов предоставляет возможность прогнозирования последствий (как положительных, так и негативных) интеграции. Объединительные процессы в Восточной Европе начались в первой половине 1990-х годов, когда институционализировалась так называемая Вышеградская группа, имевшая преимущественно экономический характер. Моделью механизма функционирования го-
Золотокрылин О. В. Компаративный анализ интеграционнъхпроцессов в европейском и постсоветском пространствах
сударств этой организации, в состав которой вошли Польша, Чехословакия, Венгрия, стал Бенилюкс.
Исследователи отмечают (см., например: Кривожихин, 2006), что, несмотря на достаточно быстрое и в определенном смысле успешное развитие1, внутри Вышеградской группы существовало немало центробежных тенденций, которые становились основанием разных по своей остроте конфликтов. Одно из первых противоречий сопровождало само ее создание в 1992 г.: Румынии было отказано в приеме по причине «низкого уровня» ее социально-экономического развития. Несколько позже обозначился еще один разлом — между «польским максимализмом» и «чешским минимализмом»: Варшава ратовала за учреждение постоянного органа для координации действий и единую банковскую систему. В противовес этому премьер-министр Чехии Вацлав Клаус так сформулировал свою позицию: «Мы не хотим ни постоянной штаб-квартиры, ни обязательств, ни механизмов... Речь идет о совершенно искусственном образовании, поощряемом Западом». «Вместе, но раздельно», — так он выразил свое видение функционирования союза (цит. по: Кривожихин, 2006, с. 100). Тогда же усилились и политические амбиции, ставшие основанием серьезных разногласий, — речь шла о приоритетности вступления в Европейское Сообщество: Чехия считала, что право стать примером для других стран должно принадлежать ей.
Следует отметить, что подобное политическое честолюбие постоянно сопровождает развитие интеграционных процессов и является источником множества конфликтных ситуаций. Так, аналогичное положение сложилось в Балтии, когда развернулась достаточно острая борьба между Эстонией, Литвой и Латвией за приоритет вхождения в ЕС. Первоначально ничто не предвещало конфликта: в середине 1990-х годов всеми балтийскими государствами было подписано соглашение о свободной торговле, главная цель которого — совместное движение в ЕС. Однако в 1996 г. произошел раскол единства в связи с выбором в качестве «первой ласточки» Эстонии, чему очень серьезное сопротивление оказала Латвия. ЕС удалось достаточно успешно решить проблему приоритетности, когда в мае 2004 г. одновременно десять стран ЦВЕ вошли в Европейский Союз. Таким образом, амбиции политического руководства этих государств были, если и не удовлетворены полностью, то, по крайней мере, снижены.
1 Так, под эгидой Вышеградской группы проводились начиная с декабря 2000 г. регулярные саммиты с целью обмена опытом и оказания помощи в подготовке ЦВЕ к вступлению в Европейский Союз.
Иной характер носит ситуация на постсоветском пространстве. Здесь нет такого «арбитра», каким являются структуры ЕС, нет такой организации, куда так жаждут вступить государственные образования. Уровень общественной поддержки идеи интеграции в СНГ в значительной степени зависит от способности руководства стран «продать» широким массам «идею присоединения». Подобная попытка неоднократно предпринималась руководством России и Белоруссии. При этом, анализируя эволюцию белорусско-российских отношений, нужно обратить особое внимание на амбиции политического руководства обеих стран (см.: Коктыш, 2006).
Изначально Союзный договор предполагал перспективное объединение России и Белоруссии в единое государство, то есть ликвидацию одного из двух субъектов. Позиция российской стороны безусловно подразумевала в этом Союзе первенство Российской Федерации. Между тем вся вторая половина 1990-х годов была периодом интенсивной рекламной кампании А. Лукашенко в российском информационном пространстве, где президент Белоруссии выступал в образе главного объединителя славянских народов. В тот период Лукашенко лично посетил около двух третей российских регионов, что не могло не встревожить Москву, и Кремль стал затягивать «переходный период».
После выборов 2000 г. ситуация кардинально изменилась: Лукашенко, лишившись властной перспективы на союзном пространстве, начал «затягивать» интегративный процесс, рассматривая это не как тактику, а как осмысленную стратегию. С конца 1999 г. он приступил к ликвидации инструментальных, социальных, а затем и политических оснований для объединения. Была отменена прямая трансляция российских телеканалов; в государственных СМИ развернулась интенсивная кампания по дискредитации России — белорусская пресса представляла Россию как страну «нестабильности и терроризма, захваченную мировым сионизмом». О Союзном договоре перестали упоминать как о перспективе, а сам Лукашенко стал говорить о превращении «белорусского народа в белорусскую нацию» (см.: Коктыш, 2006, с. 108-109). Таким образом, договор оказался не столько средством институционализации двусторонних контактов, сколько способом ее избежать, причем по обоюдному желанию.
Возвращаясь к оценке специфики интеграционного процесса стран ЦВЕ в Европейское Сообщество, следует отметить преобладание исключительно положительных ожиданий от вхождения в ЕС. В начале 1990-х годов оценка непосредственных выгод, которые могут получить государства Центрально-Восточной Европы от вступления в ЕС, варьировалась от «существенных» до «очень сущест-
Золотокрылин О. В. Компаративный аналш интеграционны^процессов в европейском и постсоветском пространства.х
венных», но само их наличие не подвергалось сомнению. Правда, по мере продвижения по пути в Европейский Союз количественные оценки давались все реже. В результате среди специалистов-сторонников расширения ЕС все чаще обсуждались не выгоды присоединения, а цена неприсоединения к ЕС (см., например: Страны Центральной и Восточной Европы, 2002). Так, отмечалась относительная ограниченность эффекта от ожидаемого присоединения к таможенному союзу, поскольку страны уже на этапе ассоциированного членства получили возможность до 60-65% своего товарооборота осуществлять на беспошлинной основе, а с 2001 г. торговля промышленными товарами практически на 100% освобождена от пошлин. Вместе с тем результатом вступления становится ужесточение регулирования производства по новым западноевропейским правилам конкуренции, а также по техническим стандартам и нормам защиты потребителей, которые играют не менее лимитирующую экспорт стран ЦВЕ в ЕС роль, чем таможенные барьеры.
При этом помимо сугубо прагматических моментов, ограниченных преимущественно получением политико-экономических выгод, государства Центрально-Восточной Европы возлагают надежды на помощь ЕС в интенсификации развития социальной сферы, культурной и научной областей, охраны окружающей среды, наконец, связывают свое вступление с ростом государственного престижа. Следует отметить, что здесь их тоже ждут определенные разочарования: «цена» введения странами законодательных норм и стандартов, установленных в ЕС, значительна, особенно дорогостоящим оказывается внедрение законодательства в области охраны окружающей среды, защиты животных и прав потребителей. Так, по имеющимся оценкам, внедрение Венгрией стандартов и норм ЕС обойдется ей в 50-120% годового ВВП (см.: Страны Центральной и Восточной Европы, 2002, с.38) . Рост цен будет сопровождаться падением потребительского спроса. Преодолеть эту негативную тенденцию удастся только в случае осуществления значительных инвестиций в модернизацию сельского хозяйства стран ЦВЕ. Этот процесс потребует десятилетия и будет сопровождаться изменением структуры производства и потребления.
Наконец, следствием вступления в ЕС становится нарастание ряда структурных проблем и региональных дисбалансов в странах ЦВЕ. Как показывает анализ, при достигнутом за последние годы определенном нивелировании уровней доходов в отдельных странах-членах ЕС региональные диспропорции внутри стран возросли. Периферия и наименее развитые районы, каковых в странах ЦВЕ немало, будут в наибольшей степени испытывать на себе послед_ 39
ПОЯИТЭКС- 2007. Вып. 3. №3
ствия ужесточения конкуренции в результате открытия рынков. Следует ожидать, что имеющиеся в настоящее время в ряде стран ЦВЕ региональные диспропорции усилятся.
Для постсоветского пространства характерна несколько иная ситуация. Государства СНГ априорно связывали свое пребывание в Союзе исключительно с экономико-политическими дивидендами. Основным стимулом к сотрудничеству в этом случае является (хотя и не декларируется открыто) стремление к получению (увеличению) с помощью коллективных усилий индивидуальных выгод в виде расширения торговли, ускорения темпов экономического роста или создания новых отраслей промышленности. Поэтому эффективность в этом случае определяется не столько общими достижениями, сколько справедливостью их распределения и размером индивидуальной доли выгод. Постоянно возникающие в этой связи «дистрибутивные» конфликты подрывают единство групповых образований, провоцируя участников на поиск новых, более благоприятных для них конфигураций партнеров. Иначе говоря, основная цель группового сотрудничества акторов постсоветского пространства — получение реальных экономических выигрышей в ближайшей перспективе, а интеграция рассматривается как средство ускорения индивидуального экономического роста.
Указанный фактор в значительной степени обусловливает и ужесточает борьбу политических элит стран-членов Содружества Независимых Государств за властный приоритет в этой организации. При этом стагнация и повороты вспять в процессе интеграции на постсоветском пространстве во многом определяются качественной неоднородностью государств бывшего СССР: а) незавершенностью системных социально-политических и экономических преобразований; б) возникновением различных интересов, функционирующих как на уровне государств, так и на уровне хозяйствующих субъектов; в) разделом бывшего экономического пространства СССР на «сферы влияния» стран дальнего зарубежья (от США до Пакистана и Турции); г) различиями в направленности экономических реформ стран Содружества; так, «шоковая терапия» характерна для России, Грузии, Украины, Киргизии, государственное руководство национальной экономикой свойственно для Узбекистана, Туркменистана, Белоруссии, «промежуточный», смешанный вариант, где применяются элементы обоих механизмов — Казахстан; д) усилением этнической идентичности и порождаемыми этим межэтническими конфликтами.
Результатом обозначенных проблем является высокий уровень энтропии в развитии интеграции. Если страны центрально-европейского региона, включившиеся в ЕС, имеют достаточно оп-
Золотокрылин О. В. Компаративный анализ интеграционнъхпроцессов в европейском и постсоветском пространствах
ределенную перспективу, хотя и сопровождаемую отдельными негативными издержками (о некоторых уже говорилось выше), то на геополитическом пространстве бывшего СССР такой определенности не ощущается. При этом ключевым моментом неопределенности является позиция руководства России. Если оно выберет путь политического изоляционизма, то это может стать серьезным препятствием для модернизации всего постсоветского пространства. Аналитики прогнозируют, что страны западной части Евразии в целом будут к 2020 г. продолжать балансировать между Россией и Западом. Украина, Грузия и Молдавия будут по-прежнему стремиться к получению полного членства в НАТО и ЕС. По мнению западных экспертов, возможно дальнейшее развитие внутренней интеграции на постсоветском пространстве (прежде всего на базе России, Белоруссии и Казахстана), особенно если эти страны не будут допущены в ключевые западные институты (Россия и постсоветское пространство, 2006, с. 28). В этом плане озабоченность целого ряда западных специалистов вызывает зависимость названных государств от поставок сырья (прежде всего энергоносителей) из России и попытки создания различных форм интеграции в Евразии (ЕвразЭС, ОДКБ) в той мере, в какой они представляются в качестве альтернатив процессам глобализации, модернизации и вес-тернизации постсоветского пространства (см., например: The US military, 2004). Наконец, неустойчивость и неопределенность перспектив интеграционных процессов постсоветского ландшафта выражается в слабости институциональных структур и перманентном возникновении все новых организационных образований, которые не только слабо отвечают запросам сообщества, но, напротив, зачастую и создаются в качестве альтернативных объединений, «разрывая» это пространство на части. За последние 15 лет, помимо Содружества Независимых Государств, были созданы Единое экономическое пространство (ЕЭП), ГУАМ (Грузия, Украина, Азербайджан, Молдова), Организация черноморского экономического сотрудничества (ОЧЭС), Таможенный союз (образован в 1995 г. вначале Россией, Белоруссией, Казахстаном), который со вступлением в него Таджикистана и Киргизии преобразован в 1999 г. в Евразийское экономическое сообщество (Евразэс).
Анализ интеграционных процессов, протекающих в Восточной Европе и на постсоветском пространстве, позволяет сделать ряд выводов. Общий алгоритм объединения включает несколько этапов: подготовительный, когда осуществляется осмысление сложностей и дивидендов интеграции на уровне правящих элит, затем «продажа» общественному мнению этой идеи, создание государст-
венных механизмов, обеспечивающих интеграцию (в том числе и пропагандистских инструментов, способствующих более естественному восприятию качественно нового состояния), наконец, институ-ционализация (политическая и экономическая) вступления в организацию наднационального характера. Разумеется, все эти этапы сопровождаются множеством различных противостояний и конфликтов. Их предметом становятся, прежде всего, амбициозные притязания руководства различных стран; финансово-экономические интересы; этнонациональные противоречия; настороженность и недоверие общественного мнения в отношении реальных, а не декларированных последствий интеграции.
Тем не менее в основе западноевропейского интеграционного процесса лежит достаточно ясная философия мироустройства, он опирается на наиболее проработанную концептуальную часть общей теории регионализма. Межгосударственное сотрудничество здесь в своем развитии ориентировано на фундаментальные политические цели и коллективную выгоду. Проходя через многочисленные возмущающие внешние и внутренние воздействия, Европейский союз неизменно восстанавливал траекторию своего развития в соответствии со стратегическими ориентирами. Конкретные экономические выгоды с самого начала рассматривались как средство (инструмент) достижения основной цели — политической унификации как условия появления стабильной и безопасной социальной системы.
Что же касается способов решения возникающих на данном пути конфликтов и противоречий, то можно констатировать: механизм их разрешения представляет собой двухшаговую тактику. В процессе углубления интеграции первый шаг — установление новых (очередных) целей и их достижение наиболее подготовленной и активной группой участников. Вторым шагом является «подтягивание» к этим завоеванным позициям остальных членов сообщества. В рамках расширения — сначала установление для претендентов «входных ориентиров», параметров, позволяющих им включаться во внутриорганизационные процедуры и проекты, затем — предоставление полноправного членства и подтягивание до общего уровня во всех других отношениях. ЕС удалось успешно применить ряд инструментов, чтобы снизить «накал страстей» в странах ЦВЕ, в частности стимулировать создание организаций коллективных действий (в некотором смысле прообраз ЕС), где бы государства учились совместно вырабатывать решения, что в свою очередь способствовало бы большей адаптированности к новым условиям функционирования. Такими организациями выступили Центрально-Европейская зона свободной торговли (СЕФТА), уже упоминавшаяся Вышеград-
Золотокрылин О. В. Компаративный анализ интеграционнъхпроцессов в европейском и постсоветском пространствах
ская группа, Совет Балтийских государств — его членами, помимо стран Балтии, стали Дания, Германия, Финляндия, Швеция, Россия, Польша, Норвегия, Исландия и Еврокомиссия). Для нейтрализации политических амбиций вполне удачно был использован механизм синхронного вступления в Европейское Сообщество.
К сожалению, подобная подготовительная практика на постсоветском пространстве отсутствовала, поскольку, как уже отмечалось, здесь нет авторитетной организации, куда бы страны бывшего СССР стремились вступить. Ценность СНГ носит номинальный характер как в глазах политических элит, так и на уровне общественного мнения. Между тем опыт деятельности в этом направлении Европейского Союза был бы, несомненно, полезен для постсоветских государств, несмотря на существенные различия в их социально-экономическом и политическом развитии.
Литература
Коктыш К. Белорусский проект обретения идентичности // Pro et Contra. 2006. № 2-3 (32).
Кривожихин С. Центрально-Восточная Европа на пути в ЕС: роль интеграционных группировок приграничных районов // Власть. 2006. № 12.
Песцов С. К. Современный международный регионализм: сравнительная историческая динамика. Владивосток, 2004.
Россия и постсоветское пространство в 2020 году: прогнозы зарубежных аналитиков // Россия и мир в 2020 году: прогнозы зарубежных аналитиков. М.: МГИМО-Университет. 2006. Вып. 9 (14). Декабрь.
Страны Центральной и Восточной Европы на пути в Европейский Союз. М.: Наука, 2002.
The US military presence in Central Asia. Интервью с экспертом в области антитерроризма Роджером Мак Дермоттом // Свобода. 2004. 24 мая.
ПОЯИтЭКС- 2007. Вып. 3. №3
